   |
| |
Александр БАЙГУШЕВ |
|
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
О проекте
XPOHOCРусское полеМОЛОКОБЕЛЬСКСЛАВЯНСТВОПОДЪЕМЖУРНАЛ СЛОВОВЕСТНИК МСПС"ПОЛДЕНЬ""ПОДВИГ"СИБИРСКИЕ ОГНИРОМАН-ГАЗЕТАГАЗДАНОВПЛАТОНОВФЛОРЕНСКИЙНАУКАГЕОСИНХРОНИЯ |
Александр БАЙГУШЕВКультовый поэт русских клубовВалентин Сорокин(пятнадцать тайн «русского сопротивления») Тайна шестая. Валентин Сорокин и Иосиф Бродский. Два отчаянных «клюевца». На ком остановить русский выбор?Почему вдруг было у нас такое сопоставление? А дело в том, что оно в то далекое советское время было для «русских клубов» очень актуальным. Лев Аннинский сейчас пишет, что якобы Клюев после 1917-го года был искусственно упрятан в забвение. Но это верно лишь отчасти. Да широкая масса даже имени его не знала. Но он оставался «поэтом для поэтов». Есть прекрасная антология «Венок Николаю Клюеву» (М., Прогресс-Плеяда, 2004). Ее составитель Сергей Субботин отмечает, что «неповторимая клюевская поэзия с ее древнерусскими (и языческими, христианскими) корнями, уникальная личность поэта и его трагическая судьба» - всегда была настольной библией для поэтов. На Клюеве поэты учились. Сам великий Сергей Есенин назвал Николая Клюева своим учителем, апостолом. В антологию «Венок Николаю Клюеву» вошло 135 произведений 95 русских поэтов, поклявшихся в верности Клюеву как свою учителю. Причем, среди них весьма громкие имена. Тут рядом с Сергеем Есениным Анна Ахматова, Александр Ширяевец, Сергей Городецкий, Борис Ручьев, Игорь Северянин Александр Богданов, Петр Орешин, Всеволод Рождественский, Эммануил Герман, Василий Князев, Даниил Хармс, Александр Безыменский, Александр Прокофьев, Павел Васильев, Семен Кирсанов, Анатолий Бергер, Сергей Давыдов, Николай Браун, Николай Тряпкин, Семен Липкин, Федор Сухов, Глеб Горбовский, Герман Ратгауз, Наталья Сидорина, Дмитрий Пригов, Александр Межиров, Геннадий Иванов, Роберт Винонен, Евгений Евтушенко. Обратим внимание в созвездии присягающих апостолу поэзии Николаю Клюеву, хотя это самый ярко выраженный русский православный поэт, не только «черносотенные» имена. Напротив, много поэтов еврейского происхождения. Мистическая тайна поэзии не знает ксенофобии и разъедающих душу склок вокруг русофобии и антисемитизма. Внутреннее разделение проходит по другому рубежу: одни поэты еще держатся за «ветхозаветный принцип» Закона (естественно, что среди таких преобладают евреи), другие исповедуют «новозаветный принцип» Благодати (естественно, что среди таких больше русских как нации, специально выращенной Господом для того, чтобы принести Благодать всему человечеству). Как пишет тот же Сергей Субботин, в советское время – цитирую: «имя Клюева находилось в глубокой тени. Правда, иногда его поминали, но преимущественно вскользь и в негативных тонах. В конце 1950-х - начале 1960-х разрешили говорить и писать о Есенине. Но Клюева чаще всего было принято помещать на первый план среди тех, к кому применялось есенинское – «черный человек»». Тем показательней, что зато поэтический клан буквально молился на Клюева. Сами поэты понимали, что от них в неблаговидных политических целях искусственно прячут великого поэта. Только в 1990-х годах были изданы несколько сборников стихотворений Клюева, одновременно в Москве и Петрозаводске, и была, наконец, опубликована В.А. Шенталинским извлеченная из архивов КГБ вершинная поэма Клюева «Песнь о Великой Матери». А в журнале «Новый мир» (1987, №7) массовым тиражом напечатана другая великая поэма Клюева «Погорельщина». А в 60-х годах мы в «русских клубах» о поэзии Клюева могли делать только секретные доклады. Я помню как влюблено читал нам запрещенную поэму Николая Клюева Валентин Сорокин. А чтецом Сорокин был прекрасным. Под стать Есенину.
Николай Клюев
Отрывок из поэмы «Погорельщина»
Явленье Иконы – прилет журавля, - Едва прозвенит жаворонком земля, Смиренному Павлу в персты и в зрачки Слетятся с павлинами радуг полки, Чтоб в роще ресниц, в лукоморье ногтей, Повывесть птенцов – голубых лебедей, - Их плески и трубы с лазурным пером Слывут по Сиговцу «доличным письмом». «Виденье Лица» богомазы берут То с хвойных потемок, где теплится трут, То с глуби озер, где ткачиха-луна За кросном янтарным грустит у окна. Егорию с селезня пишется конь, Миколе – с крещатого клена фелонь, Успение – с перышек горлиц в дупле, Когда молотьба и покой на селе. Распятие – с редьки: как гвозди креста, Так редечный сок опаляет уста. Но краше и трепетней зографу зреть На птичьих загонах гусиную сеть, Лукавые мерды и петли ремней Для тысячи белых кувшинковых шей. То образ Суда, и метелица крыл – Тень мира сего от сосцов до могил.
Мы настойчиво искали Клюеву преемника. Почему мы остановились на Валентине Сорокине? Молодой Бродский и молодой Валентин Сорокин. Это были как бы два полюса на глобусе поэзии того время. Поразительно контрастных и друг друга прекрасно оттенявших, так как формально были, казалось бы, из диаметрально противоположных лагерей. Но они оба сразу же демонстративно вызывающе объявили себя заклятыми «клюевцами». А ведь, еще раз подчеркиваю, имя Николая Клюева было тогда под полным запретом – его все считали первым русским фашистом. Конечно, не в гитлеровском духе, а в более благородном и толерантном к оппозиции духе Муссолини. Но были тогда под запретом и «Стихи к роману» Бориса Пастернака. Я с детства был помешан на Николае Клюеве. Его мне принес мой дед Прохоров (из тех самых миллионщиков Прохоровых; фамилия Байгушев – вынужденный революцией псевдоним, к фамилии с азиатчинкой в советское время меньше придирались. А с фамилией Прохоров разве куда сунешься?). Но не меньше Клюева я любил и тогда запрещенные христианские стихи Пастернака. Я до сих пор искренне люблю и его лучшего наследника в поэзии Иосифа Бродского. Мы, русские из «русских клубов», никогда не были примитивными бытовыми антисемитами. Православные евреи с русским менталитетом, вроде Иосифа Бродского или поразительно одаренного Анатолия Салуцкого (автора великой книги - программного манифеста «Из России с любовью. Роман о богоизбранности»), всегда были для нас абсолютно «нашими». Своими, в нашем общем восприятии глубоко русскими и православными по духу. Во избежание недоразумений скажу сразу, что Иосиф Бродский сам про себя шутил, что он «евреец с неискоренимым русским менталитетом». Он писал о себе: «У русского человека, хотя и еврейца, конечно, склонность полюбить чего-нибудь с первого взгляда на всю жизнь, я полюбил Империю – Москву – Третий Рим». Тут они явно перекликаются с Сорокиным:
Валентин Сорокин
Ливни детства
Ах, ливни детства, вы отрокотали, И отзвенели стаи лебедей, - Угрюмей путь и необъятней дали, И горы жизни выше и трудней.
Я их вершины одолеть пытался, Над прошлым встал, над будущим я встал, В грозу с орлом над бездной побратался: Есть храбрецы? Свободен пьедестал!..
Единственная, верная, святая, - Ты и отвага, молодость и ты! Опять, опять звенит лебяжья стая, Бегут к реке глазастые цветы.
Проснулся день в обители небесной И свет зари над нами, свет зари, И вновь орёл парит над гиблой бездной Но ни о чём ты с ним не говори!...
Ах, годы, горы, за бессмертной синью Я честен был, наивен и удал И никому страданья за Россию И красоты твоей я не отдал.
Звезда и жизнь, судьба и скалы, скалы: Я крест Христа сквозь непогодь пронёс, - О, не вчера ль погода нас ласкала Ладонями горячими от слёз?
Благодарю тебя, реку и дали, И пусть мгновенно счастье у людей, Но ливни наши не оттрепетали, Не отзвенели стаи лебедей!..
Пути в Высокую Поэзию у Сорокина и Бродского были немного разными. Валентин Сорокин пришел из коренной русской глубинки – учился у русской природы, у своей матери-сказительницы. Иосиф Бродский – городской поэт, из «цивилизации» со всеми плюсами образованности и минусами разрыва с почвенными корнями. Потерей кровной связи с Природой. Но каждому своё. Иосиф Бродский с юности входил в образованнейший кружок Анны Ахматовой и видел в себе продолжателя имперских традиций Николая Гумилева. За это свои же ленинградские евреи его и сдали Андропову (Файнштейну) на высылку. Да и как им было Бродского не сдать, если он знаково восхвалял своего ленинградского коллегу поэта-русофила Глеба Горбовского: «Конечно же, это поэт более талантливый, чем, скажем Евтушенко, Вознесенский, Рождественский» (весь раскручиваемый тогда «жидовствующий» букет! – А.Б.). А Волкову, составлявшему антологию русской поэзии ХХ века, Бродский продиктовал: «Если в ту антологию, о которой вы говорите, будет включена «Погорельщина» Клюева или, скажем, стихи Горбовского – то «Бабьему Яру» Евтушенко (Гангнуса) там делать нечего…» Вот так жестко наотмашь про евтушенковскую панихиду, вокруг которой евреи типа Андропова (Файнштейна) стонали. Я ездил по личному поручению Леонида Брежнева, которому написал прощальное письмо с жалобой на КГБ Андропова сам Бродский (не многие знают об этом пронзительном письме), в Ленинград к его тогдашнему партлидеру, члену Политбюро Романову разбираться с той поганой провокацией против никакого не антисоветчика, а честнейшего и искреннейшего русского поэта еврейского происхождения Иосифа Бродского, и когда-нибудь расскажу об отвратительных действующих лицах той циничной истории. А сейчас лишь подчеркну, что, даже эмигрировав в ореоле обиженного «красными русскими» в США, Иосиф Бродский категорически отказался от еврейской общины: «Никаких синагог, пожалуйста. В синагогах я выступать не буду. Считаю ли я себя евреем? Я плохой еврей! Считаю себя русским поэтом. Я даже понимаю антисемитизм. В вопросе антисемитизма надо быть очень осторожным. Нельзя заставлять себя любить насильно, как это делают евреи в России. Ведь все мы в какой-то степени расисты. Какие-то лица нам не нравятся. Какой-то тип красоты. Мне нравится русский тип красоты. И в Израиль я не ступлю ни ногой даже за Нобелевскую премию. Я русский поэт. А вы знаете, для русского человека нет большой разницы между Ветхим и Новым Заветом. Для русского человека это по сути одна книга с параллельными местами, которую можно листать взад-вперед. Поэтому, когда я оказался на Западе, я был поражен строгим разграничением на евреев и неевреев. Я думал: «Ерунда! Чушь собачья! Ведь это лишает талант перспективы». Многие недоумевали, почему Бродский не вернулся после падения советский власти в Санкт-Петербург, хотя страшно тосковал по родному городу. Но куда ему было возвращаться? Опять в окружение тех, кто его затравили и сдали, а теперь еще и к «демократической» власти пришли?! Популярный современный критик Владимир Бондаренко, автор знаменитой «Программы Бондаренко-Бродского» по налаживанию русско-еврейских взаимоотношений в замечательной, пророческой книге «Живи опасно» оторопело недоумевает: «Меня в Иосифе Бродском удивляет другое: что русскости в своей поэзии и даже в жизни, в ее запредельности и амбивалентности он так и не сумел преодолеть. И еврейскость в свою культуру не пустил. На этом сходятся и Александр Солженицын, и Наум Коржавин, и Шимон Маркиш. Откровенный Шимон Маркиш пишет: «Смею полагать, что в уникальной поэтической личности Бродского еврейской грани не было вовсе. Еврейской темы, еврейского «материала» поэт Иосиф Бродский не знает – это «материал» ему чужой…» Он не был иудеем ни по вере, ни по мироощущению, впрочем, так же, как и Осип Мандельштам, и Борис Пастернак, выбравшие себе тоже осознанную судьбу в русской культуре». Я сознательно процитировал такие оценки Бродского и понятия «еврейства» со стороны самих видных, самых авторитетных еврейских теоретиков. Чтобы читатели моей книги понимали, что сама по себе проблема тут сакральная. Зависит не от крови в жилах, а от духа человека. И чему тут оторопело недоумевать-удивляться? Таких, как Исаак Левитан, Антон Рубинштейн, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Иосиф Бродский, Лев Аннинский, Анатолий Салуцкий, выбравших себе осознанную судьбу в русской культуре, - множество. И без них сильно обеднела бы русская культура. А вот удивляться надо на других, на таких, как Швыдкой или Бушин, на тех, кого русская почва взрастила, а они на русской почве гадят. Но, видимо, и в этом «отщепенчестве», самый яркий образец которого по мнению Александра Солженицына, Владимир Ленин (Бланк), тоже есть своя логика. Таких же «отщепенцев» полно не только среди русских евреев, но и среди чистокровных русских, вроде, например, продажного партократа А.Н. Яковлева или интеллигента Егора Яковлева. Читатели, наверное уже обратили внимание, что мой разговор о Валентине Сорокине держится на одной главной сквозной теме – русско-еврейского (еще хазарского) противостояния в культуре. Это неизбежно, поскольку Валентин Сорокин – поэт пророческого дара, а это противостояние всегда было движителем развития русской культуры. Но я сразу же ставлю точки над «и», чтобы не было кривотолков из компании какого-нибудь гнусного А. Брода. Брод делает свой маленький «гешефт» на организации некоего провокационного подрывного Московского бюро по правам человека на американские миллионные гранты и услужливо объявляет русских общественных деятелей фашистами по заказу известного американского Объединения в защиту прав евреев, коему Россия обязана дискриминационной поправкой Джексона-Веника в торговле с США. Поэтому объясняю таким провокаторам, что у русских сакральное провиденциальное противостояние не с евреями по крови, а с теми, кого русская Церковь еще с Х111 века называет богословским термином «жидовствующие». «Жидовствующие» - это определение не по крови, а по идейным взглядам. Напомню, что согласно исихастской доктрине, на которой в Х11 – Х111 веках сформировался русский народ (на богословском языке «Москва – Третий Рим) создать русский народ понадобилось Господу для того, чтобы сделать его вторым избранным мессианским народом. Видный современный мыслитель Анатолий Салуцкий в философской эпопее «Из России с любовью. Роман о богоизбранности» (с предисловием Льва Аннинского) развивает идею, что «произошел перенос исторической избранности внутри одной иудо-христианскорй цивилизации – с первого избранного Господом народа (еврейского) на второй избранный тем же Господом народ (русский)». И Салуцкий абсолютно прав: именно эта идея центральная во всей эсхатологии православной тайной доктрины – исихазма. Особо подчеркиваю. У евреев с русскими очень острые, но сугубо внутренние (не доступные гнилому прагматичному Западу и его лакеям Бродам) философские споры внутри единой цивилизации. Не случайно во всех канонических исихастских православных документах Святая Русь именует себя Второй Израиль. Поэтому когда русский человек завел философский спор с евреем, остальные отойдите в сторонку – вы все равно никогда ничего не поймете, не для вас, западных потребителей ширпотреба, высокий духовный уровень русско-еврейской полемики. Не для вас наши великие духовные состязания. Но, к сожалению, в высокий элитарный духовный спор мессианских «ветхозаветцев» (евреев) и мессианских «новозаветцев» (русских), вмешалось западное потребительство, опустившее сакральную философию до уровня «жидовствования» (одинакового как с еврейской, так и с русской стороны – уж чего-чего, а быдла и у тех и у других хватает с избытком). Тут вся беда в том, что от имени еврейства, под «крышей» еврейства к нам в русскую культуру прорвалось и заполнило чиновничьи верхи (диктующие государственную политику) именно наглое быдло, какого и среди русских с избытком. Это нахрапистые и абсолютно неинтеллигентные базарные местечковые «отщепенцы», вроде Швыдкого или Жириновского, в лучшем случае Жванецкого. Люди, про тип которых брезгливо сказала сама идейная «русофобка» (это ее право!), но одаренная и интеллигентная Юнна Мориц:
Как мало в России евреев осталось, Как много жида развелось…
Валентин Сорокин как культовый поэт «русских клубов» вырос до мистической знаковой фигуры именно на таком сакральном противостоянии. То есть на духовном противостоянии не с евреями, а с «отщепенцами». С «жидовствующими». Противостояние, еще раз подчеркну, никогда не было и не могло быть в интеллигентных русских кругах противостоянием бытовым - по крови. Поэтому ни о каком антисемитизме в его бытовом ксенофобском понимании, пойми читатель, у нас всех русских и у нашего поэта-пророка не может быть и речи. Как смешно созвучие фамилий великий русский еврей Брод-ский и дешевка, усеченный до корня Брод, сшибающий гранты за русофобские провокации! Увы, и в еврейской дружной семье не без своих уродов. Нам, русским, близки Бродские и ненавистны ущербные Броды. В этом ключ к русско-еврейским отношениям. Но вернусь к сопоставлению поэзии молодого Бродского и молодого Валентина Сорокина. Не только по возрасту, по времени вхождения в сокровение сокровений русской поэзии, но и по масштабу дарования и даже по неистребимым имперским амбициям Иосиф Бродский с Валентином Сорокиным во многом близки. И - оба целиком вышли из Николая Клюева. Как объяснял Бродский: «В Клюеве очень силен гражданский элемент. У него, как и у всякого русского человека, постоянно ощущаешь стремление произнести приговор миру. Да и лиризм, музыкальность стиха у Клюева… это лиризм секты. Русский поэт стихами пользуется, чтобы высказаться, чтобы душу излить». Бродский это пишет о своем кумире Клюеве, а ведь ощущение, что он это пишет о своем сверстнике Валентине Сорокине, настолько проникновенно и точно ложится характеристика. И даже насчет «секты» все в точку. Валентин Сорокин стал сектантом «русского ордена». Открою уж тайну: Иосиф Бродский тоже к нам в «русский орден» неумолимо шел – вот его Андропов (Файштейн) и выбросил от нас за границу. Мы тогда все страшно переживали за честнейшего мученика Иосифа Бродского. Родиться имперским поэтом Отечества и остаться без Отечества?! Зато по прихоти судьбы-индейки с официальной славой Бродскому повезло больше. Анна Ахматова по поводу заточения Бродского в «Кресты» и шумного суда над Бродским сказала: «Какую биографию делают нашему рыжему, как будто он специально кого-то нанял». Нобелевскую премию дают не каждому. Но сделаю совершенно кощунственное признание. Однако и для Валентина Сорокина все могло сложиться совершенно так же, как у Бродского - даже с большей степенью вероятности. Что подтверждает пример Солженицына. Мы, если мобилизовать все тайные русские силы во всем мире, всегда что-то могли. Мы даже добились Нобелевской премии для члена ЦК КПСС Михаила Шолохова. Сейчас Валентин Сорокин награжден высшим орденом сакральной Русской Империи – Звездой ордена Андрея Первозванного – открою эту тайну Русского Ордена. Но при таких яростно анти-ленинских, анти-мавзолейных стихах, как «Багровая скала», да еще отчаянно самородном именно «клюевском» таланте, поражающем Запад неповторимо русской «достоевской» бурей страстей и особенным, «экзотичным» - для них, - «русским страданием». Да еще при снобистской и одновременно крайне политизированной позиции Шведской академии, которую та демонстративно антисоветски занимала в советское время, я убежден, тогда нам, «русскому ордену», стоило только дать событиям самим развиться и затем чуть-чуть через свои тайные каналы им помочь, и Валентин Сорокин, а не Бродский, получил бы Нобелевскую премию, как Солженицын. Парадокс. Какой-нибудь Бушин упадет от такого моего признания в обморок. Но покаюсь: мы с Прокушевым просчитывали такой вариант. Когда аппарат КГБ Андропова (Файнштейна) арестовал Валентина Сорокина и допрашивал, то, мы, «русский орден», сумели оперативно пробиться к Генсеку. От тюрьмы спасли, а вот прославиться на Западе, увы, тем самым не дали. А все прошло бы, как по накатанной. Валентин Сорокин на суде за «Багровую скалу» получил бы даже ни пять-восемь лет особого режима, а все пятнадцать и одновременно… дикую славу мученика на Западе.
Валентин Сорокин На просторе Дуб под ветром встряхивает тело,
Раскрутить затем советского «мученика» Валентина Сорокина на Западе нам тогда не представляло особого труда. Я как раз редактировал газету официально якобы «внепартиийного» общества по культурным связям с соотечественниками за рубежом «Родина» - широко распространявшийся на Западе и не подцензурный у нас «Голос Родины». Валентин Сорокин был у меня знаковым членом редколлегии, активно в газете печатавшимся и единственным представлявшим тогда советскую поэзию для Запада. Скандал и суд над Валентином Сорокиным был бы такой сенсацией, что громче придумать не возможно. И признаюсь честно, мы потому и обдумывали этот вариант. Ради русской идеи. Ради того, чтобы публично на весь мир плюнуть в лицо мерзавцу Ленину (Бланку), сатанински изголявшемуся над «великорусским черносотенным шовинизмом» в своих чудовищных секретных резолюциях. Обманутый наивный народ-то их тогда еще не знал. А мы-то в «русских клубах» уже тогда все прекрасно знали эти особо секретные ленинские изуверские резолюции – иудейские заклания, как в несчастном библейском Ханаане. Цитирую ходивший у нас тогда в фотокопиях по русским клубам документ: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой большой и беспощадной энергией (чтобы отправить их на Запад в расплату за финансирование иудейской революции Октября 1917-го – А.Б.). Чем большее число реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Подпись на хранившемся в спецхране документе – В.И. Ульянов-Ленин.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
|
|
РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ |
|
|
Гл. редактор журнала "МОЛОКО"Лидия Сычева
WEB-редактор Вячеслав Румянцев |
