|
|
Александр Балтин
НА НИТОЧКУ ПАМЯТИ
БОЛЬ
Болят глаза, и целый мир
До гранул жёсткой боли сужен –
Мой череп ею перегружен.
А за окном царит жасмин.
Я на него хочу глядеть!
Он во дворе – и двор заполнен,
А может боль – большая сеть,
В какую я сегодня пойман?
На яблоки глазные я
Давлю – их выпуклость тугая
Вдруг вспыхивает,
Изменяя
На миг характер бытия.
Потом я комнату свою –
Паркет, играющий янтарно, -
В пределах прежних узнаю.
Уют звучит легко и славно.
Но снова жидкое стекло
Мой бедный мозг переполняет.
Глазные мускулы свело,
И чай спитой не помогает.
Чуть шевельнёшься – и огонь
Густого светлого накала
Плеснёт в виски – прижму ладонь,
И вот уже полегче стало.
Не подчиняясь боли, стих
О жизни собственной слагаю.
И пусть в глазах струится Стикс,
Трудом страданье побеждаю.
ВЕТЕР ВЕКА
Клочки газет взметнёт холодный ветер,
В них закорючки букв – событий нет,
Верней – их незначительность на свете
Способна заглушить высокий свет.
Так ветер века объясняет малым
Уход их от дороги стержневой.
Коль не услышим – ветер станет шквалом,
Всё разметает – мощный, шаровой.
В КАЛУГЕ
***
Во дворе девятой школы
Много щебня и травы.
Мне сегодня коридоры
Плохо помнятся, увы.
Не забыть, однако, классы.
Окна тусклые блестят,
Нежно вечер принимая –
Золотящийся закат.
Мятлик, лопухи. Поганки –
Не губи их! Удержись!
…просто долгой оказалась
очень маленькая жизнь.
УЛИЦА ДАРВИНА
На улице имени Дарвина
Достаточно старых домов.
Реальность, какая подарена,
Не терпит оценочных слов.
А вот монастырь – и отстроенный.
На клумбах пестреют цветы.
И смотришь на мир, успокоенный
Сейчас созерцанием, ты.
Изломами улица движется.
Дворы, тут сирень отцвела.
А дуб – исполинская ижица.
На ниточку памяти нижутся,
Как бусинки, смысла слова.
РОМОДАНОВО
Ромоданово – особая страна,
Пышно-светлая, пронизанная солнцем.
На участке каждом зелень, как волна,
Накрывает, и ликует, и смеётся.
А домишки здесь пестры. Два этажа –
Это редкость – низкорослые домишки.
И повсюду летом возятся детишки,
И у каждого вибрирует душа.
А на грядках – репа, свёкла да чеснок.
Парники порой размерами смущают.
А крыжовник! А смородина! Сверкают!
И приветствует тебя любой листок.
Люди ходят часто в гости, водку пьют,
На столах грибы и разные соленья,
И свежьё и мясо жареное тут.
После будет густо-сладкое варенье.
Буколическая жизнь – она свежа.
Кто расскажет про работу в огороде?
Наломаешься! Звенит сейчас душа,
Ни к чему ей даже мысли о свободе.
Разговоры? Ни о чём! О быте – что ж,
Мы в нём варимся – о быте, о машине,
О рыбалке – помешал немного дождь.
Дребезжит цикада. – Где? – Никак в малине!
Дома скарб весьма убогий, вот кровать,
И на ней когда-то бабушка скончалась.
Табуретка, тумба, шкаф – перечислять,
Так охватит заурядная усталость.
Ночью спать всего уютней в гамаке,
Перед сном приятно пялиться на звёзды,
Что текут, уподобляются реке,
А мечтой войти в теченье – слишком поздно.
ТАЛЛИННСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Мне грустно, Таллинн, без тебя –
Без черепицы старых кровель,
Без кирхи, что увижу в профиль,
Боясь зайти – ведь грешен я.
Без переулочков твоих,
Где настоящее теряешь.
По сумме зданий городских
Средневековье изучаешь.
Я в Кадриорге видел пруд –
И в нём как сон мерцали карпы.
И мой средь зелени маршрут
Легко без плана рос, без карты.
Мне, верно, больше не попасть
К сереющему сталью морю,
Где ангел крест вознёс – как власть,
Опровергающую горе.
Со смотровой площадке мне
Уже не видеть нижний город.
И память юности в цене,
Когда ты сам уже не молод.
***
Расходясь с похорон, говорят
О таких пустяках, что нелепым
Предстаёт погребальный обряд,
Разорвавший житейские скрепы.
Или прячут тоску и испуг?
За спиною кресты остаются.
А учитель, товарищ и друг
Не вернётся, как все не вернутся.
Приглушённо звучат голоса,
За оградой мелькают машины.
А сознанье страшат небеса
И пугают большие глубины.
Потому говорят о семье,
О делах, о грибах, о соседях.
Потому позволяют себе
Раствориться в случайной беседе.
Ибо мучает плотский итог –
Красный ящик и чёрная яма.
И ложится осенний листок
На ступеньку высокого храма.
КЛИНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ
Был сквозь глаза его продёрнут
Неопалимой купиной
Свет сокровенно-золотой.
Был круг реальности разомкнут.
На скорой помощи везли,
Потом в палате колдовали –
В нём что-то резали, узлы
Непостижимые вязали.
И вдруг склонившихся врачей
Увидел сбоку.
И осознал душой своей
Случившегося подоплёку.
По коридору повлекла
Его мистическая сила.
Он понял – будущность светла,
Она не чёрная могила.
Потом – обратный путь. И вот
Он в тело юркнул будто в норку.
И жизнью прерванный полёт
Врачами принят был за норму.
ЛУННЫЙ ПРЯНИК
Сад яблочный. Зима. ВДНХ.
Мичурин чёрный смотрит на дороги,
Их параллели утомляют ноги.
В мозгу ветвится дерево стиха.
Часовню возле сада вижу – вот
Мистически-церковное мерцанье.
А дальше павильоны – эти зданья
Массивны, и любое отдаёт
Помпезным Вавилоном… Повернёшь –
Деревьев будет чёрно-белый остров,
Вороний грай сечёт могучий остов
Реальности, покуда воздух пьёшь.
Зима, считаешь, связана с луной.
Ночной порой медовый лунный пряник
Воздействует, мне кажется, на маятник,
Что замирает, пестуя покой.
Февраль в конце. И по ВДНХ
Привычно ты гуляешь по субботам.
И веришь над тобой текущим сводам
Небесным, что возникли без греха.
А сумеречный час едва ли ждёшь.
Ночной? Конечно! Ибо пряник лунный –
Чуть золотист, мучнист – пожалуй, лучший
Из всех гостинцев. Ты его жуёшь.
Жуёшь своей фантазией опять,
Ему совсем не нанося ущерба.
Действительность, дарованную щедро,
Пристрастно продолжаешь изучать.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
