№ 6'07

Раиса Устинова

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Раиса Устинова

МОЯ СУДЬБА В ТЕБЕ, ВЕЛИКАЯ РОССИЯ

(главы из книги)

В летописи «Моя судьба в тебе…» рассказываю о подлинных событиях жизни в жанре диалога с читателями. Этот прием часто используется в литературе: «Чтобы не якать», как выразился Александр Пушкин, приступая к написанию «Капитанской дочки».

ПОКАЯНИЕ

На стыке веков у немцев хватило мудрости и мужества покаяться перед народом России. Они получили урок: бессмысленно выпячивать превосходство одной нации над многонациональным человечеством.

Организовав «Фонд взаимопонимания и примирения», как совместное Госучреждение Российской Федерации и Германии, составили списки пострадавших от «Третьего рейха».

Международная Служба Розыска (М.С.Р.) через уцелевшие Архивы КГБ (ФСБ), Архивы Военной Обороны СССР, а также через архивы Германии выяснила, с каких территорий угоняли мирных жителей с детьми, и в какие концлагеря.

Немцы поименных справок, подтверждающих нахождение узников в концлагерях, не давали.

Только воспоминания, да чудом уцелевшие свидетельства о рождении, или их копии, выданные в военный период, могли подтверждать факт проживания на оккупированной территории. Обессиленных же и больных перед угоном сортировали и расстреливали на месте, тоже без справок.

В числе уцелевших оказалась семья Марии Семеновны, матери Раечки, главной героини нашей летописи, которая в июле 2001 года отправила «Фонду взаимопонимания и примирения» свидетельства о рождении — свое и детей, а также описала «будни жизни в концлагере «Шталаг № 352», располагавшегося в Минской области Белоруссии под Молодечно. В фонде приняли положительное решение, с последующей выплатой компенсации. Узнав об этом, 88-летняя женщина, сказала:

— У меня сейчас такое состояние, будто из моего нутра вышла огромная тяжесть и на душе стало легко-легко.

* * *

ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ

А жизнь начиналась безоблачно…

Вначале дед Семен из Петербурга построил дом на Брянщине. Позже разрослось село Семеновка, получившее имя первого поселенца.

У Семена была красавица дочь Мария.

Полюбил Марию сосед Алексей, и сыграли они свадьбу.

2 апреля 1939 года в 2 часа дня на печке-казенке родилась у них дочка Рая и заявила всему миру громким криком: «Родилась Я-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а».

Росла Раечка здоровенькой и очень любознательной. Всюду совала свой нос, за что часто получала подзатыльники от брата Коли. И бегала она к тете Зине, Колиной крестной, жаловаться:

— Сёсьная, меня опять Колька биль…

Отец баловал своих «кровиночек», как он любовно их называл, одаривал гостинцами, лишь бы детки играли дружно.

Стояло жаркое июльское лето 1941 года. Уже месяц шла война с Германией. Алексей Григорьевич вернулся из Рогнедино, куда его вызывали по срочному делу. Раечка с Колей выскочили навстречу отцу, он подхватил их на руки, усадил на телегу и засыпал подарками, привезенными из райцентра. От умиления он даже забыл о повестке из военкомата. Ему 27 лет, он мужчина, и обязан быть на передовой. Коля рассовал по карманам конфеты, пряники, бублики и понесся по селу, чтобы угостить друзей. А Раечка понесла сладости в дом, залезла на излюбленную печь и стала расправляться с гостинцами.

В это время по просторному дому забегали люди. Что-то приносили, что-то говорили, сдвигали столы, накрывая их белыми скатертями. Семеновцы сходились проводить на войну Алексея Григорьевича — директора школы.

Заиграл граммофон. Раечка соскользнула с печи, ее подхватили на руки и передали отцу, который, водрузив дочку на свои широкие плечи, пустился в пляс по кругу.

Крепко держал на плечах дочку Алексей Григорьевич, отплясывая свой прощальный танец в родном доме.

НЕ ЖДАЛИ ДЕТИ БЕДЫ С НЕБА

Лето было в разгаре.

Мужчин в селе не осталось. Кто ушел на фронт, кто в партизаны.

Война войной, а хлебушек поспел — убирать надо. Рожь старики предложили жать ночью серпами и сносить снопы к лесу, а мальчишки на подводах из леса будут перевозить их в амбары.

Ребятишки обследовали округу и заметили немцев, окопавшихся на крутом берегу Десны, в километрах трех от поля. Ночью немцы носа боялись показать.

За недельку, при лунном свете, все поле было убрано. Осмелевшие бабы решили оградиться от врага и стали копать противотанковые рвы.

Дети были связными. Но не ждали они врага с неба, проглядели немецкий самолет-разведчик.

Не прошло и часа, как налетели бомбардировщики. Все кинулись врассыпную. Кто успел добежать до кустов — выжил, а остальных косили пулеметные очереди в этом 4-х метровом противотанковом рву.

С тех пор самолеты часто бомбили село. Заслышав гул в небе, дети кричали:

— Мессершмитты! Мессершмитты!..

И все бежали в лес, где просиживали порой весь день, только к ночи возвращаясь в чудом уцелевшие дома.

Но немец бомбил прицельно. Порой даже погреба от прямого попадания бомб превращались в зияющие ямы. Люди ютились в сараях, уходили в лес, обживали землянки. К зиме немцы осмелели, стали днем наведываться в деревню. Забирали продукты, скот, словом, все, что не успели спрятать или закопать. Немцы могли назвать «партизаном» больного старика, слабую женщину, даже малого ребенка. И суд вершили на месте: расстрелять или повесить. Недалеко от Семеновки ночью была взорвана немецкая машина с боеприпасами. Утром немцы штыками выгоняли жителей из домов, разыскивая среди них партизан.

Мария Семеновна успела одеть сына, а двухлетнюю Раечку, завернув в ватное одеяло, приютила у груди, запахнув широкими полами мужнего пальто.

Стоявший в толпе немец, увидя Марию, завопил:

— Партизан! Пан-партизан!..

Видимо, мужское пальто вызвало у него подозрение. Вырвал у женщины ребенка, развернул одеяло и, убедившись, что завернут ребенок, а не автомат, швырнул дитя в сугроб. На трескучем морозе стояла Раечка босиком, ветерок играл ее непокрытыми пшеничными волосиками. Ее подхватила на руки молодая женщина. Марию прикрывали семеновцы клетчатой шалью, стянув с нее злосчастное пальто.

Немцы выбрали из толпы семеновцев десять человек, по их мнению «партизан», и расстреляли тут же, на глазах честного народа…

К весне немцы стали собирать мирное население с оккупированных областей Брянска, Орла, Смоленска, чтобы перегнать работоспособных ближе к германской границе.

Ранним майским утром выгнали семеновцев на площадь, не позволяя оставаться в домах ни больным, ни старикам. Яростно кричали:

— Матка хальт! Киндер хальт! Шнель-шнель!

Дома тут же поджигали из огнеметов. Полицай кричал:

— Они вам больше не понадобятся!

На площади людей поделили: на одну сторону велели переходить и садиться на землю женщинам и детям, способным самостоятельно идти, на другой собирали слабых стариков и больных детей:

— Мы повезем их на подводах, — обещали немцы.

Вскоре последовала команда перейти по мосту на другой берег речки. Стариков и больных стали загонять в ближайшую хату.

Перейдя через мост, семеновцы увидели охваченное огнем родное село. Горели дома, горел годами нажитой скарб, документы, иконы.

А когда подожгли закрытых в хате стариков и детей, женщины ринулись вброд спасать родную кровь. Немцы косили их автоматными очередями.

Утихомиренную толпу, гонимую окриками и прикладами, направили в сторону железнодорожной станции Жуковка. Кусая в кровь губы, матери понуро брели, повинуясь силе.

ДОРОГА В КОНЦЛАГЕРЬ.

Вокзал был набит народом.

Подогнали «телячьи» вагоны, и немцы стали загружать в них толпу. Складывалось впечатление, что они уже давно пересчитали всех поголовно, и четко знали, сколько человек вталкивать в каждую теплушку. В вагончиках не было ни полок, ни лавок, ни окон. Когда закрыли дверь на засов, стало темно, только отдельные лучики света прорывались в дырки, кем-то проковыренные в стенках. Люди держались семьями, группами, чтобы не разлучиться в дороге.

Мария одной рукой прижимала к груди Раечку, другой не отпускала от себя Колю. Сестра Марии Зинаида ни на миг не расставалась с годовалой дочкой-Валюшей. Втроем держалась и семья Минька, младшего брата Марии. Он еще не оправился от тифа. Голова его была повязана женским платком, и ходил он в широкой юбке. А их младенчик все время сосал материнскую грудь, хоть молока в ней, наверное, и не было, но, видимо, это успокаивало его и он не плакал...

Прошел слух, что поезд идет в Белоруссию. И больше никто ничего не знал. Ехали долго. Дети сосали сухарики, запивая водой, которой родители успели запастись на станции. Матери питались, наверное, святым духом.

В туалет ходили в ямочку, проделанную в полу теплушки. Очень страшно было смотреть на мелькающую в дырке дорогу. Никто никого не стеснялся. Ехали стоя и спали тоже стоя. По дороге умерли несколько женщин и детей. Их усадили в углу к стенке, как живых, чтоб занимали меньше места.

По прибытии на место, немцы расформировали прибывших в большие группы, потом позволили вдоволь напиться воды.

Дальше шли пешком за идущими впереди подводами. Дошли до поля.

Посреди него пролегала накатанная дорога. По обе стороны через каждые 25—30 метров выступали невысокие срубы колодцев, рядом с которыми стояло по два вооруженных немца. Колодцы до краев были наполнены грязной жижею, в которой барахтались люди. Немцы прикладами били по их головам и топили, но тут же выныривали другие, покрытые грязью, головы, пытаясь ртом схватить воздух...

Такую затею немцы, видимо, приготовили специально для устрашения новичков.

Толпа двигалась, боясь нарушить тишину, в которой отчетливо были слышны шлепки прикладов по человеческим головам. Впереди замаячили бараки. Уже хорошо просматривались высокие вышки с вооруженными часовыми.

На входе надпись — «Шталаг № 352».

Толпу стали распределять по баракам. Женщины наносили воды в большую ржавую бочку, стоявшую на камнях посреди двора. Прибывшему народу предложили сварить суп из очистков и шелухи.

У многих не оказалось с собой ни чашек, ни ложек. Решили есть поочередно. Некоторые хлебали бурду прямо из чашек. Горячая еда и майское белорусское солнце немножко согрели пригнанных на чужбину беженцев. Так потом назовут людей из центральной России белорусы, дабы не обзывать их бесчеловечным словом — концлагерник.

И БРАТИКА НЕ СТАЛО

В концлагерном бараке ютились одной семьей: Мария Семеновна с детьми, Зинаида с Валентиной и Минек с женой и десятимесячным сыночком. Дядя Минек с трудом шел на поправку, часто бредил, стонал. Сестры тщательно скрывали его от конвоя, чтоб не пристрелили, как хворого. Марию, Зинаиду с Валюшей, жену Минька и Колю немцы ежедневно угоняли «боронить минные поля». Принудительные работники должны были волочить по земле ноги, выковыривая проводки и мины. Невнимательные «боронильщики» часто взрывались вместе с рядом идущими. Немцы эту затею называли сельхозработой…

Раечка оставалась в бараке присматривать, чтобы дядя Миня громко не стонал, а сыночек его не орал. Немецкий конвой не выносил детского плача. Однажды братик заливался криком, и Раечка не могла его успокоить. В бараке появился конвоир с двумя немцами. Раечка быстро прикрыла дядю Миню соломой и, спрыгнув с нар, взяла на руки братика, стараясь убаюкать его песенкой.

Один из немцев взял у Раечки ребенка, уселся тут же на нары, крепко прижав его ножки. Другой немец воткнул в ножки трубочки, по которым в колбочку потекла кровь. Братик вскоре затих, только таращил глаза на Раечку, словно искал у нее защиты. Она стояла рядом, боясь шелохнуться. После «процедуры» бездыханного ребенка кинули на нижнюю полку. Двое немцев быстро ушли, Раечка про­тянула руки к братику. В это мгновенье конвоир поддел его тельце на штык, вскинул винтовку на плечо и понес братика к выходу.

КУСОЧЕК ХЛЕБА ЗА НОГОТЬ

Конвой «Шталага № 352» от скуки забавлялся с «живыми игрушками». Дети доверчиво включались в игры немцев, не задумываясь о последствиях. Игра есть игра: один выигрывает, другой проигрывает. За проигрыш дети концлагеря платили наличным товаром: пальцем, рукой, ногой, глазом, головой.

Пока конвоир обустраивал приямок метр на метр, обтягивая его решеткой из колючей проволоки, вокруг собралось более десятка голодных детишек. Среди них была и Раечка. Немец достал из кармана кусочек хлеба и всем показал «приманку». Расставив детей вокруг, немец бросил хлеб под колючку и дал старт — на победителя!

Куча-мала из детских тел визжала от «укусов» колючки, но одержимо тянулась за кусочком…

Раечка вместе со всеми прицельно бросилась к кусочку, но вдруг за колючку зацепился ноготь большого пальца правой руки. Дикая боль притупила реакцию, и хлеб оказался у старшего мальчика, лежавшего рядом.

Дети безропотно вставали с колючки, поглаживая приобретенные в игре ранки, с завистью впиваясь глазами в заветный кусочек хлеба. Раечка же неотрывно смотрела на немца, который хохотал, указывая на болтающийся ноготь и текущую струйку крови. Мальчик-победитель отдал Раечке свой приз, то ли подержать, пока отрывал от подола ее ситцевого платья узенькую ленточку, чтобы привязать ноготь к пальцу, то ли хотел утешить ее подарком.

Раечка взяла хлеб и смачно откусила, не обращая внимания на то, что тот был испачкан землей.

Хлеб со вкусом земли образовывал во рту сладкую кашку.

Немец перестал хохотать, сорвался с места и побежал.

Дети обступили Раечку, чтобы посочувствовать или чтобы поближе рассмотреть кусочек хлеба в ее руке? А вернувшийся немец, растолкав «живые игрушки», протянул Раечке увесистый кусок хлеба, намазанный маслом. Раечка взяла из рук немца подарок, откусила хлебушка с маслицем, передала кусок рядом стоящей девочке… Хлеб с маслом пошел по кругу.

Вкус того маслица был божественным!

МЕДИЦИНСКИЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ

В «Шталаге № 352» было много бараков, целые улицы. Вместе с матерями там обитали тысячи детей разных возрастов и национальностей.

Подопытные кролики — для поставки крови: забирали ее у детей до последней капли, для испытаний различных лекарств, для медицинских экспериментов и прививок, для забав немецких солдат-конвоиров…

Дети гибли сотнями. Те, у кого забирали кровь, доживали до вечера и умирали на руках вернувшихся с «сельхозработы» матерей. Хоронили всех за оградой лагеря в общих ямах. И матери не знали, от чего увядали их дети, потому что никто ничего не говорил.

Однажды немцы загнали всех детей в барак и стали пальцем указывать, кому подойти к принесенному ими столику. Немцы были без оружия, посмеивались, но дети забрались на нары, пытаясь спрятаться.

На столике лежали стеклышки, трубочки, пузырьки, вата и блестящая, с какими-то железочками, коробка... Подзывая по одному, но выборочно, немцы стали делать детям прививки. Видимо, процедура эта была не очень болезненная — никто не плакал. Немцы что-то спрашивали у каждого, что-то записывали в тетрадь. Сделали прививку и Раечке. Вечером, когда вернулась мать, Раечка металась в жару. И так как многим детям было плохо, женщины стали выспрашивать у старших, что же произошло днем?

Получив невнятные объяснения, женщины прикладывали мокрые тряпки к голове детей, чтоб хоть немножко унять жар. На второй день в барак приходил немец и давал привитым детям круглые сладкие «конфетки». Три дня дети болели, но никто не умер.

На четвертый день Раечка проснулась рано. Очень хотелось есть. Стала жевать подстилочную солому, хотя она кишела всякой нечистью. Мария, увидав «завтрак» дочери, расплакалась. И, понимая безвыходность положения, решилась на крайний шаг. Взяла за руки детей, направилась к конвоиру с просьбой позволить сходить к жителям ближнего хутора побираться куском хлеба.

Конвоир, глядя на корчившуюся от боли девочку, сказал:

— С ней иди. А сына оставь. Не вернешься за мою смену, расстреляю его и еще десяток.

Конвоир пошел открывать угловые ворота, а на них надпись по-русски: «Три шага от колючей проволоки — расстрел на месте». Вышла Мария за ворота с дочкой и думает: «Сейчас как пальнет в спину». Но он крикнул: «Опоздаешь к пересменке — всех расстреляю!»

А дело было в том, что в июне 1944 года у немцев начались перебои с продуктами, и немец рассчитывал полакомиться сальцем. До хутора Мария несла Раечку на руках. Узнав, что Мария с концлагеря, жители не скупились на подаяния.

Одна белоруска, сельский врач, взялась лечить Раечку: профессионально промыла ей желудок, уложила на теплую печь с горячей грелкой, сварила всмятку яйцо и, круто посыпав его солью, заставила съесть. Белоруска убедила Марию оставить полежать Раечку на печке, а забрать ее на обратном пути.

Хуторяне быстро наполнили полотняный мешок Марии всякой снедью, и она заторопилась к дочке. В лагерь вернулись вовремя.

Немец-конвоир обследовал торбу с продуктами, взял себе приглянувшиеся куски сала и хлеба, остальное вернул Марии, погладив Раечку по голове. Девочка улыбнулась немцу, будто понимала, что он тоже был ее спасителем.

В бараке знали о рискованном шаге Марии и с нетерпением ждали ее возвращения. Мария положила мешок с подаяниями на нижнюю полку нар и сказала:

— Делите на всех.

Неожиданный гостинец узники приняли за дар Божий: кто-то долго вдыхал запах сала, кто-то медленно жевал, стараясь продлить удовольствие, кто-то проглотил и не заметил, что съел, кто-то разглядывал снедь, перекладывая ее с ладони на ладонь…

А Раечка на всю жизнь запомнила, как делили гостинцы: нарезанные кусочки черного хлеба, покрытые тонкими листиками белого сальца, аккуратным рядком лежали на досках нар…

БУНТ МАТЕРЕЙ

Второй год Раечка в «Шталаге № 352».

После похода на хутор она часто подходит к забору-колючке, то ли в поисках еды, хотя прекрасно знает, что дети уже давно съели всю травку и даже корешки ее. А может, ей хочется вырваться за колючку, убежать далеко-далеко, к другим людям и расспросить их, почему за колючкой лагеря маленькие деревца на бугорочках все одинакового роста и формы и все без листиков? Не понимала еще Раечка, что бугорочки за колючкой — «братские могилки», где ежедневно хоронят погибших детей из их «городка». И не деревья там стоят, а самодельные кресты, сделанные из веток руками матерей.

Привитых детей не убивали. Говорили, что они будут служить Германии аж до 40 лет. А что потом с ними будет — никто не знал.

Раечка побежала к бочке, но в ней уже несколько дней не варили суп. Женщины говорят, что и немцам есть нечего, поэтому нет даже обрезков.

Обстановка накалялась. Перестали гонять на «сельхозработы». Немцы буйствовали и отстреливали людей без причины. Между бараками построили большую палатку, обтянув каркас брезентом. И последовал приказ — приносить детей до 3-х лет. Прошел слух, что все городище отправляют в Германию. Детей повезут на станцию на машинах, остальные пойдут пешком. Женщины, скрипя сердцем, пошли сдавать детей. Первый, второй, десятый…

Матери бродили вокруг, прислушиваясь, не плачет ли в палатке их ребенок.

Нетерпеливые окружили выходящую из палатки очередную мамочку и стали расспрашивать, как ведут себя дети? Не плачут ли? Мамочка ответила, что не видела ни одного ребенка.

Вошедшая в палатку очередная женщина еле оторвала от себя ребенка, передавая его в руки немца. Малыш сильно кричал. Сердце матери не выдержало, и она вернулась. Конвоир, отодвинув брезентовую драпировку, скрывающую от глаз вырытый колодец, собирался бросить туда дитя. Мать мгновенно вцепилась зубами в руку изверга, немец взвыл от боли, разжал руки, достал свой «вальтер» и выстрелил.

На шум ворвались другие женщины, разыскивая по углам своих детей… Услыхав слабый писк из колодца, заглянули в него…

Женщины набросились на вооруженных фашистов, руками и зубами вырывали им волосы, выцарапывали глаза.

Подъехала машина с немцами. Они стали стрелять в воздух и остановили мятеж. Военачальник приказал всем покинуть палатку и срочно готовиться к отправке в Германию.

— Всех повезем на станцию на машинах, — пообещал он.

СПАСЕНЫ

Узников концлагеря «Шталаг № 352» погрузили на Минском вокзале в товарные вагоны и отправили в Германию…

После очередной недолгой остановки, узники уловили металлический лязг. Все замерли, словно в вагоне не было ни души. Слышен был стук колес уходящего вдаль поезда.

Затишье пробуждало беспокойство, которое перерастало в страх. В сознании жила одна мысль:

— Почему стоим?

Снаружи стали взламывать дверные засовы.

А узники по-прежнему стояли молча, боясь шелохнуться.

Наконец дверь вагона была сбита. Свежий воздух и лучи яркого солнца ворвались в темный, без единой дыры, вонючий вагон.

Узники увидели молодых парней, пожилого мужчину, говорящего не на немецком языке. Все они были одеты в гражданскую одежду.

Пауза длилась недолго.

Беспредельный восторг охватил людей. Узники выпрыгивали, некоторые вываливались из вагона на землю, обнимая своих избавителей.

Командир партизанского отряда приказал товарищам оставаться с людьми, пообещав прислать подводы, помчался в район. Обессиленные женщины не могли самостоятельно передвигаться, а главное — было много детей.

Все плакали. Только дети, почуяв свободу, искали съедобную травку, жевали сорванные с кустов листочки. Мария и Зинаида не отходили от обессиленного Минька. Ослабленный болезнью и голодом, потерявший жену, которая подорвалась на мине во время «боренья», и сыночка, Минек впадал в беспамятство, стонал, бредил и твердил:

— Изверги выпили всю его кровушку, а я не смог защитить.

Проворным оказался командир партизанского отряда. Вскоре десять подвод показались на дороге. Командир объяснил женщинам:

— Как только восстановят железнодорожное полотно, всех отправим на Родину. А пока расселим вас по белорусским семьям, чтоб немножко окрепли.

СМЕРТЬ МИНЬКА

В Западной Белоруссии люди жили в достатке, несмотря на военное время.

Мария попала к хозяину, который согласился принять ее с двумя детьми и больным братом. Истопили баню.

— Вымылись до самых костей, — пошутил Минек, наконец-то переодетый в мужскую одежду с плеча хозяина.

Он пока еще не мог самостоятельно передвигаться и все держался за Марусино плечо, так он звал Марию.

Миньку постелили чистую постель за печкой и занавесили ситцевой занавеской, потому что он еще не переносил яркого света.

Кормить его обильно было строго запрещено, к пище надо было приучать осторожно. На другой день, спозаранку, Мария ушла с хозяевами в поле, а дома остались Коля с Раей приглядывать за дядей. Он повеселел, все время шутил со своими племяшами, то и дело просил открывать и закрывать занавеску, привыкая к свету.

Удивительная судьба молодого человека, а было ему всего 19 лет, вызывала неподдельный интерес у сельчан-белоруссов. Девочки и девушки поочередно приходили осведомиться о его здоровье, заглядывали в окно, пытаясь заговорить. И несли самую вкусную еду, приготовленную специально для Минька. Запах вкусной пищи щекотал его нос и нервы. Не выдержав, он попробовал все. К вечеру Миньку стало плохо, он потерял сознание. И вскоре умер.

Люди говорили:

— Не захотел покидать землю, где остались покоиться его жена и сыночек.

ЦАРСКИЙ ОБЕД

Семья Марии уже перешла в 3-й дом. Мария работала в поле усердно. Хозяева кормили ее детей хорошо. Коля с Раей окрепли и уже изредка стали смеяться... У новых хозяев была одна-единственная дочь, ровесница Коле. Дети всегда дружно играли втроем, а по вечерам все собирались в просторной гостиной, послушать сказки.

Хозяин знал их много. А чтобы не сидеть без дела, он все время мастерил, выпиливал, выстругивал какую-нибудь нужную для хозяйства вещь. Однажды он смастерил из деревянного брусочка куклу! Дочке она не понравилась, а Раечка пришла от нее в восторг.

Как-то перед обедом в гостиной разгорелся спор между девочками. Раечка не соглашалась с мнением хозяйской дочки, доказывая свою правоту, а та закричала:

— Нищенка! Как ты смеешь мне перечить?!

Раечка вздрогнула, как от удара током. Размахнулась и запустила деревянную куклу в хозяйскую дочь. Та увернулась, и кукла попала в оконное стекло, называемое в Белоруссии «балонкой».

Прибежала хозяйка и запричитала:

— Где же я теперь найду большую балонку? Кругом война! Как же мы теперь зимовать будем?

Она схватила Колю и Раю за ручки и выдворила за ворота. С хозяевами не поспоришь, и, видимо, обеда им сегодня не видать.

Крик хозяйки и звон разбитого стекла услышали соседи. По деревне быстро полетела весть, что детей Марии выставили за ворота. Вокруг лавочки, где сидели Коля с Раей, стали собираться любопытные деревенские ребятишки. Им хотелось знать причину раздора, а Раечка не имела ни малейшего желания повторять обидное слово «нищенка». Вдруг она объявила собравшимся:

— Сегодня я решила приготовить «царский обед» из щавеля под солнцем, только нету посудины, в чем бы можно было его сварить.

Спрыгнув с лавки, Раечка побежала на пригорок и стала собирать щавель.

Следом за ней побежали все дети. Одна девочка притащила из дома большую стеклянную банку. Другая принесла кружку холодной воды. Третья — хлеб. Раечка рвала листочки щавеля на мелкие кусочки и укладывала их в банку. Залила холодной водой и, отыскав гладкий камень, поставила на него банку, приговаривая:

— Скоро «царский обед» закипит и сварится! Мы все будем его есть!

Ребята верили в чудо, так как щавель в банке стал почему-то самоперемешиваться, и это хорошо было всем видно.

Пока варился «царский обед», дети бегали домой, рассказывали своим родителям, что Раечка готовит под солнцем «царский обед» из щавеля!!! И восклицали:

— Раечка даст попробовать его всем!

И несли из дома хлеб, вареные яйца, соль и даже сахар, наколотый мелкими кусочками. Одна девочка даже принесла большой кругляшок домашней копченой колбасы.

Раечка стала делить на всех принесенные продукты, как когда-то делила мать в бараке концлагеря хлеб и сало. Дети с удовольствием съедали со своих ладошек все до крошечки и запивали еду из банки со щавелем. Все насытились общим «царским обедом», только Раечка ни к чему не притронулась. Обидное слово «нищенка» застряло в горле.

Марии уже сообщили о случившемся. Ее с радостью пригласил к себе другой хозяин, уж очень ловко она со снопами управлялась. Вечером Мария молча увела детей в другой дом.

До самого отъезда по деревне судачили, как гордая девочка-беженка защитила свое достоинство деревянной куклой, сделанной руками белоруса. Именно тогда, в жаркое лето 1944 года, на белорусской земле Раечка поставила свой первый спектакль — «царский обед».

Позже театр станет для нее смыслом жизни.

ПУСТАЯ БУХАНКА

На дворе стоял октябрь 1944 года. Пора было возвращаться на Родину. Проводы беженцев были недолгими. Хозяева дали одежонку для детей, да и женщинам кое-что со своего плеча пожаловали. Марии Семеновне хозяйка подарила красивую теплую кофту. На вокзале, набрав кипяточку, Мария с детьми подбежала к своему вагону, и тут пристала к ней женщина с большой буханкой хлеба:

— Купи, красавица, каравай, порадуй деток своих.

— Денег нет, платить нечем, — ответила Мария, подтолкнув детей в тамбур. Сама вскочила на подножку.

Поезд тронулся, а торговка крикнула:

— Давай поменяю на кофту!

Мария подумала, что и в старом зипуне можно зиму проходить. Сняла кофту, кинула торговке и еле успела взять из ее рук каравай. Поезд быстро набирал скорость. Дети стояли рядом, тыкали пальчиками в буханку, как бы желая проверить ее свежесть. Что-то слишком легкой казалась буханка. Мария сжала пальцы, и они почти соединились между собой. Она разломала каравай пополам. Внутри буханки зияла пустота. Мария завыла, как волчица, от горя и обиды:

— Обманула... Обманула... Обманула, — твердила она.

Они вошли в вагон. Мария стала показывать женщинам ложную буханку.

— Кому война, а кому мать родна, — судачили люди.

Мария обняла детей покрепче и не то пела, не то выла, успокаивая себя и их. А буханка гуляла по вагону: кто отщипнет, попробует жевать, да и сплюнет. Кто пососет, как конфетку. Кто ребенку кусочек сунет. А Мария, обнимая детей, привывала:

— Едем на Родину.

В родную Семеновку.

Целы и невредимы.

Дома испеку я вам каравай, настоящий.

Даст Бог, и папочка ваш возвернется…

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Поезд прибыл в Брянск. Люди долго не могли понять, на какой «каменной» планете они оказались. Города, как такового, не было.

— Ничего, — говорили женщины, — раз дорогу к Брянску восстановили, даст Бог, и город отстроим, краше прежнего будет.

Поезд опять тронулся, ехали на станцию Жуковка.

Семеновцы понимали, что, пока они находились в концлагере, дома их спаленные никто не восстановил. Но верили, что родная земля, родные леса и поля помогут выстоять перед любой невзгодой.

Бабы шутили:

— На Бога надейся, а сам не плошай! Пока мужики воюют, сами будем обустраиваться.

Вместо села родного взору предстало пепелище, поросшее бурьяном. Погреба превратились в зияющие ямы, некоторые разбомбили прямым попаданием немцы, остальные разрыли мародеры-полицаи в поисках народного добра. Хорошо, что лес был рядом. Женщины и дети наносили ветки, стволы деревьев, разбитые бомбами, соорудили в погребах крыши, присыпали землей, ловко вмонтировали трубы.

«Голь на выдумки хитра», — слышалось кругом. Мария, посоветовавшись с Зинаидой, решилась написать письмо Алексею на Смоленщину, где жила его родня. Надеялась получить весточку о муже.

Вскоре пришел ответ от родного брата Алексея — Дмитрия. Мать перечитывала письмо Коле и Рае, сидя в погребе у костра. О чем думали его дети, что чувствовала Мария — мать, тридцатилетняя женщина, вдова?

— Мы выжили, и это главное! Руки, ноги целы, головы тоже, а остальное заработаем, — после долгого молчания тихо сказала она.

Мария завернула письмо в белую тряпочку, в которой хранила свидетельства о рождении Алексея и свое.

Вот о чем писал Дмитрий.

«Здравствуйте, Мария Семеновна и мои племянники Коля А. и Рая А. Привет вам всем, Мария Семеновна, я спешу сообщить вам обо всем. Я много раз писал о вас и на район, и на сельсовет, и на ваше имя. Наконец-то дождался ответа от вас самих, и я очень рад вашему письму. Спасибо вам за ваш ответ, Мария Семеновна, я сам хотел узнать у вас о своем брате Алексее Григорьевиче. Живой ли он или нет. Пишет ли вам письма? А вы у меня хотите знать о нем. Итак, он, наверное, погиб, Мария Семеновна. Напиши мне его адрес, ежели он присылал письма еще до подхода немца. Деревня наша сгорела вся. Немцы спалили. Я был в отпуске дома, десять дней, увидел своими глазами, что сделал немец над моей родной деревней. Моя служба хорошая. Я при авиачасти служу. Мария С., не волнуйся о муже своем, ничего не поделаешь.

Береги себя и своих детей. После победы мы с вами увидимся. Наладим жизнь, переговорим, как жить дальше со своими детьми. Буду жив — не брошу вас, помогу всей душой вам, Мария Семеновна. Я уже сам оплакивал вашего мужа и своего брата.

До свидания, М. С. Ваш Д. Г.»

ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАВКАЗ

После возвращения жители Семеновки старались забыть концлагерь, вычеркнуть его из памяти.

Легко сказать, но трудно сделать. Почти три месяца зимовали они в погребах. Из Рогнедино привозили скудные продукты, которые спасали от голода. Шустрый мальчонка, обегая все погреба, оповещал, что из района привезли немного пшена и мерзлой картошки. Люди были рады-радехоньки и выныривали из ям за пайками.

В один из зимних морозных дней в Семеновку приехал государственный представитель из Брянска. Женщины, кутаясь в лохмотья, полуголодные, сидели в ямах погребов, согреваясь у дымящихся костров, разведенных посреди погреба. Ко всему приспосабливается человек:

— Если лечь на землю у костра, то дым не будет «есть глаза», а улетучится вверх в дырку. А тепло от близкого огня согреет тело.

Госпредставитель предложил всем переехать по плановому переселению на Кавказ или в Крым. Рассказал, что там стоят пустые добротные дома, ярко светит солнце, яблоки и вишни растут на каждом шагу и совсем не бывает морозов.

Женщины понимали, что без мужиков (все погибли на войне) им дома не построить, а в погребах вторую зиму не пересидеть. Посовещавшись, многие дали согласие ехать на Кавказ.

Госпредставитель составил списки всех взрослых и детей. У кого были сожжены или утеряны документы, пообещал выдать новые. Заверил, что сам лично будет сопровождать всех до места назначения и поможет расселиться по домам на Кавказе. Сказал: «Весна там ранняя. Надо торопиться, чтобы успеть посеять хлеб. Семенное зерно уже выделено, его повезут тем же поездом».

Вскоре привезли недостающие документы. На санях, по трескучему февральскому морозу, поехали до железнодорожной станции Жуковка, а оттуда поездом на Кавказ: в Грозненскую область, Ачхой-Мартановский (Новосельский) район, село Шаман-Юрт (Зеленая Роща). В поезде давали бесплатные сухие пайки, а кипяток брали на станциях. В вагонах было тесно, спали по очереди на трехярусных лавках.

Через несколько дней приехали, высадились на станции Закан, дальше шли пешком. Стоял погожий день, кругом цвели деревья, зеленели покрытые цветами лужайки.

Дошли быстро и расселились без хлопот. В Зеленой Роще уже жили несколько семей-переселенцев, тоже из Центральной России, но свободных домов было много, хоть и пустые, но с целыми стеклами на окнах. В каждом доме имелась печь. Женщины быстро освоились с чужими печками, которые не дымили и давали хорошее тепло.

Переночевав на голом полу, но в теплых домах, с зарею все женщины собрались в правлении колхоза, а через час вышли в поле. Пахали бабы «на себе», самодельными плугами: двое тянули на лямках плуг впереди, а одна управляла им сзади. Вручную из решета засеяли хлеб.

Оставшееся от сева семенное зерно госпредставитель из Брянска приказал раздать (по 2 кг) на каждую семью в награду за хорошую работу.

ПРАЗДНИЧНАЯ КАША

Притащил Колька мешочек с подаренной пшеничкой домой и сказал сестренке:

— На, свари кашу! Мы с ребятами на курган помчимся. К обеду вернусь, чтоб каша была готова!

— А как ее варить? — крикнула вдогонку Раечка.

— Как-как? Чтоб густая была! Поняла? Гус-та-я.

Кольке уже исполнилось девять лет, но кашу варить ему тоже не приходилось.

Раечка озадачилась. Долго не раздумывая, налила воды в один-единственный имеющийся чугунок. В нем мать варила суп из крапивы и щелок из золы, чтобы стирать одежду и мыть головы по субботам. Чугунок большой — литров на семь.

Раздула огонь, не дожидаясь, пока дрова хорошо разгорятся, засыпала в чугунок немножко пшеницы. Время тянулось медленно. Раечка подбрасывала хворост и помешивала ложкой кашу, которая казалась очень жидкой. Подсыпала в чугунок еще пшенички, ведь Колька наказывал, чтоб каша была густая.

Вода наконец-то закипела, а каша по-прежнему оставалась жидкой. Решила высыпать все содержимое мешочка. Прошло еще немного времени, и на глазах у изумленной Раечки каша стала увеличиваться, быстро заполняя весь чугунок. Каша все прибывала и прибывала, и уже стала вываливаться через край. Посуды в доме, кроме чугунка и ложек, не было. Взор остановился на черепице, аккуратно сложенной у стены. Раечка подтащила стопку и стала проворно раскладывать в нее кашу, сверху накрыла черепицу с кашей листьями лопуха. Она радовалась, что каши получилось много и подумала: «Хорошо бы мама увидела, сколько каши получилось у дочки».

Вдруг ее осенила мысль: «А здорово получится, если я позову всех ребят с улицы Широкой «на праздник»».

Раечка увидела бегущего Кольку с ватагой ребят. Она замахала руками и закричала:

— Ребята, идите все к нам во двор на праздник — кашу есть!

Ребята с радостью ринулись в узкую калитку, отталкивая двух мальчишек и выкрикивая:

— Детям полицая каши не давать!

Раечка увидела расстроенные лица «детей полицая», ей стало жалко их. И она властно произнесла:

— Сегодня праздник для всех, и дети полицая тоже будут есть кашу.

Никто ей не возразил. Праздник прошел весело и сытно. Весть о нем полетела по селу. Вечером вернувшиеся с работы родители недоумевали: «Как узнали их дети о Дне Победы?»

Только потом разобрались, что весть о празднике принесла «каша» из Раечкиного чугунка.

ДЕТИ ШАМАН-ЮРТА ИГРАЛИ ВМЕСТЕ

Чеченцев и ингушей выселили с Кавказа в 1942 году лишь потому, что некоторые из них встречали немцев с хлебом и солью. Но в селах оставались люди разных национальностей: тавлины, осетины, армяне, дагестанцы…

Родители не делили детей на своих и чужих. Ребятня играла вместе. И если у кого-то в семье пекли пирожки или чебуреки, то угощали ими всех.

Детей, которым делали прививки в концлагере, обследовали приехавшие из Грозного врачи. Родители были предупреждены, что им нельзя давать никаких таблеток и тем более делать уколы и прививки.

Очень трудным было лето без хлеба. Только изредка привозили хлебушек из района и давали по две-три буханки на семью. Урожая ждали с нетерпением.

Дом, где поселилась Мария с детьми, стоял на краю села, а в низине было болото. То ли от сырости, то ли от слабости Раечку стала трепать малярия. Теперь она днем не могла выходить из дома. Ягоды и фрукты ей приносил Колька. Люди говорили, что это малярийные комары с болота кусают ее, поэтому она болеет. Советовали Марии поменять дом. Благо что в селе еще были пустые хаты.

Мария послушалась совета и перебралась в большой дом в центре села. Его никто не занимал, потому что в нем было шесть комнат, а их ведь не протопишь зимой. Да и люди, как правило, ютились в одной комнате, кучкой. Видимо, все еще присутствовал страх перед разлучением. А в Шаман-Юрт все ехали новые переселенцы.

ЯЩИК КРАСНЫХ ПОМИДОР

Раечка все лето болела малярией. Противная эта болезнь — треплет, проклятая, с восхода солнца и до заката. К вечеру отпускает, дав передохнуть своей жертве. А утром вновь принимается за свою «подлую работу». Из-за прививки в концлагере, Раечке нельзя было принимать никакое лекарство, даже хину.

Она переносила болезнь лежа в уголочке избы на охапке свежего сена, принесенного Колькой, кутаясь в дерюжку. Мать работала на колхозном поле дотемна. Колька носился с ребятами. Присматривала за Раечкой соседка-старушка. Поймает она в речке на булавку свежей рыбки, сварит уху, принесет, попотчует. Уха казалась Раечке горче хины. Ела она ее с отвращением. А потом на грядках стала подрастать свекла. И старушка приносила к заходу солнца по одной свекле, очищенной и нарезанной кружочками.

Раечка стала поправляться.

Как-то пришел к ней председатель колхоза. Мудрый фронтовик по-своему оценил Раечкин талант организовывать «праздники».

Председатель серьезно заговорил с ней, как с равной:

— Урожай поспел. Завтра бабы выйдут в поле жать серпами пшеницу. — И помолчав, добавил: — Придумай-ка игру, чтобы все ребята вышли на колоски. А я за это вам ящик помидор красных привезу.

Помидоры выращивали в соседнем колхозе, где председателем был его товарищ-фронтовик. Многие дети даже не знали, что такое помидоры, да еще красные! Не знала об этом и Раечка, но догадывалась, — видимо, что-то хорошее, раз председатель в награду предложил, и согласилась. Колька с вечера пробежал по всему селу и наказал ребятам, не ходившем в детсад, явиться утром на пшеничное поле, где Раечка устроит долгожданный «праздник». О награде, естественно, ни слова. Колька тоже не знал, что такое красные помидоры.

Утром в поле Раиса объявила ребятам:

— Если мы соберем большую кучу колосков, то получим в награду ящик красных помидор.

И работа закипела.

Бабы жали серпами пшеницу и сгребали ее граблями в копна, а детишки следом собирали все до колоска.

В дневной солнцепек ребята побежали гурьбой на речку купаться, где устроили соревнование: кто дольше всех просидит под водой, тот будет героем. В послевоенное время очень почетно было называться героем. В игре победил Федька по прозвищу «Жарик». Он просидел под водой до 50-ти по счету. Вторым стал Колька — он вынырнул на 49-м счете. Ребята-герои хорохорились возле девчонок, как молодые петушки. А когда жара спала, все вновь высыпали на поле. Работа продолжалась.

К вечеру приехал председатель. Увидев много кучек колосков, собранных ребятами, обрадовался и предложил им все перенести в одно определенное место. Копна колосков росла на глазах и получилась огромной.

ОЖИДАНИЕ

Худо-бедно, но пролетела первая зима на Кавказе. В Шаман-Юрт по-прежнему приезжали новые переселенцы. Возвращались с фронта мужчины. Они возвращались домой, но вместо домов находили только руины. Поэтому вернувшимся солдатам приходилось разыскивать свои семьи не один месяц.

Зимой 1946 года в Зеленую Рощу стали приезжать мужья-отцы. Сколько было радости по поводу возвращения каждого человека! Радовались все!!! И только по ночам намокали подушки от тихих слез молодых вдов и тех, к которым почему-то не приезжали долгожданные мужья.

Шаманюртовцы первыми управились с севом в Новосельском районе. По такому случаю приехал районный начальник и привез с собой фотографа. Ни одна из счастливых жен не стала фотографироваться, чтобы лишний раз не раздражать одиноких женщин. Они радовались только ночью, согреваясь под боком горячих мужей, словно боялись спугнуть свое счастье.

Приближалась первая годовщина Великой Победы. Мария Семеновна ждала своего Алексея Григорьевича и удивлялась, почему он, с его неуемным характером, так долго не возвращается к своей любимой и дорогим деткам. Ее надежда на встречу угасала с каждым днем. А Раечка и Коля, засыпая и просыпаясь, думали: «Ну, сегодня папа обязательно приедет!»

Когда по селу проносилась весть о прибытии солдата, Коля стрелой летел к Заканской дороге, боясь, что папа заблудится и не найдет утонувшую в зелени их хату…

ШКОЛА И УЧИТЕЛЯ

Война многим ребятам помешала вовремя пойти в школу. Поэтому первый послевоенный класс формировался из детей-разногодок: с 1934 по 1939 год рождения. Под школу выделили большой дом в центре села. Он состоял из 10-ти изолированных комнат, расположенных друг за дружкой, как гармошка. Каждая из них имела с крыльца свой вход. Приехали учителя, и стали переписывать своих будущих учеников.

Однажды Раечка, проходя мимо дома учительницы Валентины Леонидовны, уловила чарующие звуки, которые она слышала в день проводов отца на войну. Волнение вновь охватило девочку. Она пробралась к дому и уселась под окном у стены. Вскоре ее заметили и пригласили войти в дом.

Раечка уселась на полу, не отрывая глаз от светящегося квадратика на желто-сером ящике. Учительница старалась не мешать. Раечку она уже много раз видела около школы, слышала от сельчан о проводимых ею игровых праздниках, и поражалась, как могла семилетняя девочка увлекать в игру детей старше себя на несколько лет...

До приезда в Шаман-Юрт Валентина Леонидовна танцевала в Большом театре Москвы, но, после травмы бедра, вынуждена была покинуть сцену. Вернулась в Грозный, а затем поехала преподавать русский язык и литературу «на село».

Теперь каждое утро Раечка бежала к школе, чтобы поздороваться с учительницей и услышать от нее еще какую-нибудь интересную, доселе неведомую новость из области искусства.

ПЕРВЫЙ РАЕЧКИН КОНЦЕРТ

Приближался самый большой детский праздник — 1 сентября. Раечка пойдет учиться в первый класс! Это не беда, что нет учебников и тетрадок. Валентина Леонидовна обещала что-нибудь придумать. А еще она решила к первому сентября подготовить концерт и предложила Раечке станцевать на празднике танец «Сорванец».

Легко запоминались «коленца», показываемые Валентиной Леонидовной. Как обрадовалась Раечка, когда учительница объявила, что «Сорванец» пойдет под музыкальное сопровождение гитары, на которой будет играть сама Валентина Леонидовна. Танцевать надо было в мальчишеском костюме. Раечка стала уговаривать брата, чтобы дал ей на танец свою рубашку и штаны. Колька не соглашался, ведь сменной одежды у него не было, а ему тоже хотелось посмотреть концерт. Не пойдешь же в клуб в девчоночьем платье? Но он понимал, что кроме него никто единственные штаны не снимет, а без костюма «Сорванца» сестренка не станцует. И он взял с Раечки слово, что после танца она выскочит со сцены в окно и вернет ему одежду. Это был первый послевоенный концерт на сцене колхозного клуба. Изба была набита шаманюртовцами. Раечка танцевала свой первый в жизни танец под настоящую музыку. «Выкинув» последнее «коленце», не обращая внимания на взорвавшийся аплодисментами зал, на глазах у изумленной публики, опрометью, не поклонившись (да она и не знала, что нужно кланяться), выскочила в окно. Там ее уже поджидал Колька, прикрывающий свою наготу платьем. Они быстро обменялись одеждой, и Раечка, вся разгоряченная, кинулась домой. Она была напугана. А причиной испуга были раздавшиеся в конце танца аплодисменты. Раечка не понимала причину бурных хлопков. На ее «праздниках» аплодисментов не было, только дружный хохот.

Завтра она спросит Валентину Леонидовну, почему в зале хлопали?

А в эту ночь, зарывшись в свою постель на сеновале, Раечка представляла, что она вот-вот взлетит в ночное небо и будет танцевать под синим куполом, стараясь не задеть горящие пламенем звезды.

1 СЕНТЯБРЯ 1946 ГОДА

Спозаранку дети Шаман-Юрта шли к школе.

Каким он был, послевоенный первый класс? Формы — никакой. Каждый пришел учиться в той одежде, которая была. Только Раечке и еще одному мальчику Павлику было по семь лет, всем другим уже стукнуло по восемь-двенадцать.

Первоклассников было много, парты стояли в три ряда. Не было тетрадок и букварей. Но ручку с перышком и карандаш получил каждый.

Валентина Леонидовна принесла старые газеты, на чистых полях которых стали учиться выводить первые буквы. Вместо чернильниц — пузырьки с чернилами из сока бузины, который надавили старшие ребята. Буквы Валентина Леонидовна показывала в своей книжке, а затем писала их на светлой металлической доске черным углем. Каждый ученик выходил к доске и тоже старался вывести букву.

Были уроки арифметики. Считать учились на горошинах, орехах или яблоках. Физкультурой занимались на открытом воздухе, в глубине школьного двора: прыгали в длину и высоту, скакали через веревочную скакалку, бегали наперегонки. Когда купили мяч, футбол гоняли все вместе — и ребята, и девочки.

Самой желанной для учеников была перемена после урока физкультуры. Все бежали в класс, где на каждой парте лежал кусок хлеба. Он казался ребятам слаще пряника. Дети относились к этой трапезе очень трепетно, с почтением.

Вечерами девочки собирались за клубом и мечтали, высказывая свои сокровенные желания, глядя в звездное небо. Желания были разные, как и возраст мечтательниц.

Раечка одержимо твердила:

— Хочу прочитать книжку о немецких детях. Неужели они тоже жестокие, как и их родители?

А перед сном, стараясь не думать об ужасах войны, она представляла немецких детей, играющими в куклы, в мяч и другие забавные игры. Потом всплывали воспоминания об отце, как он насыпал ей целый подол гостинцев. «Может, он уже вернулся и ищет их в Семеновке? Он обязательно сумеет нас найти». И засыпала в сладких думах об отце.

СМЕЛОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В ГРОЗНЫЙ

Единственное ситцевое платье Раечки за лето не только выцвело на солнце, но и истончилось от постоянной носки и частой стирки.

Однажды прибежал Колька и выпалил:

— Жарик ездил с сестрой Нинкой в Грозный, и ей там дали платье! Не новое, но для школы сойдет за новейшее! Давай и мы съездим?

Идея показалась заманчивой. Расспросили поподробнее у Федьки-Жарика, как добраться до нужного места, и, никому ничего не сказав, спозаранку потопали на станцию Закан. Успели к поезду, упросили проводника посадить их без билета до города. Кондуктор подсказал, где сойти. Жарик с точностью разведчика описал план следования к «пункту назначения».

Раечка молча любовалась красотой города, держась за руку брата, боясь потеряться. Зашли в большой двор, где играли городские дети. Коля заговорил с одним, подбежал другой, и вскоре его обступила вся дворовая ребятня. Раечка стояла в сторонке, не понимая, о чем они совещаются. Вскоре в ее сторону стали посматривать девочки, но близко не подходили. Дети засуетились, переговариваясь, куда-то побежали. Несколько девочек подошли к Раечке. Предложили ей померить красивое шерстяное платье. Оно пришлось впору. А новенькие ботинки, надетые на босу ногу, повергли ее в восторг! Она не верила, что эти обновки теперь будут принадлежать ей.

Ребята принесли им много еды, но только Раечка откусила пирожок с капустой, как во дворе появился милиционер. Он подошел к Коле, они о чем-то поговорили. Милиционер, держа Колю за руку, прихватил и Раечку, и повел их со двора к трамвайной остановке. Милиционер держал их за руки, пока не подошел нужный трамвай. Он завел детей в вагон, усадил на две лавки.

Не понимая, куда их везут, дети сидели молча. Раечка смотрела в окно, отвернувшись от любопытных пассажиров, которые, заговаривая с милиционером, бросали на нее сердобольные взгляды. Одна женщина даже сунула Раечке в руку новенький рубль. Из разговора стало ясно, что их приняли за беспризорников и везут в детдом.

— Мы не бездомные! У нас есть мама! Только она работает от зари до зари, поэтому мы поехали в город одни, за платьем, — Раечка указала на узелок, который Коля крепко прижимал к себе.

Но милиционер решил довезти их до цели.

Ехали долго. Детдом оказался почти на окраине Грозного. Здание было обнесено глухой двухметровой стеной. У ворот встретил сторож. А в коридоре толпились настороженные обитатели приюта. Когда милиционер пошел по длинному коридору к директору, ребята обступили Колю и Раю, выясняя, кто они и в чем провинились перед милиционером. Колька попросил их помочь убежать из этого убежища. Те мигом согласились: провели их в угол двора, а там, по спинам мальчишек, подсадили на стенку Раечку. Коля подстраховал ее с другой стороны забора. Дети помчались к станции. Детдомовцы поклялись, что не выдадут милиционеру их маршрут. Пробежав небольшой кустарник, увидели железнодорожные вагоны. Коля разузнал, какой состав идет в сторону Закана, и они еле успели заскочить в последний тамбур отходившего товарняка.

Коля с Раей не подозревали, что товарняк идет без остановок. Перед Заканом он только чуть-чуть замедлил ход. Колька стал уговаривать сестренку:

— Надо прыгать, пока паровоз не набрал скорость!

Раечке было страшно. Коля, чтобы подбодрить сестренку, прыгнул первым, показав пример. Он лихо проехал по насыпи из мелкой гальки и закричал:

— Прыгай! Не бойся! Вперед ногами!

Раечка подчинилась приказу, даже не поняла, как сиганула с подножки, подражая брату, и совершенно безболезненно скатилась по насыпи в железнодорожный ров.

ГОЛОД

В 1947 году была засуха и сразу наступил голод.

Учеников после уроков стали кормить горячим супом. В супе, вместе с крапивой и лебедой, плавали крупинки пшена, гороха, перловки.

Варить обеды было поручено тете Соне, молодой красивой евреечке. Женщины Шаман-Юрта ее жалели, у нее муж сидел в тюрьме за сфабрикованную кем-то растрату.

Многие жители села стали пухнуть от голода и, чтоб спасти детей, их продолжали кормить обедами и на летних каникулах. А с наступлением учебного года на большой переменке давали большой кусок хлеба и после занятий — суп.

Весной из района приехал уполномоченный, произвел у тети Сони обыск. Дома у нее нашли много зерна и крупы. Ее забрали и увезли. Обеды тоже прекратились. Питались лебедой, крапивой, черемшой и цветками акации. От них во рту получалась вкусная ароматная кашка. Из-за засухи внутри цветков стали собираться мошки. Ребята приловчились бросать гроздья акации на горячую сковороду — мошки сразу выпрыгивали. Когда стали наливаться кочаны кукурузы, дети, не дожидаясь полного созревания, отваривали их или ели сырыми: пока жуешь — быстрее насыщаешься. К 1949 году с питанием стало легче.

Марию Семеновну за хороший труд наградили телочкой. Телочка выросла, отелилась и стала давать вкусное жирное молоко. С кормилицей Ленточкой никакой голод не страшен стал. Мария Семеновна выменяла на молоко курочку, и вскоре двор заполнился цыплятами.

— Ну, теперь мы заживем! — радовалась Мария.

Как ни старались учителя, открыть пятый класс в Шаман-Юрте не смогли. Учебники-то появились, а учителей не хватало. Председатель сельсовета договорился с соседним селом, чтобы приняли в свою школу шаманюртовских ребят. В селе Лермонтово была красивая помещичья усадьба с несколькими домами, аллеями и садом. Ее берегли под культурный комплекс, но решили пока открыть интернат.

Валентина Леонидовна не захотела расставаться со своим классом и поехала с ребятами жить в интернат. Муж ее тоже устроился в школу учителем немецкого языка и физкультуры.

Валентина Леонидовна понимала, что некоторые ее ученики после 7-го класса будут стараться получить профессию, чтобы поскорей заменить погибшего отца-кормильца. Она рассказывала, куда можно пойти учиться, как ускоренно получить рабочую профессию на производстве. А однажды объявила:

— Если кто-то хочет стать учителем, может поступить в Грозненское педагогическое училище.

— Неужели можно научиться быть «учителем»? — удивилась Раечка.

Слово «учитель» для нее было окутано ареолом возвышенного, волшебного, непостижимого. Она считала, что учитель — это дар Божий, дается избранным при рождении, что научиться «быть учителем» невозможно...

Закончив семилетку, Раечка решила ехать в Грозный, поступать в педучилище. Отослав по почте заявление, вскоре получила вызов: явиться с документами прямо на экзамен.

Уложив все необходимое в холщевую сумку, она спозаранку отправилась на железнодорожную станцию Закан, которая находилась в семи километрах от Зеленой Рощи. В Грозном предстояло провести несколько дней.

Диктант писали в день приезда. После него подростки в возбуждении носились по училищу, поэтому будущих педагогов заставили таскать раскладушки, матрасы, подушки, чтобы они обустроили себе ночлег. Раечка всегда старалась любой труд превращать в приятную игру и не заметила, как увлекла в нее будущих педагогов. Смех… Шутки… Любопытные студенты с нижнего фойе перетаскивали свои раскладушки на второй этаж, чтобы тоже поучаствовать в веселом «действе». Мимо проходили педагоги, комендант и прочие служащие училища, но никто не шикал, не ругался, не призывал прекратить смех. Угомонились на ночлег к полуночи.

Утро было спокойным. Проснувшись и перекусив тем, что было, все стали готовиться к следующему экзамену, устраиваясь прямо на раскладушках.

Потянувшись за тетрадкой, Раечка увидела, как откуда-то сверху к ней на раскладушку упал георгин. Цветок был без стебелька, он словно врос в белую простыню, горел красным огнем в лучах бьющего в окна солнца.

Раиса оглянулась. Около нее стояла Валентина Леонидовна, учительница Зеленорощинской школы. Она спокойно произнесла:

— Я приехала за тобой. Собирайся быстрей, иначе опоздаем на поезд.

Чтобы уложить учебники в холщевую сумку, потребовалось несколько секунд. Оставалось забрать свидетельство об окончании 7-ми классов.

Валентина Леонидовна молча повела за руку покорную Раечку в дирекцию. Там не хотели отдавать Раечкины документы, говорили о ее необычных организаторских способностях, но в конце концов сдались. По дороге домой Валентина Леонидовна рассказала, что районо договорилось с Валерикской средней школой, чтобы там приняли всех желающих из Зеленорощинской семилетки.

Раечка еще не знала, что к сентябрю учительница уедет на родину мужа. Но она, как заботливая мать, до последнего мига продолжала оберегать и направлять своих первых учеников.

А впереди Раечку ждала целая жизнь…

Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2007

Главный редактор - Горюхин Ю. А.

Редакционная коллегия:

Баимов Р. Н., Бикбаев Р. Т., Евсее­ва С. В., Карпухин И. Е., Паль Р. В., Сулей­ма­нов А. М., Фенин А. Л., Филиппов А. П., Фролов И. А., Хрулев В. И., Чарковский В. В., Чураева С. Р., Шафиков Г. Г., Якупова М. М.

Редакция

Приемная - Иванова н. н. (347) 277-79-76

Заместители главного редактора:

Чарковский В. В. (347) 223-64-01

Чураева С. Р. (347) 223-64-01

Ответственный секретарь - Фролов И. А. (347) 223-91-69

Отдел поэзии - Грахов Н. Л. (347) 223-91-69

Отдел прозы - Фаттахутдинова М. С.(347) 223-91-69

Отдел публицистики:

Чечуха А. Л. (347) 223-64-01

Коваль Ю. Н.  (347) 223-64-01

Технический редактор - Иргалина Р. С. (347) 223-91-69

Корректоры:

Казимова Т. А.

Тимофеева Н. А. (347) 277-79-76

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев