|
|
Сергей МИХАЙЛОВ
САДЫ САТАНЫ
Он побывал в Садах Сатаны, этот молодой пастух, или чабан, как звали его
на местный манер. Или Одноглазый. Левый глаз, говорил он нам, Сатана взял за
прогулку по Садам. Каждый, кого туда пускают, должен оставить глаз или ухо,
чтобы Сатана мог видеть и слышать, что творится на земле, а своих у него
нет. Зачем ему это, удивлялись мы. Так он выбирает следующего гостя. Больно
надо, вздрагивали мы, потирая глаза и уши. Я бы не пошел, и я бы, дерзко
выпячивали мы собственную трусость. Но каждому было любопытно узнать, что
все-таки творится в тех Садах. Почему именно сады, и чем они отличаются от
наших колхозных, легко доступных? Глаза и уши были дороги, и мы несли
пастуху сигареты, вино и брынзу, а он охотно рассказывал о своих
похождениях.
- Там все наоборот, - начинал он всякий раз одинаково. - Где у нас деревья,
там только корни, где яма - там холм, где холм - там яма. Солнца нет, людей
тоже. Все с фонариками ходят.
- Кто все? - ловили его на слове.
- Тени, - невозмутимо отвечал он.
- А фонарики откуда?
- У нас крадут или потерянные собирают.
- Ну и что там эти тени делают?
- Что и мы, только наоборот: мы дышим - они нет, мы смеемся - они никогда не
смеются.
- А в туалет они ходят? - робко спрашивал кто-нибудь.
- Чем? - обращался к нему Одноглазый столь красноречиво, что всем
становилось до смешного понятно: не ходят...
Когда его спрашивали, чем он сам занимался в тех Садах, пастух отвечал
уклончиво:
- Искал.
- Что искал? - наседали. - Что?
- Что искал? - переспрашивал он, - Не знаю... Что-то искал, а что...
- Нашел хоть?
- Попробуй, найди, - усмехался он. - Нет, пацаны, ни шиша я там не нашел.
Только потерял все на свете.
- Как это - все на свете? - не понимали мы.
- Ну, не все, не все, - поправлялся он. - Глаз только - мало, что ли?
- Не мало!
- Ладно, кончай вопросы, давай папиросы...
Впрочем, тот, кто слушал рассказы пастуха помногу раз, мог знать другие
обстоятельства этого приключения. Обычно всплывали они в минуту его
расслабленной меланхолии, на крепких парах айвовой наливки.
- Все Сады я прошел, насквозь, - говорил тогда Одноглазый. - Сад Слез, Сад
Обмана, Разлуки Сад, Печали, Безнадежности, много еще, всех не помню...
Посмотрел - ну и что? Серо, скучно, как только люди живут? Но когда я вышел
в Бесчувственный Сад... О-о-о! Это, чувствую, по мне в самый раз. То есть,
не чувствую как раз... Понимаешь? Ладно. Я говорю Сатане: твоя взяла, серый,
нет таких мест на земле, где бы душа моя так же отдыхала. Прописывай меня,
мол, согласен! Не тут-то было. Он там, видишь ли, никого не оставляет, всех
обратно выпихивает. А мне напоследок сказал: плакать устал? хорошо, теперь
вдвое меньше будешь... Очнулся я - и нет глаза.
Еще одно объяснение этой потери - менее фантастическое, но для меня и куда
менее вероятное - я невольно подслушал ночью у домика старого чабана, где я
в последний раз видел Одноглазого. Это целая история, и лучше ее
рассказывать по порядку.
Андрей - так звали молодого пастуха - появился в нашем поселке ранней
весной. Он поселился в домике деда Степана, который «тянул на себе», как
говорили, наше стадо «без малого шесть пятилеток». И мог бы еще одну
протянуть, не застуди он той зимой поясницу. Андрей, приходившийся ему
бесконечно далеким родственником и долгое время как бы вовсе не
существовавший, объявился как нельзя более кстати. Ухода требовали и дед
Степан, почти обездвиженный радикулитом, и общественная живность -
семнадцать овец, восемь коров и четыре козы, рвавшиеся после зимней соломы
на вольные пажити. Вопреки некоторым опасениям поселян, интерес их абсолютно
совпал с нехитрыми запросами новичка. Ему словно того и не доставало - с
такой готовностью и сноровкой взял он в руки вечный ореховый посох деда
Степана, поселковое стадо и криволапого пса Черта в придачу.
Целыми днями, независимо от погоды, пропадал Андрей на большом выгоне,
простиравшемся за колхозным садом. Сидел под каким-нибудь деревом в
сторонке, вырезал деревянных чертиков, и лицо его сияло тихим блаженством.
- Любо-дорого посмотреть, - умилялись наши кумушки. - Хоть по всему видно -
городской, вон какой красавчик!
- А с глазом-то у него что? Потерял? Ах, бедняжка! - пускали слезу самые
чувствительные, из вдов и свободных.
С ними охотно соглашались замужние. И в сумерках они по очереди бегали в
пастуший домик, кто с молоком, кто с курицей...
И все Андрею сходило с рук, пока не заступил он дорожку лесному человеку
Ваське Пегому. Ваську боялся весь поселок. Жил он дикарем на старой
лесопилке, на люди выходил редко, но уж если покажется - жди беды.
Наведывался он все больше к Любке Поддуевой, был ей по-звериному верен и от
нее требовал того же. Но Любка, женщина вольная, верность тоже по-своему
понимала. Кончилась их любовь тем, что нашли ее чуть живую висящей вверх
подолом в колодце, а к вороту Васька примкнул учителя нашего Петра Лиманыча...
Васька исчез, и с полгода поселок жил спокойно. Только на Новый Год выполз
Васька из берлоги - ходил, шатаясь, по домам колядовать. Была у него такая
забава. К нам он постучался ровно с первым ударом курантов. Мама
перепугалась, увидев в дверях этакого гостя, полезла дрожащими руками за
кошельком... Но не успел гость промычать: «Можно водкой», как из-за стола
встала моя старшая сестра Нина - и праздник для Васьки кончился. Косынкой да
длинным своим языком она гнала его через весь поселок до самого леса, и эхо
ее брани долго еще преследовало его среди деревьев... Так Васька Пегий
влюбился в Нину.
С тех пор его все чаще стали замечать у наших ворот. Мама плакала. Мне было
стыдно за нас. Только Нина не унывала.
- Пусть сунется, - говорила она, подбоченясь. - Я его и без косынки отделаю!
И нарочно, как Ваську в окне увидит, накидывала что-нибудь яркое на плечи и
выплывала из дома - якобы в магазин или по воду. Васька столбенел...
А затем появился Андрей, и все изменилось.
В общем стаде наших было две овцы да корова. Они сами знали, когда и куда им
надо выходить и возвращаться, но Нина присматривала на всякий случай. Она за
них отвечала. Так что, когда однажды вечером овца Редька не пришла домой со
всеми вместе, сестра помчалась к пастуху и такой ему устроила нагоняй, что
на ее крик дура Редька сама выбежала из сада. После того казуса Нина
косилась на Андрея с искрой презрения.
- Доверь такому, - хмыкала она, поводя плечами, и добавляла совсем уже
лишнее. - Черт безглазый.
Со временем этого «черта безглазого» Нина стала поминать на самый разный
лад, кстати и не кстати. И все дольше задерживалась она, провожая наших
«кормилиц» на выгон и обратно.
- Не уследит же, черт безглазый, - делала она озабоченный вид.
Наконец, как-то в мае корова с овцами вернулись, а сестры нет. Мама за
сердце схватилась, спрашивает меня:
- Ты не видел, Васька Пегий возле нас не околачивался?
- Вроде, нет, - говорю.
Мама с крыльца позвала - без толку. Оставалось мне пойти поискать, но дождь
как раз полил. Ливень с грозой, и на всю ночь...
Дождь успокоился только после вторых петухов, тогда и Нина прибежала, на
себя не похожая. Выглядела она точь-в-точь полоумная на ярмарке: вся мокрая,
но улыбается, а в руках чертика деревянного вертит. Мама посмотрела на нее
молча, на чертика посмотрела... и ушла к себе.
Наутро Нина заболела. У нее был жар, и мама, выговаривая, делала ей
компрессы с тройным одеколоном и уксусом. А я погнал скотину.
Увидев меня, Андрей удивился.
- Где Нина, - спросил он.
- Дома, - ответил я.
- Что-нибудь случилось?
- У нее тридцать девять и три, - сформулировал я и пошел обратно. Мне было
странно, что человек, побывавший в Садах Сатаны, так живо интересуется моей
обыкновенной сестрицей...
Вечером того же дня Редька, вернувшаяся с выгона, показалась мне какой-то не
такой. Я присматривался к ней со всех сторон, щупал бока, гладил морду -
пока наконец не понял: колокольчик. Подвязанная к Редькиной шее жестянка с
болтом внутри молчала, хотя обычно трезвонит громче других. Я полез и
обнаружил обрывок газеты, скрученный поверх болта. Между печатных строк там
было написано на редкость красивым и разборчивым почерком: «Глупая,
безрассудная девчонка убежала ночью к маме. Не боялась ни дождя, ни темноты.
Результат - ангина. Возвращайся, я тебя вылечу». И подпись одной буквой:
«А». Ежу понятно, кто такой этот «А», но что было делать с запиской? Сначала
я подумал оставить все, как есть, или просто выкинуть ее. Но потом мне стало
противно скрывать, что я раскрыл чужую тайну. Водить самого себя за нос я не
собирался.
- Тебе письмо, - сказал я, проходя мимо Нининой постели, и бросил ей
газетный шарик.
- От кого? - удивилась она.
- От Редьки...
Через некоторое время Нина позвала меня и ни с того, ни с сего начала
оправдываться, чего не допускала даже в разговорах с мамой. Не знаю, зачем
ей это было нужно? Мне - так точно незачем. Все эти «люди встречаются, люди
влюбляются, женятся» настолько выводили меня из себя, что я с большим
облегчением согласился выполнить просьбу, которой она закончила: передать
Андрею ответную записку.
- Только не читай, ладно? - заглянула она мне в глаза.
Меня чуть не стошнило.
На следующий день я понял, почему почтальон, приезжающий в поселок раз в
неделю, всегда чем-то не доволен. Я сам теперь стал почтальоном - и
радоваться тут было нечему. Первый и последний раз, думал я, вручая Андрею
тщательно сложенный листок. Он сидел под акацией в кругу мальчишек и
рассуждал о Дереве -золотые корни, которое, якобы, видел в Садах Сатаны:
- Из корней этого дерева, - говорил он голосом доброго сказочника, - Сатана
сплел себе трон и никогда его не оставляет. Только он один знает, как в них
не запутаться. Тот же, кто попадется в эту золотую ловушку, превращается в
самую темную тень. Корни высасывают его душу, и разрастаются,
разрастаются... Обойти стороной трон Сатаны почти невозможно...
Андрей пробежал глазом записку и сунул ее в карман, оставив на губах улыбку.
- А Сатану ты видел? - спросил я его.
- Издалека, - ответил он.
- И какой он?
- Какой?.. Да никакой. Хвостатый.
- Как Черт, что ли?
Последняя фраза развеселила мальчишек. Приговаривая «Сатана! Сатана!», они
стали тормошить Черта, дремавшего у ног пастуха. Тот замотал спросонок
мордой, привычно тявкнул на них... и вдруг вскочил и с громким лаем кинулся
к дальнему кустарнику. В кустах он захлебнулся, заскулил, и в следующую
секунду оттуда вывалился Васька Пегий. Пацаны притихли.
- Эй, - поманил он Андрея. - Отойдем на пару слов.
Они отошли. Слов их не было слышно, и я боялся предположить, о чем, вернее,
о ком они могут говорить. Васька всем своим видом показывал, как ему
безразлично то, что отвечает пастух. Он всего лишь затачивал ножичком ивовый
хлыст. Ветка становилась все короче, и когда от нее остался огрызок с
карандаш, Васька сунул его Андрею за ухо, вытер лезвие о его плечо,
развернулся и побрел обратно в кусты... Но едва скрывшись, выглянул снова и
позвал на этот раз меня.
- Нинка дома? - спросил он, когда мы пошли в сторону поселка.
- Дома, - ответил я.
- Пусть выйдет. Сказать ей надо.
Я сказал, что Нина больна.
- Болеет? - Васька остановился, наморщив лоб. - Ладно, не зови. Сам ей
передай. Скажи, пусть не липнет к этому одноглазому. Она про него не все
знает. А я знаю...
Он помялся.
- Не липнет пусть, передай. Только не говори, от кого.
Пришлось мне еще раз быть мальчиком на побегушках. Но это уж точно в
последний раз, твердо решил я, не дождетесь. Надоело лезть в чужие дела,
которые меня не только не интересовали, но были вообще не совсем понятны.
Лезть, к тому же, не по собственной воле.
И все-таки заключительная сцена этой фантасмагории развернулась именно на
моих глазах, хотел я того или нет. Словно, думаю я теперь, все было задумано
специально для того, чтобы столкнуть меня нос к носу с грубой реальностью
«взрослой» жизни. Меня - десятилетнего пацана, который только-только начинал
реагировать на светлые проблески человеческой любви, но не мог и не должен
был видеть ее пугающую изнанку.
Через неделю Нина выздоровела, и в первый же вечер, нарядившись, убежала.
- Нинка, - только и выдохнула мама вдогонку...
Мы смотали в клубки всю шерсть, что была в доме, а к полуночи маму начало
трясти.
- Холодно что-то, - сказала она мне. - Сбегай, позови Нину, хватит им...
Я быстро оделся.
- Где искать, знаешь-то?
- Знаю, - говорю.
Мама сокрушенно качнула головой.
Пастуший домик стоял на отшибе, у самой ограды колхозного сада. Когда я
добежал, вокруг было темно, лишь в одном окне горел свет, пятном падая на
будку с Чертом. Тогда, в кустах, Васька сломал ему два ребра, и пес до сих
пор отлеживался. Он узнал меня, заныл и неуклюже пополз из будки. Я подошел
его погладить - и тут услышал голоса, доносившиеся из открытой форточки.
Говорили довольно громко, и я легко разобрал, кто...
Временами Нина срывалась на визг, голос Андрея, напротив, звучал ровно и
успокаивающе.
- Ты мне врал, - высказывала Нина. - Ты мне все время недоговаривал. За
дурочку меня держал деревенскую, да?
- Почему за дурочку, Нина? Я никому про это не говорил, потому что не считал
нужным...
- Ваське, однако ж, посчитал нужным сказать.
- Ваське?
- Ваське Пегому, с лесопилки.
- Этому рыжему? Так он спросил напрямик, я и ответил.
- Я что, специально должна спрашивать, как чужой человек? Или ты и дальше
будешь мне своим Сатаной голову морочить? Говори, что Ваське сказал!
- Так уж и говори, - смутился Андрей.
- Ах так!
Повисла тишина. Затем в сенях что-то бухнуло, хлопнула дверь - и Нина
выбежала во двор. Андрей, бежавший следом, легко догнал ее, обнял.
- Нина, - сказал он ей, глядя прямо в глаза. - Успокойся. Пойдем, я тебе все
расскажу. Хочешь? Все-все расскажу.
Нина плакала.
- Только не плачь и не голоси, не то деда моего разбудишь. Не будешь
голосить?
Нина дернула плечом.
- Молодец.
Они вернулись в дом, и Андрей рассказал свою подлинную историю.
Он жил в городе. Окончил институт, и дядька устроил его в казино крупье на
карточный стол. На «очко», как там шутили. Казино называлось «Нескучный Сад»
и действительно процветало. Со временем Андрей купил какую-никакую
квартирку, даже машину. Марки «драндулет», уточнил он. Словом, деньги были,
хватало, и можно было спокойно жить. Но когда стоишь у стола и каждый вечер
сдаешь карты, эти кусочки картона, которые - раз, и превращаются в большие,
очень большие барыши... Перестаешь отдавать себе отчет в том, что это всего
лишь игра, легкий флирт фортуны. Начинаешь думать, что вот она - подлинная
жизнь. А это уже совсем другой подход... Поначалу в голове у него стала
складываться четкая последовательность выигрышей и проигрышей, затем пришла
уверенность в ней как в абсолютной системе, о которой знает только он. Хотя
до сих пор он знал одно: такой системы быть не может... Крупье запрещалось
делать ставки в казино, и они играли на даче у менеджера. Андрей пришел, что
называется, за компанию. И выиграл. Довольно серьезную сумму. Потом еще.
Еще! Система не давала сбоев, и он знал, когда и сколько надо проиграть,
чтобы затем снять весь стол. На карточных вечерах он сделался центральной
фигурой, люди приходили посмотреть на его игру. Все это - деньги, азарт,
слава - так затягивало, что он уже не воспринимал происходящее вне игрового
стола. Но не деньги и не слава, всего упоительней было держать за хвост
случай! Попробуй поймать ящерицу голыми руками - а он поймал. И если бы у
нее не отвалился хвост... кто знает, кто бы сейчас пас наших овец... Все
рухнуло в одночасье. Той ночью играли по крупному, всё серьезные люди,
парочка даже с телохранителями. Но Андрея ничто не могло смутить, он
выигрывал и выигрывал. Один встал из-за стола, другой уехал на такси,
проиграв лимузин. Андрей всерьез подумывал выиграть себе телохранителя,
чтобы помог довезти выигрыш... И тут система стала врать. Раз за разом, круг
за кругом. Словно он уже исчерпал лимит выигрышей, и теперь осталось только
проигрывать. Или навсегда выйти из игры. Он продолжал. В долг. Под расписку.
Вскоре кроме квартиры поставить на кон ему было нечего... Утром он был
бездомным. Но игра все шла. Соперники, чищенные им прежде не один раз,
поднимали ставки... Он не сдавался. Наконец, наступил момент, когда
банкующий сказал: «У тебя ничего нет, ты нищий. Мы ставим по тысяче, а что
ставишь ты?» Руку, в полном затмении ответил он. Глаз, поднял ставку тот.
Сдавай... Когда он прикупил одиннадцать бубей, он потерял сознание...
Нина вовсю плакала. Как Андрей ни успокаивал, она была безутешна. Он погасил
свет...
Примерно через полчаса они вышли на крыльцо. Оба улыбались и говорили
шепотом. Я счастлив, шептал Андрей, а за счастье надо платить. Это честно -
и я не жалею. Я жалею, шептала Нина. Не смей, обнял ее Андрей, ты мне
досталась дорогой ценой, и останешься навсегда моей. Я этого не стою,
потупилась Нина...
И дальше все в таком роде. Им было тепло, а я, скорчившись за будкой,
начинал потихоньку стучать зубами. Подглядывать было противно, но я не хотел
их прерывать. Я и не догадывался, что был еще один тайный наблюдатель,
ловивший в эту минуту каждое слово Андрея и Нины.
Тот, второй, вышел из темноты, едва шаги сестры затихли в противоположном
направлении. Он бросился на Андрея и враз подмял его под себя. Только когда
Черт остервенело залаял и натянул цепь, я узнал в нападавшем Ваську Пегого.
Он бил пастуха молча, как рубят лес: ух! ух! ух! Потом, когда Андрей уже не
шевелился, Васька опустился перед ним на колени, и мне показалось, что он
плачет.
- Я же тебе говорил, - произнес он хлюпающим голосом, точно умолял. - Я же
тебя предупреждал. Моя она. Моя! А ты откуда взялся? Кто тебя звал сюда,
одноглазый? Я тебя звал? Я что тебе говорил? Я тебе говорил, держись от нее
подальше! А ты обнимаешься. А что я тебе за это сделать обещал? Молчишь,
дуралей... Но я же Васька! - вдруг заорал он, склонившись к неподвижному
лицу пастуха. - Я Васька Пегий! Я убить могу! Эх...
Кряхтя, Васька полез в голенище своего кирзача и вынул финку. Я заметил, как
дрожала его рука - зайчик от лезвия кольнул мне зрачок. Васька нежно
потрепал светлые волосы Андрея, аккуратно провел ножом по его заплывшему от
ударов веку, потом встал на ноги и, отряхивая штанины, не спеша скрылся в
темноте...
Я не помню, что было дальше. Мама сказала, что меня так и нашли за будкой
Черта. Андрея отвезли в город в больницу. С Ниной ничего страшного, она
ездила в больницу, но Андрея не нашла. Ваську никто не тронул.
Теперь я живу в городе и часто бываю в гостях у одной своей знакомой.
Окна ее спальни выходят на фасад не то ресторана, не то казино, чьи огни не
гаснут круглые сутки. Ночью они рисуют на потолке картины, чем-то
напоминающие мое детское представление о Садах Сатаны из рассказов
одноглазого пастуха. Никак не привыкну спать при такой иллюминации.
Написать
отзыв Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
