|
|
Владимир Ярцев
«АПОКАЛИПСИС» ПО ГИБСОНУ,
или
конец света для отдельно взятой цивилизации
Об «Апокалипсисе» («Apocalypto»), новом фильме Мэла Гибсона, до начала
его проката было известно не так уж много — разве только то, что фильм будет
рассказывать о закате державы майя, да еще несколько малозначительных
подробностей. Не было ни масштабной рекламной кампании, ни особой шумихи в
прессе — более того, прошлой осенью режиссер влип в скандал, мгновенно
раздутый прессой, и злые языки стали даже поговаривать о бойкоте фильма в
прокате на территории США. Но нам американские «закидоны», слава богу, в
большинстве своем чужды — может быть, в том числе и по этой причине
«Апокалипсис» вышел в российский прокат даже несколько раньше, чем за
океаном.
Наверное, многие зрители подсознательно ожидали фильма о том, как
конкистадоры будут покорять майя, звезда державы которых уже закатывалась.
Но режиссер ставил перед собой иную задачу, обозначенную вынесенной в начало
фильма цитатой: «Великую империю нельзя победить, пока она не прогнила
изнутри». Поэтому неудивительно, что «Апокалипсис» оказался фильмом не о
победоносном марше закованных в стальные кирасы конкистадоров, а о том, как
самобытная и яркая цивилизация медленно и страшно погружается во тьму
варварства и умирает, отравляемая собственным ядом и безумием. И, если
вдуматься, этот взгляд единственно верен — потому что для завоевателей,
железной пятой поправших Новый Свет, падение «варваров» было победой, тогда
как для самих майя это был настоящий Апокалипсис.
Стоит отметить и еще один немаловажный момент — сам режиссер проводит
совершенно недвусмысленные параллели между пожирающей саму себя культурой
майя и современными Соединенными Штатами…
В своем новом фильме Гибсон решил повторить опыт «Страстей Христовых» — опыт
смелый, но однажды уже увенчавшийся успехом, и заключающийся в отказе от
знакомого зрителю «интернационального английского». Если в «Страстях
Христовых» герои изъяснялись на арамейском и латыни, то персонажи
«Апокалипсиса» говорят на языке потомков майя, смысл же их речей передается
краткими строчками субтитр.
И, как и в случае со «Страстями Христовыми», такой ход доставляет создателям
фильма дополнительные трудности — ведь от них, как, впрочем, и от актеров,
требуется передать всю информацию, не рассчитывая на многословные
объяснения. К счастью, промашек никто не допускает — все сцены выстроены
безупречно, давая исполнителям возможность продемонстрировать все свои
способности, и они оправдывают надежды: жесты, пластика и мимика актеров
правдивы до мельчайших деталей, и, глядя на них, веришь, что эти люди в
самом деле живут, а не играют роль. В самой же подаче нет той искусственной,
нарочитой изощренности и вычурности, которой с некоторых пор любит блеснуть
американское, а также «новое российское» кино — напротив, все совершенно
естественно и столь же убедительно. Эту убедительность стоит отметить особо,
поставив в заслугу всей съемочной группе — и, пожалуй, в первую очередь,
актерам, ибо среди них практически нет профессионалов. В большинстве своем
это самые обычные люди — настоящие потомки майя, до этого в глаза не
видевшие кинокамер и софитов.
Однако использование языка аборигенов дает Гибсону великолепный козырь:
незнакомая зрителю речь помогает создать эффект присутствия, которое лишь
усиливается благодаря отсутствию узнаваемых лиц голливудских «звезд». Все
это дополняется великолепной проработкой деталей — от причудливых причесок,
костюмов и украшений до мимолетно запечатленных объективом камеры сцен из
повседневной жизни канувшего в небытие народа. В результате зритель словно
бы смотрит не фильм, а является очевидцем реальной драмы, которая
развернулась в джунглях Южной Америки почти шесть столетий назад.
По мере развития сюжета создатели фильма умело нагнетают напряжение. Один из
самых сильных моментов — эпизод с девочкой, ставшей изгоем из-за своей
болезни. Неуловимое превращение хнычущего ребенка в пророчицу с закаменевшим
лицом, на котором какой-то нечеловеческой жизнью живут только глаза (и это
объяснимо — отвергнутый ребенок не выживет во враждебном мире, а значит,
девочка уже мертва, хотя жизнь еще и не покинула ее тело), пробирает до
мурашек. Удивительна по выразительности сыгранная без единого слова сцена
расставания двух людей — обреченного на принесение в жертву охотника и его
вредной тещи. Если в начале фильма старуха тиранит зятя, постоянно упрекая в
том, что он не способен осчастливить ее внуками, то позже зрителям являют
трогательную сцену прощания двух людей, которые в свои последние минуты
вдруг стали друг другу ближе всех в мире. Скорбь, горечь утраты,
опустошенность, переданные взглядом и жестом; трагедия двух человеческих
судеб, уместившаяся в два десятка секунд экранного времени…
Единственным недостатком (или тем, что можно расценить как недостаток)
фильма является отсутствие «вводной»: информации о месте и времени действия,
о других моментах, важных для погружения в показываемый мир. Широкий зритель
вряд ли столь уж хорошо осведомлен о специфике жизни майя, чтобы с ходу
понять все, что он видит на экране. Впрочем, менее интересным фильм от этого
не становится, даже наоборот — возможно, после просмотра «Апокалипсиса»
кое-кто даже захочет поближе познакомиться с культурой самобытных
цивилизаций Южной Америки.
+ + +
Несомненно «Апокалипсис» — еще одна творческая удача Мэла Гибсона. Удача,
пожалуй, не меньшая, чем снятые им ранее «Страсти Христовы» и «Отважное
сердце». И самое важное — Гибсону в очередной раз удалось доказать, что
интересное кино может и должно быть умным, а все затраты на поиск новых
путей в кинематографе окупаются в творческом плане сторицей.
Вы можете высказать свое суждение об этом материале в
ФОРУМЕ ХРОНОСа
|
