> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 12'06

Азамат Юлдашбаев

Webalta

НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА
XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Азамат Юлдашбаев

Мечтал раб божий...*

«Отец, я вижу лишь узду, но где же, где твой конь?»
Раис Туляков

«...но для которого все же таки, хотя бы перед самым концом жизни, мелькнул светлый гость в виде шинели, ожививший на миг бедную жизнь».
Н. В. Гоголь. «Шинель»

Ильяс Ахметович не помнил, с каких именно пор начал грезить о лошади. Наверное, с детства сидела в нем эта мечта. Родители большинства его сверстников держали своих коней — в ту пору лошадь была основной тягловой силой в колхозе.
Отец Ильяса Ахметовича умер, когда ему не было и семи годков. В одночасье лишился он и родителя, и такого превеликого счастья, как, запихнув за пазуху горбушку хлеба, ехать на телеге рядом с отцом, снисходительно посматривая на бежавших за телегой мальчишек...
Да разве перечислишь все радости жизни, дарованные самим отцовым существованием! С тех самых времен воплощением истинного мужчины в его глазах стал сосед-дядька Рахимьян, пощелкивающий сыромятным кнутом и выезжающий со двора под непременное «Нна-а, мать твою...»
Казалось бы, в последние двадцать лет новая техника, налоги и всевозможные запреты напрочь вытеснили лошадь из сельского уклада жизни. Реку вспять не повернуть, однако время вдруг поворотилось обратно. От некогда прославленного, а ныне разворованного и распроданного колхоза «Заветы Ильича» не осталось ничего, кроме нескольких тракторов, шестидесяти-семидесяти буренок, председателя, бухгалтера, кучки специалистов и чуть больше дюжины человек с каким-то болезненным, глухим упрямством и упорством или же с тайной надеждой — «а вдруг?» — продолжающих величать себя членами колхоза.
И вот уже в двадцать первом веке деревенская лошадь снова стала символом достатка, чуть ли не предметом первейшей необходимости в крестьянском быту. Люди даже подметили такую особенность: чем чаще рекламировали по телевизору новые поколения компьютеров и новейшие модели автомобилей, тем больше становилось в их ауле лошадей. Странная закономерность...

——————
Перевод Гузель Разяповой.

Ильясу Ахметовичу лошади не снились. Зато частенько мерещилось позвякивание колокольчиков в ночной тиши, особенно часто — в последнее время. Уже около двух лет прошло с той поры, как он начал подумывать о своей лошади. Вначале долго мечтал в себе. Затем, улучив момент, попытался как бы ненароком проговориться тестю. Тот ни слова не высказал — или не уразумел намеков зятя, или же, скорее всего, понял, да не нашел что ответить. Старика можно понять, у самого забот через край: кроме выданной за Ильяса дочери, есть еще три сына и две дочери, которые, подобно всем обитателям российских просторов, встречают утро с руганью в адрес правительства, которое все делает для того, чтобы сжить со света сельчанина, а заканчивают долгий день истовыми мольбами к Всевышнему. Тут не до зятя и его мечты...
Жена только рассмеялась в ответ: «Что, кровь деда взыграла, кавалерист?» Ильяс нисколько не обиделся на ее насмешку, лишь немного удивился, что ей знакомо слово «кавалерист».
И только сын-приготовишка с искренней радостью принял отцову мечту. Поэтому и найденную в старой клети вычищенную, смазанную и возвращенную в прежний вид кожаную уздечку Ильяс решился показать только ему одному. Неведомо, как сохранившаяся узда была целехонька. Заменять пришлось лишь поводья, на которые покусились мыши.
Ильяс Ахметович даже дал сыну подержать уздечку в руках. Закавыка была в одном — чтобы обернуть желание реальностью, нужны были деньги. Надеяться на подмогу от распавшегося вконец колхоза или братьев, с порога начинавших сетовать на безденежье, не имело смысла. Оставалось уповать на собственные силы...
Сначала Ильяс взялся за дело сам — благо руки дело знали. В первую зиму сработал восемь саней и двадцать пар оглобель. Потом выменял их на зерно, смолотил на мельнице, раздал муку пенсионерам, и в день выдачи пенсий вместе с почтальонкой ходил по дворам собирать свои деньги.
Летом Ильяс Ахметович под удивленные взгляды аульских мужиков принялся собирать и сушить черемуху (потом за копейки сдал ее заготовителям). Нанимался к одиночкам пасти скот. Но денег не хватало...
Промаявшемуся почти два года Ильясу не оставалось ничего другого, как попытаться уговорить жену. Несколько лет тому назад они с помощью родных справили две коровы. Эх, кабы одну из них...
К предстоящему разговору он готовился целые две недели. Так и этак ломая голову, Ильяс отыскал время и место судьбоносных переговоров. В назначенный день выбрал самые сухие дрова, затопил знатную баньку. Целый день, боясь невзначай сказануть благоверной что-нибудь не то и тем вывести ее из себя, лишний раз не показывался в доме. Даже на скотину ни разу не гикнул и полы в бане помыл собственноручно.
Чуток размявшись, по первому разу помывшись и выполнив, как положено, остальные, изначально для бани не предназначенные, но вошедшие уже в народную традицию, процедуры, он окольными путями приступил к разговору:
— Вчера вечером Нигамат с женой из гостей на санях вернулся. Любо-дорого глядеть, говорю...
— Делать им больше нечего, вот и разъезжают туда-сюда, — буркнула жена.
«Ну, этого следовало ожидать».
— А мы, слышь, в гости соберемся, по делам, будто цыгане какие, все с узелками да с сумками мотаемся...
— Да-а уж, — поддержала жена.
«Не доходит пока...»
— А если бы и нам, слышь, жеребеночка взять...
— Оно бы хорошо, конечно...
«Вот и славненько».
— Так что, кэлэш1, может, говорю, рискнем?
— Ты что?! О деньгах?
— А если корову одну... Сбыть...
Ответ жены по смыслу был вполне предсказуем, однако по объему и накалу порядком превышал все ожидаемое. Досконально был проанализирован полный состав и качество всех семи поколений родни включая не только вполне живых, но и давным-давно почивших. Список был довольно внушителен, хотя оценивался явно пристрастно. Увы, мечта требовала жертв. Ильяс вытерпел. И не просто промолчал, а вместо того чтобы, по обыкновению, внести в вышеназванный список родственников с жениной стороны и вписать каждому по емкой характеристике, выдержал длиннейшую паузу и налил (даже!) в тазик воды для благоверной. Потом, будто ничего не расслышав, продолжил:
— Да все понимаю, это я так, к слову...
«Черт подери, подготовка была что надо!»
Жена, уже собравшаяся выдвинуть в ответ на мужнину атаку шквал достойнейших контраргументов, просто оторопела. Давненько же такого не случалось! Как правило, переговоры длились значительно дольше: слово за слово, а там — кто больнее уколет, кто сильнее уязвит... При нехватке башкирских словарных резервов в дело вступало русское ядреное оружие. Полыхало будь здоров! О нет, это шло не от лютой ненависти друг к другу или из желания обоюдного взаимоуничтожения! То было простой и безвредной стычкой, рядовой семейной ссорой, и частенько после эдакого сражения, высказавшись, выплеснув все, что на душе накипело, они мирно засыпали, крепко-накрепко обнявшись. Если бы главы всех государств, отставив в сторону разные дипломатические ухищрения, общались меж собой, как эта пара, военные всей Земли в один миг стали бы безработными...
Итак, привычный ход событий был нарушен. Растерянной, полностью сбитой с толку жене не оставалось ничего другого, как всучить мужу намыленную мочалку и подставить широкую спину.
Больше на эту тему не проронили ни слова. Молча вернулись, выпили чаю с медом и душицей. Но Ильясу показалось, что жена той ночью лежала к нему чуть ближе, чем обычно, и горячее ее тело прижималось позже чуть крепче обыкновенного. Наверное, показалось...
Еще три раза ходил Ильяс Ахметович с женой в баню, прежде чем «лошадиный» вопрос был решен, и жизнь молоденькой буренки прервалась намного раньше намеченного срока.
Через неделю в хлеву уже стоял двухлетний стригунок. Ринувшись за ним ухаживать, Ильяс напрочь позабыл дорогу домой. Кормил, поил, убирал под жеребенком навоз. Спустя две недели начал за поводок водить на водопой. Можно было спуститься к реке напрямую, но он нарочно вел стригунка через весь аул к верхнему броду. Два года ждал этого дня, два года маялся без сна — пусть теперь другие помучаются.
Через месяц он вывел своего коня в степь. Заарканил, обмотал один конец бечевки вокруг ноги и сел поблизости. Потом решился прилечь. Слышал, как жеребенок легонько рвет молодую травку, и оттого тихо ликовала душа, дивной мелодией звучало неторопливое «кырт-кырт». Сколько он ни смотрел, запрокинувшись, на плывущие облака, ничего не смог углядеть. А раньше в каждом кипенно-белом облачке мучительно грезилась лошадь...
Почуяв момент, когда конь признал в нем хозяина, начал привязывать его на полянке за сараем. Но и оттуда не спешил возвращаться — выкуривая одну сигарету за другой, незаметно засиживался допоздна. Домой возвращались уже затемно.
Впервые оставив лошадь на ночь, Ильяс так и не смог сомкнуть глаз. За ночь два раза обернулся туда и обратно. Задремал, когда уже светало. Пробудился он от бьющего в глаза солнца. Покуда не увидела жена, быстро затолкал в карман увесистый кусок хлеба, перекинул через плечо уздечку и, насвистывая, «Ел, ерянем...»2, направился на поляну. А лошади с арканом и след простыл...
Долго разыскивал он свою лошаденку. В сельсовете повелели обратиться в милицию. В милиции заявили, что поиском пропавшей за пределами аула скотины не занимаются. Вот если бы ее увели из сарая, то можно было дело завести. Испугавшись, видимо, что он запьет или чего-нибудь выкинет, родители несколько дней приходили поочередно за ним присматривать. Жена не произнесла ни слова. Кабы сказала чего, побранила, что ли... Каждый раз по возвращении она вопрошающе вглядывалась в его лицо и этим бередила Ильясу душу. В доме стояла тишина. И только ничего не понимающий сынишка то и дело спрашивал: «Атай3, а когда ты меня прокатишь на лошади?»...
Избегая взглядов жены и расспросов сына, Ильяс повадился, прихватив уздечку, целыми днями бродить по окрестным лугам, лесам и горам. Вскоре весь аул привык каждое утро спозаранку видеть уходящего в горы человека. Однажды вечером он не вернулся. Хватились его только на следующий день после обеда, а нашли спустя три дня. Он висел в рощице прямо напротив села на новом поводке от старой кожаной уздечки. Неподалеку на примятой траве нашли ворох окурков и засохшую горбушку хлеба...

—————
1 Жена — (башк.).
2 «Лети, мой вороной...» — (башк.).
3 Отец — (башк.).

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле