|
Мамин день
Было воскресенье. В выходные и праздничные дни врач на все четыре
этажа был только один, дежурный. Медсестер тоже было мало, да и те, кто был,
не очень обращали на меня внимание. В палате я лежала одна, почти ничего не
ела, только пила чай из кувшинчика, принесенного нянечкой. Наверное, не надо
было пить так много, но чай мне очень нравился — в него была добавлена
какая-то травка, не знаю какая, но очень приятная. Иногда боль притуплялась,
и мне даже удавалось подремать. И тогда ко мне приходили не то сны, не то
воспоминания...
— Сегодня мамин день, — донеслось до меня сквозь сон.
Я открыла глаза. У кровати стояла мама. На ней было сиреневое платье с
квадратным вырезом и с брошкой в виде двух кисточек. Мама была очень
красивая в этом платье, и я мечтала, что когда вырасту, сошью себе точно
такое же платье, непременно с двумя кисточками, и буду в нем такая же
красивая. Я соскочила с кровати и уткнулась в мягкий мамин живот.
— Проснулась? — спросила мама, улыбаясь. — Умойся и пойдем завтракать.
Когда я умывалась, мама приговаривала: «Водичка, водичка, умой мое
личико...». Умываться я не любила, потому что вода в умывальнике почти
всегда была холодная, а если папа только что принес воду с колонки — и вовсе
ледяная. За это мама в шутку называла меня чукчей и вспоминала, как я орала,
когда меня окунули в воду в первый раз в жизни.
Сегодня в доме вкусно пахло пирогами. От мамы тоже исходил этот запах,
уютный и праздничный. Конечно, ведь сегодня праздник — мамин день. Мама
остановилась у зеркала и поправила прическу. Эта прическа мне очень
нравилась — мама уже сняла с головы бигуди, маленькие резиновые дырчатые
палочки грязно-кирпичного цвета с продетыми в них ушастыми проволочками, на
которые с одной стороны крепились аптекарские резинки. Днем бигуди хранились
в цветастом ситцевом платке, а поздно вечером мама повязывала платок на
голову, чтобы бигуди во сне не раскрутились. Так она и спала в них всю ночь.
Мамины дни я очень любила. Днем мы ходили с ней в парк, обсуждали книги,
фильмы, вечером занимались каким-нибудь рукоделием. Куда мы пойдем сегодня,
я еще не знала. Но, куда бы мы ни пошли, это уже был праздник.
Пироги, ватрушки с изюмом, пышки и беляшики ждали нас на столе. Я уже
наелась, а мама все подкладывала мне кусочки пирога, и, чтобы не обидеть
маму, я продолжала есть. В эти минуты мне было наплевать на то, что меня
будут дразнить жирной бочкой или жиртрестом. Ничего, как-нибудь переживу.
В палату заглянула нянечка:
— К тебе пришли. Стоят под окошком.
Я выглянула в окно. Внизу стояли муж и его сестренка. Они махали мне руками
и что-то кричали. Мне было не слышно, поэтому пришлось подставить стул и
влезть на подоконник. Я открыла форточку, рискуя простудиться — на улице был
жуткий мороз, — и высунулась в нее.
— Как дела?— улыбаясь, спросил муж.
— Нормально, спасибо.
— Мы принесли тебе соленой водички, — крикнула сестренка. Минералки,
догадалась я. — Больше у нас ничего не взяли.
— Спасибо, пока ничего не нужно.
— Куда! С ума сошла! Простудишься или упадешь! — раздался сзади крик
нянечки. — И лазят по окошкам, и лазят. А что случится — мне отвечать.
Я закрыла форточку, сползла с подоконника, улеглась на кровать и вновь
задремала.
Мы шли с мамой по улице и замечали перемены по сравнению со вчерашним
днем. Вот здесь еще вчера текла река, небольшая такая, неширокая городская
река. А сегодня речки нет. Специально к маминому дню убрали. Завтра опять
пустят на место.
На речкином месте появился книжный магазин. Мы, конечно же, зашли в него. В
центре магазина на большом столе были разложены книги. Улыбающиеся
продавщицы и хозяин магазина попросили нас оставить свои автографы на книгах
наших любимых авторов.
— Сюрприз для писателей, — говорил хозяин, — в честь маминого дня. Если
напишете пожелания, благодарности или что-нибудь еще — они будут рады
вдвойне.
Мы выбрали несколько книг. Мама своим аккуратным округлым почерком написала
по паре пожеланий в каждую, мы откланялись и вышли.
Одним из наших любимых занятий было обсуждение прочитанных книг. Причем мама
не занималась со мной как-то специально, все получалось непринужденно и
весело. Например, обсуждение «Евгения Онегина» началось с маминого рассказа
о том, как ее старший брат выучил весь роман наизусть. Мама была младше
брата на два года и очень ему завидовала.
— Ты тоже выучила весь роман?
— Нет, я не сумела. Видимо, не была в детстве такой талантливой.
Вечером я читала маме вслух и рассказывала содержание книжек, которые
прочитала раньше. Она, не отрываясь от своих домашних занятий, переживала
вместе со мной за героев. Потом мы сразились в шахматы, и я выиграла. С
папой я не любила играть, потому что выигрывал всегда он, а потом подшучивал
надо мной. Мама никогда надо мной не подшучивала. Странно, но она относилась
ко мне не как к ребенку, а как к своей ровеснице. Совершенно спокойно
рассказывала мне, как на родительском собрании в школе родители нашей
отличницы, известные педагоги, устроили скандал из-за того, что учителя
занижают дочке оценки. Наверное, это было непедагогично с ее стороны, но я
об этом не задумывалась...
Вечером пришла медсестра и сделала укол. Чтобы я поспала, объяснила она.
И я провалилась в густой сон без сновидений. А утром появились врачи, и
заведующая отделением самолично перевела меня в другую палату. Прямо за
ручку перевела, наверное, боялась, что я сбегу. В этой другой палате было
множество всяких приборов и даже кровать была какая-то не такая. Что в ней
было не так, я не поняла, поскольку мне было не до кроватной конструкции.
Во-первых, мне было больно, мне было тяжело дышать, а во-вторых, заведующая
уложила меня в эту «не такую» кровать и привязала к кровати правую руку.
Туго-туго привязала, чтоб рука не двигалась, и поставила капельницу. И ушла.
Я опять осталась одна, и единственным моим развлечением было смотреть на
капельки, которые очень медленно капали на дно прозрачной выпуклости в
капельничной трубочке. Хотя, наверное, говорить «медленно капали» — это
неверно. Потому что падают-то капли с одинаковой скоростью. Зато скорость
потока была очень маленькой. Капли падали с промежутком в пять секунд. Я
долго смотрела на эти капли, каждый раз считая про себя до пяти, потом
погрузилась в полудрему...
Сегодня был не мамин день. Никто меня не будил. Я проснулась сама,
оделась, умылась холодной водой, пробормотав «водичка, водичка...», и прошла
на кухню. Стол был чист, потому что папа, уходя на работу, всегда тщательно
убирал за собой. На столе уже не было маминых пирогов, и мне пришлось делать
себе бутерброд. Я налила в кружку жиденький холодный чай. Мама всегда клала
мне в чай много сахару, так много, что часть его оставалась неразмешанной на
дне кружки, и по мере допивания чай становился все слаще. Сейчас я пила чай
без сахара, потому что в не мамин день я все делала по-другому. Бабушка еще
спала. А я смотрела на трехлитровые банки, заполнившие половину кухни. Банки
доверху набиты огурцами со срезанными попками. Мне нужно залить их
приготовленным мамой рассолом. Заливаться огурцы не хотели, выпрыгивали из
банок, и мне приходилось заталкивать их обратно.
Раздался телефонный звонок. Звонила мама:
— Как вы там без меня? Справляетесь?
— Все хорошо, спасибо. Справляемся, конечно.
Я полезла в буфет за крышками. Дверца открывалась с трудом, я дернула ее на
себя, буфет покачнулся. Стоявшая на нем пишущая машинка от толчка
соскользнула с буфета и спланировала вниз. Буковки неторопливо выскакивали
из машинки и веером раскатывались по полу.
— Пошел черт по бочкам, — услышала я голос проснувшейся бабушки.
До следующего маминого дня была целая неделя. Через неделю я проснусь от
запаха жареной картошки и соленой капусты, завтракать мы будем под песню «С
добрым утром, с добрым утром и с хорошим днем», а потом пойдем с мамой
гулять. Или в кино. В кино мы с ней ходим редко. Потому что в кино она
предпочитает ходить с папой. Вечером они собираются как в гости, наряжаются
и идут под ручку в кино. На какую-нибудь картину, которую нельзя смотреть
«детям до шестнадцати». А мы с бабушкой остаемся дома и смотрим телевизор.
У моих подружек была мода на индийские фильмы. Мама их не любила, говорила,
что все они похожи друг на друга, и рассказывала, чем кончится очередной
индийский фильм. Подружки ахали, удивлялись — откуда мама знает. Мама
смеялась, но секрета не выдавала.
К вечеру, когда боли стали почти нестерпимыми, прибежала заведующая,
отцепила от меня капельницу, а меня — от кровати и скомандовала:
— Быстро на стол!
Обхватив меня, она помогла мне пройти по коридору и довела до стола. Яркие
лампы (как они называются, интересно?) слепили мне глаза, заведующая и
акушерка кричали мне:
— Ну, давай, милая, давай! Еще немного, давай.
Но у меня уже не осталось никаких сил, никаких эмоций, никакой боли, не
осталось совсем ничего. И когда крохотное тельце наконец отделилось от меня,
я только спросила:
— Кто?
— Девочка, — ответила акушерка, запеленала младенца и унесла. Мне на живот
положили лед, накрыли одеялом и опять оставили одну...
Я двигалась по тоннелю. Справа и слева от меня — металлические решетки,
впереди — кружочек света и чей-то силуэт. Потом окружение изменилось.
Впереди, с боков, сверху и снизу появились спирали, черные и красные. Вокруг
кто-то был, но кто, я не понимала, и спрашивала: кто я, где я? Я летела
вперед, и не было конца этому тоннелю, этим спиралям, которые закручивались
вокруг меня. Кто-то был рядом, не давал мне испугаться, кто-то очень
родной...
Сегодня у меня снова был мамин день, просто я об этом не знала. Он был и
вчера. Строгий распорядок нарушился. Потому что и сегодня, и вчера мама
мысленно была рядом со мной и поддерживала меня своей заботой и любовью.
Скоро и у моих дочек — у этой, только что родившейся, и у второй, которая
появится на свет ровно через десять лет, будет мамин день. Длинный-длинный
мамин день протяженностью в целую жизнь...
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
