|
|
Вехи братской
дружбы
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА О БАШКИРАХ
Одна из главных отличительных особенностей русской классической
литературы — ее глубокий и ярко выраженный интернациональный пафос. Истоки
его следует искать в давних неразрывных связях этой литературы с судьбами
самой нации, в последовательной и неуклонной борьбе за свободу и счастье
народных низов, в постоянной и неизменной готовности вступиться за права
всех униженных и оскорбленных. Несмотря на социальную обособленность среды,
создававшей лучшую из культурных ценностей мира, — а это по преимуществу
представители русской дворянской интеллигенции, — ее идеологический и
отчасти эстетический антагонизм по отношению к трудовым массам, она никогда
не отгораживалась от страдающих и погибающих, их насущных нужд, заветных
чаяний и ожиданий. Хотя этим писателям были более близки муки и бедствия
русского мужика, единственного «сеятеля и хранителя» Отечества, они тем не
менее чрезвычайно остро воспринимали и переживали безысходность положения
народов национальных окраин, например башкир, которые оказались фактически
под игом двойной кабалы. Все написанное русскими писателями о Башкортостане
было отмечено резким контрастом и двумя полярными мотивами. Это, с одной
стороны, великолепная в своей первозданной красоте природа и рельефно
оттеняемая на этом фоне ужасающая нищета влачившего жалкое существование
населения — с другой. В ранних произведениях русских литераторов преобладают
несколько простодушное любование внешними атрибутами жизни и быта народа на
лоне прекрасной природы, идущие от фольклорной архаики красочные зарисовки
его полупатриархальных нравов и обычаев, романтически возвышенное описание
самоотверженных подвигов богатырей, воспевание благородной любви героев к
чудесным красавицам и т. п.
Первый опыт литературно-художественного изображения жизни башкир в духе
народно-поэтической традиции восходит к началу XIX века и связан с именем
Тимофея Савельевича Беляева, перу которого принадлежит «Куз-Курпяч.
Башкирская повесть, писанная на башкирском языке одним курайчем и
переведенная на российский в долинах гор Рифейских, 1809 года». Именно эта
«повесть» положила начало русской литературе о башкирах и стала достойным
памятником многовековой дружбе двух братских народов. Поразительно, что
автором уникального сочинения оказался крепостной грамотей-самородок,
дворовый человек оренбургского губернского прокурора Н. И. Тимашева, сына
башкира-«осьмиродца», который первым в России осознал всю важность собирания
произведений фольклора, бытовавшего на нерусском языке, и написал на его
основе идейно выразительное и поэтически совершенное литературное
произведение. По своей значимости сочинение Беляева ничуть не меньше, чем
«Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым», по-видимому,
таким же крепостным человеком уральского горнозаводчика Акинфия Демидова. Но
если Кирша Данилов интересовался родным для него русским фольклором, то
Тимофей Беляев предпринял смелый эксперимент, «написал» и «перевел», вернее,
дал художественную интерпретацию яркого образца поэтического творчества
тогда еще мало кому известных башкир. Он выступил как подлинный
интернационалист, сделав общим достоянием одно из выдающихся эпических
сказаний, поныне бытующих в устной традиции народов Урала, Востока и Сибири.
События «повести» восходят к далекому прошлому. В ней изображена первобытная
жизнь башкирского рода в верховьях Иртыша под предводительством батыра
Карабая. Повсюду разошлась добрая слава родоначальника, наделенного
мужеством и силой и неоднократно совершавшего героические подвиги (убийство
непобедимого льва, расправа с помощью сына Куз-Курпяча с чудовищем Дью-пяри
и др.). Батыры других родов ищут дружбы с ним, чтобы заручиться его
поддержкой на непредвиденный случай. Так завязываются отношения с казахским
(киргизским) батыром Сарабаем, которого башкирский батыр спасает на охоте,
убив лютого тигра. Пастухи сообщают им радостную весть: у них родились дети.
По воле Сарабая, вознамерившегося в знак признательности за свое спасение
породниться с батыром и выдать за его сына-младенца новорожденную дочь,
заключается, как это делалось в прошлом у многих народов, брачный союз.
Куз-Курпяч вырастает под покровительством отца еще более могучим батыром. Он
терпеливо ждет исполнения воли родителей, чтобы соединиться с любимой,
которую ни разу не видел, в счастливом браке. Однако после гибели Карабая в
смертельной схватке с коварным чародеем-оборотнем Сарабай вероломно нарушает
клятву, обещает выдать дочь за сына киргизского хана Салтана Ай-кару. По
уговору с ним, чтобы не смог отыскать его стойбища Куз-Курпяч, он
откочевывает к реке Кара-су, впадающей в Арал-дингиз (море). Юный батыр
смело преодолевает множество неимоверно трудных препятствий и губительных
опасностей, находит свою возлюбленную Баяну и создает счастливую семью.
Таким финалом, торжествующим победу сил добра и справедливости над темными
демонами зла, завершается беляевская «повесть», в то время как все известные
версии и варианты башкирского эпоса заканчиваются трагической гибелью
главных героев. Несмотря на существенные расхождения в отдельных деталях, их
роднит, как пишет М. Г. Рахимкулов, наиболее серьезный последователь
башкирской проблематики в русской литературе (автор глубоко признателен ему
за предоставленные для настоящей статьи материалы) «главное —
идейно-тематическая направленность, основная сюжетная линия, развитие
действия, характеристика и функция эпических героев»1.
Традиционная тема любви как в эпосе, так и в «повести» естественно и
последовательно перерастает в важнейшую идею единения башкирских родов —
особенно в переломные моменты истории — в племена и родо-племенные союзы,
что являлось, безусловно, выражением прогрессивных тенденций эпохи и
общенародных интересов. В названных источниках нерушимость этой общности
(этноса) подтверждается в особой художественной форме генетическим, иначе
говоря, единоутробным родством предков и основателей семи (на самом деле их
было гораздо больше) крупнейших башкирских племен: бурзян, усярган, тамьян,
кыпчаков, бушмасов, кара-кыпчаков, тангауров. Все они получили свое название
(этноним) по именам родоначальников, каковыми оказались впоследствии сыновья
Барлыбая, сына Куз-Курпяча и внука Карабая. Как известно по историческим
документам, в юго-восточной Башкирии накануне монгольского нашествия
существовало объединение семи башкирских племен, которое в устных и
письменных источниках именовалось «ете ырыу», что отразилось в «повести» Т.
Беляева в синонимичных понятиях «семи» — или «седьмиродцы».
—————
1 Башкирия в русской литературе. Т. 1. — С. 472.
Своей доминирующей идеей объединения и усиления родов и племен
произведение башкирского «курайчи» и его первоисточники близко перекликаются
с другим народным героическим эпосом «Кусяк-бий» или «Бабсак и Кусяк». В нем
воссозданы события более позднего периода междоусобной войны двух племен —
кипчаков и бурзян, — имевшей место в XVI веке. В эпосе о Кусяке суровому
осуждению подвергаются междоусобица, межродовые распри, звучит призыв к
сплочению сил, что стало возможным незадолго до присоединения Башкирии к
России. Эта глобальная истина, выстраданная и выношенная веками
разобщенности родов и племен, глубоко символична и полна созвучия с
основополагающей мыслью, которая составляет животворную силу «Слова о полку
Игореве», величайшего памятника древнерусской литературы. Оценка, данная К.
Марксом этому произведению, которая содержится в его письме к Ф. Энгельсу от
5 марта 1856 года, весьма примечательна и вполне приложима к башкирским
эпическим сказаниям и созданной на их основе первой башкирской «повести» на
русском языке: «Суть поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед
нашествием собственно монгольских полчищ»2. Тем более события, о которых
повествуется в этих произведениях, относятся к одной и той же исторической
эпохе и свидетельствуют об исторической общности судеб и интересов,
населявших тогда Россию народов. Именно на этой почве произошло добровольное
вхождение башкирских племен и родо-племенных союзов в состав Русского
государства, которое было встречено абсолютным большинством народонаселения
единодушным одобрением и получило адекватное художественное воплощение в «Куз-Курпяче»
Тимофея Беляева, изданном в типографии Казанского университета (1812).
Публикация «повести» вызвала живейший интерес русских писателей к жизни,
быту и поэтической культуре башкирского народа. Она оказала заметное влияние
на творчество оренбургского поэта и писателя, декабриста П. М. Кудряшева,
написавшего целый ряд стихотворений и прозаических произведений из жизни и
истории местного населения и этнографический очерк «Предрассудки и суеверия
башкирцев». Член созданного им Оренбургского литературного кружка П. Е.
Размахнин стал после смерти декабриста хранителем архива своего наставника,
опубликовал в «Вестнике Европы» и «Отечественных записках» значительное
число его произведений, а в казанском «Заволжском муравье» напечатал стихи
собственного сочинения и этнографическую статью «Картина башкирской жизни».
Известный русский лексикограф, этнограф и писатель В. И. Даль длительный
период (1833—1841) находился на службе в Оренбурге, тщательно записывал и
бережно обрабатывал мотивы и сюжеты бытовавшего здесь разнонационального
фольклора, создал большинство своих беллетристических произведений, ставших
их своеобразными вариациями, в том числе на башкирскую и казахскую тематику.
Даль сделал литературную запись одного из лучших эпических сказаний
башкирского народа «Зая-Туляк и Хыу-Хылу» и написал на его основе
замечательную повесть «Башкирская русалка», в которой отчетливо видны
«следы» беляевского «Куз-Курпяча». В том же русле интерпретированы широко
использованные образы башкирского фольклора в повести Н. Н. Кафтанникова «Араслан-бабр».
——————
2 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 29. — М., 1962. — С. 16.
Ценные сведения о башкирском народе содержатся в статье В. С. Юматова «О
названии башкирцев» и «Хронологическом обзоре...» исторических данных о
башкирах и башкирских восстаниях, происходивших в период с 1556 по 1847 год
(опубликованы в «Оренбургских губернских ведомостях» в 1847—1848 годы).
Краеведом был накоплен огромный фонд исторических и фольклорных материалов,
задумана большая работа, однако преждевременная смерть помешала осуществить
этот замысел. Характерно, что статья В. С. Юматова «Древние предания у
башкирцев Чубиминской волости», проникнутая искренней заботой о местном крае
и духовной жизни его народов, завершается страстным призывом, который не
утратил своей актуальности по сей день: «Пора нам бросить старую лень и
убийственное равнодушие к стране, где живем» и «заняться изучением ее и
описанием во всех отношениях».3
Благотворное воздействие «первенца» русской литературы о Башкирии испытал и
уфимский писатель Василий Зефиров. Это произведение побудило его предпринять
несколько путешествий, в результате он написал цикл превосходных рассказов о
богатой природе края, жизненных устоях, быте и нравах его обитателей. Все
они были опубликованы в издававшихся в Уфе «Оренбургских губернских
ведомостях» (1847—1851) и составили яркую страницу художественной летописи
Башкортостана.
Башкирская тема отразилась в отдельных произведениях В. А. Жуковского, А. К.
Толстого и других русских писателей, однако наиболее полное и яркое
воплощение она получила в творчестве А. С. Пушкина и С. Т. Аксакова.
По-настоящему талантливое художественное изображение жизни народов России, в
том числе и башкир, началось только с А. С. Пушкина. Уже в
«Братьях-разбойниках» (1821—1822) из южного цикла поэм упоминается в
качестве одного из членов разбойничьей шайки «башкирец безобразный». Это
первое в поэтической практике Пушкина произведение, в котором автор
заговорил языком «грубой» народной лексики, точнее стилем народных песен, и
выступил как подлинный новатор в жанре русской поэмы. С этой поры его все
неотвязнее и настойчивее волнуют важнейшие вопросы взаимоотношений между
народом и передовым дворянством, тема антиправительственных выступлений и
роль народа в истории. И совсем не случайно, что более колоритные и
запоминающиеся образы башкир-борцов за волю и свободу создает Пушкин в
«Истории Пугачева» и «Капитанской дочке», повествующих о крестьянском
восстании 1773—1775 годов.
Непосредственно творческой работе над этими произведениями предшествовали
кропотливое изучение архивных материалов, официальных документов и печатных
источников, а также поездка в Заволжье и Оренбуржье, предпринятая осенью
1833 года. Самыми значительными для Пушкина стали встречи и беседы с
очевидцами тех событий, которые остались верны памяти о «народном государе
Петре Федоровиче».
—————
3 Башкирия в русской литературе. Т. 1. — С. 405.
В поездках по Оренбургу и его окрестностям поэта сопровождал чиновник по
особым поручениям при губернаторе В. И. Даль. Их сблизила общая любовь к
устному творчеству и живому народному языку. С его помощью Пушкин легко
общался с казаками и башкирами, записывал их песни и сказания, интересовался
устной словесностью калмыков. По его просьбе была сделана запись одного из
вариантов эпической поэмы «Кузы-Курпес и Маян-Хылу».
Собранные автором фольклорные материалы вошли в художественную ткань романа
«Капитанская дочка». Они широко и разносторонне использованы при обрисовке
характеров и образов действующих лиц и — еще более последовательно — в
качестве эпиграфов ко всем главам и — отчасти — вставных элементов к
сюжетообразующим звеньям произведения.
Неиссякаемая духовная мощь народа воплощена в облике безымянного,
обезображенного «башкирца», выведенного в главе «Пугачевщина». За участие в
предыдущих восстаниях царские палачи отрезали у него нос, уши и язык, но он
остается до конца непримиримым борцом, и образ его приобретает большое
обобщающее значение как символ всей нации, лишенной в прошлом не только
имущественных и гражданских прав, но и «языка».
Среди большого числа (до 30, по словам Л. А. Черейского) знакомых А. С.
Пушкина из Оренбургской губернии для нас дороже всего свидетельство о его
довольно тесных взаимосвязях с певцом башкирской природы С. Т. Аксаковым,
композитором А. Н. Верстовским, героиней Отечественной войны 1812 года Н. А.
Дуровой, с литераторами Д. М. Княжевичем и А. М. Языковым. В
исследовательской литературе не раз отмечалось влияние, которое оказал
рассказ-очерк С. Т. Аксакова «Буран» (1834) на описание метели в
«Капитанской дочке».
Аксаков не был равнодушным созерцателем, живописцем природы родного края.
Большое внимание он уделил в своих произведениях описанию быта
провинциального русского дворянства, жестокого обращения помещиков с
крепостными крестьянами, «исхудалых, как зимние мухи, башкирцев», и их
«наполовину передохших от голода табунов и стад». Не закрывает писатель
глаза и на факты беспардонного обезземеливания башкир, беспощадного
истребления лесных массивов, скупки обширных владений за бесценок, изгнания
деревень с насиженных мест.
Высоко ценили Аксакова как тонкого мастера пейзажа И. С. Тургенев и М.
Горький. Историко-познавательную ценность «Хроники» подчеркивали А. И.
Гончаров и М. Е. Салтыков-Щедрин. Н. А. Добролюбов в статье «Деревенская
жизнь помещика в старые годы», посвященной творчеству писателя, отмечал, что
описание им крепостника стоит «степенью выше» обличительных книг и
продолжал: «Издание «Хроники» встречено было с таким восторгом, какого,
говорят, не бывало со времени появления «Мертвых душ». Все журналы
наполнились статьями о С. Т. Аксакове»4. По степени достоверности
изображаемого и резкости обличения крепостничества Н. Г. Чернышевский ставил
«Семейную хронику» в один ряд с «Губернскими очерками» Салтыкова-Щедрина.
На Родине С. Т. Аксакова, которой посвящены все крупные произведения
писателя, имя его никогда не предавалось забвению. Еще в 1859 году, через
месяц после смерти Сергея Тимофеевича, студенты Казанского университета
собрались в одной из уфимских церквей, отстояли заупокойную обедню и отпели
панихиду по усопшему. Затем они отправились в Голубиную слободку, где в
огромном тенистом саду некогда стоял дом, в котором родился будущий
писатель, и подобающим образом почтили его имя. В эти же дни кем-то из
участников события была опубликована теплая и задушевная статья в выходивших
здесь «Оренбургских губернских ведомостях», которая заканчивалась словами:
«Мир праху твоему, наш первый студент Казанского университета». Дело в том,
что с открытием нового учебного заведения (1804) Аксаков как один из лучших
казанских гимназистов был произведен в студенты и в один год (в алфавитном
списке он значился первым) закончил гимназию и первый курс университета.
Не менее значительными событиями сопровождалось празднование 100-летнего
юбилея писателя в Уфе. Была отслужена торжественная заупокойная панихида в
зале городской думы, открыта в здании Александровского ремесленного
приходского училища городская общественная библиотека, названная
«Аксаковской», улица Каретная переименована в Аксаковскую, объявлена
подписка на сооружение памятника именитому земляку. А 50-летие кончины
писателя (1909) решено было по благороднейшей инициативе уфимского
губернатора А. С. Ключарева ознаменовать сооружением Аксаковского народного
дома, для чего правительство России разрешило подписку на сбор пожертвований
по всей империи.
—————
4 Добролюбов Н. А. Разные сочинения С. Аксакова // Добролюбов Н. А. Собр.
соч.: В 9 т, Т. 4. — М.: XЛ., 1962. — С. 168.
…После отмены крепостного права русские писатели мужественно разоблачают
вопиющие факты варварского расхищения башкирских земель и лесов, приведшие к
дальнейшему обнищанию народа. Первым среди них был Л. Н. Толстой. Он
неоднократно (не менее десяти раз) приезжал к самарским башкирам на
кумысолечение, проводил там летние месяцы, внимательно присматривался к
жизни, обычаям и нравам «геродотовых скифов», слушал их песни, сказки и
легенды. Но воссоздавал этот самобытный фольклор он сквозь призму
либерального народничества, идеализируя патриархальный быт и духовную
культуру башкирского народа.
В основу рассказа «Много ли человеку земли нужно» положена притча о
человеке-иноплеменнике, павшем жертвой своей необузданной жадности.
Моральная установка, заданная в заглавии рассказа, сводится к фольклорной
развязке: человеку достаточно трех аршин земли, в которых обретают вечное
упокоение он сам и его неумеренные притязания.
С этим сюжетом живо перекликается и другой рассказ Л. Толстого «Ильяс» из
башкирской действительности. Лишившись всего богатства, герой, именем
которого названа эта миниатюра, и его мудрая жена находят душевный покой,
умиротворение и счастье. Эти ценности, выше которых нет ничего на свете,
доступны каждому, кто живет праведной жизнью труженика — такова сентенция,
вытекающая из содержания маленького толстовского шедевра.
Описанию нелегкой судьбы русских переселенцев из крестьян в Башкирии
посвящен цикл очерков Г. И. Успенского «От Оренбурга до Уфы». Основной
движущей силой и интригой этих рассказов являются резкий контраст и
непримиримое противоречие между картинами привольной башкирской степи и
невероятно тяжелым положением ее обитателей. О глубокой пропасти,
разделяющей жизнь и интересы кулака и изнывающего на изнурительной поденщине
бедняка не только в Башкирии, но и во всей России повествует автор в очерках
«Власть земли».
В унисон отразившимся в этих рассказах переживаниям Г. И. Успенского и как
бы в их подтверждение звучат слова уфимского писателя Н. В. Ремезова: «над
всеми... пространствами в миллион и более десятин господствует кулак,
грубый, невежественный, который истощает леса и порабощает население» из его
«Очерков из жизни дикой Башкирии. Быль в сказочной стране» (М., 1887).
Вторую книгу «Очерков из жизни дикой Башкирии. Переселенческая эпопея» (М.,
1889) он выпустил с посвящением Г. И. Успенскому. Эти циклы (третий
назывался «Судебная ошибка или созданное преступление?» Хроника, 1900)
современная критика восприняла за подлинное описание лиц и событий, как
исключительное явление русской публицистики. В них беспристрастному анализу
подвергаются типические явления пореформенной действительности,
развенчиваются пережитки крепостнических порядков. Готовые ради наживы на
самые гнусные поступки, «герои» Н. В. Ремезова во многом предвосхитили
щедринских иудушек, головлевых, деруновых, колупаевых, разуваевых, создатель
которых сам черпал большинство сведений о безудержном разворовывании
башкирских земель, природных богатств из очерков, статей и публикаций Н. В.
Ремезова и П. И. Добротворского.
Корреспонденции уфимского литератора Добротворского, сатирически остро
обличающие расхищение природных богатств и попустительство как местных, так
и центральных властей по отношению к хищникам, принесли ему шумный успех и
широкую известность во всей России. Была назначена Александром II сенатская
комиссия во главе с М. Е. Ковалевским, которая подтвердила достоверность
приведенных в статьях фактов и причастность к обнаруженным правонарушениям
всего чиновничьего аппарата во главе с губернатором Н. А. Крыжановским и
правителем его канцелярии А. Д. Холодковским. Однако мало что изменилось
после этого в жизни башкирской окраины.
В рассказах и очерках, которые позднее были изданы отдельными книгами («В
деревне, в заводе, в городе», 1889, «Рассказы, очерки, наброски. Мысли в
картинах и образах», 1892, «Моя исповедь», 1904) писатель обнаружил истинное
знание жизни и дар проникновения в душу живущих рядом башкир. Его слова:
«Что это за прекрасный народ» звучат как эпиграф и рефрен не только к
получившей высокую оценку тогдашней прессы книге «В глуши Башкирии» (1901),
но и ко всему творческому наследию П. И. Добротворского.
Внимание М. Е. Салтыкова-Щедрина к творимым в Башкирии беззакониям во многом
было вызвано опубликованными в столичных журналах и газетах материалами
уфимских публицистов. В своих знаменитых циклах «Дневник провинциала в
Петербурге» (1872), «За рубежом» (1880—1881), «Пестрые письма» (1884—1886) и
других сатирик саркастически отмечает, что «поземельная горячка» породила
громадную волну авантюрных сделок, бессовестных подкупов, наглых грабежей,
жестоких убийств, но, как правило, поощряемые самим правительством
преступники остаются безнаказанными.
Настоящей художественной энциклопедией Урала и Башкортостана предреформенной
и пореформенной поры стали романы, повести, рассказы и путевые очерки Д. Н.
Мамина-Сибиряка, который отчетливо видел, что власть капитала несет
неисчислимые беды как русским, так и башкирам, и решительно разоблачал новые
порядки. Помещики и заводчики, а также разной масти дельцы в изображении
писателя с особым остервенением захватывают благодатные башкирские земли,
губят девственные леса и безжалостно разоряют сказочно богатую страну.
Широко использует автор мотивы башкирского фольклора, особенно когда
обращается к героическим страницам борьбы народа за свободу. Одним из первых
среди русских писателей записывает он песни и предания о Салавате Юлаеве,
запоминающиеся характеристики которого встречаются во многих его
произведениях.
С именем Салавата связано в значительной степени и творчество русского
писателя В. Д. Нефедова и уфимских писателей-краеведов В. Г. Игнатьева и М.
В. Лоссиевского. Во время длительных поездок по территории Башкирии они
увлеклись местным фольклором и обнаружили мощные пласты народных сказок и
песен, легенд и преданий и написали на их основе красочные художественные
очерки о национальном герое башкирского народа. В них Салават предстает не
только как мятежник, но и как человек, наделенный богатым духовным миром и
редкими личностными качествами. Глубоко обосновывают авторы побудительные
причины, заставившие героя взяться за оружие и встать во главе
освободительного движения народных масс. Им удалось воссоздать целостный
облик батыра, намеченный еще Пушкиным в его историко-художественных
произведениях.
Пушкинского же безъязыкого башкира напоминает герой горьковской легенды
«Немой» (1896) Юзгляр. Он тоже лишен языка, но, как и старый бунтовщик из
романа «Капитанская дочка», не может смириться с беспросветной нуждой, в
которой прозябают его сородичи, и пытается пробудить в них дух свободолюбия
и борьбы за правое дело.
Судьба башкирского народа, беззастенчиво обираемого разного рода «урывателями»,
не могла не затронуть великого гуманиста А. П. Чехова, который, по всей
вероятности, был знаком со статьями Н. В. Ремезова и П. И. Добротворского.
Кроме того, он, как и Л. Н. Толстой, приезжал «на кумыс» в санаторий
Аксеново (позднее переименован в санаторий им А. П. Чехова) и имел
возможность лично ознакомиться с бедственным положением местного населения —
русских и башкир. А. П. Чехов резко негативно откликнулся о тактике
умалчивания истинного положения дел в Башкирии, проводимой газетой «Уфимские
губернские ведомости»…
Русская литература о Башкирии, созданная главным образом по мотивам
устно-поэтических традиций местного населения и на подлинных событиях
реальной действительности, внесла существенный вклад в духовную культуру,
обогатила ее яркими картинами прекрасной природы и тяжелой жизни
эксплуатируемых масс, запоминающимся образами представителей разных слоев
общества. Она немало сделала для пробуждения национального и классового
самосознания трудящихся и торжества идеалов добра и справедливости, свободы,
равенства и братской дружбы между народами нашей страны.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
