«Душа смириться
не хотела…»
БУКЕТ
В день сорокалетья, по ряду примет
Приметив, что в сердце горения нет,
Жалеешь о прожитом двадцатилетье:
«Ах, где мои двадцать восторженных лет!
Сгорая в огне, замерзая во льдах,
Я вовсе не думал тогда о годах;
Цветя и пьянея от снов и от света,
Я вовсе не думал тогда о плодах;
Какая гроза созревала в крови! —
Промчавшие годы зови не зови —
Куда ж ты исчезла, пора вдохновенья,
Надежды, и веры, и первой любви?..»
А годы мелькают, а годы летят —
Вот первый блестит на висках снегопад.
Вот мудрость веселую силу сменила —
И вот на пороге твои шестьдесят,
И плачешь, внимая полету планет:
«Ах, где мои сорок уверенных лет!
Куда ж ты исчезла, пора пораженья
Наивного зренья от зрелых побед?
Цветы вспоминая в созревших плодах,
Я вовсе не думал тогда о годах —
Вернее, догадывался, что остынут
Желанья в уставшей душе, но не так...»
Увы, мы не знаем достойной цены
Тому, чем сегодня сильны и умны,
И годы свои, словно деньги, считаем
Тогда лишь, когда все они сочтены.
Мы сиюминутны в сознанье своем —
Лишь поздним сознанием осознаем,
Что неповторимы и двадцать, и сорок,
И семьдесят, если до них доживем:
И двадцать, и сорок, и семьдесят лет
Сливаются в неповторимый букет
Судьбы Человека, которой — во веки
Веков — ни цены, ни аналогов нет...
МЧИТСЯ ТРАМВАЙ...
Над заброшенным кладбищем — скрежет и звон
Торопящего время трамвая:
Бьются капли дождя в амбразуру времен,
Воскрешая в ночи чей-то плач или стон
И устало по стеклам стекая.
Пусть проложены рельсы над царством теней,
Но трамвай, похоронную ноту
Оборвав — не до смерти, ни слова о ней! —
Лишь о жизни трезвонит: «Быстрее, быстрей!» —
Всех живых торопя на работу...
Знаю, время сотрет даже память о том,
Что, светя полумесяцем или крестом,
Здесь какое-то кладбище было,
Даже травам — забвения не побороть:
Сколько раз их когда-то зеленую плоть
В ноябре поглощала могила?..
А трамвай — он усопшим совсем ни к чему:
Им не нужно спешить в предрассветную тьму
На свиданье с женой или с мужем.
Даже песни колес, высоки и нежны,
Что доводят до слез, — им уже не нужны,
Даже дождь им, ушедшим, не нужен! —
Нужен травам в кладбищенской серой пыли,
Нужен пахарям, чтобы посевы взошли,
Малышне — чтобы шлепать по лужам...
Капли бьются в стекло и вот-вот через край
Хлынут в сердце с крутого обрыва...
Жизнь похожа на этот весенний трамвай —
Так забывчива и тороплива! —
Мчится — без остановок — беспечной рекой
По-над Вечным Покоем — про «вечный покой»
До «конечной» припомнит едва ли...
Капли бьются в стекло и стекают строкой —
Этой грустной строкой о трамвае.
Очень просто — желанье хотеть, не хотя,
Оправдать своим «творческим ростом».
Но так хочется мне зареветь — как дитя —
Над заброшенным этим погостом:
Пусть обсохло давно на губах молоко,
Но уже до «конечной» не так далеко —
Рейс в забвение, видимо, начат...
Капли бьются в стекло суматохи земной:
Кто-то — здесь, подо мной,
или там — надо мной? —
То молчит, то хохочет, то плачет...
СЧАСТЬЕ
Голод человеку не по силам —
Хлебушка униженно просил он:
«Только в этом — счастье!» — говорил.
Накормили досыта — все мало
Для души,
И тело умоляло:
«Мерзну — шубу кто бы подарил!»
Вот и шуба есть — согрелось тело,
Но душа смириться не хотела
С холодом и голодом внутри
И просила, истово взывая
К жизни:
«Подари мне свежесть мая —
Нежностью и лаской одари!»
Жизнь была добра и человеку
Подарила и весну, и негу,
Но как прежде не было огня
У него в душе —
Он плакал: «Нету,
Нету в жизни счастья у меня!»
И, томясь душою, иссушенной
Жаждой счастья, на заре ушел он
По крутой, извилистой тропе —
Покоряя и моря, и горы,
Долго-долго шел он через годы
К жизни, к счастью, к самому себе,
Но порою даже луч надежды
Исчезал, и прежнее нытье
Оглашало тишину:
«Ну где ж ты,
Где ж ты, счастье вешнее мое?»
И во мраке отвечало счастье
Голосом судьбы:
«Всего лишь часть я
Счастья всей земли,
Я — впереди,
Я — борьба,
Я — труд,
Я — наслажденье,
Я — все то, что с самого рожденья
И до смерти все живет в груди…»
РУБАИ
1
Как жаль мне мгновенья бессмысленных слов —
Бесплодные сны нерожденных миров,
И мучаюсь, словно словесные искры
Ищу в пепелищах погасших костров...
2
Завидую людям, дарящим в тиши
Слепящее счастье души, — не спеши
Дарящих жалеть: обновясь и размножась,
Вернется к дарящему щедрость души.
3
Душе, освежающей душу твою
Душевной улыбкою, славу пою —
Из этой улыбки рождаются звезды
Цветов, освещающих путь Бытию.
4
От доброй души — свет весенней звезды,
От злой — на мгновение — блеск суеты.
От злых остаются лишь плевелы злобы,
От добрых — святое зерно доброты...
ТАЕТ СНЕГ
Белый снег над нами пролетает,
Жажду жить полетом утоля,
На планету падает и тает,
Удобряя теплые поля
Доброй влагой...
Старая Земля! —
Видевшая столько поколений,
Выпившая столько наводнений
Крови человеческой —
Во мгле
Вынесшая столько потрясений
Лишь во имя ласковой, весенней,
Солнечной Свободы на Земле!
Столько раз сгоравшая дотла,
Столько зла впитавшая и боли —
Все же не сгорела — сберегла
И впитала в пепельное поле
Пламенное имя «Человек».
Пламенем сердец, мольбой о воле
Стала теплой —
И не оттого ли,
Падая на землю, тает снег?
Может быть, доныне в глубине
Ласковой Земли пылает пламя
Крови предков —
Думами, делами
Прорастая медленно во мне?
Этим добрым пламенем навек
Я согрет —
Пульсирует и бьется
Сердце, как звезда на дне колодца…
Падая на землю, тает снег.
* Перевод с башкирского Валерия Краско
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
