|
|
«И сердцу
скрипки было больно...»
28 сентября 2002 года из Москвы на автомобиле вместе со своим мужем (со
дня свадьбы прошло чуть больше месяца) выехала счастливая молодая женщина —
в родную Уфу, к любимым родителям. Шел дождь, осенний, назойливый. На шоссе
Москва—Уфа произошло непоправимое: Олеси Вакильевны Ямиловой — педагога,
вокалистки, аспирантки Московской консерватории, уже с готовой диссертацией,
больше не стало на этой земле.
Сначала — строки воспоминаний…
«Знал Олесю с ее студенческой поры на вокальном отделении в Уфимском
государственном институте искусств. Всегда со вкусом одетая, собранная,
аккуратная, приветливая — она неизменно располагала к себе окружающих.
Позже, уже работая на кафедре музыкального образования Башкирского
государственного педагогического университета, я стал свидетелем ее
разворачивающегося педагогического дарования. Видел ее отношение к работе и
отношение к ней со стороны студентов. Из класса, где проходили ее уроки,
постоянно доносилась музыка. И, несмотря на то, что порой по тем или иным
причинам концертмейстер отсутствовал, Олеся Вакильевна с успехом обходилась
без него. Она прекрасно владела фортепиано, благо за плечами было
музыкально-теоретическое образование — Уфимское училище искусств. По этой же
причине познания в области музыкально-теоретических дисциплин вызывали
уважение, делая ей честь как музыканту.
Все у Олеси Вакильевны складывалось удачно, все шло хорошо, ее любили,
уважали, она стояла на пороге большой и значимой жизни, но... эта нелепая
смерть, которая никогда не даст нам ответа: за что?» (Заслуженный деятель
искусств РБ Ш. М. Бикмухаметов).
«Это было недавно. Память... Память... От нее никуда не скроешься и не
уйдешь. И сегодня память возвращает меня в 2000 год, когда Олеся Ямилова с
готовностью откликнулась на предложение торгово-экономического колледжа
организовать сольный концерт для ветеранов войны и труда, посвященный 55-й
годовщине Великой Победы.
Это был яркий и незабываемый вечер старинного русского романса. Она вышла на
сцену, взяла одну ноту, другую — и зал мгновенно замер. В ее голосе
слышались боль и радость, отчаяние и надежда, безысходность и вера. Ей было
подвластно выразить и страстную женскую душу, и колоритный народный
характер. Какое разнообразие интонаций и оттенков: то она чуть-чуть воркует,
то чуть дразнит, то чуть бранит, то чуть пугает. Говорят, что романсы может
петь далеко не всякая певица. Чтобы переложить на язык музыки поэтический
шедевр, должно особое состояние души. А душа у Олеси была добрая,
возвышенная, святая.
Все, кто присутствовал на концерте, получили истинное удовольствие и с
благодарностью вспоминают этот праздник, украшением которого стала Олеся
Вакильевна Ямилова.
Наши добрые отношения продолжились и дальше. Олеся вместе со своим
концертмейстером Н. Юсуповой приняла участие в профессиональном празднике,
посвященном Дню учителя. Этот день и для нее был праздником, ведь она
работала преподавателем высшей школы и была влюблена в свою профессию.
Будучи личностью яркой, одаренной, стремящейся всегда к высоким результатам,
Олеся и своих студентов вдохновляла на творческий поиск, постоянное горение,
стремление лидировать в самых интересных и перспективных начинаниях. Такой
мне запомнилась Олеся Ямилова». Заместитель директора по
учебно-воспитательной работе Уфимского торгово-экономического колледжа,
почетный работник среднего профессионального образования Российской
Федерации Т. О. Якимова).
«Друзья бывают разные: друзья-единомышленники, друзья, с которыми мы делимся
своими мыслями и чувствами, друзья детства, друзья-коллеги. Олеся была
другом, который всегда знал, что тебя волнует в данную минуту, умела
искренне сопереживать. Она — из немногих людей, с кем можно было поделить
радость. Она всегда поступала так, как считала нужным. Ее поступки и
складывались в единый, гармоничный, цельный образ.
Невозможно не сказать о ее неординарности. Никогда не стремилась она
соответствовать каким-либо стереотипам, не старалась вписаться в ту или иную
ситуацию и совершать только то, что от нее ожидают.
Для всех Олеся была сильной, инициативной. Наверное, сила ее — в
безграничной доброте и искренности. Она очень много успела в этой жизни.
Все, что делала — делала умело, с желанием и вдохновением. Поэтому,
наверное, не поддавалась она рутине и обыденности. Любые ее начинания — как
единый порыв, стремительный и смелый, — не ради признания и похвалы. Просто
Олеся не умела жить иначе. И жизнь ее — как порыв — ради света, любви,
молодости, радости, ради жизни». (Сокурсница А. А. Юлдашбаева).
«Олесю Вакильевну отличала огромная работоспособность и профессионализм,
фанатичная любовь к своей работе и чуткое отношение к своим студентам.
На уроках Олеся не только профессионально и грамотно обучала нас основам
вокальной методики, но и умела заинтересовать студентов, прослушивая с нами
и анализируя записи мастеров вокального искусства». (Альфия Каримова,
студентка III курса УГИИ).
Олеся… Красивое, певучее, «лесное» имя… Сплошное очарование: улыбка звезды,
выразительные карие глаза, чуть вздернутый носик, высокий красивый лоб,
выказывающий недюжинный интеллект. Внешность не была обманчива. Придя на мой
курс, Олеся Ямилова оказалась лучшей студенткой не только своей
специализации — вокальной, но и всех исполнительских отделений. И мне это не
казалось удивительным: свой брат, теоретик, со средним, училищным
образованием. Причем вероятная опасность просто эксплуатировать свои прежние
знания и почивать на лаврах абсолютно отсутствовала. Естественным,
органичным для нее было — находиться в перманентном состоянии роста. Роста
профессионального, музыкантского и человеческого.
Провозглашаемый мной принцип заставить ученика трудиться так, чтобы педагог
как можно скорее оказался ему ненужным (ибо ученик должен опередить учителя
хотя бы в силу большей «свежести» мозгов), в случае с Олесей как-то не
срабатывал. С ней хотелось общаться, хотелось дать ей все, что знаешь сам.
При этом приходилось вступать с ней в некое соревнование, ведь ее недюжинные
способности позволяли ей усваивать материал играючи.
Изучали мы с ней музыку. Мой раздел курса — история русской музыки, начиная
от композиторов «Могучей кучки» до Стравинского включительно. Страстно
любимый мною Мусоргский – трагическая фигура русской культуры, умница
Римский-Корсаков, эпическая глыба — Бородин, а там — российский полифонист
Танеев, Скрябин со своими философско-мистическими поисками,
весенне-ностальгический Рахманинов, символистско-импрессионистический
сказочник Лядов… Много ли сочинений этих замечательных радетелей за свое,
исконное, отечественное на слуху сегодня, здесь, в Башкирии? Среди певцов
нашей академической сцены? Прямо скажем — нет. Олеся же осваивала немалые
списки их музыки с такой тщательностью, что возникало ощущение: все это
необходимо именно ей, все «сгодится» для чего-то очень важного, ожидаемого,
приближающегося, взывающего из недалекого будущего.
В дальнейшем так оно и стало: Олеся Вакильевна «пошла в педагоги» – начала
преподавать в педагогическом институте, ныне именуемом университетом, что
выходит на улицу Октябрьской революции — совсем недалеко от нашей Академии
искусств. Вместе с коллегами она — у истоков становления кафедры
музыкального образования. Еще лишь начиная педагогическую карьеру, глубоко,
с подлинным энтузиазмом осваивает порученные ей дисциплины: «Основы
вокальной методики», «Историю вокального искусства», класс сольного пения.
Когда читаешь воспоминания Олесиных учеников, понимаешь: в этой самоотдаче,
увлеченности, вере в незряшность учительского дела есть тот стержень, тот
идеал, которому служишь и ты.
Это ощущение: все не зря, все в «копилочку», на будущее — заставляло меня
нарушать еще один собственный (вероятно, слишком прагматичный) принцип — не
давать студентам «винил» из собственного дома. Драгоценный запас звучащих
виниловых богатств (а других богатств, кроме, пожалуй, еще книг о музыке, у
нас в доме и нет) без сожаления отправлялся к Олесе. Побеждала и оправдывала
такую «расточительность» какая-то естественная уверенность, что не пропадет,
не сотрется, даст дальнейшие «круги» звучащая эстафета. Девчонки из группы,
где Олеся была куратором, в один голос рассказывают о музыкальных классных
часах, на которых вслед за пояснениями наступали моменты знакомства с
музыкой, приносились из дома кассеты, расширялось поле красоты, добра,
духовности…
Для того чтобы возвратить мне горы пластинок, Олесе пришлось призвать на
помощь «носильщика». В этой роли выступил, конечно, папа, Вакиль Хасанович.
И вот однажды в какой-то предпраздничный день (кажется, приближался Новый
год), открыв дверь, увидела я красивого мужчину, высокого роста, явно
аристократического облика, и в руках у него — масса пакетов, сумок с моими
пластинками. Кстати, для студентов вовсе не характерно отдавать туда, где
брал. С просьбами приходят домой, а возвращают чаще в институте. И тащишь
свое добро, как вьючный осел — а делать нечего, иначе можно вообще не
дождаться возвращения имущества…
В благодарность за возможность переписать себе на кассеты «мою музыку» Олеся
приготовила мне подарок. С каким вкусом и пониманием она подобрала его! До
сегодняшнего дня в своем привычном обиталище — на кухне — я встречаюсь
глазами с замечательной пестро-красной рукавичкой-прихваткой, наряжаюсь в
фартук с изображением гусей (из того же комплекта) и вспоминаю свою ученицу.
Откуда узнала она, что красный — мой любимый цвет? Словно молодая энергия,
жизнелюбие сконцентрировались в этом сувенире. И намек. Вероятно, здесь
проявилось ее желание помочь мне жить проще, легче. Могу признаться, что
кухня отвлекает меня от неотступных педагогических дум, а без этого
каждодневное напряжение вряд ли можно было бы выдержать. Спасибо и Олесе.
Еще о подарках. Воспоминания Наташи Ивановой: «Она была нашим любимым
куратором… Когда мы праздновали 2001 год, она каждому из нас подарила такой
сувенир, который удивительно точно характеризовал особенность,
неповторимость, темперамент каждого из нас». А вот что пишет коллега по
работе, старший преподаватель Г. М. Абубакирова: «Студенты до сих пор
вспоминают, как она на всю свою зарплату купила им входные билеты на
лекцию-концерт в оперный театр». Очевидно, Олеся умела одаривать и совсем
незнакомых ей людей. «Помню, — продолжает Г. М. Абубакирова, — как я
предложила Олесе организовать несколько лекций-концертов для школьников.
Олеся с радостью поддержала меня, подготовила со студентами вокальные
произведения, теоретическую часть, я, со своей стороны, — произведения для
фортепиано, и мы с ней объездили в короткое время несколько школ. Было
столько радости и для нас, и для школьников от этих концертов! И еще. В ней
было столько любви, столько заботы и внимания к окружающим, что ее хватало
на всех».
В Олесе сразу видна была «правильная девочка». Чувствовалось, что у нее есть
цель в жизни — твердая, определенная. Было совершенно ясно, что она знает,
как ее достигнуть. Поэтому не возникло никакого удивления, когда все узнали,
что она занимается диссертацией в Московской консерватории. Антонина
Сергеевна Яковлева, известный педагог, профессор, теоретик вокала,
оказывается, ею руководила. Мы ходили на лекции Яковлевой по постановке
голоса — из любопытства: «А может, что пригодится на своих лекционных
занятиях?» Посматривали на московскую гостью издалека… А Олеся не только
познакомилась с ней, но и попала в число учеников. Молодец!
Антонина Сергеевна подчеркивает в своей диссертантке высокие
профессиональные качества, такую степень эрудиции, которая свойственна не
только музыканту, но и поистине культурной, творческой личности.
Она не кичилась и не бравировала тем, что учится в Москве и у такой
знаменитости. Многие помнят, как часы и дни проводила Олеся в библиотеке
имени Заки Валиди. Труженица, каких поискать, она сумела освоить огромное
количество не только опубликованных, но и рукописных, и архивных трудов.
Поэтому изданная книга об истории вокального искусства в Башкирии
представляет истинную научную ценность. Чего стоит хотя бы необъятный список
использованных источников! Тому, как выстроен материал, могут позавидовать и
ученые со стажем.
Как было не позавидовать, когда в скором времени диссертация на
животрепещущую тему об истории развития башкирской вокальной школы уже
обсуждалась в кулуарах как готовая к защите! Ведь не часто серьезная научная
работа делается в такие сжатые сроки. Торопилась, что ли, куда-то юная
аспирантка? Благодаря стараниям родителей книга Олеси Ямиловой издана.
Библиотека нашей Академии искусств получила немало экземпляров просто в дар,
в память того, что наша выпускница успела и поучиться, и поработать в своей
Alma mater.
Профессор Яковлева вместе с близкими Олеси, с ее родителями продолжает
старания по более полному изданию олесиных трудов. «Остался огромный пласт
сведений о национальном башкирском оперном театре, республиканской
филармонии, выдающихся представителях вокального искусства, не вошедший в
изданную монографию, — пишет Антонина Сергеевна. — Все это, конечно, должно
служить людям!»
«И сердцу скрипки было больно…» Так пронзительно называется рассказ
преподавателя Уфимского училища искусств Эльвиры Рахимкуловой. Давайте
вместе почитаем его:
«Бывают в жизни особенные моменты, когда любые слова, как бы искренне их не
произносили, кажутся легковесными и пустыми, и только музыка способна
передать всю силу и глубину человеческих переживаний.
Так «плакала» скрипка в один из октябрьских вечеров в Малом зале Уфимского
училища искусств, где собрались студенты и педагоги двух отделений:
вокального и теоретического. Собрались, чтобы принять в дар еще пахнущую
типографской краской книгу «Вокальное искусство Башкортостана в контексте
истории национальной культуры» Олеси Ямиловой.
Со дня трагической гибели Олеси не прошло еще и сорока дней. Тем труднее
было родителям — Вакилю Хасановичу и Евгении Ивановне говорить о своей
дочери, о годах ее учебы в училище, о сбывшихся и несбывшихся мечтах.
Олеся росла талантливой и трудолюбивой, занималась музыкой и мечтала петь на
сцене. Прекрасно закончив теоретическое отделение училища искусств,
поступила в Уфимский государственный институт искусств на отделение сольного
пения. Вот слова ее бессменного концертмейстера и педагога Н. Г. Юсуповой:
«Олеся обладала красивым меццо-сопрано, была очень музыкальна. Став по
окончании института педагогом, раскрылась в новом качестве. В ней
чувствовался огромный потенциал, ее любили студенты. Ее всегда отличали
огромная требовательность к себе, скромность и глубокая человеческая
порядочность. Я потеряла любимую ученицу, друга, коллегу».
Еще в стенах УГИИ началось сотрудничество Олеси с профессором Нинель
Федоровной Гариповой, которая стала для Олеси ее первым научным
руководителем. Позже отношения «учитель-ученик» переросли в дружбу. Молодому
педагогу нашлось достойное место на кафедре сольного пения УГИИ и
музыкальном факультете БГПУ. Она успешно сочетала преподавание вокала,
чтение лекций по истории вокального искусства и писала свою диссертацию под
руководством профессора МГК А. С. Яковлевой.
В августе 2002 года и в личной жизни Олеси происходит счастливое событие —
она выходит замуж и уезжает в Москву. Институт Ипполитова-Иванова и Хоровая
академия с радостью берут на работу молодого педагога. Счастливая череда
событий обрывается многоточием на мокром шоссе «Москва—Уфа...». «Она прожила
так мало, но успела сделать очень многое», — эти слова звучали рефреном и в
стенах училища искусств, и в камерном зале УГИИ.
Просветлевшие лица студентов, скорбные — педагогов, звуки моцартовского «Ave
verum» — наша благодарная любовь и память об Олесе Ямиловой».
Рассказ датирован 28 ноября 2002 года.
Родители Олеси нашли в себе силы и вместе с Нинель Федоровной Гариповой
провели презентацию книги и в институте. Шаляпинский зал собрал тех, кто
захотел отдать дань ее светлой памяти. Из многочисленных выступлений
запомнилось то, что сказала профессор кафедры сольного пения, заслуженный
деятель искусств Российской Федерации Миляуша Галиевна Муртазина, очевидно,
потому, что те же мысли приходят и мне: «Часто бывает в жизни: люди,
симпатизирующие друг другу, находятся на расстоянии. Мне кажется, так было у
нас с Олесей. Ее скромность и моя сдержанность не дали нам сблизиться, о чем
я очень сожалею. Но я всегда чувствовала в ней прекрасного человека. При
встречах с ней ее добрый взгляд и улыбка оставляли у меня хороший настрой
надолго.
Видела я в Олесе и великую труженицу. Она была на пороге защиты диссертации,
могла стать крупным ученым, знающим проблему становления в Башкортостане
вокального образования и теоретически, и практически, так как сочетала в
себе два образования — теоретика и вокалиста. Нам ее очень не хватает.
Слова, проникнутые искренностью и нежностью на вечере памяти Олеси в
Шаляпинском зале УГИИ, будут относиться к ней всегда, как будто она жива».
Сколько листков, исписанных разным почерком! И светящейся электрической
нитью связывает их не боль, хотя она сочится в каждой строке, не отчаяние, а
нежелание говорить об Олесе Ямиловой в прошедшем времени. «На уроках Олеси
было всегда интересно и как-то особенно уютно, — пишет Альфия Каримова. — Ей
всегда был присущ особый шарм, как педагогу, так и человеку. Будучи знакома
с ней не один год, я смогла убедиться, что Олеся – исключительно теплый
человек, думающий музыкант и талантливый педагог.
Потеря человека, особенно близкого и дорогого — ни с чем не сравнимое
испытание. Но добрая память о нем навсегда остается в наших сердцах. Мы
любим тебя, Олеся, помним и очень благодарны за то, что ты есть в нашей
жизни».
Строки А. А. Юлдашбаевой — о том же:
«Не могу сказать об Олесе «вспоминаю». Потому что сейчас она всегда в моих
мыслях, в сердце. На улице среди людей ищешь глазами ее лучистый взгляд, ее
стремительную походку.
Сегодня день ее рождения. Он останется для всех, кто знал Олесю, светлым
днем. Сегодня нельзя отчаиваться и корить судьбу, потому что она подарила
нам такого красивого человека».
О красивом человеке хочется говорить красиво. И студенты-четверокурсники
вокального отделения УГИИ, вспоминая, превращаются в поэтов: «Олеся
Вакильевна Ямилова была нашим педагогом, но между собой мы называли ее
только Олесенька. Удивительно, как она умела найти подход к каждому, умела
преподнести материал максимально доходчиво, так, что ни одно слово не
выпадало из сказанного. Мы обожали ее уроки.
Олеся была словно кружевница, сплетавшая в неповторимый узор огромное
количество фактов, судеб, забавных случайностей и трагических событий. Свои
рассказы она всегда подкрепляла фото-, аудио- и видеоматериалом. На занятиях
у Олеси Вакильевны мы попадали в удивительный мир оперы, ее премьеров и
примадонн. И думаю, не нужно говорить, что посещаемость и успеваемость
истории вокального искусства были стопроцентными.
Однако помимо талантливого педагога и певицы, обладавшей голосом
удивительной красоты, Олесенька была чудесным другом, умела поддержать и
найти нужные слова в трудную минуту. К ней можно было обратиться за помощью
с самой деликатной просьбой и точно знать, что Олеся поймет и не откажет.
У нее была замечательная по количеству и разнообразию библиотека фонозаписей,
книг, и мы всегда знали, к кому бежать за редкими нотами и записями.
Мы любили ее всей душой, и память о ней — нашем педагоге, наставнике и друге
будет вечно жить в наших сердцах».
Их, этих добрых слов любви, уже сказано здесь очень много, а сколько еще
осталось!.. Например, о том, что Олеся Вакильевна просто нянчилась с
младенцами своих подопечных, чтобы дать девочкам возможность сдать экзамен.
Или о том, что ее уроки вокала были самыми желанными, всегда хотелось
приходить на них и петь, петь, петь! Ученицы ее любили, она отвечала им
взаимностью, для некоторых становилась не только учителем, но настоящей
подругой…
В нашем институте она преподавала историю вокального искусства — свой
«эксклюзивный» курс. С присущим ей тактом и умением находила она общий язык
и с руководством, и с представителями учебной части, и с вахтерами. Из
возникающих проблем, например, с вечной нехваткой аудиторий выходила «без
шума и пыли», как говорится в одном всем известном фильме.
Поскольку этот мир очень тесен, и наши кафедры (вокальная и истории музыки)
находятся неподалеку друг от друга, мы «пересекались» в коридоре. Так мила
бывала ее улыбка, что другого никто и представить себе не мог.
Мы изучали музыку. Среди гениальных произведений был и вокальный цикл
Мусоргского «Песни и пляски смерти». Там есть один номер — «Серенада».
Страшно становится, когда рыцарь Смерть восклицает-вопит на последней ноте
«Ты — моя!». Погибает, так и не встретившись с настоящей жизнью, красивая и
нежная девушка, больная — среди благоухающей ночи, волшебной неги, в
ожидании своего возлюбленного. Окутанная волной роскошных волос, она —
лакомый объект вожделений Смерти. Слова под воздействием магнетического
обаяния талантливого композитора сочинил не такой уж выдающийся поэт —
Арсений Голенищев-Кутузов. Вместе со студентами, с Олесей мы переживали за
судьбу этой несуществующей героини.
Дмитрий Шостакович, оркеструя «Песни и пляски смерти», говорил, что у цикла
— только один недостаток: он слишком короток. Всего четыре номера. И наш
современник продолжил тему, сочинив еще одиннадцать картин-протестов,
вариантов-разворотов душевной боли от несправедливости жизни и смерти.
«Всевластна смерть! Она — на страже и в счастья час, в миг высший жизни она
в нас страждет и жаждет нас!» — последние реплики из Четырнадцатой симфонии
Шостаковича. А начальные строки ее — «Сто горячо влюбленных сном вековым
уснули…» Невозможно смириться! И поверить тоже невозможно в это всевластие
конца.
Как много молодых уходит! Как близко раздаются эти взрывы! Пытаемся
утихомирить боль модными мыслями о переселении душ. Обращаемся к Богу… Но
если Он забирает лучших, то кто же остается на Земле?.. Мы… И надо жить
дальше, продолжая свое и их — лучших — дело.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
