№ 08'04

Борис ПОПОВ

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

ВЛЮБЛЕННЫЙ В СВОЙ КРАЙ

Уходят из жизни дети XX столетья. Все меньше остается тех, кто хранит память о прошлом. Петр Федорович Ищериков, наш земляк, был человеком, влюбленным в родной край, краеведом, что называется, от Бога.

Мне посчастливилось какое-то время общаться с ним.

Вернувшись в 1950 году, после службы в рядах Советской Армии, в родную Уфу, я поступил в 8-й класс 8-й ШРМ (школа рабочей молодежи). На расспросы мамы о школьных учителях я в числе прочих назвал преподавателя русского языка и литературы Михаила Петровича Ищерикова.

— О, я знала его отца! — воскликнула мама. — Он одно время был директором краеведческого музея. Очень приятный человек.

Так впервые я услышал об Ищерикове-старшем.

ЭКСКУРСИЯ

Знакомство состоялось весной 1955 года. Был конец апреля, когда нам, студентам исторического факультета Башпединститута, предложили совершить экскурсию по историческим местам города, а провести ее должен был Петр Федорович Ищериков. Мне было интересно не только прогуляться по историческим местам Уфы, но и увидеть воочию отца моего учителя.

В назначенный день и час мы собрались у входа в краеведческий музей (на улице Октябрьской революции, д. 10). Подошел Ищериков, и мы двинулись по улице, которую Петр Федорович представил нам как Большую Казанскую в прошлом.

Ищериков-старший произвел на меня хорошее впечатление. Умное лицо обрамляла великолепная окладистая борода. Ясные, добрые глаза, казалось, излучали тепло. Речь его была безупречно правильной, интеллигентной.

Мы шли мимо домов дореволюционной застройки, а наш экскурсовод рассказывал о наиболее примечательных с точки зрения архитектуры зданиях. Остановились около конторы Главкинопроката, у фасада, напоминающего вход в церковь. Петр Федорович рассказывал, что это — остатки бывшей Спасской церкви. Ее когда-то с обеих сторон украшали колоннады, благодаря которым храм напоминал Казанский собор в Петербурге. Алтарная часть церкви в результате оползня сползла в овраг, а колонны были разрушены в годы наступления воинствующих безбожников на религию и церковь.

Дойдя до улицы Воровского, Ищериков остановил нас возле углового дома и сказал: «Некоторые экскурсоводы утверждают, будто в этом доме останавливался А.В. Суворов, направленный Екатериной II на поимку Пугачева. Это не соответствует действительности. Того дома нет, а этот выстроен на его месте. Но легенда живет».

Проходя мимо завода горного оборудования, Петр Федорович заметил: в прошлом завод принадлежал Гутману, по сей день сохранились литые крышки канализационных колодцев с фамилией владельца завода. На нем изготавливались металлические ступени лестниц и плиты для полов архиерейского дома, духовной семинарии и некоторых других зданий.

Продолжительный разговор состоялся у неразрушенной еще полностью Троицкой церкви, уныло смотрящей вокруг пустыми глазницами колокольни.

Он рассказывал об основании города и кремлевском холме, от которого Уфа начиналась, о первых улицах и посаде, пожарах и эпидемиях, об истории самой церкви и о пугачевцах, содержавшихся в ее подвалах.

В ходе экскурсии Петр Федорович сводил нас в соборную мечеть. Посещение ее он согласовал с ДУМЕС, и я впервые побывал в мусульманском храме. Меня поразила скромность его убранства. Ни икон, ни свечей, на стене — небольшая картина с изображением Мекки, над головой — люстра. Мы обратили внимание на занавеси, отделяющие часть помещения. На наш вопрос Петр Федорович ответил, что там отведено место для женщин.

Покинув мечеть, мы прошли мимо бывшего губернаторского дома, по бывшей Губернаторской улице (ныне Советская) вышли на улицу Ильинскую (ныне — улица Фрунзе), прошли мимо Башкирского театра драмы. Попутно Петр Федорович рассказал, что здание театра поставлено на фундаменте бывшего Воскресенского кафедрального собора, разрушенного в советское время. Вышли на бывшую Александровскую улицу (ныне — ул. Карла Маркса) к дому Поносовой-Молло, где тогда располагался Президиум БФАН. Закончилась экскурсия у здания бывшего Дворянского собрания, где в 1891 году пел молодой Федор Шаляпин.

На протяжении всего экскурсионного маршрута я кое-что фотографировал и через несколько дней пришел с фотографиями в Институт истории и археологии БФАН, где работал тогда Ищериков, и передал ему снимки. Эта встреча послужила более близкому нашему знакомству.

САМОДЕЯТЕЛЬНЫЕ АРХЕОЛОГИ

Осенью того же года неожиданный случай снова свел меня с Ищериковым. Нескольких моих однокурсников и меня в их числе послали копать траншею во дворе строящегося тогда нового корпуса университета. Начали работать и вдруг наткнулись на древнее захоронение. У нас загорелись глаза: мы — будущие историки, а тут археологический материал сам в руки идет. Мои сокурсники посылают меня за фотоаппаратом.

Ребята осторожно освобождают объект раскопок от земли — над костяком лубяное покрытие. Сфотографировал. Снял луб, под ним — порядочно разрушенный костяк, в лучшей сохранности череп. Позеленевший от времени бронзовый диск с циркульным орнаментом, рядом с костями — разнообразные по форме и размерам бронзовые бляшки. Все эти покрытые патиной бронзовые украшения вызывают у нас приступы восторга. Среди бронзы обнаруживаются стеклянные, позолоченные изнутри бусы. Удивление вызывают миниатюрные фигурки, подобные сфинксам. Тут же остатки изъеденного ржавчиной ножа.

Шаг за шагом я фотографировал весь процесс раскопок и, как только все закончилось, я отправился проявлять пленку. Но не зря говорят: «Поспешишь — людей насмешишь». Я поспешил. Не выдержал установленную температуру для проявителя. В результате часть эмульсии была смыта, а те негативы, где эмульсионный слой уцелел, оказались настолько плотными, что их не пробивали лучи самой сильной лампы. Все было загублено.

Ребята меня выругали, но что делать, потерянного не вернешь. Понесли свои находки в Институт истории и археологии к Ищерикову. Он нас выслушал, посочувствовал, пожурил за «самодеятельность», поблагодарил за принесенные предметы и, рассмотрев их, сказал, что район будущего университета и прилегающие к нему территории — это огромный могильник, относящийся к алано-сарматской культуре V века н.э. Данное захоронение мужское, о чем свидетельствует нож, стеклянные бусы с позолотой изготавливались в Римской империи, а сфинксы имеют, вероятно, египетское происхождение. Все это свидетельствует о наличии торговых связей с названными государствами.

Если при первой встрече Петр Федорович показал себя знатоком истории Уфы, то в данном случае мы увидели человека широкой эрудиции.

ЗОЛОТО ПЯТОГО ВЕКА

Один из однокурсников рассказал, что в какой-то траншее он нашел золотую серьгу. Это был литой конус сантиметра два в длину с крючком-зацепом у тонкого конца. Вскоре он отнес свою находку Ищерикову.

Перед началом нового учебного года у нас проходил так называемый трудовой семестр. Заканчивалось строительство нового корпуса университета, и студенты были направлены на подсобные работы. В тот памятный день я должен был принимать кирпич у главного входа. На противоположной стороне улицы студенты разных факультетов начинали рыть траншею под телефонный кабель.

Я подошел к ним и сказал:

— Ребята, тут может вам встретиться древнее захоронение. Если попадется что, кричите меня.

Принимаю кирпичи, вдруг слышу, кричат:

— Эй, захоронение нашли!

Подхожу. Траншея мелкая, примерно метр глубиной. Под углом в северо-западном направлении ее пересекает полуразрушенный костяк, а плечи и череп — под асфальтом. Говорю:

— Ну-ка, копните к черепу, там могут быть золотые серьги.

Копнули раз, другой, мелькнуло нечто желтое.

— Золото! — воскликнул я и прыгнул в траншею.

И вот у меня в руке две конические серьги с зацепами, но не литые, а витые, спиралевидные.

— Ну да!.. Золото?! — недоверчиво тянет кто-то. — Бронза!

— Нет, братцы, не бронза. Золото. Бронза-то вон, зеленая, — указал я на лежащие при скелете украшения.

Собрав все это, я прямиком направился на Советскую, 17, в Институт истории и археологии к Петру Федоровичу. Он с большим интересом рассматривал серьги и сказал, что ему один из наших студентов принес такую же, но только литую. При этом добавил:

— Но почему-то только одну, а серьги обычно бывают парами.

НОВЫЕ ВСТРЕЧИ

Петр Федорович никогда не отказывал мне в консультации. Как— то раз я показал ему серебряный рублевик императрицы Анны Иоанновны с отверстием и следами позолоты. Я понимал, что монету носила, как украшение, женщина одной из местных национальностей. Но позолота? Откуда она?

От Ищерикова узнал, что золочением монет занимались казанские татары — золотых дел мастера.

С его помощью удалось выяснить принадлежность непонятной мне медной монеты. Как оказалось, монета была золотоордынская, времен хана Узбека, современника Ивана Калиты. Петр Федорович показал ее специалисту по арабской графике.

Озадачила меня попавшая в мои руки довольно большая бронзовая медаль с латинской легендой и изображением корабля. Я снова пошел к Петру Федоровичу. Медаль, по его словам, оказалась шведской.

Весной 1960 года Петр Федорович пришел ко мне домой с молодым тогда, скромнейшим до застенчивости, младшим научным сотрудником Института истории и археологии Ниязом Мажитовым. Готовилась очередная археологическая экспедиция. Памятуя о том, что я владею фотоаппаратом, он предложил мне отправиться в эту экспедицию.

Мне очень импонировало это предложение, ибо археология воспринималась мною, как одно из увлекательнейших занятий, но я не смог принять предложение — у меня тогда была на руках маленькая, полуторагодовалая дочурка.

Тогда же Петр Федорович ознакомился с моей нумизматической коллекцией, вызвавшей его живейший интерес. Он одобрительно отнесся к моему увлечению и бросил фразу, которую я более сорока лет ношу в своей памяти: «Интересный вы человек!» Услышать похвалу из уст уважаемого человека всегда приятно, а от Петра Федоровича — вдвойне.

АНТИЧНЫЕ МОНЕТЫ

Однажды Петр Федорович снова появился в нашем дворе.

— Знаете, сказал он, — недавно в краеведческий музей приходил один старик. Ему лет девяносто, фамилия Горюхин. Он предложил музею купить коллекцию старинных монет. Там были и античные, но Ахмеров (тогдашний директор музей — Б.П.) к ним интереса не проявил, сказав, что к Башкирии эти монеты никакого отношения не имеют. Я думаю, что вас эти монеты заинтересуют.

— А где живет этот дед? — спросил я.

Петр Федорович пожал плечами:

— Попытайтесь его найти через адресный стол.

Я ухватился за этот совет и действительно через адресное бюро разыскал Горюхина Константина Ивановича, жившего тогда на улице Свердлова (теперь того дома нет). Меня встретили сам Константин Иванович и его жена Татьяна Александровна. Узнав о цели моего визита, Татьяна Александровна вынесла старенькую железную коробку с монетами и статьей из «Красной Башкирии». В статье рассказывалось о том, что на пункт сбора металлолома пришел К. И. Горюхин и предложил эти монеты. Дальше давались краткие характеристики некоторых монет, утверждалось, что предложенные монеты имеют историческую ценность. Автор заметки был В. Петров. «Так это же Виктор Николаевич Петров, преподаватель истории древнего мира в нашем институте», — догадался я и стал торговать монеты. Сторговались. Теперь они у меня. Среди них монеты с профилями Юлия Цезаря, Андриана Августа, царей Боспорского царства Рискупорида и Савромата, монеты древней Греции, Византии, старой Польши и Германии… Все это богатство собрал, как выяснилось, отец Татьяны Александровны, большой любитель старины. Там же была небольшая медаль за участие в Отечественной войне 1812 года, которой, по словам старушки, был награжден ее дед. Как только я обращаюсь к тем монетам, вспоминаю Петра Федоровича Ищерикова.

ЗАЩИТИК ХРАМА

Однажды, встретив меня на улице, Петр Федорович сказал:

— Электроплитка у меня не работает. Не могли бы вы посмотреть ее? Я, признаться, с этой техникой не в ладах.

Одноэтажный дом, в котором он жил, находился рядом с конторой Главкинопроката. В комнате — шкафы с книгами. На одной из полок я увидел австро-венгерскую монету с портретом императрицы Марии-Терезии. Петр Федорович монеты не собирал, но если случайно что-то интересное встречалось, хранил. Я «облизнулся», но попросить не посмел.

Когда я занялся плиткой, он повел разговор о своей борьбе за сохранение Троицкой церкви. О необходимости убрать полуразрушенную церковь говорили давно. Предлагалось на ее месте поставить памятник и тем украсить «ворота города». Ищериков показал мне свои статьи в защиту храма, напечатанные в разных газетах и журналах, но все это оказалось «гласом вопиющего в пустыне». Местные власти задумали реконструировать въезд в город, и никакие протесты их не останавливали.

— А тут еще приехал председатель Совмина РСФСР Яснов, — с досадой говорил он. — Ему рассказали о предполагаемом сносе церкви, щедро угостили и получили «высочайшее одобрение».

Церковь взорвали. По его словам, понадобилось семь взрывов, чтобы это древнее сооружение рухнуло.

Плитку я починил, но беседа продолжалась. Это была наша последняя встреча.

ВЕТВИ ФАМИЛЬНОГО ДРЕВА

Петр Федорович оставил по себе добрую память, которая у меня подогревалась общением с его сыном, моим учителем в вечерней школе. Между мной и Михаилом Петровичем сложились добрые отношения. Я бывал в его семье, общался с детьми. Михаил Петрович, служивший в годы войны шофером, помогал мне обхаживать мою машину. Одно время он работал директором 21-й школы, но у него обнаружили туберкулез, и он ушел со школьной работы. Вылечился. Как-то так сложилось, что наше общение прервалось, и надолго. Недавно оно возобновилось. Я несколько раз бывал у него. За эти годы дочь и сын, внуки Петра Федоровича выросли, у них свои дети. Фамильное дерево Ищериковых дает новые побеги.

От Михаила Петровича я узнал, что фамилия Ищериков имеет тюркское происхождение. Ныне покойный преподаватель пединститута Б. Н. Кипарисов выводил их фамилию от слов «иш черяк» — «три четверти». Этой новостью я поделился с людьми, компетентными в тюркологии. Они выдвинули другую версию: Ищериков — «иш теряк» — «три тополя». Так или иначе, но фамилия содержит тюркское начало.

Михаил Петрович поведал мне о кончине своего отца. Петр Федорович умер в Ленинграде, куда он уехал делать операцию по поводу катаракты (в Уфе в то время таких операций не делали). В Питере жила дочь Ольга, у которой он остановился.

Когда ему сделали первый укол, произошло кровоизлияние, и Петра Федоровича не стало. Он похоронен в Ленинграде, на Серафимовском кладбище.

Весь архив Петра Федоровича остался в Уфе. Его вдова не желала с ним расстаться. После ее смерти приехал беспечный внук Петра Федоровича — Вовка, который распорядился архивом деда не лучшим образом. В связи с ремонтом квартиры все было свалено в сарай, а сарай — не лучшее место для архива. Все погибло. Спасти удалось крохи.

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев