№ 05'04

Олег НАУМЕНКОВ

XPOHOC

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

СИБИРСКИЕ ОГНИ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Операция «Шторм»—333»

ПРИЧИНЫ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВВОДА СОВЕТСКИХ ВОЙСК В АФГАНИСТАН

Впервые афганские лидеры обратились к советскому руководству с просьбой о присылке советских войск после антиправительственного мятежа в Герате в марте 1979 года. Она была высказана Тараки в телефонном разговоре с А. Н. Косыгиным 18 марта. Последний пообещал обсудить поставленный вопрос со своими коллегами, но вместе с тем с ходу выразил Тараки сомнение в возможности и разумности удовлетворения его просьбы.

Три дня (17—19 марта) члены Политбюро обсуждали положение в Афганистане и просьбу Тараки о срочной военной помощи. Министр обороны Устинов Д. Ф. в воинственном тоне заявил о готовности перебросить туда воинские соединения. Между тем глава правительства А. Н. Косыгин возразил против такого решения; он предупредил о серьезности ситуации и предложил, прежде чем посылать советские войска в Афганистан, подумать о последствиях.

Председатель КГБ Ю. В. Андропов задал вопрос: зачем вводить войска в Афганистан, ведь это отсталая страна с неграмотным населением, подверженным засилию религии? Нельзя отстоять революцию с помощью советских штыков. Это совершенно недопустимо. Согласившись с аргументами Андропова, министр иностранных дел А. А. Громыко сказал, что обстановка в Афганистане не созрела для революции: нельзя вводить советские войска в эту страну, ибо тогда они окажутся в роли агрессоров. По его мнению, юридически нельзя было оправдать такую акцию, а опасные международные последствия ее были очевидны.

19 марта Брежнев заявил на заседании Политбюро: «Нам сейчас не время втягиваться в эту войну». Он сказал: если у афганцев разлагается армия, то почему советские войска должны вести за них войну? Андропов справедливо добавил: ввести войска в Афганистан означало бы вступить в борьбу против его народа, стрелять в него.

Тараки прилетел в Москву 20 марта для секретных переговоров с советскими руководителями. Он настойчиво добивался посылки советских войск в Афганистан; просил оружия, в частности вертолетов. Во второй половине дня он встретился с Косыгиным, Громыко, Устиновым и Пономаревым. Косыгин начал беседу с критики в адрес Тараки за то, что он чересчур полагается на советскую помощь, а не на собственные силы в борьбе с внутренними и внешними врагами. Советский премьер привел Тараки в пример Вьетнам, который победил и США, и Китай, мобилизовав силы собственного народа. Он заметил: «Вьетнамцы сами мужественно защищают свою родину против агрессивных посягательств». О вводе советских войск в Афганистан не может быть и речи, прежде всего из-за негативных последствий такого шага на мировой арене.

Кроме того, отметил Косыгин, даже если бы Иран захотел спровоцировать конфликт с Кабулом, иранские лидеры не в состоянии это сделать из-за политического хаоса в стране. В заключение Косыгин сказал: «Хочу еще раз подчеркнуть, что вопрос о вводе войск рассматривался нами со всех сторон, мы тщательно изучили все аспекты этой акции и пришли к выводу, что если ввести наши войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а, наоборот, осложнится».

Помимо этого советские руководители заявили Тараки, что гератское восстание отрицательно отразилось на престиже режима внутри страны и за рубежом и что такое не должно повториться. Косыгин и Устинов изложили детальный план советской помощи афганской армии с целью предотвращения дальнейших мятежей. В их предложениях содержалось все, что Тараки надеялся получить в Москве, кроме использования советских войск и публичных гарантий безопасности Афганистана от нападений со стороны Ирана или Пакистана.

Для того чтобы у Тараки не осталось надежды на «апелляцию» в последнюю инстанцию, в тот же день вечером была организована встреча последнего с Брежневым — не без труда ввиду состояния здоровья советского лидера. Тараки пришлось выслушать еще одну лекцию о том, как ему следует управлять Афганистаном. В обычной покровительственной манере Брежнев принялся поучать афганского лидера относительно необходимости «единого национального фронта» и завоевания поддержки армии. Брежнев привел несколько примеров использования армии для построения социализма в странах Азии и Африки — один раз даже намекнул, что армия по самой своей природе создает «особые условия» для распространения социалистических идей. Брежнев убеждал Тараки усилить политическую работу в массах, используя в качестве образца опыт Советской России в первые годы после Октябрьской революции.

Советский лидер в полном соответствии с подготовленным к беседе материалом сказал: «Теперь о вопросе, который Вы поставили в телефонном разговоре с Косыгиным и затем здесь, в Москве, насчет возможности ввода советских войск в Афганистан. Мы этот вопрос всесторонне рассматривали, тщательно взвешивали, и скажу прямо: этого делать не следует». Брежнев заметил, что в Афганистане и без того находится свыше пятисот советских генералов и офицеров в качестве военных советников. Можно, предложил он, послать еще 150-200 офицеров. Тараки остался не вполне удовлетворенным таким ответом.

Правда, было решено создать специальный батальон для охраны афганских руководителей. Генеральному штабу было поручено подобрать для этого солдат и офицеров узбекской, таджикской и туркменской национальностей. В период с мая по сентябрь 1979 года этот «мусульманский» батальон усиленно занимался боевой подготовкой на базе на окраине Ташкента.

Тем временем в Афганистане продолжалось нарастание напряженности. В ряде провинций происходили антиправительственные выступления. Они приобретали опасный для Кабула характер. Непрочность власти становилась все более очевидной. Тараки взывал о помощи. Москва также была обеспокоена. 1 апреля 1979 года Андропов, Громыко, Устинов и Пономарев представили докладную записку в Политбюро о положении в ДРА и позиции СССР в этом вопросе.

2 апреля на заседании Политбюро была рассмотрена докладная записка и принято решение: продолжать оказывать Афганистану помощь, обратить внимание его руководства на необходимость повышения боеспособности и морально-политического состояния армии. С этой целью начальник Главного политического управления Советской Армии генерал армии А. А. Епишев был отправлен в начале апреля в Кабул. Ему поручалось выяснить ситуацию на месте и помочь советами и рекомендациями.

Тараки и Амин в беседах с Епишевым требовали ввода советских войск в страну. Епишев ответил, что это невозможно. Одновременно с такой же настоятельной просьбой Амин обратился к главному военному советнику Л. Н. Горелову.

14 апреля 1979 года Л. Н. Горелов отправил в Москву шифротелеграмму следующего содержания: «Был приглашен к товарищу Амину, который по поручению Н. М. Тараки высказал просьбу о направлении в Кабул 15—20 боевых вертолетов с боеприпасами и советскими экипажами для использования их в случае обострения обстановки в приграничных и центральных районах страны против мятежников и террористов, засылаемых из Пакистана. При этом было заверено, что прибытие в Кабул и использование советских экипажей будет сохранено в тайне. На этой шифротелеграмме начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков наложил резолюцию: «Этого делать не следует».

Все же советское военное присутствие в Афганистане постепенно возрастало. В начале июля 1979 года из Ферганы на главную афганскую авиабазу Баграм (несколько десятков километров от Кабула) был переброшен батальон 345-го парашютно-десантного полка (пдп) по официальному соглашению Москвы и Кабула якобы для реконструкции аэродрома. Батальон тщательно готовили к этой акции. Незаметно и скромненько нагрянули представители особого отдела, пересмотрели каждого солдата, несколько человек порекомендовали отправить служить в другие части. Затем в штат батальона ввели автомобилистов, зенитчиков, двух хирургов и начфина.

Батальон прибыл в Баграм под видом технических специалистов и военных строителей. Чтобы не раскрывать структуру батальона, все офицеры надели сержантские погоны. Разница между ними и настоящими сержантами состояла в том, что у офицеров лычки на погонах были красного цвета, а собственно у сержантов — желтые. Плечи командира батальона подполковника В. И. Ломакина украсили погоны с широкой старшинской полосой посредине. На все вопросы афганцев, откуда прилетели, приказано было отвечать однозначно — из Советского Союза, никаких привязок к Туркестанскому военному округу и ВДВ.

Менее часа полета — и батальон приземлился в Баграме. На самом краю рулежки десантников встречал генерал Л. Н. Горелов. Для него десантники были своими. Много лет Л. Н. Горелов прослужил в ВДВ, командовал расквартированной в Литве так называемой «каунасской» воздушно-десантной дивизией, принимавшей в августе 1968 года самое активное участие в чехословацких событиях. Это был умудренный опытом генерал, расчетливый, честный и храбрый. Как военный специалист, он пользовался полным доверием афганского руководства.

Только утром следующего дня (8 июля 1979 года) рядовые афганцы увидели, что вокруг аэродрома роют окопы и землянки русские солдаты в панамах и рубашках... Первые дни для батальона пролетели в благоустройстве лагеря. На счастье, комбат В. И. Ломакин оказался мужиком с хозяйской жилкой и первым научился месить глину, обжигать кирпичи, из ничего придумывать всевозможные приспособления для быта. Постепенно начало спадать напряжение у солдат: они уже не хватались за оружие при каждом выстреле, звучавшем в горах или «зеленке», мгновенно нарекли Баграм «Малой землей» — по аналогии с только что вышедшей книгой Л. И. Брежнева — и первыми почувствовали, поняли, что быть им в Афганистане долго, — все до единого постриглись наголо.

Зато наконец-то почувствовали уверенность наши летчики, развозившие по стране грузы и каждый раз при возвращении на аэродром не ведавшие, в чьих он руках. Вздохнули облегченно и семьи советников — есть куда и к кому бежать, если что вспыхнет наподобие Герата.

Никакой связи между прилетом этого батальона и последовавшим затем вводом Ограниченного контингента советских войск не было, хотя потом батальон и станет определенной базой для постепенного наращивания советского военного присутствия в Афганистане.

Несколько позднее десантного батальона (но также в июле 1979 года) в Кабул прибыл отряд специального назначения КГБ СССР под кодовым названием «Зенит»: 38 офицеров, 38 молодых и здоровых бойцов, прошедших парашютно-десантную, минно-техническую и специальную оперативную подготовку. Каждый офицер владел одним или двумя иностранными языками, приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием, имел опыт контрразведывательной и разведывательной работы. Офицеры были обучены в автономном режиме вести поиск и осуществлять дерзкие силовые акции на вражеской территории. Перед отрядом была поставлена задача — взять под охрану советское посольство и объекты резидентуры КГБ в Кабуле.

Бойцы «Зенита» окончили Курсы усовершенствования офицерского состава (КУОС), а в просторечии «курсы диверсантов».

Учеба начиналась с января и заканчивалась в августе. Эти курсы находились под эгидой Управления «С» ПГУ КГБ СССР (нелегальная разведка). Прошедшие эти курсы молодые опера со знанием иностранных языков заносились в спецрезерв нелегальной разведки в качестве командиров или заместителей командиров групп специального назначения. При наступлении «особого периода» или во время войны эти группы доукомплектовывались резервистами: разведчиками, подрывниками и радистами. Затем планировалось забрасывать их на вражескую территорию для реализации специальных силовых акций, а также для ведения агентурно-оперативной работы в тылу противника. Этим группам должна была передаваться агентура, находившаяся до поры до времени на связи у наших легальных резидентов.

После прибытия в Кабул бойцов «Зенита» временно разместили в здании школы, где обучались дети дипломатов. Командир отряда полковник Бояринов Григорий Иванович сформулировал ближайшую задачу: круглосуточная охрана и оборона территории посольства, изучение обстановки, рекогносцировка на местности.

Потом выступил офицер безопасности посольства полковник Сергей Гаврилович Бахтурин. Он предупредил, что морально-психологический климат в посольстве весьма своеобразен, и потому бойцам не следует общаться с сотрудниками и служащими посольства, особенно с одинокими женщинами (которых было очень много — секретарши, машинистки и т.п.). Эти одинокие женщины, по словам полковника, будут пытаться устанавливать с офицерами интимные отношения.

— Так вот, кого застукаю — немедленно откомандирую в двадцать четыре часа, с позором и вонью! — вещал Бахтурин, оглядывая офицеров осуждающим взглядом, словно они уже неоднократно совершили аморальные действия со всеми сексуально озабоченными одинокими женщинами посольства и его окрестностей.

Из дальнейшей речи полковника следовало, что бойцам отряда по возможности вообще надо избегать попадаться посольским на глаза. Тем более с оружием и в форме. Особенно предостерег в отношении жены посла (посольские за глаза называли ее «мама»). Оказалось, она заранее вознегодовала, узнав, что приедут «солдаты» (иначе она офицеров не называла), — по ее представлению, грязные, вонючие и грубые — которые будут жить в посольской школе.

— Ведь там потом дети должны будут учиться! — содрогаясь в благородном ужасе, говорила «послица».

«Мама» заявила, что сама лично каждый день будет контролировать состояние помещений и прилегающей территории.

Пользование большим бассейном посольства «мама» категорически исключила для офицеров: «Ведь там купаются женщины и дети!» Нельзя было купаться и в маленьком бассейне перед школой. Мыться (и стираться) офицерам можно было на заднем дворе школы, пользуясь резиновым шлангом для поливки газонов.

Для простых людей все это выглядит дико и непонятно. Но таковы, к сожалению, были нравы советской номенклатуры. Чванливость, хамство, высокомерие...

Отряд приступил к несению службы. Потянулись дни по формуле «шесть через двенадцать». Это означало, что шесть часов боец несет службу, двенадцать часов отдыхает. Вернее, на время для отдыха (сна) было выделено всего шесть часов, остальные шесть — пребывание в резервной группе быстрого реагирования. То есть бодрствовать в форме и при оружии.

На плоских крышах четырехэтажных зданий по всему периметру обширной территории посольства бойцы оборудовали огневые ячейки из мешков с песком. В наряд заступали двое. Вооружение штатное: автомат, пистолет, двойной боекомплект, штык-нож, гранаты. А кроме этого еще один ручной пулемет (или снайперская винтовка), бинокль, радиостанция.

Днем, лежа на плащ-палатке, брошенной на бетонную крышу, бойцы «Зенита» часами глядели в бинокли, наблюдали чужую жизнь чужого народа.

Строения местных жителей начинались метрах в ста от каменного посольского забора. Дома были одноэтажные и двухэтажные, причем первые этажи, как правило, были сложены из самана (самодельные кирпичи из обожженной глины) и побелены, а вторые были деревянными. Каждый дом был обнесен забором из того же самана, хотя кое-где участки забора были из гофрированного железа.

В пыли копошились одетые в лохмотья грязные дети. В бинокль было видно, что у маленьких девочек, несмотря на убогую одежду, лица нарумянены, глаза и губы подкрашены. По местным обычаям, особенно в деревнях, детей специально одевают плохо — это якобы спасает от дурного глаза. А макияж на девочек наносят их матери, чтобы с самого детства они выглядели красиво.

Когда солнце поднималось в зенит и начиналась дикая жара, в городе наступало затишье. Все живое пряталось в тень...

Как же хорошо было на КУОСе! Объект находился в подмосковном лесу. Среди старых могучих сосен стоял двухэтажный коттедж, где офицеры жили по два-три человека в комнате. Объект был построен в 1936 или 1937 году и с тех пор использовался для подготовки разведчиков-нелегалов и групп специального назначения. Есть сведения, что именно здесь готовился перед заброской к немцам знаменитый Николай Кузнецов. Кого только не видели эти старые сосны...

А между тем жизнь спецподразделения «Зенит» шла своим чередом и ставила перед его бойцами все новые и новые задачи.

По указанию руководства было введено круглосуточное патрулирование по внутреннему периметру посольства. Занятие достаточно дурацкое и утомительное. На кой черт, спрашивается, надо было таскаться днем под палящим солнцем вдоль забора, когда обстановку вполне можно было контролировать и с крыш? Но указание это поступило из Москвы, а с Центром не поспоришь!

Буквально на следующий день к полковнику Бояринову заявилась разгневанная «послица». По ее словам, «солдаты», бесконтрольно шляясь по территории посольства, пугают «диким видом» и оружием дипломатов и членов их семей. А по ночам громко топают «сапогами» и не дают никому уснуть.

Полковник отступил перед напором истеричной и вздорной бабы. Было решено патрулировать только по ночам. При этом бойцы должны были обуваться... в спортивные тапочки! Хорошо хоть, что не босиком!

Вскоре произошел случай, когда «послица» повела себя еще более безобразно и отвратительно.

Для переговоров с афганским руководством из Москвы прибыл видный советский политик. Его встреча и беседа с Амином должна была состояться в резиденции посла. Группа бойцов «Зенита» обеспечивала безопасность этой встречи.

Группа ближнего кольца охраны, двенадцать бойцов, группами по четыре человека с разбивкой на парные патрули должна была охранять и оборонять непосредственно резиденцию посла. Патрулировали в саду, который с одной стороны примыкал вплотную к резиденции, а с другой стороны — к внешнему забору. Задача: не допустить проникновения посторонних или нападения со стороны забора. В случае чего — огонь на поражение.

Хорош был сад у посла! Посторонние лица туда не допускались. А чего только там не было! Множество плодовых деревьев и кустов, грядки с клубникой, луком, свеклой, картошкой, морковью. Розы, тюльпаны, иные цветы…

Надо сказать, что с едой в отряде в то время было тяжело. Питались офицеры тем, что привезли с собой, то есть — сухпайками. Да и то не вволю. Экономили: было неизвестно, сколько еще находиться, где еще придется дислоцироваться. Поэтому приходилось один сухпаек делить на двоих, а то и на троих бойцов. Овощей и фруктов, естественно, не было: их надо было покупать на месте, а денег для этого не выделяли. А занятия по физподготовке, которые так способствуют повышению аппетита, активно продолжались два-три раза в день! Да и охранная служба отбирала много сил. Например, на завтрак полагалась треть консервной банки перловой каши с микроскопическими вкраплениями мяса, две сухие галеты из сухпайка и кружка чая с одним кусочком сахара. Понятно, бойцы «Зенита» постоянно испытывали чувство голода.

И вот они оказались в саду, где с деревьев свешивались уже вполне зрелые, налитые соком яблоки, аппетитные груши, на кустах виднелись богатые витаминами ягоды, на грядках уже созрела клубника, а спелая морковка, такая полезная для поддержания остроты зрения, аж вылезала из земли сама. В головах бойцов бродили мысли о том, как добрый дедушка посол дает указание своим приближенным, и те, чтобы поднять боеспособность своих защитников, выносят подносы с фруктами, а может быть и с шашлыками, запах шашлыка явственно ощущался обостренным обонянием и вызывал, как у собак Павлова, обильное слюновыделение.

Но не тут-то было. Вместо хлебосольных посланцев с явствами на ступеньках резиденции показалась «послица» — «мама». Это была неряшливо одетая, толстоватая, с виду неказистая баба со стертым лицом в очках. Бойцы молча поприветствовали ее, став по стойке смирно. Не обращая на них никакого внимания, она начала медленно прохаживаться по тропинкам сада, подолгу задерживаясь у плодовых деревьев и кустов, останавливаясь у грядок. При этом она пристально вглядывалась во что-то, шевелила губами, время от времени делала какие-то пометки ручкой на клочке бумаги.

Потом она повернулась, так же медленно возвратилась к ступенькам резиденции и поманила бойцов к себе пальцем.

— Ребятки, — брезгливо проговорила она. — Ничего здесь не трогайте, это — наш садик! (Слово «наш» было сказано с особым ударением).

Только тогда до бойцов дошло! Она прямо перед ними открыто ходила и считала количество яблок на деревьях, запоминала расположение овощей на грядках и все это записывала. В ее глазах спецназовцы были не офицерами, которые были готовы пролить кровь и отдать жизнь за ее же безопасность, они были просто скотиной, которая могла потравить ее посевы.

— Смотрите... я все здесь запомнила! — еще раз озабоченно оглядев поверх голов офицеров сад, сказала «послица» и, шаркая по мрамору домашними шлепанцами, гордо удалилась.

А офицеры «Зенита», оплеванные и смертельно оскорбленные, понуро разбрелись по своим местам в этом ставшем ненавистным саду, удивляясь жадности и глупости, которые не имеют границ и предела.

Встреча и беседа советского видного политического деятеля с X. Амином прошла успешно и без всяких неприятностей. Умный и хлесткий, с математическим складом ума Амин, будучи к тому же восточным человеком, совершенно точно знал, как надо производить хорошее впечатление на человека из Москвы.

Ранним утром следующего дня бойцы «Зенита», обливаясь потом, перетаскивали в грузовик сильно пополнившийся багаж посланца Москвы, с которым он вылетал домой: картонные коробки с аудио- и видеотехникой, ящики с изюмом и орехами, тяжеленные свертки, похожие на свернутые ковры, и прочее, прочее, прочее...

Как видим, и десантный батальон, и отряд «Зенит» были направлены в Афганистан исключительно с целью обеспечения безопасности советских граждан и в связи с их возможной эвакуацией, а не для участия в боях.

Между тем афганское руководство продолжало бомбардировать Москву просьбами о военной помощи. Можно привести перечень (наверное, далеко не полный) таких просьб по поводу ввода советских войск:

— 16 июня. Ввести в Кабул несколько спецгрупп численностью до батальона каждая.

— 11 июля. Направить танки и БМП для охраны правительства и аэродромов Баграм и Шинданд.

— 19 июля. Ввести до двух дивизий.

— 20 июля. Ввести в Кабул воздушно-десантную дивизию.

— 21 июля. Направить 8-10 вертолетов МИ-24 с экипажами.

— 24 июля. Ввести в Кабул три подразделения.

— 12 августа. Направить в Кабул спецподразделение и транспортные вертолеты с экипажами.

— 21 августа. Ввести в Кабул полторы — две тысячи десантников. Заменить афганские расчеты зенитных средств советскими.

— 22 августа. Скорейшее введение в Кабул советских подразделений.

— 25 августа. Ввести советские войска в Кабул. -17 ноября. Направить специально для охраны лично Амина батальон спецназа.

— 2 декабря. Ввести в провинцию Бадахшан усиленный полк.

— 4 декабря. Ввести в северные районы Афганистана подразделения советской милиции.

— 12 декабря. Разместить на севере Афганистана советские гарнизоны, взять под охрану дороги.

В августе 1979 года в Кабул прибыл генерал армии И. Г. Павловский. Перед отъездом он спросил у Устинова: «Планируется ли ввод советских войск в Афганистан?» Последовал ответ: «Ни в коем случае!» Но как только Главком прибыл в Кабул и встретился с Амином, тот потребовал ввести в Афганистан одну бригаду воздушно-десантных войск. В Москву ушла телеграмма Павловского со словами: «Вводить нецелесообразно». Заметим, что в середине июля (18 и 19 числа) Тараки и Амин в беседах с секретарем ЦК КПСС Пономаревым, который находился в Кабуле, также настойчиво просили прислать на помощь две дивизии советских войск. Им было сказано, что руководство СССР на это пойти не может.

В реальность ввода советских войск в Афганистан долго не верили и в Генеральном штабе. Иначе чем можно объяснить расформирование в августе-сентябре 1979 года ферганской воздушно-десантной дивизии, которая долгие годы готовилась к действиям на южном направлении и в считанные часы могла оказаться в Афганистане, От некогда полнокровного, прекрасно подготовленного соединения был оставлен лишь один полк. И когда необходимость ввода десантников в Афганистан стала очевидной, пришлось задействовать дивизию, дислоцировавшуюся за несколько тысяч киломе1 ров от границы с ДРА.

Правда, в конце сентября небольшой группе офицеров ВДВ было приказано под видом гражданских специалистов срочно лететь в Кабул. Цель командировки — рекогносцировка Кабульского гарнизона и знакомство с маршрутами передвижения войск в черте города. В группу, возглавляемую заместителем командующего ВДВ генерал-лейтенантом Н. Н. Гуськовым, входили несколько офицеров управления командующего ВДВ, а также командир витебской воздушно-десантской дивизии генерал-майор И. Ф. Рябченко и командиры полков. В Кабуле остановились на узле связи главного военного советника, который располагался в северной части города и занимал весь квартал.

Офицеры ознакомились с основными городскими маршрутами, районами расположения главных объектов и подходами к ним. Затем направились в Баграм, где генерал Горелов кратко проинформировал о военно-политической обстановке в ДРА. Он отметил трудности военного и экономического плана, обратил внимание на противоречивость и нестабильность аминовского режима во внутренней политике. В то же время он отрицал целесообразность ввода наших войск.

Естественно задаться вопросом, почему правители Кабула с такой настойчивостью требовали ввода советских войск в Афганистан? Это объяснялось крайне неустойчивым положением кабульского режима. Оппозиция контролировала больше половины территории страны. Народ в большинстве не поддерживал программу и лозунги Апрельской революции. Правительственная армия демонстрировала свою слабость. Боясь за свою безопасность и жизнь, лидеры страны обратились к Москве с просьбой прислать в Кабул специальный батальон для охраны их резиденции.

В течение нескольких месяцев просьбы афганских руководителей о вводе советских войск раз за разом отклонялись Москвой. Но в октябре 1979 года, после физического устранения Тараки, настроения в Кремле начали меняться. Очевидно, первым за ввод войск высказался Андропов. Он пошел на поводу у своего аппарата, С одном стороны, преувеличивалась опасность пребывания у власти Амина, которого стали изображать американским агентом, а с другой — возможности СССР по изменению ситуации в Афганистане в желательном для нас плане.

У руководства Генерального штаба в лице его тогдашнего начальника маршала Н. В. Огаркова, первого заместителя генерала армии С. Ф. Ахромеева и начальника Главного оперативного управления В. И. Варенникова, а также у главкома сухопутных войск генерала армии И. Г. Павловского перспектива ввода войск энтузиазма не вызвала. Свои возражения против этого они по понятным причинам мотивировали не политическими, а профессиональными соображениями, подкрепленными опытом американской интервенции во Вьетнаме. Прежде всего подчеркивалось, что управиться в Афганистане теми силами, которые могли быть выделены без серьезного ослабления советских группировок войск в Европе и вдоль китайской границы, что в те годы исключалось, нереально. Однако их мнение в конечном счете было проигнорировано Устиновым. Эксперты международного отдела ЦК КПСС также считали решение о вводе войск ошибочным, пытались довести свое мнение до высшего руководства, но безуспешно.

Мучительные размышления «тройки» над проблемой — вводить или не вводить войска — продолжались в течение октября, ноября и первой декады декабря.

4 декабря 1979 года Андропов и Огарков направили Брежневу, в ЦК следующий документ: «Председатель Революционного совета, Генеральный секретарь ЦК НДПА и премьер-министр ДРА X. Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции.

С учетом сложившейся обстановки и просьбы X. Амина считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью до 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29 июня 1979 года»,

Такое решение было принято на заседании Политбюро б декабря. 8 декабря в кабинете Брежнева состоялось совещание, в котором принял участие узкий круг членов Политбюро: Андропов, Громыко, Суслов и Устинов. Они долго обсуждали положение, сложившееся в Афганистане и вокруг него, взвешивали все «за» и «против» ввода туда советских войск. В качестве доводов о необходимости такого шага со стороны Андропова и Устинова приводились предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой великой османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР, отсутствие на Юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг» ставит под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур, возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном и Ираном для создания атомного оружия, установление в северных районах Афганистана власти оппозиции и присоединение этого региона к Пакистану.

В конечном счете решили в предварительном плане проработать два варианта: руками спецслужб КГБ устранить Амина и поставить на его место Бабрака Кармаля, послать какое-то количество войск на территорию Афганистана для этих целей.

10 декабря 1979 года Генеральный штаб получил указание начать подготовку к десантированию воздушно-десантной дивизии. Для этого надлежало привести в полную боеготовность пять дивизий военно-транспортной авиации (ВТА). Повысить готовность двух мотострелковых дивизий в Туркестанском военном округе и доукомплектовать до полного штата понтонно-мостовой полк, но без постановки перед ними конкретных задач.

Однако окончательное политическое решение о вводе войск было принято во второй половине дня 12 декабря 1979 года узким кругом руководителей: Брежневым, Сусловым, Андроповым, Устиновым и Громыко. После этого в приграничных к Афганистану военных округах началась форсированная подготовка соединений и частей, предназначавшихся для ввода. 24 декабря Устинов собрал высший руководящий состав Министерства обороны и объявил о принятом решении ввести войска в Афганистан. При этом он даже не разъяснил цели ввода.

Чем же определялось изменение определенно отрицательной позиции советского руководства относительно ввода войск в Афганистан, которой оно придерживалось прежде? Ведь основные действующие лица, за исключением Брежнева, казалось, были вполне в состоянии, судя по их собственным недавним высказываниям, предвидеть неизбежные в этом случае тяжелые последствия как в плане усугубления ситуации в самом Афганистане, так и в смысле международных позиций СССР.

Вырисовывается следующая картина.

Во-первых, в связи с приходом к власти Амина у советского руководства возникли и все больше укреплялись опасения, что Афганистан может быть «потерян» для СССР, что там могут обосноваться американцы, которых подталкивала к этому «потеря» ими Ирана. В октябре — ноябре 1979 года начали поступать данные о том, что Амин изучает возможность определенной переориентации своей политики на США и Китай. Было известно о 14 тайных встречах Амина с американскими дипломатами. Американцы экономически уже присутствовали на юге Афганистана. Ими был построен Кандагарский аэропорт, способный принимать самые современные самолеты. Ими же был построен комплекс университета в Джелалабаде. Они вкладывали деньги в экономику провинции Гильменд, которая по своим потенциальным возможностям могла прокормить пятьдесят миллионов человек. В провинции Кандагар был найден уран. Американцы планировали соединить Афганистан с Пакистаном железной дорогой.

Во-вторых, члены НДПА опасались массовой резни в стране, что, помимо всего прочего, означало бы серьезный ущерб для престижа СССР в исламском мире. Вызывало озабоченность и то, что исламские фундаменталисты стали все чаще заявлять, что после победы они намерены перенести борьбу под «зеленым знаменем джихада» на территорию советских среднеазиатских республик. В Афганистане проживало примерно 4,5 миллиона таджиков, три миллиона узбеков, 600 тысяч туркмен.

Таким образом, если бы Амина смели исламские фундаменталисты, на границах СССР образовался бы мощный плацдарм экспансии. Если бы Амин остался у власти и вошел бы в сговор с США, был бы другой плацдарм — не менее опасный.

В-третьих, над Андроповым, Громыко, Устиновым и в еще большей мере над Сусловым, помимо заботы о безопасности СССР в связи с опасениями относительно возможной замены просоветского режима в Кабуле проамериканским или исламским, играл идеологический фактор. Имело место представление, будто речь шла об опасности «потерять» не просто соседнюю страну, а «почти социалистическую страну».

В-четвертых, при окончательном принятии решения о вводе войск существенную роль сыграло и то, что к этому времени отношения между СССР и США, а также с другими странами НАТО серьезно испортились. В частности, подписанный в июне 1979 года Брежневым и Картером Договор об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2) был обречен на провал, так как американцы в одностороннем порядке приняли решение заморозить на неопределенный срок его ратификацию. Афганистан лишь добил его. Думается, неслучайным было то, что окончательное решение о вводе войск было принято в конце дня 12 декабря 1979 года, после того как в Москве стало известно о принятии в тот же день Советом НАТО решения о размещении в Европе американских ракет средней дальности. Другими словами, имевшие ранее в глазах советских руководителей немалый вес доводы насчет отрицательных последствий ввода войск для отношений СССР с Западом, оказались обесцененными тем обстоятельством, что эти отношения и без того ухудшились, и терять теперь было особенно нечего.

В-пятых, учтем геополитический и военно-стратегический факторы. Афганистан назывался южным подбрюшьем СССР. Он всегда мог влиять на Стабильность в советской Средней Азии. Для того, чтобы сдерживать потенциального противника в этом направлении, нам требовалось две-три армии, а для того, чтобы вести наступательные действия — целых десять.

Авианосные соединения США в Индийском океане и Персидском заливе Могли посылать самолеты для уничтожения наших западносибирских нефтяных полей. Чтобы противостоять этим кочующим соединениям, мы могли бы разместить в Кандагаре бомбардировщики, способные через пятнадцать минут после взлета бомбить акваторию Персидского залива. Наши танки в южном Афганистане отделяли от Персидского залива примерно 500 километров.

Далее. Закрепление в Афганистане приблизило бы США к уникальной у. кладовой мира — Таджикистану, в недрах которого уместилась вся периодическая таблица элементов Д. И. Менделеева. В период «атомного бума» советские геологи провели тщательную разведку на Памире. Результаты этой разведки ставшие известными на Западе, особенно перспективные залежи урановых руд, давно не дают покоя монополиям многих стран. А у нынешней России всего одно-единственное месторождение урана. Поэтому Россию всеми силами вытесняют из Таджикистана, планируют построить из Пакистана через Афганистан автомагистраль на Памир.

В-шестых, работники КГБ СССР снабжали высшее руководство страны во многом неверными сведениями о внутреннем положении в Афганистане. В итоге создалось ложное представление, что дело может ограничиться размещением советских войск гарнизонами в крупных городах и других ключевых пунктах. Тем самым наши войска могли бы высвободить афганские правительственные войска для боевых действий, а сами в них участвовать не должны.

Принявшие решение о вводе войск высшие руководители придавали большое значение тому, чтобы пост-фактум заручиться одобрением своего решения со стороны не только других членов политбюро, но и всего ЦК, что и произошло на пленуме ЦК в июне 1980 года. После краткой информации в докладе Брежнева никто не только не высказал каких-либо сомнений в отношении принятого решения, но не задал даже ни одного вопроса. Все дружно проголосовали; «Одобрить». Об этом не любят вспоминать те из тогдашних членов ЦК, которые, как и все, безропотно и без всякого обсужения проголосовали за ввод войск, а через несколько лет стали выступать в роли обличителей этой акции, делая вид, будто сами они не при чем.

Между тем, если бы тогда, в июне 1980 года, на пленуме ЦК развернулась дискуссия и решение о вводе войск не получило бы единогласного одобрения, то, хотя инакомыслящим, наверное, не поздоровилось бы, это был бы серьезный сигнал руководству. И в результате миссия советских войск в Афганистане, быть может, оказалась бы не столь затяжной и кровавой. Тем более, что к тому времени наши войска еще не успели глубоко там увязнуть.

Особо следует остановиться на осуществленной советскими спецслужбами одновременно с вводом войск операции по устранению Амина и его замены Б. Кармалем. Эта операция носила кодовое название «Шторм».

Идея избавиться от Амина вынашивалась в Москве с сентября 1979 года. Резко негативная позиция Л. И. Брежнева по отношению к убийству Тараки и проявленному при этом Амином лицемерию, очевидно, при окончательном решении вопроса сыграла немаловажную роль.

В начале декабря по согласованию с Амином для усиления охраны резиденции главы государства в Афганистан был переброшен «мусульманский» батальон майора X. Т. Халбаева. Кроме того, из Ферганы был переброшен еще один десантный батальон. Вплоть до свержения Амина в Баграме среди советских солдат и офицеров находились Кармаль и члены халькистской «четверки».

План операции по устранению от власти Амина прорабатывался с начала декабря 1979 года и менялся в зависимости от наличия сил и средств для его выполнения. Первые варианты предусматривали решение его силами одного-двух батальонов десантников 345-го ОПДП (отдельный парашютно-десантный полк) и батальона X. Т. Халбаева. Однако эти варианты не были приняты из-за малочисленности сил. Например, десантная рота неполного состава, усиленная несколькими расчетами ПТУР, должна была блокировать две танковые бригады.

Явной авантюрой выглядел и план захвата тогдашней резиденции Амина — Дворца Арк. Спецподразделение на пяти БТРах должно было на огромной скорости совершить марш-бросок из Баграма в Кабул и на той же скорости снести броней парадные ворота Дворца. Быстро подавить из гранатометов стоявшие с внутренней стороны вблизи ворот два танка (которые вроде бы были вкопаны в землю) и две или три БМП, а затем разъехаться вправо и влево по узким дорожкам вдоль четырехэтажных казарм гвардейской бригады Амина. При этом на броню должен был вылезти переводчик и в мегафон («мегафоны мы вам привезем позже!») объявит, что антинародный режим кровавого Амина пал, и предложит гвардейцам сдаваться и выходить из казарм без оружия и с поднятыми руками.

При этом спецназовцам надо было проявлять максимум дружелюбия, доброжелательства и улыбчивости, а если кто-то попытается затеять ненужный шум и стрельбу, если у кого-то не выдержат нервы, то разбираться с виновными будут по всей строгости закона! Говорили, что такой «гениальный» план был разработан каким-то большим начальником в Москве.

По многим параметрам этот план был просто невыполнимым. Например, как показали последующие события, бронетранспортеры «мусульманского» батальона (на них предполагалось провести марш-бросок) имели сильно изношенные моторы и некоторые из них заглохли даже при движении к Кабулу из Баграма в обычном режиме. Далее, вопрос с воротами Дворца Арк, которые надо было снести БТРом. Для этого машину нужно было разогнать до хорошей скорости. Однако, чтобы подъехать к воротам, надо было сделать прямо у них поворот почти на 90 градусов. Естественно, скорость будет снижена до минимальной! А массивные ворота на скорости 5-10 километров в час не снести! А как подавить гранатометами вкопанные в землю по башни два танка? Эти танки в щепки разнесли бы БТРы при первом же приближении! Что значит танковая пушка против крупнокалиберного пулемета и слабенькой брони БТРа? Здесь все ясно и младенцу.

А эти казармы гвардейцев? Их там было более двух тысяч. И вот появляются наши спецназовцы на двух БТРах, и они тут же безропотно сдаются! Солдаты и офицеры, тщательно отобранные по принципу личной преданности Амину. А если бы они начали стрелять? Надо ответить огнем и подавить. А как подавить огневую точку, например, на четвертом этаже казармы? На относительно узкой площадке перед казармой наш БТР не смог бы вести огонь даже до уровня третьего этажа! Наших бойцов просто расстреляли бы из гранатометов сверху, забросали бы гранатами. К счастью, в руководстве советских спецслужб нашлись здравомыслящие люди, отказавшиеся от реализации этого замысла. Действовать следовало только наверняка, так как последствия провала операции грозили такими неприятностями, которые трудно было представить.

В середине декабря по тревоге была поднята витебская воздушно-десантная дивизия и выведена в исходный район, затем к аэродромам взлета. Штабы ВДВ и ВТА к этому времени уже спланировали ее переброску и десантирование в Афганистан на аэродромы Кабула и Баграма. Для этих целей надлежало использовать почти весь самолетный парк ВТА. Силы дивизии были сосредоточены у аэродромов Беларуссии, Брянской и Смоленской областей.

Одновременно началась форсированная переброска в Афганистан мелких спецподразделений. Так, 14 декабря 1979 года в Кабул прибыл отряд специального назначения КГБ СССР «Гром» численностью 30 человек. Все бойцы «Грома» были классными спортсменами, подобранными из спецподразделения «А» (столь знаменитая впоследствии «Альфа»). Прибыли обратно в Афганистан и бойцы «Зенита» — многие из них ранее возвратились было в СССР. Административно эти группы относились к внешней разведке и готовились для осуществления в случае необходимости террористических актов за пределами СССР.

С утра 17 декабря располагавшийся в Баграме «мусульманский» батальон начал выдвижение в афганскую столицу и к вечеру того же дня завершил свою передислокацию.

«Мусульманский» батальон был включен в систему охраны новой резиденции Амина, дворца Тадж Бек на окраине Кабула и расположился примерно в километре от дворца в недостроенном здании с окнами без стекол. Вместо стекол натянули плащ-палатки, поставили печки-буржуйки, кровати в два яруса. Афганцы выделили спецназовцам шерстяные одеяла из верблюжей шерсти. В тот год зима была суровой, ночью температура опускалась до 30 градусов мороза. Продукты питания покупали на базаре.

Система охраны дворца Тадж Бек была организована тщательно и продуманно. Ее создавали два советских офицера-советника из 9-го управления КГБ СССР с учетом всех инженерных особенностей объекта и характера окружающей местности, что делало дворец трудноуязвимым для противника. Внутри дворца несла службу личная охрана Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб охранной бригады.

Вторую линию охраны составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных гранатометом, пулеметом и автоматами. Смена их производилась через каждые два часа.

Внешнее кольцо охраны дворца образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны — трех мотопехотных и одного танкового. Они располагались вокруг Тадж Бека на некотором удалении. На одной из господствующих высот были закопаны в землю два танка Т-54, которые могли беспрепятственно прямой наводкой простреливать из пушек и пулеметов местность, прилегающую к дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось около 2,5 тысяч человек. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк, на вооружении которого находилось 12 стомиллиметровых зенитных пушек и 16 зенитных пулеметных установок, а также строительный полк (около одной тысячи человек, вооруженных стрелковым оружием).

21 декабря «мусульманский» батальон получил приказ усилить охрану дворца Тадж Бек. Ему предписывалось занять оборону в промежутке между постами охраны и линией расположения афганских батальонов.

Обстановка в афганской столице была напряженной и неясной. Очередной и последний вариант операции «Шторм» разрабатывался уже с учетом сил прибывающей дивизии ВДВ и 345-го олдп. Но и кабульский гарнизон располагал значительными силами. В городе и ближайших пригородах дислоцировались две пехотные дивизии, две танковые бригады, воздушно-десантный полк, батальон «рейнджеров», гвардейская бригада и полк охраны правительства и министерства обороны, части обеспечения. На кабульском аэродроме располагались подразделения боевых вертолетов и транспортной авиации. Кроме того, более тысячи бойцов насчитывалось в составе городского царандоя и в отрядах службы безопасности (ХАД). Разумеется, укомплектованность и боеспособность многих из названных частей была невысокая, но многочисленность войск и современное вооружение давали афганцам возможность быстро сосредоточить значительные силы на отдельных направлениях и объектах.

Обстановка и характер возможных действий войск гарнизона тщательно изучались и прогнозировались при активном участии наших военных советников, которые хорошо владели обстановкой,

При разработке операции главное внимание уделялось поиску варианта выполнения задачи без серьезных боевых столкновений и при минимуме потерь сторон. В этой связи учитывались характер командиров, их лояльность к Амину, личные отношения с советским советником и возможности сдержать части от выступления в защиту режима. Тщательно отрабатывалась тактика действий, изучались кратчайшие подходы к военным городкам и возможность блокирования в них воинских частей.

103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия вводилась в ДРА под видом мотострелковой, части которой якобы после высадки должны были совершить марш, сосредоточиться в районах Джабель, Бамиан, Котлай-Ашру и обеспечивать безопасность Кабула с этих направлений. 24 декабря полки дивизии располагались уже на промежуточных аэродромах Поволжья, Урала и Казахстана («аэродромы подскока»), готовые к последнему прыжку.

В 12-00 часов 25 декабря 1979 года поступило распоряжение на переход афганской границы: «Переход и перелет государственной границы ДРА войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15-00 часов 25 декабря сего года (время московское). Устинов».

Высадка 103-й дивизии ВДВ на Кабульский аэродром началась в 18-05. К несчастью, повалил снег, что осложнило посадку самолетов. Возникли сложности с разгрузкой. Чтобы как можно скорее освобождать аэродром для подлетающих следом групп самолетов, спешно подготовили несколько тяжелых спецавтомобилей. С их помощью оттаскивали с бетонки БМП и другую технику. В разгрузке участвовали все, даже экипажи самолетов.

Первая группа состояла из семи самолетов. Шесть были приняты, но седьмой не выходил на связь. Кто-то утверждал, что видел над горами сильную вспышку и слышал гром.

Вскоре выяснилось, это самолет действительно потерпел крушение. На его борту кроме экипажа находилось 37 десантников (офицер, трое прапорщиков; один сержант и 32'рядовых), машина с боеприпасами, топливозаправщик с бензином и полевая кухня, все из 350 пдп. Как показало впоследствии расследование, на высоте свыше четырех тысяч метров машина зацепилась за вершину горы и взорвалась. К утру 26 декабря главные силы 103-й дивизии ВДВ были переброшены в Кабул и частично (один полк) высажены в Баграме.

Чуть позже через сухопутную границу в Афганистан вступили две мотострелковые дивизии (5-я и 108-я гвардейские), другие части и подразделения. Так, в Афганистане началось развертывание 40-й полевой армии, которая в советских средствах массовой информации именовалась Ограниченным контингентом советских войск. Первоначально в рядах 40-й армии было 85 тысяч солдат и офицеров.

Надо отметить, что общей директивы на отмобилизование и формирование соединений 40-й армии не было. Отдавались отдельные распоряжения. (До конца декабря 1979 года Туркестанскому и Средне-Азиатскому военным округам было отдано до 30 таких распоряжений). Всего на территории этих округов было развернуто около 100 соединений, частей и учреждений с призывом из запаса 50 тысяч военнослужащих.

Действительно, несмотря на отсутствие конкретного политического решения, определенную подготовку войск к вводу в Афганистан министерство обороны проводило. Ведь политическое руководство могло принять решение в любой момент и без предварительных подготовительных мероприятий невозможно было сразу после принятия решения приступить к выполнению задачи. При этом учитывалось, что если даже не придется вводить войска, частичное отмобилизование и подготовка войск должны были оказывать сдерживающее действие на другие страны, которые поддерживали мятежников.

Так, один из много и хорошо воевавших в Афганистане командиров, генерал Ю. В. Шаталин писал: «Я, как командир 5-й гвардейской дивизии Туркестанского военного округа, утверждаю, что подготовка к вводу частей в Афганистан началась еще в марте 1979 года. Уже 2 марта были полностью развернуты и отмобилизованы моя и 108-я мотострелковые дивизии, до этого кадрированные и имевшие не более трети списочного состава. Под видом учений мы уже к июню на 75 % доукомплектовались личным составом срочной службы. Сам характер учений, документация, обрабатываемая по ним, полностью соответствовали последующим событиям 25 декабря» (День. 1993. № 6 (86)).

В январе 1980 года Л. И. Брежнев дал такое официальное объяснение ввода войск в Афганистан; «Настал момент, когда мы уже не могли не откликнуться на просьбу правительства дружественного нам Афганистана.

Поступить иначе означало бы отдать Афганистан на растерзание империализму, позволить агрессивным силам повторить здесь то, что им удалось сделать, например, в Чили, где свобода народа была потоплена в крови. Поступить иначе значило бы смотреть пассивно, как на нашей южной границе возникает очаг серьезной угрозы безопасности Советского государства...» Для оправдания ввода войск с точки зрения международно-правовой, советские и афганские руководители ссылались на 4-ю статью советско-афганского договора от 5 декабря 1978 года и на статью 51-ю Устава ООН.

Сразу после завершения переброски 103-й дивизии началась конкретная подготовка к осуществлению операции «Шторм-333». Командир дивизии генерал-майор И. Ф. Рябченко был заранее ознакомлен со стоявшими перед его подчиненными задачами. Вторая половина дня 26 декабря ушла на организацию боевого взаимодействия и управления. Командиров частей и подразделений познакомили с проводниками из числа офицеров-советников, они должны были вывести части к объектам захвата. Изучали маршруты выхода и подхода к объектам. В целях скрытности все офицерские рекогносцировки проводились не покидая машин и не останавливаясь в черте города.

Утром 27 декабря заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант Н. Н. Гуськов ознакомил командиров частей с сигналами боевого управления, проверил знание боевых задач и порядок взаимодействия. В это же время в частях довели до личного состава боевые задачи, готовили вооружения и военную технику. Связисты провели радиотренировку по основным каналам боевого управления. Общая готовность частей к выходу на маршрут движения была назначена на 17 часов.

Надо отметить, что среди афганских военных, прежде всего высшего звена, чувствовались настороженность, ожидание опасности. Было известно, что начальник генерального штаба генерал Якуб дал команду держать в повышенной боевой готовности 4-ю и 15-ю танковые бригады. Многие афганские командиры запасались впрок оружием и боеприпасами.

Правда, сам Амин продолжал доверять русским. Казалось бы он не мог не понимать, как отреагируют советские руководители на его обман — обещание сохранить жизнь Тараки, когда последний был уже задушен. В итоге московские лидеры два-три дня «торговались» с Амином из-за уже мертвого к тому моменту Тараки. Однако Амин верил в свою безнаказанность. Почему? Скорее всего, он исходил из известной истины «победителей не судят». Возможно также считал, что Москве его просто некем заменить.

Так или иначе, но Амин не только продолжал работать в тесном и постоянном взаимодействии с советскими военными советниками, но и консультировался с высокопоставленными представителями КГБ СССР полностью доверял только врачам из Советского Союза и надеялся на| советскую массированную помощь.

В первой половине декабря на Амина было совершено покушение очевидно сторонниками «четверки». Он был легко ранен, пострадал и его брат Абдулла — глава службы безопасности. Амин расправился с террористами отправил Абдуллу на лечение в Советский Союз, а сам сменил свою резиденцию и 20 декабря перебрался в уже упоминавшийся дворец Тадж Бек.

Сотрудники 9-го управления КГБ СССР смогли 26 декабря провести во дворец разведчиков-диверсантов, которые все внимательно осмотрели и составили поэтажный план здания. Бойцы «Грома» и «Зенита» провели разведку боевых точек, расположенных на ближних высотах. Велось круглосуточное визуальное наблюдение за дворцом. Ночью разведчики приближались как можно ближе к объекту и оставались там на весь день. За двое суток изорвали меховые костюмы в клочья, ползая по камням. Им потом целый год не давали покоя — никак не могли оформить списание казенного имущества.

К 18-30 на КП десантников прибыли генерал-полковник С. К. Магометов и генерал-лейтенант КГБ Б. С. Иванов с двумя офицерами КГБ и переносной радиостанцией, похожей на переносной радиоприемник ВЭФ. Части, предназначенные для захвата объектов, начали выходить на исходные рубежи. Выдвижение их маскировалось якобы началом марша дивизии в районы постоянной дислокации, согласованные с афганским генеральным штабом Важнейшей частью операции «Шторм» являлось взятие дворца Амина.

Основным замыслом плана было решение главной задачи силами двух смешанных штурмовых групп «Гром» и «Зенит», действия которых обеспечивались созданием внешнего и внутреннего колец окружения силами подразделений «мусульманского» батальона и средств огневой поддержки

Планом операции предусматривалось... тремя ротами(!) занять участки обороны и не допустить выдвижения к дворцу афганских батальонов (трех мотопехотных и танкового). Таким образом, против каждого батальона должна была действовать одна рота спецназа или десантников. Против танкового батальона выставляли также взвод ПТУРС «Фагот». Еще одна рота предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ СССР. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный и строительный полки.

Одной из важнейших задач был захват двух вкопанных танков, которые держали под прицелом все подходы ко дворцу. Для этого выделили пятнадцать человек во главе с заместителем командира батальона капитаном (Сатаровым, а также двух снайперов из КГБ. От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. Они начинали первыми.

Дворец Тадж Бек располагался на высоком поросшем деревьями и кустарником крутом холме, который был к тому же оборудован террасами и заминирован. К нему вела одна-единственная дорога.

Перед штурмом дворца в Кабуле спецгруппой КГБ был взорван так называемый «колодец» — фактически центральный узел секретной связи с важнейшими военными и гражданскими объектами.

Наши военные советники командиров частей кабульского гарнизона подучили разные задания: некоторые 27 декабря должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин с подсоветными. Для этого им выдали спиртное и кое-что из съестного. Ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить выступления афганских частей против советских войск. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться, и они раньше, чем обычно, уехали домой.

В это время Амин, ничего не подозревая, находился в состоянии эйфории от того, что удалось добиться своей цели — советские войска вошли в Афганистан. Днем 27 декабря Амин устроил торжественный обед, принимая в своем роскошном дворце членов Политбюро и министров с семьями. Формальным поводом для банкета стало, с одной стороны, желание показать собравшимся свою новую резиденцию, а с другой — возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшери. Тот заверил Амина: советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки, визит еще больше укрепил отношения ДРА с СССР.

Амин торжественно говорил собравшимся: «Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи»...

Амин предложил такую формулировку: для охраны объектов советско-афганского сотрудничества. Советская сторона обратила его внимание на то, что эта формулировка не дает оснований для ссылки на статью 51-ю Устава ООН, которая предоставляет члену ООН право применять меры для индивидуальной или коллективной самообороны в случае вооруженной агрессии против него.

Неожиданно во время обеда Амин и многие его гости почувствовали себя плохо, некоторые потеряли сознание. Полностью «отключился» и Амин. Его жена немедленно вызвала командира гвардейской бригады Джандата, который начал звонить в Центральный военный госпиталь и в поликлинику советского посольства, чтобы прислали врачей. Продукты и гранатовый сок немедленно отправили на экспертизу, а повара-узбека арестовали.

Первоначально штурм дворца Амина был назначен на 22-00 27 декабря, потом перенесен на 21-00, а позднее перенесен еще раз — на 19-30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения Амина путем отравления, и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец. Но ввиду строжайшей секретности этого плана советские врачи не были в него посвящены и по незнанию сорвали его выполнение.

Во дворец прибыла группа советских врачей, находившихся тогда в Кабуле. В нее входили начальник медицинской службы, терапевт советских советников, начальник группы хирургического усиления, врач-инфекционист, врач из поликлиники посольства, две женщины — врач и медсестра — диетологи, работавшие в медпункте, расположенном на первом этаже дворца.

Когда советские врачи терапевт полковник Виктор Петрович Кузнеченков, командир группы хирургов усиления полковник Анатолий Владимирович Алексеев, другие медики примерно в два часа дня подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их дополнительно еще и обыскали. Во дворце на ступеньках лестницы, в комнатах лежали и сидели в неестественных позах люди. Те, кто пришел в себя, корчились от боли. Врачи сразу определили массовое отравление. Решили оказать пострадавшим помощь, но тут к ним подбежал афганский медик и увлек за собой — к Амину. Тот лежал в одной из комнат раздетый до трусов с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без признаков жизни, пульс едва прощупывался.

Полковники Кузнеченков и Алексеев, не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению Амина. Восстановили дыхание, отнесли в ванную комнату, вымыли и стали делать промывание желудка. После этого перенесли опять в спальню. Уколы, уколы, капельницы в обе руки. Эта работа продолжалась примерно до шести часов вечера. Жизнь Амину удалось спасти. Но полковник Алексеев, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость срочно сделать анализ промывных вод.

В 19-10 группа разведчиков-диверсантов на автомашине приблизилась к люку Центрального распределительного узла подземных коммуникаций связи. Машина проехала над ним и «заглохла». Из кузова крытой машины вывалились двое, подняли крышку люка, что-то опустили, заботливо прикрыли ее. Мотор взревел, завелся-таки, водитель взмахнул рукой подошедшему афганцу-часовому, и машина скрылась за поворотом. На все, как и предполагалось ушло 35-40 секунд. Через пять минут прогремел взрыв.

Операция началась в 19-30 по сигналу «Шторм-333», переданному по радио и обозначенному вышеуказанным взрывом большой силы около центрального телеграфа, который разрушил все кабельные линии, в том числе и международные, оставив Кабул без телефонно-телеграфной связи.

Основными очагами боевых действий стали дворец Амина, комплекс зданий генерального штаба, здания радио и телевидения Кабула, в центре города штаб армейского корпуса, тюрьма Пули-Чархи, а в Баграме — зенитный и авиационный гарнизоны.

Операцией по захвату дворца Тадж Бек руководил полковник Г. И. Бояринов. Ему подчинялись офицеры из «Грома» и «Зенита» (примерно 50 человек), 9-я рота десантников капитана В. А. Востротина со взводом ПТУР 345-го опдп и «мусульманский» батальон майора X. Т. Халбаева. Как уже отмечалось, десантники и подчиненные майора Халбаева к этому времени входили в состав внешней охраны Амина.

Штурм дворца начался по сигналу двух красных ракет примерно в четверть восьмого вечера. Первыми по дворцу открыли огонь зенитные самоходные установки ЗСУ-23 «Шилка». Автоматические гранатометы АГС-17 стали вести огонь по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к танкам. По дороге к дворцу двинулась рота боевых машин пехоты. На десяти БМП находились в качестве десанта две спецгруппы КГБ. Общее руководство ими осуществлял полковник Бояринов.

Боевые машины пехоты сбили посты внешней охраны и устремились ко дворцу. Единственная дорога круто серпантином взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Едва первая БМП миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы, БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и при помощи штурмовых лестниц стали взбираться в гору. Шедшая второй БМП столкнула подбитую машину с дороги и освободила путь остальным. Они быстро выскочили на площадку перед дворцом.

Одна из БМП на площадке резко развернулась и встала кормой вплотную к входу во дворец. Распахнулись люки, и штурмовая группа ворвалась внутрь дворца. В триплекс каски капитана Карпухина впилась автоматная пуля. О впечатлениях участников боя подробно поведал М. Е. Болтунов в книге: «Альфа» не хотела убивать.

«Бой в самом здании сразу же принял ожесточенный и бескомпромиссный характер. Если из помещения не выходили с поднятии руками, то выламывались двери, в комнату бросались гранаты. Затем без разбору стреляли из автоматов. «Шилки» на это время перенесли огонь на другие объекты. БМП покинули площадку перед дворцом и заблокировали единственную дорогу.

Другая рота и два взвода АГС-17 вели огонь по танковому батальону. Затем они захватили танки и разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен.

Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители численностью 100-150 человек сопротивлялись отчаянно, не сдаваясь в плен. «Шилки» снова перенесли огонь и стали бить по Тадж Беку и по площадке перед ним — заранее было условлено — никому из спецгрупп КГБ и спецназа на площадку из дворца не выходить. В здании на втором этаже начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на оборонявшихся.

Однако по мере продвижения штурмующих ко второму этажу стрельба и взрывы усиливались, Солдаты из охраны Амина, принявшие спецназовцев сперва за собственную мятежную часть, услышав русскую речь и мат, стали сдаваться им как высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение в Рязанском десантном училище, где, видимо, запомнили русский мат на всю жизнь»,

Позже не раз высказывалось мнение, что дворец брали спецгруппы КГБ, а армейцы только присутствовали при этом. Это не совсем так. Одни гэбисты ничего бы сделать не смогли. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам трудно было соперничать с профессионалами из КГБ, но именно они обеспечивали успех этой операции.

Когда штурмовые группы ворвались во дворец и устремились к своим объектам, внутри здания, встречая сильное огневое сопротивление внутренней охраны, участвовавшие в штурме спецназовцы создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Без этой помощи потери были бы много больше. Ночной бой, бой в здании требует теснейшего взаимодействия.

Советские врачи попрятались кто куда мог. Алексеев и Кузнеченков, которые должны были идти оказывать помощь дочери Амина (у нее был грудной ребенок), после начала боя нашли убежище у стойки бара. Спустя некоторое время они увидели Амина, который шел по коридору, весь в отблесках огня. Был он в белых трусах и в майке, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в вены иглы.

Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел его до бара. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач, — откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, пятилетний сынишка Амина. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги, Амин прижал его голову к себе, и они вдвоем присели у стены.

Спустя много лет после этих событий Алексеев рассказывал, что они не смогли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Кузнеченков встал в простенок слева от окна, а Алексеев справа. Так судьба их разделила в этой жизни.

Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил Амину, что стреляют советские. Эти слова вывели Амина из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав раздраженно: «Врешь, не может быть?» Затем сам попытался позвонить начальнику Генерального штаба, командиру 14-й танковой бригады, но связи с ними уже не было. После чего Амин тихо проговорил: «Я об этом догадывался, все верно».

Тем временем штурмующие прорвались к помещению, где находился Амин, и в ходе перестрелки он был убит одним из офицеров. Труп Амина завернули, в ковер и вынесли из дворца — основная задача была выполнена. Непосредственно во дворце бой продолжался 43 минуты.

Во время штурма погибли 11 человек, среди них полковник Г. И. Бояринов, четыре бойца из штурмовой группы и шесть спецназовцев из батальона майора X. Т. Халбаева. 38 человек получили ранения различной степени тяжести, многие из них остались в строю до окончания боя и только потом обратились за помощью к медикам.

Полковник Бояринов вел бой в бронежилете (как и все бойцы штурмовой группы), но две пули по роковой случайности попали в незащищенные места и смертельно ранили его. Посмертно полковник Г. И. Бояринов был удостоен звания Герой Советского Союза. Нельзя не отметить еще одного участника операции, полковника Главного разведывательного управления Генерального штаба Василия Васильевича Колесника, который курировал «мусульманский» батальон. За мужество и храбрость, проявленные в этом бою, В. В. Колесник также был удостоен высокого звания Герой Советского Союза.

Бешеный и беспорядочный огонь привел к гибели оказавшихся в ту пору в здании посторонних невооруженных людей. Среди них оказался и врач, полковник В. Кузнеченков. Полковник Алексеев рассказал, что когда они вдвоем прятались в конференц-зале, то какой-то автоматчик ударом ноги распахнул дверь и дал в темноту длинную очередь. Одна из пуль попала в Кузнеченкова — он вскрикнул и мгновенно умер.

Вполне возможно, что кое-кто из наших бойцов пострадал от своих же пуль. Правда, зная, что бой предстоит вести в темное время суток в тесном здании, участники отряда заранее надели белые отличительные повязки на рукава и прикрепили белые ленты к головным уборам. Делалось это для того, чтобы не перепутать своих с охраной Амина. Но ведь все наши бойцы были одеты в афганскую форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось зачастую с приличного расстояния, в темных коридорах, на лестницах. Попробуй тут уследить в темноте, в такой неразберихе — у кого на рукаве повязка, а у кого ее нет? Из сложного положения выходили по-разному. Одни кричали: «Яша — Маша», другие просто громко матерились. Говорят, это спасло немало жизней.

Помимо захвата дворца Амина важнейшей частью операции являлась изоляция .генерального штаба и высшего армейского руководства от участия в организации сопротивления действиям десантников.

К 19 часам в генеральный штаб ДРА по предварительной договоренности с Якубом прибыл командир 103-й дивизии генерал-майор И. Ф. Рябченко с тремя офицерами. Один из них, полковник КГБ, играл роль начальника штаба дивизии. Двое другие — десантники братья Лаговские — также играли свои роли: старший — Станислав— начальника политического отдела, младший — Павел — адъютанта командира. Оба брата — храбрые офицеры и прекрасные спортсмены. Перед группой Рябченко стояла дерзкая, чрезвычайно опасная задача — под предлогом уточнения порядка переброски к местам дальнейшего расквартирования встретиться с Якубом и рассеять его подозрения, возникшие в связи с начавшимися передвижениями десантников, а когда будет дан сигнал начала операции, — нейтрализовать его. Малейшее опоздание с началом штурма здания генерального штаба ставило группу на грань уничтожения.

События в здании генерального штаба в основном развернулись по заданному сценарию. Группа Рябченко была принята Якубом и уточняла организацию выхода дивизии в новые районы. Взрыв на центральном телеграфе послужил сигналом к нейтрализации Якуба и его ближайшего окружения. Однако взрывы и стрельба в здании штаба вызвали панику и ответную стрельбу. Группа оказалась в крайне опасном положении. Спас штурм здания, начавшийся подошедшими десантниками. Вскоре охрана и офицеры штаба были разоружены.

Генерал Якуб был убит афганским офицером-парчамистом. Присутствовавший при этой расправе офицер из «Зенита» В. Е. Ревский позднее в своей книге «Афганский синдром» написал:

У ног из липкой крови лужа.

Он в тело государственного мужа

Всадил обойму пуль из пистолета,

Кому-то было очень нужно это.

Афганские части в Кабуле были блокированы советскими подразделениями. Так, четыре БМП на полном ходу сбили ворота военного городка одной из танковых бригад и, не снижая скорости, окружили здание штаба. Из первой машины вышел советский капитан. Он вошел в здание, представился, отозвав в сторону советника Пясецкого, переговорил с ним, затем достал фляжку со спиртом и предложил выпить. Капитан, обращаясь к командиру бригады, заявил, что в городе неспокойно и выход бригады в город нежелателен. Командир, посоветовавшись с офицерами, дал команду «отбой» своим танкистам.

Драматично протекали события при захвате здания радио и телевидения Кабула, которое охраняла танковая рота. Операцию осуществляла разведрота 345-го опдп. За 15-20 минут до начала рота скрытно выдвинулась к зданию и приготовилась к атаке. С получением сигнала на штурм разведчики почти в упор расстреляли из гранатометов дежурные танки и ворвались в здание, но там их встретила огнем внутренняя охрана. Бой был скоротечным — один разведчик получил тяжелое ранение. Когда все закончилось, сотрудники центра искренне благодарили разведчиков за освобождение, по их словам, от «ига Амина».

Центр радио и телевидения был расположен рядом с американским посольством. Афганцы, работавшие в посольстве, рассказывали, что бой на телевидении для сотрудников посольства был полной неожиданностью и поверг их в панику, а когда трассирующие пули полетели в сторону посольства, большинство сотрудников попрятались под кровати, столы и в подвале. Подбитые десантниками танки горели почти до утра, внутри их рвались снаряды, пугая взрывами жителей ближайших кварталов Кабула.

Тюрьма в Пули-Чархи захватывалась силами десантного батальона и самоходно-артиллерийского дивизиона. Задача осложнялась тем, что рядом стояли две танковые бригады. Прежде чем приступать к захвату тюрьмы, надо было их надежно блокировать. Однако затягивать было нельзя: политические заключенные могли быть уничтожены до их освобождения.

Десантники успешно справились и с этой задачей. Экипаж танков блокировали в казармах, они оказались отрезанными от боксов с машинами, Любая попытка прорваться пресекалась огнем из пулеметов. Штурм начался с выстрела пушки БМП и пролома ворот таранным ударом самоходки. Десантники ворвались на территорию тюрьмы и за полчаса обезоружили всю охрану. Найти и освободить политических заключенных было делом офицеров КГБ и их афганских помощников.

В тюрьму немедленно начали привозить сторонников Амина. Там же оказались уцелевшие во время штурма члены семьи Амина (двое его несовершеннолетних сыновей погибли в ходе боя). Двенадцатилетняя дочь Амина тоже стреляла из пистолета. Во время боя ей перебили ноги автоматной очередью. Она тоже оказалась в камере с холодным бетонным полом — медицинская помощь ей была оказана с большим опозданием. В Пули-Чархи члены семьи Амина сменили вдову и других родственников Тараки.

Захват других объектов в Кабуле прошел без потерь и особых осложнений. К 24 часам 27 декабря операция в основном была завершена. Для охраны захваченных объектов на каждом из них оставили по небольшому гарнизону силой до взвода десантников.

Правда, поздно вечером 27 декабря произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем руководителям операции «Шторм-333». Они подъехали к зданию генерального штаба в темноте. Однако было видно, как из-за ствола дерева появилась фигура десантника. Без промедления он открыл огонь из ручного пулемета по правительственному «мерседесу». Первые пули впились в землю перед машиной. Затем трасса пуль стала подниматься, машина заглохла. Солдат перестал стрелять лишь после того как из машины послышались тирады отборного русского мата. Когда на шум стрельбы подошел лейтенант-десантник, один из пассажиров «мерседеса» со злой иронией сказал: «Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять». Позднее в капоте машины нашли пять пуль.

После этого инцидента руководители операции приехали в расположение «мусульманского» батальона и решили отметить успешное выполнение боевой задачи. Спустя годы генерал-майор В. В. Колесник вспоминал:

«Впятером мы выпили шесть бутылок водки, а было такое впечатление, что как будто мы не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог».

В апреле 1980 года «закрытым» Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ (около 400 человек) была награждена орденами и медалями. Получили награды также около 300 офицеров и солдат «мусульманского» батальона. Из них семь человек были награждены Орденом Ленина, порядка тридцати получили ордена Боевого Красного Знамени, Посмертно орденом Красного Знамени был награжден и врач полковник Кузнеченков.

Военный корреспондент газеты «Правда» Виктор Верстаков одну из первых своих афганских песен посвятил 9-й роте десантников, которая принимала участие в штурме дворца Амина.

Еще на границе и дальше границы

Стоят в ожидании наши полки.

А там, на подходе к афганской столице,

Девятая рота примкнула штыки.

 

Девятая рота сдала партбилеты,

Из памяти вычеркнула имена.

Ведь если затянется бой до рассвета,

То не было роты, приснилась она.

 

Войну мы порой называем «работа»,

А все же она называлась войной.

Идет по Кабулу девятая рота,

И нет никого у нее за спиной.

 

Пускай коротка ее бронеколонна,

Последней ходившая в мирном строю,

Девятая рота сбивает заслоны

В безвестном декабрьском первом бою.

 

Прости же, девятая рота, отставших,

Такая уж служба, такой был приказ.

Но завтра назначат на должности павших

В девятую роту кого-то из нас.

 

Войну мы подчас называем «работа»,

А все же она остается войной.

Идет по Кабулу девятая рота,

И нет никого у нее за спиной.

Песня попадет в черные списки таможенников и первое время будет отбираться или стираться с магнитофонных кассет, вывозимых из Афганистана в Союз солдатами и офицерами. Пройдет двадцать лет и полковник Верстаков напишет пафосное, глубоко искреннее стихотворение, посвященное другой десантной роте — 6-й — героически погибшей в горах Чечни в ночь на 1 марта 2000 года.

Но вернемся в конец декабря 1979 года. Утром 28 декабря гвардейская бригада попыталась отбить у десантников комплекс зданий генерального штаба. Эта отчаянная попытка реабилитировать себя как верную охрану былого режима закончилась поражением гвардейцев. Через 1,5-2 часа они были разоружены.

В бою имел место драматический эпизод. За столкновением десантников с гвардейцами стала наблюдать часть личного состава «мусульманского» батальона, высыпавшая из казармы, расположенной неподалеку на холме. Десантники решили, что это афганцы, поскольку наблюдавшие были одеты в форму солдат ДРА, и открыли по ним огонь из БМП и стрелкового оружия. Естественно, сразу появились потери. Не без труда удалось прекратить обстрел. Вот так праздное любопытство и неразбериха привели к тому, что из батальона спецназа несколько человек получили ранения и три БТРа были сожжены.

Вскоре поступило новое неприятное известие. Командир афганского десантного попка, блокированного в крепости Бала-Хисар, арестовал как заложника советника при полку подполковника В. Богородицкого и пригрозил расстрелять того, если ему самому не будет гарантирована жизнь и безопасность. Он потребовал, чтобы гарантии были выданы высокими чинами советского посольства. После некоторых проволочек удалось вызволить подполковника без применения оружия.

Всего при осуществлении операции «Шторм-333» погибло в бою 10 десантников и 8 спецназовцев, еще 37 человек погибли в авиакатастрофе. Были ранены 20 десантников и 37 спецназовцев.

Утром 28 декабря на советский КП прибыли работники посольства и офицеры КГБ. Они привезли с собой группу афганцев в гражданской одежде во главе с Б. Кармалем. Для сопровождения нового лидера ДРА к месту работы и жительства была выделена рота десантников и восемь боевых машин. В этот же день Кармаль выступил по кабульскому радио с обращением к народу.

29 декабря первым вошел в Кабул разведывательный батальон 108-й гвардейской мотострелковой дивизии Туркестанского военного округа. Затем стали подходить другие ее подразделения.

Дивизия совершила труднейший шестисоткилометровый марш по высокогорному маршруту в зимних условиях. Наиболее тяжелым участком был перевал Саланг, находившийся на высоте более четырех тысяч метров над уровнем моря.

Только что отмобилизованные части дивизии внешне мало походили на привычные советским людям части кадровой Советской Армии. Вид большинства призванных солдат был жалок. Мобилизованные отцы многодетных узбекских и таджикских семейств меньше всего походили на бравых солдат, прибывших оказать интернациональную помощь афганскому народу. Большинство из них, отягощенные мыслями о покинутых семьях, так и не поняли, зачем оказались в Афганистане.

Штаб мотострелковой дивизии и некоторые спецчасти сосредоточились на северной окраине Кабула в поселке, прозванном «Теплым Станом», а мотострелковые попки и танковый полк развернули на подступах к Кабулу со всех направлений, создав как бы внешнее кольцо обороны города. Зима была морозная, а в частях не хватало ни печей, ни топлива. Для обогрева палаток и блиндажей использовался любой кусок дерева.

Кабул в те дни был в снегу. Ночью температура опускалась до 15—20 градусов ниже нуля. Палатки личного состава обогревались примитивными печами, прозванными «Поларисами», но и их не хватало. Пришлось обратиться к командующему ВДВ с просьбой о помощи — через неделю в Кабул доставили около 200 печек.

Даже примитивное обустройство войск требовало колоссальных затрат. В первые месяцы пребывания в Кабуле им все поставлялось на самолетах из центра или Средней Азии, включая ГСМ, строительные материалы, боеприпасы, продовольствие. По мере наращивания количества войск и формирования их в 40-ю армию, эта экспедиционная группировка превратилась в мощный насос, откачивающий из государственной казны громадные ресурсы.

В Кабуле действовал комендантский час, однако в городе было неспокойно. Еще до переворота наводненный бандитами разных мастей, город пополнялся дезертирами, открытыми и скрытыми сторонниками Амина. По ночам то и дело слышалась стрельба. Появились случаи обстрела наших войск и пунктов управления. Требовалось срочно организовать мощную комендантскую службу. С этой целью вся территория города была поделена на ряд районов с учетом особенностей застройки и топографии, а также расположения важнейших государственных и военных объектов.

Первоначально в руководстве советской группировки в Кабуле было распространено мнение, что войска будут быстро выведены после стабилизации нового афганского режима. Штаб 103-й дивизии ВДВ получил распоряжение рассчитать и спланировать марш своим ходом частей дивизии из Кабула в Термез (узбекский город на границе с Афганистаном). В начале января 1980 года в Кабул прибыл первый заместитель министра обороны СССР маршал С. Л. Соколов. Он сообщил, что войска остаются в ДРА на неопределенный срок. Так началась самая трагическая страница в истории многолетних советско-афганских и российско-афганских отношений.

Здесь читайте

История Афганистана (хронологическая таблица) 

Карты:

Карта боевых действий в ходе третьей англо-афганской войны 1919 года

Написать отзыв

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев