№ 8'03

Марсель КУТЛУГАЛЛЯМОВ

В СВОИХ БЕДАХ НЕ ВИНИТЕ БОГА

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

История науки

История России

Сайт истфака МГУ

Слово о полку Игореве

ГЕОСИНХРОНИЯ

Мои размышления кое-кому могут показаться слишком мрачными, но я не смог пересилить себя и добавить в свои заметки бодрости. Прошу за это у читателя прощения.

Главная проблема, возникшая в мире сейчас, на наш взгляд, - это страх. Да, именно страх, хотя это чувство не относится к достоинствам человека и является постыдной чертой характера. Многочисленные опросные исследования, анкетирования и тесты показывают, что страх становится постоянным спутником нашей жизни.

Конечно, чувство страха свойственно человеку с рождения. Кто утверждает о собственном бесстрашии, он или лукавит, или нужно задуматься о полноценности его психики. Помните повесть кабардинского писателя Тембота Керашева «Абрек»? Герой произведения весьма оригинальным способом испытал настоящую храбрость бахвалившихся своим бесстрашием молодцов, внезапно кинув в костер, вокруг которого сидела компания, горсть винтовочных патронов. Парней, до этого мгновения безмерно храбрых, как ветром сдуло. Остался сидеть лишь сам абрек, и просидел, пока взрывались в костре патроны и разлетались в разные стороны пули. Когда, с визгом, улетела последняя из пуль, вернулись к костру смущенные джигиты и один из них спросил: «Разве не страшно тебе было, ведь любая пуля могла сразить?» На что абрек ответил: «Было страшно. Только дурак ничего не боится. Но настоящая храбрость в том, если ты сумеешь преодолеть свой страх».

Россия наша объята страхом. Страх держит общество за горло. Эта хватка становится все жестче, угрожая выдавить из нас остатки мужества. Да и достоинства также.

Многие исследуют сейчас проблему страха в обществе, потому что он перестал быть лишь индивидуальным чувством, а становится одной из черт национального менталитета. Между прочим, страх присутствует всегда, независимо от того, на каких ценностях основывается то общество. Если при подлинной демократии человек еще защищен от беззакония и грубого насилия, то в государстве фашистском или тоталитарном страх пронизывает все поры общества, закладывается в нормативы, регулирующие деятельность такого государства, становится наиболее действенным инструментом государственной власти.

Тем не менее человек полностью не гарантирован от страха в любом обществе, пусть последнее опиралось бы на гуманнейшие и надежнейшие законы. Зато не бывает и никогда не существовало человеческого сообщества, где бы человек полностью был избавлен от опасностей, следовательно, и от страха.

Россия в двадцатом веке пережила, пожалуй, самый противоречивый и драматичный период в своей истории. Социализм как идеология отдельного класса, изначально представлялся ее разработчикам обществом справедливости во всем. Но случилось так, что реализация идей социализма подпала под влияние индивидуальных мировоззрений отдельных личностей. Формирование государственной идеологии и общественного сознания, став инструментом выражения субъективных взглядов и позиций, утратило свою главную черту - объективность и обязательное сочетание законов общества с общечеловеческими ценностями.

В трудах раннего марксизма гуманистических начал заложено неизмеримо больше, нежели в работах В. И. Ленина, где ценности гуманизма, мораль и человеколюбие подменены конъюнктурными целями завоевания и удержания власти любой ценой - ценой террора, крови и страха.

Кажется, мы подошли к пониманию, в какой-то мере, истоков возникновения страха в России в двадцатом веке. Основные составляющие страха не изменились до сих пор, хотя на словах мы провозглашаем о строительстве демократического общества, которое предполагает прежде всего свободу личности, вольность в мыслях и поступках, жизнь без страха. Так ли это получается, не обманулись ли мы в своих ожиданиях - это показало время. Наше время наполнено тревогами и ужасами, трагедиями и бессмысленными жертвами, к которым мы уже привыкли. А это еще страшнее.

Мне могут возразить, что привыкнуть к страху невозможно. Фронтовики утверждают то же самое, уточняя, что долговременное пребывание в обстановке опасности способно лишь притупить страх, породить равнодушие к жизни, апатию. В этом, возможно, кроется объяснение безразличия общества по отношению к происходящему вокруг. Человек познает всю меру трагизма смерти, насилия, беды лишь тогда, когда они непосредственно касаются его. Происходящее же рядом, за стеной, дверью, под окном, в другом городе воспринимается большинством населения или как досадная помеха, зряшная суета, или как эпизод из детективной хроники.

Страх и насилие органично вошли в нашу жизнь, они стали ее частью так прочно, что многие телезрители или читатели газет знакомство с новостями предпочитают начать с криминальных передач и уголовной хроники. Обилие такой информации для общества опасно тем, что создает синдром привыкания к крови и насилию, вырабатывает равнодушие.

Тут кроется еще одна опасность. Более страшная, нежели мы представляем. Речь идет о пропаганде и рекламировании технологии насилия и убийств.

Как известно, в годы советской власти у населения имелся весьма ограниченный доступ к печатной, теле и- видеопродукции пресловутого Запада. Нам объясняли, что там все непригодно для нашего употребления и все вредно для нашего сознания. Большинство населения, которое не могло заглянуть дальше своего подворья, и не подозревало, что там, у «загнивающего» Запада, может быть что-либо положительное, чистое, возвышенное. Между тем тотальный запрет исподволь подогревал интерес определенной части населения нашей страны к образу жизни на Западе. Появились шуточки с намеком на слишком уж затянувшийся процесс «загнивания» или желание самим жить таким же образом. Было глупо вбивать в головы в общем-то умных людей мысль о том, что в Америке, Германии, Англии все плохо, и ничего хорошего там не может быть. «Лучшее - это советское». Верили ли наши люди этому? Полагаю, что большинство - нет. Остальная же часть делала вид, что верит - из страха за свою карьеру, за свое благополучие, а то и за жизнь.

Вот эта излишняя закрытость и неоправданный страх перед зарубежьем впоследствии сыграли с нами злую шутку. Мы словно не замечали, что в любом обществе, тем более в обществе с устоявшимися традициями демократии, идеи зла никогда не могут стоять выше идеалов доброты и любви. Подлинная демократия предполагает свободу говорить, свободу творить, свободу поступать по велению совести, но она обязывает делать все это ответственно, не в ущерб высшим ценностям и высшим интересам человека.

Ни в одном обществе невозможно установить четкие грани поведения и поступков для всех исключительно. Такие попытки могут быть предприняты в государствах с диктаторскими принципами правления. Но и тогда в обществе тлеют угольки вольнодумства и свободы. И тогда идут, пусть скрытно, процессы позитивного, гуманистического созидания. Поэтому в России не могли не почувствовать, что на пугающем их Западе делается для человека гораздо больше, чем в стране победившего пролетариата. Там было и есть понимание мер зла и добра. Там есть рычаги власти, преграждающие путь злу, разлагающему общество. Мы же у себя эти инструменты создать не смогли, или кое-кто не был заинтересован в наличии их.

И вот «железный занавес» рухнул. Открылись границы. Иная жизнь, казавшаяся доселе нам загадочной, ворвалась в нашу. Вот в тот момент мы почувствовали, чего стоили рассказы о твердых советских принципах, незыблемых моральных ценностях, чистоте помыслов и устремлений. Вопреки всем ожиданиям, наше общество оказалось способным воспринимать в основном пошлое и грязное, гнусности и алчность. Под видом демократии и гласности в страну хлынула, волна за волной, идеология насилия и обнаженного естества, настойчивое навязывание идеи преимущества плотских утех над духовностью. К сожалению, вся грязь, отторгаемая самим Западом, неизменно находила благодатную почву в России. Она воспринималась у нас и как элемент демократического общества, и как издержки рыночной экономики, хотя разнузданность и низменные вкусы никогда не имели ничего общего ни с первым, ни со вторым.

Выдающиеся русские интеллигенты конца XX века Дмитрий Лихачев и Александр Солженицын часто выражали обеспокоенность в связи с пошлостью и безвкусицей, захлестнувшей Россию. «Почему-то все дурное мы хотим взять у Запада, - сетовал Дмитрий Сергеевич, - а все хорошее не берем». Я также долго и мучительно размышлял над этим. При советской власти все пороки общества и недостатки людей мы объясняли пережитками капитализма. Но мы вновь вернулись к сообществу, где утвердились принципы частной собственности. Пытаемся жить в обществе, где бы первенствовали идеи демократии. Хотя, по большому счету, России до подлинной демократии так же далеко, как Земле до Марса. Словоблудие в московских коридорах власти ничего общего не имеет с российской действительностью и менталитетом россиян.

Мы вновь пытаемся объяснить свое поведение синдромом минувших времен, на этот раз - советских. И так будем искать без конца, ибо в России никто и никогда не отменял казуистического вопроса: «Кто виноват?». Однажды меня поразили своей циничной откровенностью слова, вычитанные из дневниковых записок русского литературного критика и историка литературы XIX века, академика Петербургской академии наук Александра Никитенко. В прежние времена я не рискнул бы привести их, нынче же, думаю, большого криминала и открытия в них нет. «Мужик русский - почти совершенный дикарь. Он груб, невежествен, лишен понятия о праве и законе, религия у него состоит в кивании головою и отмахивании направо и налево руками, - писал ученый. - Но он не в пример лучше так называемого интеллигентного русского человека. Мужик искренен... он не лжет ни на себя, ни на других, ни на вещи. Но человек образованного круга фальшив с головы до ног, суетен, либерален на словах и низок, раболепен на деле, готов на всякие низости за чин или крестик, вор по вкусу к широкому житью».

Возможно, кого-то возмутит приведенный отрывок. Поглядев в зеркало и увидев свою обрюзгшую и фиолетовую физиономию, трудно найти в себе черты привлекательности. Тем не менее нелегко также отделаться от мысли, что Никитенко и после двух веков остается актуальным для российского общества.

Таким образом, нас окружают страхи самых разнообразных форм. Физический страх более понятен, и человек быстрее может найти противоядие от него. Сложнее с другими. Они распознаваемы труднее. Мы не всегда можем явственно чувствовать давление на нашу психику, потому что это происходит на уровне подсознания. Невинные, на первый взгляд, американские детские мультсериалы с показной отвагой и взаимовыручкой, в сущности, системно, напористо вдалбливают в мозг наших детей идеи ловкачества, превосходства физической силы и денег, беспощадности к тем, кто не с ними.

В другом ряду стоят фантастические фильмы из серии про Кинг-Конга, пришельцев из других планет, героев - неуязвимых суперменов. Они воспринимаются подростками и юношами эмоционально, героизм и суперменство всегда легко западают в юные сердца. Внешние эффекты, показная красота и сила, демонстрируемая фантастическими киногероями, имеют тонкий психологический подтекст, и как раз это оказывает влияние на поведенческое настроение подростка.

Боевики же, постоянно демонстрируемые на экранах и по телевидению, лишены подтекста, они грубы и откровенны. Но они чрезвычайно опасны тем, что учат жестокости, мастерству убивать, убивать изощренно, с выдумкой. Допуская такую продукцию в пределы страны, мы уподобились тому безумцу, который ради забавы поселил в своей квартире крокодила. Как известно, эти рептилии добры и милы только в российских мультфильмах.

Продолжая мысль, не могу не выразить свое недоумение тем, что, вопреки русским традициям гуманизма, в России быстро отыскались последователи американских производителей боевиков. Появились многочисленные сериалы про милиционеров, балагурствующих, циничных, пьющих, разболтанных. Полились потоки крови с экрана, наши милые, добрые киноактеры начали бить морды друг другу, водить пистолетом в поисках мнимого врага, ругаться матом. Жалко и смешно глядеть на это, но... Все объясняется и оправдывается рынком, а воспринимать всерьез не хочется и не нужно.

Человек начинает задумываться о причинах тех или иных явлений лишь тогда, когда видит их следствие. Получив тотальный страх в стране, а сейчас и в мире, мы пытаемся проследить причинно-следственные пути этого явления! Где они? Чем обусловлены? Что является движущей силой всемирного террора, который громко заявил о себе в конце XX и начале этого века и повлиявший на климат международных взаимоотношений?

Полагаю, что однозначного ответа тут быть не может. Очень просто пытаться объяснить весьма сложные процессы, происходящие в межгосударственных и межнациональных отношениях, давно назревающим межконфессиональным конфликтом. Еще проще, на наш взгляд, ссылка на обострившийся кризис в отношениях между богатым севером и бедным югом, хотя такое разделение само по себе спорно. Но суть в том, что возникшая во второй половине XX века и обострившаяся в первые годы нового тысячелетия напряженность между государствами, конфессиями, политическими партиями, трансформация идеологий обусловлена назревшей заинтересованностью группы высокоразвитых стран в новом переделе мира.

Экономика этих государств неминуемо идет к глубочайшему кризису, ибо находится в стадии перегрева; они будут испытывать дефицит сырья, недостаток рынков сбыта готовой продукции и на этой почве - иметь постепенно нарастающую раздражительность. Распад Советского Союза и резкое ослабление всего постсоциалистического пространства послужили стимулятором для осуществления планов очередной перестройки мира. Задача США и их союзников упростилась намного. В мире осталась единственная реальная сила, не ведающая страха, если она даже подвергается вызовам мирового терроризма. Сила эта настолько велика, что в современном мире не только противопоставить ей некого, даже сравнивать ту силу не с чем.

Вот это и вызывает новые страхи.

В чем же они заключаются и почему так живучи? Эта тема, естественно, в различных вариациях всегда присутствует на страницах многих книг, газет и журналов. Помнится, в конце 1998 года «Независимая газета» опубликовала пространное интервью с писателем Чингизом Айтматовым. В нем раскрывается жизненная философия писателя и приводятся настолько глубокие размышления его о современной жизни, литературном процессе, о меняющихся ценностях, что осмыслить взгляды Айтматова с ходу невозможно.

Представляет интерес феномен популярности писателя в немецкоязычных странах - Германии, Швейцарии, Австрии.

- Для меня это, в общем-то, загадка, - говорит писатель. - Получается, что в Германии, с которой мы воевали, меня понимают больше, чем в иной стране. А вы посмотрите, что творится на моих встречах с читателями в той же Германии! Собирается масса народа в огромных аудиториях, даже в церквях, чтобы вместились все желающие. И беседа-откровение длится два-три часа. Но не только немцы проявляют такой интерес. Японцы тоже пристально следят за всем написанным мною. Практически все мои книги переведены на японский. Возможно, так происходит потому, что народы этих стран острее других (за пределами нашей страны) пережили войну и все с ней связанное, а мои ранние вещи так или иначе затрагивают эту тему. Может быть, дело в этом...

Поучительны взгляды Айтматова на так называемые обостряющиеся отношения между Западом и Востоком, Севером и Югом, между мировыми конфессиями.

На эту проблему, которая, между прочим, остается одним из источников тлеющего страха в мире, нельзя не обращать внимания. Даже в постановке ее заложено начальное понимание той проблемы. Ведь существовали и будут существовать разные цивилизации, культуры, философские учения, религии, имущественное положение. Конечно, только перечисленные факторы не могут служить причиной противостояния друг другу. Отличия в цивилизации или религии не есть противоречие. Нынешние трения между западным миром и другой частью человечества или некоторое обострение отношений между католицизмом и православием не могут называться этапами в глобальном противостоянии. Хотя в XX веке главный вызов христианству бросил атеизм, а в начавшемся веке нам придется иметь дело уже с плюрализмом религий и верований, и этот фактор для догматического христианства может оказаться пострашнее даже воинствующего атеизма.

Родина христианства, Европа, во второй половине XX века перестала быть его центром: сегодня на других континентах Земли христиан больше, чем в Старом Свете. В этом смысле православие и протестантство с их равными и независимыми друг от друга национальными церквями оказались куда лучше приспособлены к новой исторической ситуации, чем католичество, упрямо не желающее отступить от жесткой вертикали централизованного управления.

Этот тезис еще раз был подтвержден действиями, и весьма агрессивными, Ватикана в начале 2002 года на территории России, когда функционировавшие до того регистратуры были преобразованы в епархии, и тем самым значительно повысился их статус.

В то же время в России находят живой отклик слова Патриарха русской православной церкви Алексия II, произнесенные с болью и озабоченностью.

«...Разрушительные ветры политических и межнациональных столкновений вновь колеблют жизнь народа, усугубляя и без того непростое положение в хозяйственной и социальной области. Видя пагубность вражды и разделений, Церковь вновь и вновь призывает власть имущих и все общество к единству и взаимопомощи, без которых нам не преодолеть нынешних трудностей».

Очень надеюсь, что тревожные слова Предстоятеля Русской православной церкви найдут отклик в сердцах тех, кому дороги мир и благополучие на земле. Уверен даже, что у народов достанет разума не пойти по пути разногласий и раздоров и понять, что мир в целом-то един и ему противоестественно разделение. Сближение происходит и будет происходить, но не механически. Сближение Востока и Запада, Севера и Юга, различных конфессий и мировоззрений идет в контексте общего процесса глобализации жизни на планете. Это касается не только экономической, коммуникационной и информационной сфер. Идут совместные поиски и новых человеческих ценностей, понятий, принципов жизни. Возьмите широкий культурный обмен, хотя бы в области эстрады, возьмите сценические, кинематографические контакты, возьмите спорт... Сближение, познание друг друга идет при сохранении национального колорита и своеобразия. Короче говоря, единство в многообразии, и, наоборот, многообразие культур и взглядов должны привести в конце концов к единому восприятию человеческих ценностей.

Но это не умаляет тревогу и не снимает страхи. Многое происходящее в мире алогично и трудно поддается пониманию. Живем мы, вроде бы, в мирное время... Но много локальных войн. Если собрать эти войны все вместе, то получится, что значительная часть мирового экономического потенциала, человеческих ресурсов направлены на войну.

Отношения между государствами никогда не зависят от настроений рядового человека. Эти настроения можно создать, можно ими и манипулировать. Все связано с тем, чего в определенный момент добивается находящаяся у власти группировка. Ее интересы никогда не имеют ничего общего с подлинными интересами государства, тем более - с интересами народа. Любым государством, в конечном счете, управляют большие деньги и связанная с ними власть. Слова о мнении народа и высших интересах государства всегда остаются всего лишь словами.

В политике не бывает чистых помыслов и искренности. Не бывает там искренних человеческих отношений. Поэтому неформальные общения типа ельцинских встреч «без галстуков» с лидерами ряда стран могут быть продуктивными в смысле кратковременного разрешения небольших проблем. Но даже в этом смысле руководители Запада и Японии весьма искусно пользуются доверчивостью президентов России. Фамильярное похлопывание по плечу и комплименты, обычные в протокольных общениях, нашими лидерами часто воспринимаются за проявление чистосердечных чувств. Помните послевоенные взаимоотношения президента Соединенных Штатов Дуайта Эйзенхауэра и легендарного советского маршала Георгия Жукова? Чуть погодя последовал горячий, но кратковременный роман между Н. С. Хрущевым и американцем Сайрусом Итоном. В новейшей истории России М. С. Горбачев слился в экстазе с тогдашним канцлером Германии Гельмутом Колем. Позднее этот «роман» подхватил Б. И. Ельцин, вовлекший в клуб своих «личных друзей» Билла Клинтона, Жака Ширака, Рютаро Хасимото и ряд других деятелей. В результате таких общений Россия ничего не выигрывала, ибо подобные неформальные встречи очень напоминают сепаратный сговор двух сторон во вред другим. Как показало время, вектор таких переговоров был весьма незамысловат: путем примитивной лести и заигрываний на старческой самовлюбленности российских лидеров добиваться от них уступок по крупным и принципиальным вопросам. О каких проблемах тогда шла речь, читатель, надеюсь, хорошо помнит. Как говорил американский историк и дипломат ХIХ-ХХ веков Джеймс Шотуэлл, альтруизм - благородное чувство, но нельзя на нем основывать государство.

Но мы, россияне, знамениты тем, что никогда не извлекаем уроков ни из чужих ошибок, ни тем более - из своих. Наша внешняя политика все больше теряет свою самостоятельность и продолжает подпадать под настроение и эгоистические интересы американской администрации. Послевоенная затянувшаяся «холодная война» и ее неизбежная составляющая - гонка вооружений сильно подорвали экономику России, хотя даже не это является причиной глубочайшего экономического, демографического, социального, нравственного кризиса, постигшего нашу страну. По всему видно, что Россия более не обладает возможностями для восстановления своей экономической, военной мощи, политического влияния в мире и обречена на безвозвратную утрату государственной самодостаточности. Мы шли к этому в течение семидесяти лет советской власти, когда всей государственной политикой было унижение достоинства простого человека. У него гордость, самоуважение подменялись неподкрепленными материально идеологическими штампами, осязаемое дело, предприимчивость, истинное трудолюбие, желание честно зарабатывать и достойно жить воспринимались как стремление к наживе, разложение личности.

Результат известен. Полное отсутствие желания и умения хорошо работать, пренебрежение к своей истории и государству, бессилие этого государства изменить что-либо и неуклонная утрата государственности.

Тут, в поисках совета или от отчаяния, вновь и вновь обращаюсь к мыслям современных мессий - Чингиза Айтматова, Виктора Астафьева, Александра Солженицына. В их размышлениях нет показной бравады, неуместного в наше время оптимизма, а есть тяжелые раздумья и горькие выводы. Чем горше пилюли, тем целебнее лекарство. Только вот слышат ли россияне слова своих духовных пастырей, или даже набатный звон гуляет лишь над заснувшими селениями и не будит уже в душах уцелевших никаких чувств? Что может быть страшнее неуслышанного набата?

У бывшего президента Франции Шарля де Голля есть поразительные по своей циничности, но удивительно правдивые слова: «В политике приходится предавать свою страну или своих избирателей. Я предпочитаю второе». Как мне не раз приходилось писать, любая власть основывается на лицемерии. В этом смысле, как мне кажется, американские президенты поступают честнее по отношению к своим гражданам. При любой ситуации для них интересы Отечества остаются превыше всего. Их не смущает, соответствуют ли их поступки правилам хорошего тона или дипломатическому этикету. Американский президент и его помощники всегда действуют по принципу: «Что хорошо для Америки, благо и для остального мира».

Президент России Владимир Путин, человек загадочный и скрытный, пытался было строить свои отношения с лидерами наиболее крупных держав на принципах равенства и партнерства. Но разве могут быть на равных слабый и сильный, бедняк и богач, больной и здоровяк? Похоже, что после 11 сентября 2001 года даже холодным Путиным овладела присущая русскому жалостливость. А она - признак эмоциональности. Своим участливым сочувствием жертвам трагедии мы рассчитывали на ответную искренность со стороны американцев, забывая, что в межгосударственных отношениях политикой является все - даже человеческая трагедия. Своими импульсивными шагами навстречу администрации США, впрочем, психологически оправданными с точки зрения простых россиян, мы породили у себя ожидания каких-то позитивных перемен в отношениях с Америкой. Появились намеки о возможной отмене поправок Джексона - Вэника в законодательстве США, ущемляющих наши экономические интересы, о протекциях со стороны Америки при вступлении России в ВТО, хотя при нынешнем уровне производства и качества продукции членство в этой международной организации является предприятием сомнительным.

После визита российского президента в США осенью 2001 года и доверительных, во всяком случае, как полагала российская сторона, встреч на техасском ранчо Буша-младшего, ожидания сближения с Америкой получили новый импульс. Тем не менее, как показали дальнейшие события, мы вновь попали под очарование хорошо разыгранного дружелюбия, без всяких межгосударственных обязательств. Последовал односторонний выход США из договора 1972 года по ПРО, запоздалое раскаяние российского руководства по поводу отказа от ряда важнейших военных объектов за рубежом, вызывающее базирование войск Америки в странах Центральной Азии, игнорирование России в отношениях с Грузией. Затем начались раскручиваться истории с куриными окорочками, по импорту стали и алюминия, запрету полетов российских самолетов гражданской авиации в Европу и т. д. Словом, появились все симптомы разжигания новой «холодной войны». Тут приспело еще сообщение влиятельной газеты «Лос-Анжеллес таймс» о том, что по указанию Белого дома Пентагон включил Россию в список стран, по объектам которых возможно нанесение превентивного ядерного удара.

Вот так разворачиваются войны холодные, так, без особых дипломатических изысков, готовится почва для окончательного вывода России из числа мировых держав.

Читатель помнит, что еще в докризисную пору Александр Исаевич Солженицын написал книжечку «Россия в обвале», для чего он, пожилой человек, за четыре года объездил 26 областей, встречался с тысячами людей, выслушивал их жалобы и сетования, затем перечитывал ворохи писем, обобщал, систематизировал, кому-то и отвечал.

Все происходящее в России писатель воспринимает трагично, он с гневом и горечью осуждает «гай-чубайсовские реформы», ставит в вину Гайдару «шоковую терапию» и открытые цены - при монопольном производстве и отсутствии конкуренции, Чубайсу - «прихватизацию» с «диковатым словом «ваучер», откуда и пошла вся «разворовка», «разграб». Меры и впрямь страшненькие, приведшие к панике, к обнищанию, ко многим самоубийствам, хотя по теории все было грамотно и никак не преступно, просто нужно было знать, в какую почву лягут семена реформ. Открытые цены могут быть прочтены иначе - несмотря на них (или благодаря), понемногу заполнились пустые прилавки, а монополия даже способствует конкуренции.

Я за прошедшие годы прочитал горы всякой премудрости о причинах кризиса и о том, как залатать эту «озоновую» дыру в экономике. Кто говорит - без эмиссии не обойтись, лишь бы не девальвация, другой - в эмиссии-то и видит погибель, а девальвация - та выручит. И все временно, временно.

И в экономике, и в политике не бывает ничего постояннее, нежели временное. Мы и привыкли жить во всем временном: беженцы - во временных палаточных лагерях, строители - в бараках, государство - по временным законам и указам.

Что касается кризиса в России, который, по свидетельству Солженицына, берет свое начало еще с брежневских времен, то он - не политический, не финансовый, не экономический, но - нравственный, духовный. Было так принято за основу и принцип, что движущими силами могут быть своекорыстие, жажда личной выгоды, которые почему-то считаются более свойственными людской природе, нежели честность, порядочность, верность слову, альтруизм, а в первую голову - забота об отечестве, процветании родной страны. Вот что вышло в натуре.

Опять же привожу отрывок из вышеупомянутой книги Александра Исаевича: «Страшней того, как успели разграбить и распродать Россию, - откуда выросло из нас это жестокое, зверское племя, эти алчные грязнохваты, захватившие и звание «новых русских»? с таким смаком и шиком разжиревшие на народной беде? Ведь еще губительнее нашей нужды - это повальное бесчестие, торжествующая развратная пошлость, просочившаяся в новые верхи общества и изрыгаемая на нас изо всех телевизионных ящиков».

Солженицын, по-видимому, не допускает, что зверское племя выросло «из нас», то есть из русского народа, которому он всегдашний яростный защитник. Ему претило, когда советскую интервенцию в Афганистан называли русской - слишком жестоко отвечает нация за свои слабости и за насилие над ней. То же происходило и в Чечне, когда все беды чеченского народа связали с русскими. И можно ли считать русских целиком виновными в октябрьском перевороте, когда столько их билось три года против советской диктатуры? Нам, правда, приходилось слышать то же о латышских стрелках, о евреях-комиссарах, о поляках-чекистах, о белочехах, сгубивших Колчака, - когда поднимался вопрос, допустимо ли решать судьбу чужого народа. Но поймем его боль и страсть, с которыми он отвергает всеохватные клейма: «долгие века Россия страдала маниакально-депрессивным психозом», «Россией принесено в мир зла больше, чем любой другой страной», «эта Русь переполнена скверною от покрышки до дна», «человеческий свинарник», «помойная яма». Это все омерзительно, только, право, не стоило бы объяснять происками Запада, прямо-таки вожделеющего гибели русской духовности (может быть, это Сорос, помогающий нашим нищим библиотекам?), злоумышлением радио «Свобода», агрессивным «расширением НАТО», - каковое и впрямь происходит, только не НАТО захватывает Польшу или Прибалтику, а они просятся под его защитное крыло, страшась реанимации русского коммунизма.

Когда-то, еще находясь в изгнании в Вермонте, Солженицын писал: «Сегодняшнее бедственное положение нашей Родины - необозримо, неисчерпаемо, неперечислимо». Так оно и сегодня. На что же уповать нам, переносящим одно поражение за другим, бесконечные потери?

На что же еще уповать? Астафьев с надеждой обращался к силе духа русского народа. Айтматов эту силу видит в космических идеях. Солженицын же в суждениях более радикален: он обращает свои укоры и обвинения в дряблости и апатии против всех нас, он справедливо негодует - что же мы за народ такой, что вот этого не можем, не смеем, сами не додумаемся, не проявим энергии, ждем, когда верхи - коим до нас и дела нет - о нас позаботятся, наладят нам жизнь! Да мы же достойны нашей нищеты и унижения, и правильно нас презирают! Чуть не с детства мы усвоили: Боже упаси, обвинять народ, только отдельных его представителей, хотя писатель именно этим и занимается, укоряя и обвиняя читателя, то есть народ. И Солженицын, имеющий на это больше права, чем кто-либо другой, не только укоряет и обвиняет, он указывает на те характерные коренные черты нашего народа, которые считает спасительными, иммунными от распада, размыва, самоуничтожения. Он даже перечисляет их по пунктам: «доверчивое смирение с судьбой... сострадательность; готовность помогать другим, делясь своим насущным... способность к самоотвержению и самопожертвованию... готовность к самоосуждению, раскаянию... непогоня за внешним жизненным успехом; непогоня за богатством, довольство умеренным достатком... открытость, прямодушие... несуетность, юмор, уживчивость... размах способностей, в самом широком диапазоне... широта характера, размах решений...».

Помогут ли эти черты русского народа, вокруг которого пытаются консолидироваться другие народы России, выстоять? Чтобы XXI век не стал последним столетием для русских и всех нас, мы должны найти в себе силы и умение сопротивляться распаду сейчас, и чем ожесточенней разрушают нашу жизнь, тем упорнее нам нужно сопротивляться. Это - также Солженицын.

Чтобы как-то завершить эту тревожную мысль, попробую обратить внимание читателя еще на один парадокс нашего времени. Нет, речь не идет о развитии науки, литературы, искусства и одновременном развертывании науки убивать, антилитературы и эрзац-искусства. Не пора ли нашей слабой стране переключить средства и энергию на благие задачи? Что тут мы имеем? Вездесущий рынок диктует свою волю. Телевизоры показывают не созидание в научных лабораториях или хоть малейшие успехи в заводских цехах. Происходит обратное.

То там, то здесь организуются и шикарно обставляются выставки, презентации новейших видов вооружений, устраиваются ярмарки для продажи оружия, проводятся показательные демонстрации усовершенствованных средств ведения войны и истребления людей. Торговля оружием сейчас процветает как никогда прежде. Пресса и телевидение нас информируют, что продано столько-то такого оружия, нас стараются обрадовать новостью о создании сверхмощных истребителей и так далее. Рекламируется все то, что будет служить разжиганию новых военных конфликтов. Короче говоря, от чего ушли, к тому же и приходим - редкая страна не мечтает обзавестись ядерным оружием...

Спрашиваю себя: может быть, войны действительно неизбежны в истории человечества? Может быть, созидание и разрушение - это две параллельные линии? Вот это меня тревожит и удручает. Прочитал как-то, что Украина продала какой-то стране триста танков. И это преподносится как большое событие, как достижение! Чем кичимся? Видимо, и здесь вовсю действует закон пресловутой рыночной экономики...

В суете повседневных дел нам часто бывает недосуг остановиться на миг, взглянуть внимательнее на ту твердь под ногами, что является средоточием жизни, на воду и солнце. Что человек без них? Даже достигнув вершин разума, уже становясь рабом его, человек - продукт трех стихий - не смог бы ничего без мощи этих субстанций.

Земля как планета существует миллионы лет. Человек же осознанной жизнью живет на Земле пять тысячелетий. Во всяком случае, так утверждают ученые. Что за порогом этих временных отрезков (конечно же, приблизительных) - не известно никому. Есть только косвенные предположения, основанные на геологических, археологических, антропологических исследованиях. Мы не дискутируем об убедительности методики определения возраста той или иной культуры, длительности того или иного периода, мы просто доверяем выводам специалистов, ибо вообще привыкли доверять научной аргументации.

Земля в представлении маленького человека - это нечто громадное, необъятное, прочное и вечное. Так уж мы устроены - жизнь кажется нам бесконечной, власть над людьми - незыблемой, созданное природой - нескончаемым, хотя действительность доказывает обратное ежеминутно.

Когда человек вознесся над природой, он возгордился, почувствовал себя покорителем и победителем, не подозревая, что любая победа, достигнутая посредством насилия, аукается сперва сопротивлением, а затем и мщением. Он обживал земной шар яростно, словно штурмовал вражескую цитадель, не подозревая, что наша биосистема сотворена столь гармонично, что нарушение даже одного звена, частички ее является покушением на целостность этого мира.

И вот по прошествии пяти тысяч лет, а это всего лишь миг в бесконечности существования Земли, мы имеем мир, готовый отторгнуть нас, ввергнуть в пучину страданий. Природная алчность человека никогда не ведала узды благоразумия. Каждое поколение, любое общество жили на Земле так бездумно и расточительно, словно после них не должна была гореть лучина жизни.

Помнится, лучшие умы России все громче говорили не только о перезревших вопросах экономики, но и социальном кризисе, демографической катастрофе, утере нравственных тормозов при переустройстве общества. Тогда голоса Андрея Сахарова, Татьяны Заславской, Павла Бунича, Николая Шмелева, Андрея Нуйкина и многих других практически не были услышаны. В российском обществе люди занимались более увлекательным делом: делили власть, имущество, кроили границы, давились свободой. Негромкий голос интеллигента невозможно услышать в гвалте, умной мысли уютнее в тиши, вдали от суеты. Сейчас-то мы их слышим, смущенно сознаемся, что, дескать, могли бы догадаться об этом сами. Оказалось, что в великом и проклятом двадцатом веке в разрушении собственного дома человек преуспел более, чем за всю предыдущую историю. Развитие научной мысли, а значит, сознания человека, должно было ограничить разрушительные процессы. На деле же цивилизация явилась основной причиной их интенсификации. Некогда циркулирующие разговоры о «перегреве» экономики, достижении человеческим сообществом апогея в своем развитии, о неумолимой замене человеческого интеллекта искусственным стали явью. Да, у ученых мира есть понимание реальной глобальной опасности гибели человечества. Они бьют в набат уже многие десятилетия, но нет озабоченности судьбами мира в земном понимании этого слова у политиков и у большинства рядовых людей. В нашем сознании до сих пор прочно сохраняется синдром покорения природы, подчинения ее собственным интересам. Срубив дерево, нельзя радоваться, ибо ты отнял у леса часть его жизни. Мы же еще очень далеки от подобного умонастроения.

В России укрепляется сознание винить во всех невзгодах кого-то другого, но только не себя. Все больше стенаний и горьких всхлипов. Все меньше воли и решимости, твердости и характера. Возникает ощущение, что россияне превращаются в толпу напуганных, потерявших гордость и самоуважение людей.

Экономическое, внутриполитическое и международное положение России сейчас находятся на опаснейшем этапе. Ясно, что нормального перехода к рыночным условиям у нас не получается. Ни одна экономическая модель к России не подходит. Не получается и с созданием сильного централизованного государства. Слишком заразительными оказались бациллы суверенитета. За годы рыхлой ельцинской власти в регионах огромной России появились многочисленные президенты и губернаторы, которые и почувствовали себя истинными властителями - самоуверенными, с внешними атрибутами больших политиков. Мне кажется, беда наша в том, что в России все тонет в себялюбии местных лидеров и демагогических рассуждениях московских политиков. В стране, если можно называть страной огромное, холодное и опустошенное пространство, изолированно друг от друга живут три сообщества: первое - группа сверхбогатых бизнесменов, банкиров, президентов, губернаторов и политиков; второе - криминальный мир, обладающий всеми рычагами власти, и третье - народ. Интересы этих сообществ нигде не соприкасаются. Законодательство, сам процесс законотворчества, исполнение законов, указов президента, нормативные акты подчинены интересам первой и второй групп, потому что инициируются и стимулируются прежде всего ими. Что касается народа, основной составляющей любой страны, то его поведение в России может вызывать, мягко говоря, удивление. Полное пренебрежение своим достоинством, утеря гордости, апатия, постепенное угасание интеллекта - в народе эти процессы приняли необратимый характер. Создается благодатная среда для вызревания агрессивных, не имеющих никаких морально-этических тормозов сил.

В сравнении нынешнего состояния российского общества с тем, что было в Германии двадцатых-тридцатых годов XX века, никакого преувеличения нет. Национальное унижение немцев, дороговизна во всем, разгул преступности, безработица - догитлеровская Германия имела такую картину. До Муссолини в Италии дела также обстояли не лучшим образом. Можно вспомнить годы «великого кризиса» в Соединенных Штатах, Японию после второй мировой войны.

При кризисе в экономике неизбежно наступает обнищание простых людей, но только не тех, кто нами упоминались чуть выше в первой и второй группах. Когда на обеденном столе пусто, то о высоких целях могут разглагольствовать или неисправимые болтуны, или неспособные сделать что-либо люди. Тут-то и возникают в умах мысли о кознях некоторых сил, появляется желание поискать врага, сорвать на нем зло. Ведь еще Платон напоминал, что «в своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и все, что угодно, но только не себя».

Написать отзыв

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2003

WEB-редактор Вячеслав Румянцев