Дмитрий Жуков |
|
2010 г. |
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Дмитрий ЖуковСпасибо, Вадим!В этом году исполняется 80 лет со дня рождения Вадима Кожинова (1930 - 2001), чьё духовное наследие является высшим воплощением отечественного самосознания второй половины ХХ века. Следует признать, что для увековечения памяти Вадима Валериановича пока сделано немного. Имеется настоятельная необходимость в выходе его биографии, а также полного собрания сочинений. Кажется невероятным, но за прошедшие почти 10 лет со дня смерти Кожинова о нём не было снято ни одного документального фильма. Пришла пора подумать и о создании музея (может быть, на базе таких гуманитарных заведений, как МГУ, Институт мировой литературы, Литинститут). В настоящее время в издательстве "Алгоритм" готовится сборник воспоминаний о Вадиме Валериановиче (составитель Илья Колодяжный). "Хронос" публикует некоторые материалы из этой будущей книги. В начале шестидесятых, отслужив в армии шестнадцать лет, я воспользовался хрущевской «оттепелью» и оказался на вольных хлебах и на... распутье. Вроде бы воля вольная, но обуяла тревога – привык я трудиться до изнеможения. На службе после дальних странствий занимался алгоритмом машинного перевода с английского на русский, что было еще задолго до появления наших ноутбуков, а по ночам переводил англо-американскую и сербскую классику, публиковал ее в издательстве «Художественная литература», в «Роман-газете», «Огоньке», других журналах. В книге «Переводчик, историк, поэт? Слово тебе, машина!» я утверждал, что язык – это нечто живое, отражающее душу, психический склад, настроения, навыки, привычки, житейский опыт, историю и многое другое народа, который на нем говорит. В этой работе я позволил себе довольно нелестно отозваться о модных тогда ученых структуралистах, безуспешно пытавшихся наладить машинный перевод, скручивая языки до считанного числа форм (структур), прикрывая примитивный подход обильной наукообразной терминологией... Однако, не будем увлекаться, а то возникнет вопрос: а причем тут Вадим Валерианович Кожинов? А притом... В апреле 1966 года в «Новом мире» на мою последнюю книгу появилась довольно обширная рецензия под названием «Сомнительная свежесть», написанная Натальей Ильиной, о которой я знал лишь понаслышке, что она – жена структуралиста Реформатского, приставленная чекистами для наблюдения к Ахматовой. Отдав должное моей научпоповской способности внятно и забавно излагать азы алгоритма машинного перевода, она беспомощно, но высокомерно оспаривала достижения тех, кого в среде структуралистов называли «ползучими эмпириками». Получилось так, что едва ли не одновременно с появлением новомирской рецензии мне сказали, что в «Московском комсомольце» появилась статья «О кибернетике без вымысла» некоего Вадима Кожинова, поводом для которой послужила та же самая моя книга. Нет, это был не ответ на злопыхательство Ильиной. Просто два автора прочли едва ли не одновременно мою книгу и восприняли ее совершенно по-разному. Кандидат филологических наук Кожинов размышлял о фантастическом жанре и связанном с ним обилием книг о кибернетике. И в том, и в другом он частенько находил «последовательность пустых фраз, в которой нет ни научности, ни художественности». Прокатившись на дорожном катке по научно-популярной литературе, Кожинов вдруг во второй части своей статьи стал петь дифирамбы мне: «Он (т.е. я – Д..Ж.) пишет предельно точно и просто, но сам внутренний пафос и движущаяся, развивающаяся мысль книги делает ее живой, яркой, подлинно увлекательной». Уфф! После недолгих поисков я нашел Вадима Кожинова в Институте мировой литературы, а там через него познакомился и подружился с молодыми и очень талантливыми тамошними сотрудниками П.Палиевским, Д.Урновым, О.Михайловым и многими другими. И все они не верили в заклинания структуралистов, особенно когда дело касалось литературоведения, считая, что литература – яркое отражение живой речи... Впрочем, не буду повторяться. Мы часто – дружно и весело – собирались у меня на Комсомольском проспекте и в других местах. Я был старше по возрасту, но быстро подхватил их настрой, наслаждался умными речами. Формировалось твердое патриотическое мировоззрение, напитавшее впоследствии все мои книги. Вадим Кожинов в ту пору был весел, остроумен, тороват на новые творческие идеи и не чурался зеленого змия. Самое большое удовольствие мы получали, когда он, подыгрывая себе на гитаре, начинал петь русские романсы. Знал он их феноменально много и, бывало, сперва скажет, чьи слова, музыка, в каком году впервые исполнялось, а потом запоет голосом несильным, но выразительным. Заслушаешься! Помнится, были мы с ним на даче в Переделкине у одной пожилой дамы, Галины Серебряковой, писавшей увесистые романы из жизни Маркса и Энгельса. В свое время она сидела в лагере по каким-то идеологическим причинам, а вернулась, как и многие, в Москву по воле Хрущёва. Ее муж был почитателем песнопений Вадима под водку. В тот раз, прикончив бутылку, Вадим замолк, отложил гитару и сказал, что продолжит только в том случае, если молодой супруг Серебряковой сбегает в магазин еще за одной, что тот дисциплинированно исполнил. Тестем Вадима был В.В. Ермилов, знаменитый в свое время могучий партийный критик и литературовед, с которым «не доспорил» перед смертью Маяковский. Мы познакомились с ним все в том же Переделкине. Ермилов оказался небольшого роста. Он стоял на высоком крыльце, измеряя мой рост на глаз, пока мы шли от калитки, а когда мы приблизились, спустился ступеньки на три, чтобы быть со мною ростом наравне и протянул руку. «Э, подумал я, – с таким надо держать ухо востро!» Но не пришлось – он удалился в недра дачи и больше я не видел знаменитого деятеля никогда. Вадим со своей милой супругой Леной унаследовали эту дачу. В ней их часто навещали молодые и немолодые русские поэты, которых привлекала разносторонняя образованность Вадима, дар убеждать, поразительная память на стихи... Он отбирал себе в друзья молодых стихотворцев по своему вкусу, пестовал их, прославлял. Пел под гитару стихи Рубцова. Под большим его влиянием были Юрий Кузнецов, Анатолий Передреев, Эдуард Балашов. Список можно расширять и расширять. Одно время на даче у Вадима жил очень рано скончавшийся Юрий Селезнев, красивый человек, замечательный редактор, трудоголик, автор прекрасной книги о Достоевском. Долгое время Вадим общался с Михаилом Бахтиным, которого извлек из десятилетий безвестности и положил начало его всемирному признанию. Мне доводилось писать о Бахтине в семидесятые годы. Отыскав сейчас текст, я поразился сходству этих двух личностей в моем восприятии. Вот, что я писал: «Скончавшийся несколько лет назад известный теоретик литературы Михаил Михайлович Бахтин был приветливым и терпеливым человеком. Я не могу похвастаться короткими с ним отношениями, но те несколько встреч, которыми я обязан критику В.В. Кожинову, произвели на меня впечатление незабываемое. Бахтину уже было под восемьдесят, но он поражал ясностью ума, энциклопедичностью знаний, умением на лету схватить мысль собеседника и превратить ее в нечто значительное по содержанию и блестящее по форме изложения. Делал он это так ненавязчиво, с такой благородной, почти утраченной манерой разговаривать и спорить, что возникало ощущение свободы, раскованности. Мысли являлись, и в самом деле подстегиваемые выражением живейшего интереса, которое было написано в молодо вспыхивавших глазах, так не вязавшихся с его старческой маленькой зябнувшей фигуркой, укутанной в плед». К сожалению, я вспомнил сейчас, что и мне уже восемьдесят три… Сделаем небольшую разрядку анекдотом. Приятным, простите, для меня. Как-то в жаркий летний день мы с Вадимом направились в ЦПКиО, где гэдээровские немцы раскинули громадные полосатые шатры. Там было роскошное прохладное пиво, самое, что ни на есть, благоприятное сочетание с разговором об отечественной поэзии и порядках. К концу дня мы оказались в Доме журналистов и занялись в его подвале тем же. Немного погодя появился Передреев и подсел к нам за столик. Он был сумрачен и стал говорить мне всякие слова, не принятые в порядочном обществе. Вообще-то он часто вступал в конфликты с пишущей братией, и задиристость порой выходила ему боком. Видя, что Передреев распаляется все больше и больше, я встал и сказал: – Изыди! А то сейчас в пол вобью по шляпку! К нашему с Вадимом удивлению он встал и сел уже за соседний столик. Там сидели два совсем молодых журналиста, которые с появлением за их столом мэтра засуетились. Один из них побежал к стойке, принес еще пива и поставил кружку перед Передреевым. Тот отодвинул кружку и сказал: – Ну, что вы за люди!? Так.. .людишки! И, указывая на меня перстом, добавил: – Вот это человек! Лет через двадцать пять Вадим как-то напомнил мне об этом случае и спросил: – А ты знаешь, кто был один из тех двух молодых людей? Я ответил, что не знаю, и он назвал фамилию крупнейшего бюрократа, из тех, что пришли к власти в 1991 году.
Но вернемся в середину шестидесятых годов. Барановский, Виноградов, Солоухин, Глазунов, Кожинов, десятки других реставраторов, архитекторов, художников, писателей, ученых еще при Хрущеве неодобрительно высказывались, например, по поводу забвения истоков, в частности, о планах искажения облика Москвы «вставными челюстями», как окрестили Новый Арбат. Кое-кто пробился в Манеж, где устроили закрытый показ макета планируемых проспектов, на котором вообще не было места памятникам архитектуры. В пику макету был создан и представлен «инстанциям» гигантский альбом уничтоженных и подлежащих уничтожению памятников. В клубы набивался люд, слушавший страстные речи и готовый влиться в реставрационные бригады, трудиться безвозмездно, из благородных побуждений. Наконец, в 1966 году было создано Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. В его структуру входила секция пропаганды, которую возглавлял химик, академик Игорь Васильевич Петрянов-Соколов. При нем – бюро из двух десятков заметных личностей (терпеть не могу перечислять, но придется упомянуть хотя бы некоторых). Это пожилые писатели Олег Волков (дворянин благородной внешности, настрадавшийся в лагерях) и Валентин Иванов (автор замечательных исторических романов «Русь изначальная» и «Русь Великая»), молодые тогда Лариса Васильева, Сергей Высоцкий, Вадим Кожинов, Святослав Котенко, Анатолий Ланщиков, Олег Михайлов, Петр Палиевский, поэт Валентин Сидоров, архитектор и реставратор Михаил Кудрявцев, художники Николай Пластов и Сергей Шапошников, университетские люди, военные, издатели... Ныне в живых остались немногие. Memento mori! Жизнь каждого достойна любопытства и доброй памяти. Получилось так, что вечера, устраиваемые в Обществе, превратились в «Объединенную комиссию по комплексному изучению русской истории и культуры» или «Вторники». Председательствовал на них ваш покорный слуга, друживший со всеми упомянутыми. Сотрудники Общества, едва ли не сотня видных, а потом и знаменитых поэтов, прозаиков, профессоров, художников, не считая других образованных русских людей из Москвы, наезжавших из Питера и других городов, собирались по вторникам в старинном доме (Петровка, 28) за стеной Высокопетровского монастыря, получая удовольствие от общения и вольных тем посиделок. Вадим Кожинов привлекал на вечера своих подопечных поэтов, пел романсы, делал доклады, ставшие тезисами для его книг – «Николай Рубцов», «Тютчев», «История Руси и русского Слова», настаивал на создании специальной молодежной комиссии. Постепенно вместо «Вторников» привилось устное название «Русский Клуб», нынче мелькающее в мемуарах, справочниках и даже в энциклопедиях. Меня уже спрашивали, кто из лиц влиятельных «курировал» заседания, подразумевая, что в самом слове «русский» уже содержалась крамола. Видит Бог, не знаю. Да и мы как-то не задумывались над этим, потому что были патриотами и дороже благополучия Родины для нас ничего не было. Однако, дабы избежать провокаций был установлен порядок представления каждого нового члена клуба двумя ранее присутствовавшими на его заседаниях. Для этой же цели кордон из студентов не пускал подозрительных одиночек, а все, что говорилось, записывалось двумя стенографистками. О чем же говорили в Клубе? Готовились доклады о «забытых» русских философах, историках, выступали Белов и Распутин, известные поэты. Все обсуждалось весьма подробно и страстно. Помнится, доклад о Флоренском сделал его внук. Очень много спорили на тему о влиянии петровских реформ на развитие русской культуры. Выезжали с докладами в другие города. В мае 1968 года прошла в Новгороде конференция «Тысячелетние корни русской культуры», где выступил и Вадим Кожинов. Как всегда блестяще. Олег Платонов, издающий энциклопедические справочники, в 2004 году поместил в томе «Русский патриотизм» статью «История патриотического движения», что само по себе похвально и говорит о трудолюбии автора, который во время создания Русского Клуба был подростком. Ему, пишущему в 21 веке бесцензурно, кажется, что после слов о «животрепещущих вопросах, обсуждаемых в Русском Клубе впервые за многие годы» и о влиянии этого на образование «др. патриотических организаций», вполне уместно хвалить некоего умельца, который опубликовал в семидесятые «смелую» книжку за границей. Тот, мол, как пишет Платонов, «в отличие от многих идеологов Русского Клуба типа Палиевского и Кожинова, занятых в основном пережевыванием традиционных славянофильских трудов и взглядов (и поэтому топчущихся на месте)», был куда умнее. Надо быть «весьма смелым», чтобы сказать это через пятьдесят лет, в совершенно другой обстановке. Ясно, что Платоновым не прочитаны замечательные книги ни Палиевского, ни Кожинова. Статьи о них самих в справочнике насчитывают несколько пренебрежительных строчек. А сведения о Русском Клубе черпались в основном из фантастических мемуаров суетливого Байгушева, набивающего себе цену тем, что был он якобы очень влиятелен в узких кругах КПСС. А в свое время он все старался устраивать провокации в Клубе, ссорить благородных клобменов, наговаривая каждому на ухо всякую дрянь, будто бы сказанную другим. Обо мне он написал, что я, никогда не состоявший в компартии, будто бы показывал ему свой кабинет на Лубянке. Надеюсь, что уже не выдам секрета, сказав, что меня офицеры-патриоты из управления борьбы с инакомыслящими тайком предупреждали, что их начальник генерал Бобков приказал установить за мной негласное наблюдение. Впрочем, Бобков, дослужившийся потом до зама председателя КГБ, после распада СССР возглавил какую-то из служб Гусинского... Кстати, когда мы с Кожиновым и другими задумали в конце семидесятых издавать ежемесячный альманах «Памятники Отечества», возглавить его, при всех наших литературных заслугах, было невозможно. Для ведомства печати нужна была фигура партийная. И мы разыскали такую. Доцент, кандидат технических наук, парторг в Текстильном институте Н.Н. Визжилин, он же молодой любитель памятников старины. Я свел его с заместителем председателя Совета Министров РСФСР В.И. Кочемасовым, ведавшим культурой, и Визжилин стал практическим руководителем альманаха. И, судя по его недавно вышедшему мемуарному сочинению, за десятилетия литературной работы он ни разу не пожалел о своей измене технике. В редакционный совет «Памятников Отечества» входили академики И. В. Петрянов-Соколов, М.С. Глазунов, Л.М. Леонов, Д.С. Лихачев, Б.А. Рыбаков, В.Л.Янин, космонавт В.И. Севастьянов и другие не менее знаменитые личности. …В последние годы жизни Вадим изменился. Исчезла веселая бесшабашность. Он стал угрюмо серьезен, жил анахоретом и проводил большую часть жизни за письменным столом, выдавая один за другим тома историко-философских сочинений, требующих вдумчивого чтения. Встречались мы уже реже. Но всякий раз, как и в молодые годы, у меня было ощущение, что я узнал нечто новое, интересное. Я благодарен судьбе, которая свела меня с Вадимом. Я внимал ему, и в моих последовавших стараниях была немалая частица его убеждённости. Далее читайте:Кожинов Вадим Валерианович (1930-2001), мемориальная страница.
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |