|
|
|
Руслана ЛЯШЕВА |
2010 г. |
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Руслана ЛЯШЕВАВсё смешалось в доме Облонских1. Консерватор-авангардист Михаил Угаров Всё смешалось в литературном доме Облонских, но, конечно, в пределах стиля. Купила я в «Библио-Глобусе» на Мясницкой книгу Михаила Угарова «Обломoff», включающую пьесы и повесть (M.: ЭКСМО, 2006), изданную в серии «Иной формат», но нашла в ней вовсе не то, что соответствует стилю non fiction. От документальной публицистики спектакля «Сентябрь.doc.» – визитной карточки «Театра.doc» и его режиссёра Угарова, модного драматурга и лидера течения «Новой драмы», – в этой книжке нет и следа. Не поспешила ли критик Наталья Иванова из журнала «Знамя», где позаимствован издателями термин «иной формат», зачислить в союзники участников прогремевшего в столице течения «Новой драмы», когда выдвинула новый лозунг: «Литература.doc»? Тут ребусы почище, чем у постмодернистов. Наоборот, на излюбленном постмодернистами римейке глаз и душа отдыхают от навороченности ребусов; сплошной кроссворд, и вдруг передышка – «Обломoff», пьеса в друх действиях, одиннадцати сценах по мотивам романа И.А. Гончарова «Обломов», ну то есть римейк (в переводе с аглицкой мовы – переделка). Переделка совершена незначительная; к числу знакомых нам по роману Гончарова персонажей (Илья Ильич, Захар, Штольц, Ольга и Пшеницина) добавился Аркадий. Молодой воспитанник Венской психиатрической школы, прославленной именами Зигмунда Фрейда, Карла Юнга, Альфреда Адлера, выполняет в пьесе Угарова роль резонёра, объясняющего на сцене вместо автора «болезнь» Ильи Ильича Обломова. Любопытен диалог философа Обломова, полёживающего на русском диване в персидском халате, и доктора Аркадия, прошедшего научную выучку на Западе. Аркадий. Ваша болезнь называется – TOTUS. Обломов. Что это значит? Аркадий. Это редкая болезнь, с нею уж никого почти не осталось. Наверное, вы один и есть. Все остальные – p-le-m-le, tutti-frutti, смесь, ни то ни сё. Но это и позволяет им выжить. Я должен сказать вам прямо, ведь мы с вами старые друзья... Мужайтесь, Илья Ильич... Ваш диагноз несовместим с жизнью, и прогноз практически нулевой... Вы скоро умрёте. Пауза. Обломов. Как, вы говорите, она называется? Эта болезнь? Totus? Заморочили вы меня своей латынью... Непонятно мне. Что есть – Totus? Аркадий. Целый. Целый человек. Такой жить не может. Обломов (после паузы). Понятно. Спасибо. Хорошо, что не врёте. Так лучше. И эти глупости с врачебной тайной... Хорошо, что не соблюдаете. Тоже спасибо. (Пауза. Усмехнулся.) Значит, p-le-m-le – жить будет? И tutti-frutti – тоже? Полчеловека, четверть человека, осьмушка и одна шестнадцатая – все живы... А бедный Totus – нет? Аркадий. Нет. Обломов. Я же говорил – человек умер... (Дрогнувшим голосом.) Ну и ладно. (Громко.) Не хотите ли чаю? (Кричит.) Захар! Чаю неси! У нас гости! Агафья Матвеевна! Пирогов несите! И водки! Ваня! Маша! Идите сюда! Где вы все?» К этой цитате надо добавить, что Илья Ильич покорно принял диагноз-приговор, в финале пьесы персонажи с любовью и жалостью вспоминают покойного барина. Эпилог написан не мягкосердечным Гончаровым, а твёрдой рукой нашего современника, трезво оценивающего нынешние рефорсы и историческую ситуацию: целый человек в эпоху глобализма не нужен, не выживет. Однако с таким выводом Михаила Угарова аргументированно спорят (негласно) авторы статей из двухтомного сборника «А.С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист» (M.: Языки славянских культур, 2007), в котором опубликованы материалы Международной научной конференции, состоявшейся 14 – 17 апреля 2004 года в Литературном институте им. A.M. Горького. М.А. Смирнов в статье «Философия» всецелого разума» А.С. Хомякова», В.А. Викторович в статье «Выяснение» славянофильства: от Хомякова к Достоевскому» доказывают, что «целый» человек, который представлен в концепции славянофила А.С. Хомякова и в произведениях Ф.М. Достоевского, и есть русский человек, иными словами человек с православным менталитетом (сформированным христианской религией и русской культурой). Участники конференции в 2004 году, посвящённой 200-летию Алексея Степановича Хомякова, с оптимизмом оценивали будущее «целого» человека. М.А. Смирнов, например, утверждает: «Развиваемая Хомяковым схема «всецелого разума» имеет такой теоретический потенциал, что на её основе в ближайшее время может возникнуть что-то вроде русской неоклассики в философии. Если это произойдёт, то тогда обнаружит себя связное философское пространство, в котором правит бал некая фундаментальная традиция». Во как! Оказывается, возможен римейк не только по произведениям классической прозы, но и по работам мыслителей и философов (вот бы кто-нибудь «изобразил» римейк по книгам Владимира Соловьёва!). Вернёмся, однако, к своим баранам – четвертушкам и осьмушкам человеков, ибо они как раз и являются персонажами остальных пьес Михаила Угарова, а также повести «Разбор вещей». В итоге напрашивается общий вывод о книге, что удачнее всего драматург-авангардист Михаил Угаров «засветился» именно на поле консервативной русской культуры, хотя и сделал это в форме острой полемики. Всю остальную часть книги можно объединить под заголовком «Плюшкин off», поскольку там и осьмушку человека найти весьма затруднительно: психологические лабиринты, обманки, «игра ума» самого автора, обилие деталей и вещей, собранных как бы Плюшкиным. Так что книга Угарова – двойной римейк произведений Гончарова и Гоголя. Отражает это нашу пореформенную эпоху? Безусловно!
2. Кто косит под Андрея Платонова Лидия Сычёва так и шпарит рассказ за рассказом в стиле non fiction, хоть в книгу загляни (Сычёва Лидия. Вдвоём. М., Андреевский флаг, 2003), хоть почитай публикации в периодике. Но невозможно представить её прозу на страницах журнала «Знамя», где вроде бы самое место для подобного стиля, поскольку рубрика «non fiction» как раз и включает невымышленные сюжеты. Ан нет, не тот коленкор. Здесь только с либеральным «личиком» пускают в калашный ряд. Я уже писала, что невымышленная проза, точно схватывающая реальность, граничит с «новым журнализмом» газетчиков; в частности, рассказ Сычёвой «Бизнес» о русском «бизнесмене» – торговце газетами в электричке, раздавшем их бесплатно, соприкасается с репортажами молодых журналистов «АиФ». Сычёвой вторит журналист и прозаик Владимир Синенко в рассказе «Вот уеду в город» (Североказахстанский литературно-художественный журнал «Провинция», 2005, № 1). Колоритный персонаж обрисован достоверно: «Вольке сорок. Это высокий мужик с крупной головой, выражение лица у него всегда одно и то же: рот приоткрыт, маленькие, близко посаженные глаза смотрят не то лукаво, не то глупо, и когда он говорит, под заячьей губой открываются верхние гнилые зубы – нижние давно выбиты». Не красавец; средней внешности человек, как и бизнесмен у Сычёвой. Прежде бы сказали, человек, мол, массы, но точнее видеть в подобном типаже народный характер. Ведь славянская душа – у пассажира московской электрички или у шоферюги в североказахстанском целинном посёлке – такой мелкотой, как торговля, не может довольствоваться. Волька после смерти матери занялся «бизнесом», торговля водкой, поначалу успешная, закончилась широкой пьянкой с дружками и банкротством. Отчего же неприкаянность? Да от того, что русская душа баксом, то есть деньгами и властью, не наполняется под завязку, не раздувается от чванства; и при наличии копейки ей чего-то не хватает для полноты бытия – скорее всего, идеала. Вот и спускает русский «бизнесмен» свой «капитал» так, что «гудит посёлок, трещат по ночам заборы, лают псы». Протрезвевший Волька «не обнаружил ни цветного телевизора, ни магнитофона, лишь на заплёванном и забросанном окурками полу валялись глянцевые журналы, на которых явственно отпечатались следы больших грязных подошв» (так и вспомнишь новый фильм Андрея Кончаловского – «Глянец»!). Неужели безыдеальный цейтнот; вот тебе, бабушка, и Юрьев день, и стабилизец! Подсказку, как ни странно, даёт Андрей Платонов; оба автора – во всём различные – Лидия Сычёва и Михаил Угаров косят под Платонова. Угаров-то ограничивается внешней стилизацией под персонажей, создавая своих «человеков-четвертушек» и «человеков-осьмушек» вроде Захара Павловича из «Чевенгура», которого в депо прозвали Три Осьмушки Под Резьбу, но умственные «приколы» так и остаются игрой интеллекта автора. Никакая стилизация до сути Платонова не дотянется. Лучше Льва Шубина не скажешь: «Неправильная» гибкость языка Платонова, прекрасное «косноязычие его, «шероховатость» фраз, особые, столь характерные для народной речи «спрямления» – всё это своеобразное мышление вслух, когда мысль ещё только рождается, возникает, «примеряется» к действительности» (КЛЭ, т. 5, М., 1968, стр. 791). Для Захара Павловича в «Чевенгуре» прозвище Три Осьмушки Под Резьбу придумал не писатель, а народ: народная стихия расставляет акценты и именует умельца по его таланту сделать из железа любое изделие. В сущности, «косноязычие» Платонова – это стиль non fiction 20-х годов прошлого столетия: тугой замес крестьянской лексики, религиозных терминов, революционной фразеологии и обыденной бестолковщины. Стоит открыть «страницы «Чевенгура» – и обжигаешься о текущую лаву народного самосозерцания и самоосмысления, не остывшую ничуть за истекающее столетие. Конечно, интеллектуал Михаил Угаров тут и рядом не стоял. Сычёва, уроженка Воронежкой области, прекрасно понимает, ни того народа, который окружал мелиоратора Андрея Климентова в 20-е годы, сменившего в прозе фамилию на Платонов, ни той речи, которая была у него на слуху, не осталось и в помине, поэтому она зашла к знаменитому земляку с другого боку. Под стать Платонову она пытается понять душу народа – всё так же ли доверчив русский человек? Остался ли он «чевенгурцем», готовым воплощать новую утопию, теперь не социализма и коммунизма (в отдельно взятом уездном городке Чевенгуре), а глобализма и рыночного капитализма? Работая, как шахтёр, обушком откалывающий куски антрацита, добывает она документальным стилем зарисовки современной жизни народа. Таков рассказ Лидий Сычёвой «На Белорусской площади» («Литературная Россия», 2007, № 33 – 34). Это прямой репортаж с митинга, разрешённого властями, – «коммунисты протестуют против отмены льгот». Льгот пенсионеров, конечно. Чёрной кучке глубоких пенсионеров «в немарких дешёвых одеждах», кучке «бывшего народа» – чёрной стае невеликих перелётных птиц. Не тех, которые двигаются в «дальние края», а тех, что с «места на место» противостоит серая милиция, за ней рядами выстроились автобусы ОМОНа. «Беспорядков не предвидится – здесь, на площади, серых больше, чем чёрных, – создаёт зрительный образ противостояния прозаик. – Организованная их сила – внушительна». Митинг прошёл, ораторы отговорили, «буйные поорали, «стравили пар», пора бы и расходиться, чего и ждёт бдительная милиция. Однако к пенсионерам присоседилась группа молодёжи – человек тридцать. «Лица их снизу до глаз закрыты красными косынками, на высоких древках реют ало-чёрные флаги – на полотнищах лик революционера Че». Лидер чегеваровцев, выступая с агитационного грузовика, призвал народ не расходиться и двинуться к общественной приёмной президента с петицией своих требований». Милиция не пускает митингующих «двинуться» к приёмной. Так и мёрзнут, опять зримая картинка: «Ядро – дети-чегеваровцы; оболочка – отцы-милиция; культурный предкладбищенский слой – деды-пенсионеры, и, наконец, сфера – атмосфера – ОМОН. Планета Земля...» Мимо митингующих прокатила роскошная свадьба новых русских, им всё по фигу; огромный щит телеэкрана с рекламой пестрит то изобилием золотых монет, то красочными видами Альп или сцен в казино. И кажется молодым чегеваровцам, «нет большого народа. Только страна всё ещё большая», но они всё равно не поддаются на уговоры милиции и не расходятся. И тогда провокатор в штатском спровоцировал драку, что позволило ОМОНу схватить молодых и швырнуть в автобусы. Прохожие равнодушно текут по тротуару к метро. Через площадь пустили поток машин, остановленный перед началом митинга, и он отсёк остатки «чёрных» от ядра протестующих. Омоновские автобусы «гуськом выезжают с площади», новый лидер чегеваровцев призывает остальных двинуться в метро и к милицейскому участку: «Свободу – политзаключённым!» Беззвучен пролетарский писатель Максим Горький на постаменте памятника в центре площади, гудит поток машин, мелькают красочные картинки на щите телеэкрана. Хороший рассказ наводит на раздумья. В романе Платонова организаторы коммунизма в Чевенгуре размышляют, как после уничтожения местных буржуев «ликвидировать класс остаточной сволочи», то есть жён, детей и родственников убитых, и приходят к мысли «вывести из Чевенгура» с недельным пайком, а если вернутся, то подвергнуть «смертной казни». Коммунизм в Чевенгуре, показал Платонов воплощение утопии в жизнь, похож на геноцид красных кхмеров в Кампучии; ну там вьетнамцы мутили воду, а в нашем черноземье стравили между собой «чёрный» народ, то есть самый бедный и невежественный, с «серым» народом, то есть с мелким частным собственником. В рассказе Сычёвой ситуация отчасти повторяется: пенсионеры – народ, милиция и ОМОН – тоже народ, их стравливают (пока в драку!), в то время как новым русским «всё по фигу»: белый свадебный лимузин, Куршевиль, Альпы – это остаётся в их полном распоряжении. Обжёгшись на молоке, утверждает пословица, на воду дуешь. Вот и народ, показывает Лидия Сычёва, выложился на строительство социализма и в результате увидел кукиш, теперь никакого энтузиазма к глобализму не высказывает: милиция старушек («бывший народ») уговаривает не подставляться под дубинки, молотит молодых. И только-то? Ведь Васька слушает да ест! В спецвыпуске «Правды» (июль, 2007) коммунисты приводят долю разных государств в доходах от добычи нефти: Норвегия – 82 проц., Объединённые Арабские Эмираты – 88 – 91 проц., даже Габон – 75 – 80 процентов, и только в России доход государства от нефти составляет 84 процента. Остальные доходы попадают в карман олигархов и навсегда утекают за бугор. Коммунисты предлагают обновить курс, в политике не имитировать интересы России, а действительно их представлять. Ну, например, поднять доход государства и народа от продажи нефти с 34 процентов до 75 процентов, как у Габона, или хотя бы до 63 процентов, как у Колумбии. Прозаик Лидия Сычёва, естественно, ничего такого и подобного в рассказе «На Белорусской площади» читателям не навязывает, только убеждает, что теперь уже народ не одурачишь пустыми сказками, как во время Андрея Платонова; он разобщён и не может спихнуть нефтяных и прочих олигархов, но хотя бы понимает, что его обворовали. Обворовали материально и духовно, лишили льгот (социализма) и идеалов. Да это же публицистика, воскликнет иной приверженец вымышленной прозы (fiction); это, мол, вовсе и не искусство. То ли дело, дескать, приколы Дмитрия Пригова (покойного восхваляют прямо как Шекспира!) или каламбуры Михаила Угарова, или детективы Александры Марининой! Да ладно вам! Скромная и честная проза Лидии Сычёвой ближе к настоящему искусству, чем красивое враньё продвинутых экспериментаторов и авангардистов.
Впервые опубликовано в №42. 19.10.2007 «Литературной России» по адресу: http://www.litrossia.ru/2007/42/01923.html
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
