Воробьева, Е.И.

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

XPOHOC

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Российская экспансия в "мусульманский мир" продолжалась со второй половины шестнадцатого века до конца девятнадцатого столетия, в результате чего в состав империи вошло восемнадцать миллионов мусульман, проживавших в основном в Поволжье, Крыму, Средней Азии и на Кавказе. Столь значительное увеличение мусульманского населения вынуждало власть искать пути его интеграции в структуру российского православного государства. Религиозные преследования и насильственное обращение мусульман в православие в XVI в. сменились в XVIII в. политикой веротерпимости, которая стала одним из принципов государственного строительства. Со второй половины XIX в. в русской имперской политике стал доминировать принцип государственного единства России, который связывался с идеей национального государства. Это предполагало "приобщение инородцев к русской государственности и русской цивилизации", а в перспективе - их слияние с русскими. Одним из важных условий осуществления этой задачи в регионах, населенных мусульманами, было установление определенных отношений правительствующей власти с многочисленными духовными лицами, которые играли значительную роль как в духовной, так и в гражданской жизни мусульман. Кроме выполнения богослужебных обязанностей, духовенство руководило сферой образования мусульман, осуществляло судопроизводство по их брачным, семейным и наследственным делам по правилам своей веры. Мусульманские духовные учреждения были крупными собственниками, владея вакуфами (недвижимая собственность или капиталы, отданные или завещанные мусульманами в пользу мечетей и религиозных учебных заведений). Исходя из этого, мусульманское духовенство оценивалось властью как важный объект и одновременно инструмент русской политики в мусульманских регионах и потому было всегда предметом ее внимания.

Со второй половины XVIII в. правительство считало необходимым устраивать "духовный быт" мусульман и определять подробности их религиозной жизни в законе. Первым законодательным актом, регламентировавшим "духовные дела" мусульман на территории империи, был указ Екатерины II от 22 сентября 1788 г., согласно которому в Уфе учреждалось Собрание из двух-трех мулл из "казанских татар" под председательством муфтия для надзора за назначением мулл и проведения испытаний кандидатов на мусульманские духовные должности⁽¹⁾. Создание этого органа было вызвано политическими соображениями, которые, с одной стороны, были связаны с переменами в русско-османских отношениях (присоединение Крыма в 1783 г.) и изменением вероисповедной политики, а с другой - намерениями имперской власти использовать ислам и татар-магометан для проникновения в среднеазиатский регион. 23 января 1794 г. именным указом было заявлено о создании магометанского духовного правления в Крыму⁽²⁾, деятельность которого была регламентирована лишь в 1831 г. Положением о Таврическом магометанском духовенстве⁽³⁾. Правила же, касавшиеся Собрания в Уфе, не представляли собой систематически составленного кодекса, а были основаны на изданных в разное время постановлениях, свод которых был сделан в виде особого устава в 1857 г. при издании XI тома Свода законов. Таким образом, для мусульман восточной части России и Крыма была создана система управления духовными делами в общем подчинении МВД. Закон признавал высшее и низшее духовенство⁽⁴⁾. Из лиц высшего духовенства были сформированы окружные органы управления: Таврическое магометанское духовное правление в Симферополе, Оренбургское магометанское духовное собрание в Уфе. В округ первого входили Таврическая и Западные губернии. Относительно границ Оренбургского округа, в законе указывались "все прочие губернии и области, кроме Закавказского края, азиатских иноземцев (ташкенцев, бухарцев), живущих в некоторых городах Сибири без принятия подданства" (ст. 1142). Духовные управления представляли из себя коллегиальные органы под председательством муфтия, из двух-трех человек, и канцелярии. Кандидаты на должность муфтия должны были избираться "магометанским обществом" (Таврическое Положение определяло порядок выборов более подробно), один из которых по представлению МВД утверждался императором (ст. 1236, 1159-1170). При вступлении в должность высшие магометанские чины должны были приносить присягу на верность государю (ст. 1371, 1469, 1584). Закон определял штаты, размер жалованья и порядок организации работы управлений. В предметы ведения входило заведование мечетями, вакуфами и школами при них, а также назначение и наблюдение за приходским духовенством соответствующего округа. Приходское духовенство являлось низшей инстанцией, рассматривавшей и решавшей духовные дела магометан: порядок богослужения, исполнение обрядов, расторжение и заключение браков, а также наследственные дела. По ходатайству низшего духовенства судебные дела могли быть переданы в духовное правление, которое при судебном разбирательстве имело право определять только духовное наказание (ст. 1211). В обязанность духовенства вменялось ведение метрических книг (ст. 1143-1146, 1156, 1196, 1211). Муллы избирались приходскими обществами и утверждались губернскими правлениями. В Таврическом округе духовные звания передавались только по наследству (ст. 1178). При наличии нескольких кандидатов на духовную должность предпочтение должно было отдаваться знающим русский язык (ст. 1207). В Оренбургском округе кандидатам было необходимо пройти в правлениях предварительные испытания в знании правил мусульманского закона (ст. 1238).

Со второй половины девятнадцатого века вопрос о мусульманском духовенстве постоянно находился в поле внимания правительства. Исходя из мнения о том, что духовные лица оказывали огромное влияние на мусульманское население, власти стремились "привязать к себе этот класс народа", регламентировав его положение. В 50-60-е годы МВД пыталось создать единообразную систему управления духовными делами мусульман, подведомственных Оренбургскому и Таврическому округам. Но такие обстоятельства, как переселение части татарского населения из Крыма в Турцию после окончания Крымской войны, а также подготовка положения о переводе башкир в гражданское управление в 1863 г., и в связи с этим боязнь "разжечь религиозный фанатизм" вынудили МВД отложить практическое осуществление преобразований духовных управлений мусульман и ограничиться подготовкой материалов по этому вопросу. Так, по поручению министерства консультант по магометанским делам при Департаменте духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) М.А. Казем-Бек составил проект положения об управлении делами веры магометан, в основе которого была заложена идея единообразной организации управления в Таврическом и Оренбургском округах, так как мусульмане обоих ведомств "следуют одному и тому же учению". М.А. Казем-Бек считал, что муфтии, кадии и хатыпы (духовные лица, руководившие молитвами в пятницу и праздничные дни) преимущественно должны назначаться без испытаний светской властью, а имамы (духовные лица, руководившие молитвами в обычные дни) - избираться обществом прихода⁽⁵⁾. Из-за боязни "возбудить религиозное чувство мусульман", этот проект не получил развития. Очередным поводом для возобновления обсуждения в правящих кругах вопроса о магометанском духовенстве и его позиции по отношению к властям стал всеподданнейший отчет оренбургского генерал-губернатора Н.А. Крыжановского за февраль 1865 - март 1866 гг. Охарактеризовав состояние ислама в Оренбургском крае, Н.А. Крыжановский обратил внимание на важность и значение "магометанского вопроса" для восточной части России⁽⁶⁾. Эту идею Н.А. Крыжановский развил в 1867 г. в своем представлении на имя министра внутренних дел. По мнению генерал-губернатора, мусульманское духовенство, представлявшее собой "замкнутое сословие", оказывало огромное влияние на умы мусульманского населения, что препятствовало интеграции последнего в структуру Российского государства. Так, любые правительственные начинания в крае расценивались мусульманами, при содействии их духовенства, как обращение в "русскую веру" и поэтому бойкотировались. В целях "сближения мусульман с Россией", по мнению генерал-губернатора, важно было поставить магометанское духовенство в "более правильное отношение к правительству", подчинив его действия контролю⁽⁷⁾. Для этого считал необходимым, чтобы дальнейшие мероприятия исходили частично от уже реформированного правления, а частично от правительства, но при поддержке правления. Реформирование Духовного собрания Н.А. Крыжановский предлагал начать со следующих мер: 1. Ввести в состав Собрания члена от правительства из русских чиновников для контроля над постановлениями Собрания; 2. Членов собрания назначать из лиц, знающих русскую грамоту, а впоследствии окончивших курс в гимназии; 3. Деловую переписку, а также метрические книги вести на русском языке; 4. Порядок коллегиального рассмотрения некоторых дел заменить на административный порядок принятия решений; 5. Определять духовных лиц к должности не по выбору, а по назначению; 6. Всем магометанским духовным лицам назначить определенный оклад от казны для того, чтобы "воспретить всякие поборы" и "поставить мулл в зависимость от правительства"; 7. Воспретить башкирским и татарским муллам обучать киргизов⁽⁸⁾. По докладу Крыжановского последовала резолюция Александра II о желательности дальнейшей разработки поднятого вопроса, что и было поручено МВД. По поводу предложений генерал-губернатора выразили свои замечания два министра внутренних дел: П.А. Валуев и А.Е. Тимашев. По мнению первого, требование от мулл гимназического образования оставило бы магометанские приходы без верослужителей. Кроме того, Валуев опасался, что такая мера могла бы привести к появлению тайного духовенства, которое тогда вообще вышло бы из-под контроля властей, как это произошло с раввинами, в результате подобных мер 1857 г. относительно евреев⁽⁹⁾. А.Е. Тимашев, разделяя мнение генерал-губернатора, что основной задачей намечавшихся реформ должно было стать ослабление противодействию "русской цивилизации" со стороны магометанских учреждений, а действия должны исходить от уже реформированного Собрания, считал, что введение чиновника в состав Собрания, требование использования русского языка в делопроизводстве и ведении метрических книг могло быть понято мусульманами как "стеснения в вере" и потому, при желательности этих мер, МВД видело в их введении "существенные затруднения"⁽¹⁰⁾. В 1867 г. копия предложений Крыжановского была направлена на заключение новороссийского и бессарабского генерал-губернатора. Вопрос об ограничении влияния магометанского духовенства обсуждался в Таврическом губернском правлении в январе 1868 г. В результате дискуссии было выражено мнение о необходимости уменьшения числа служащих при мечетях. Генерал-губернатор счел эти меры малоэффективными и высказался за распространение образования в среде крымских татар в духе сближения их с русским населением, а также за присоединение Таврического правления в виде особого отделения к губернскому правлению⁽¹¹⁾. В это же время МВД составило и послало оренбургскому и новороссийскому и бессарабскому генерал-губернаторам список вопросов относительно предполагавшегося реформирования духовных учреждений мусульман. В Оренбургском крае для обсуждения предложенных вопросов в 1870 г. был создан Комитет с участием губернаторов Уфимской, Оренбургской, Уральской и Тургайской областей под председательством генерал-губернатора. Сопоставление мнений, изложенных во всеподданнейшем отчете Крыжановского и в постановлениях Комитета Оренбургского края, а также мнений Комитета и таврического губернатора (к тому времени должность новороссийского и бессарабского генерал-губернатора была упразднена) выявило большой разброс в точках зрения. С одной стороны, существенно изменилось мнение оренбургского генерал-губернатора. Если в 1867 г. он полагал необходимым реформировать Духовное собрание, то в 1870 г. целью преобразований считал уничтожение этого органа, как особого учреждения, исходя из идеи о разделении дел религии и управления⁽¹²⁾. Относительно замещения духовных должностей, во всеподданнейшем отчете и представлении указывалось на необходимость практики назначения. В положениях Комитета говорилось о том, что муллы должны избираться обществом и утверждаться начальством. В 1867 г. для духовных лиц требовалось знание русского языка, в 1870 г. не выдвигалось никаких условий и даже предлагалось отменить испытания. Таврический губернатор высказался против упразднения коллегиального органа (так как это могло бы привести к произволу со стороны муфтия), а также за сохранение иерархической структуры организации управления мусульман⁽¹³⁾. Отсутствие единства во мнениях вынудило Тимашева признать невозможным выработку общих начал. МВД вынесло решение не принимать общие меры, так как "всякая общая реформа может вызвать у магометанского населения опасения в посягательстве на их религию"⁽¹⁴⁾.

Более пятидесяти лет в рассматривался вопрос об организации мусульманского духовенства в Закавказье, который получил законодательное оформление только в 1872 г.. По распоряжениям местной администрации составлялись соответствующие проекты положений, но из-за войны ни один из них не получил законной силы. После окончания Кавказской войны, наряду с проблемами административного и судебного устройства края, вновь приобрел важное значение вопрос об организации духовного управления мусульман. В проекте организации закавказского духовенства 1869 г. кавказский наместник вел. кн. Михаил Николаевич обозначил цели, которые, по его мнению, должна была преследовать правительственная власть в предстоявшей реформе: "1. Обеспечить за правительством средства надзора за духовными лицами; 2. Противодействовать укреплению корпоративного духа в среде духовного сословия; 3. Препятствовать вторжению из Турции и Персии чужеземных духовных лиц; 4. Ограничить, по возможности, круг действий духовенства в среде мусульманского населения; 5. Поставить влиятельную часть духовенства в непосредственную зависимость от правительства, путем соединения его материальных интересов со служением правительству; 6. Организовать надзор за духовными учреждениями"⁽¹⁵⁾. По мнению наместника, в условиях окончания Кавказской войны правительство могло "свободнее преследовать свои цели"⁽¹⁶⁾, поэтому предыдущие проекты (например, проект 1849 г., составленный по поручению М.С. Воронцова), в которых делались существенные уступки шариату и отсутствовал правительственный надзор за духовенством, потеряли свою актуальность⁽¹⁷⁾. В Закавказье, за исключением областей, состоявших в военно-народном управлении, создавалось два духовных управления: суннитское, возглавлявшееся муфтием, и шиитское, во главе с шейх-уль-исламом. Управление закавказским духовенством предполагало трехстепенную систему. Дополнительной инстанцией между приходским духовенством и правлениями были губернские меджлисы, являвшиеся коллегиальными органами, члены которых назначались губернатором по соглашению с Духовным правлением⁽¹⁸⁾. Закон более подробно регламентировал положение духовных лиц. Важным условием для занятия духовной должности было русское подданство (ст. 1454, 1569), а также свидетельство об отсутствии связей с мюридизмом (ст. 1458). Духовенству предоставлялись особые льготы. Духовные лица и их дети освобождались от уплаты повинностей, дети лиц высшего духовенства, прослужившего двадцать лет, могли пользоваться правами детей личных дворян и личных почетных граждан. За заслуги духовные лица могли быть удостоены высочайших наград⁽¹⁹⁾. Приходскому духовенству в области гражданского права принадлежало лишь ведение актов гражданского состояния. Брачными делами занимались особые чины мусульманского духовенства - кадии. Если при судебном разбирательстве обнаруживалось преступление, подлежащее уголовному суду (например, применение насилия при заключении или расторжении брака), то необходимо было обращаться к прокурору. Имущественные дела закавказскому духовенству не принадлежали⁽²⁰⁾. Свои замечания к проекту высказал М.А. Казем-Бек, который выразил и сомнение относительно пункта проекта, запрещавшего контакты кавказских духовных лиц с заграничным мусульманским духовенством. По мнению консультанта, "шариат в решении спорных и сомнительных вопросов иногда предписывал сноситься с духовньми лицами других стран, поэтому безусловное запрещение могло привести к тайным сношениям"⁽²¹⁾. 5 апреля 1872 г. проект получил силу закона. В мнении соединенных департаментов законов и государственной экономии Государственного совета было указано, что издававшиеся постановления не должны были служить впоследствии основанием для устройства мусульманского духовенства внутренних губерний, так как эти местности были отдалены от мусульманских держав и по этнографическим условиям имели мало общего с Закавказьем, а населявшие их мусульмане были окружены православным населением⁽²²⁾.

По мере присоединения к России восточных и юго-восточных областей, населенных мусульманами, власть выработала несколько иной вариант взаимоотношений с мусульманским духовенством, который был применен на Кавказе, в Туркестане и Степном крае. В Степном крае, по положению 25 марта 1891 г., высшее управление духовными делами принадлежало областной администрации, а местное - муллам, избранным (у казахов) не приходскими обществами, а волостными съездами владельцев кибиток и утвержденными губернаторами⁽²³⁾. Деятельность духовных лиц была регламентирована лишь в общих чертах (в положении этому вопросу было посвящено всего четыре статьи - ст. 97-100). Законом предусматривалось существование официальных духовных лиц, но их число было ограничено. Муллы, по Степному положению, являлись только верослужителями, поэтому их обязанности и преимущества не были определены (муллы должны были платить подати и повинности наравне с казахами)⁽²⁴⁾. Кроме того, они были отстранены от рассмотрения брачных и семейных дел, которые решались на основании адата (обычного права мусульман). Действие Степного положения не распространялось на татар в областях, приходы которых подчинялись Оренбургскому магометанскому духовному собранию.

Во всех остальных регионах империи духовный быт мусульман в законе не был регламентирован вообще. На Северном Кавказе, в Кубанской, Терской и Дагестанской областях и Ставропольской губернии система заведования духовными делами мусульман установилась практикой и распоряжениями местной администрации. Муллы избирались населением и утверждались областным и губернским начальством. В Кубанской и Терской областях действовало Закавказское положение 1872 г., но кадиям, являвшимся одновременно членами горских судов, принадлежали только брачные дела, наследственные же и опекунские дела полностью находились в юрисдикции горских словесных судов. Народные суды действовали и в Дагестанской области. Без регламентации в законе остался духовный быт казахов Внутренней Букеевской орды Астраханской губернии, мусульман Закаспийского края и Туркестана. Положение об управлении Туркестанским краем 1892 г. не придало мусульманским духовным лицам официального статуса. Брачные и наследственные дела мусульман попали в ведение народных судов и рассматривались по адату. Таким образом, законодательство признавало духовенство Оренбургского, Таврического и Закавказского округов как сословие, придав его конфессиональной организации характер органа государственного управления. На большей же части империи правительство отказалось от регламентации духовных дел мусульман, не предоставив их духовенству официального статуса⁽²⁵⁾.

С 70-х годов в правительственном политическом лексиконе появилось понятие "мусульманский вопрос", что означало не только признание наличия мусульманских подданных в империи и необходимости их "слияния с коренным населением", но и возникновение в "мусульманском мире" признаков национального и религиозного "пробуждения". Особенно "опасным" в этом отношении, по мнению властей, являлся Поволжский регион. Опасаясь "татаро-мусульманского сепаратизма", власти форсировали политику "сближения", делая ставку на русский язык и на усиление правительственного контроля за деятельностью духовенства в округе Оренбургского духовного собрания. В рамках программы "просвещения инородцев" правительство пыталось ввести русские классы при мусульманских религиозных учебных заведениях. Несмотря на содействие муфтия Тевкелева в убеждении мусульман в необходимости изучения русского языка, правительственные мероприятия встретили сопротивление мусульманского духовенства и мусульманских обществ. В этой ситуации правительство приняло решение о русификации прежде всего мусульманских духовных лиц, поставив в 1890 г. одним из условий для замещения духовной должности в Оренбургском округе знание русского языка. Впоследствии правительство не раз обсуждало возможность распространения положения 1890 г. на другие мусульманские регионы. Но приходилось отказываться от этой меры, так как ввиду, с одной стороны, нежелания мусульманского духовенства изучать русский язык, а с другой - отсутствия достаточного числа кандидатов, владевших русской грамотой, магометане вообще могли остаться без верослужителей. Большое значение правительство придавало личности главы мусульманского духовенства и председателя духовного управления, который, по мысли властей, должен был иметь "нравственное влияние на своих единоверцев", а также являться "проводником идеи сближения магометанского населения с русскими"⁽²⁶⁾. Первоначально законом предусматривалось выборное начало по отношению ко всем духовным лицам⁽²⁷⁾. На практике это не осуществлялось. Правительство очень тщательно подбирало кандидатуры на должность муфтия. Так, в 1850 г. А. Сулейманов был назначен на должность Оренбургского муфтия по особому повелению, вследствие ходатайства великого князя Михаила Павловича как главного начальника военно-учебных заведений, при которых Сулейманов состоял законоучителем⁽²⁸⁾. Кроме того, Сулейманов был лично известен МВД по занимаемой им тогда должности муллы в С.-Петербурге. С 1862 г., после смерти Сулейманова, должность оренбургского муфтия оставалась вакантной. В связи с этим от мусульман Оренбургского края в МВД поступали прошения о желательности скорейшего назначения муфтия правительством. Исходя из мнения, что "магометанское духовенство в России не имеет какого-либо общего определенного политического направления, которое бы требовало особой бдительности правительства в избрании высших духовных лиц, как, например, в отношении к духовенству римско-католическому"⁽²⁹⁾, МВД в 1862 г. не стало законодательно менять порядок выборов муфтия, ограничившись лишь временными правилами. В 1864 г., обосновывая подобное решение, П.А. Валуев в проекте доклада в Комитет министров указывал на то, что "в настоящее время для правительства легче устранить неблагоприятный результат выбора муфтия посредством сохранения за собой, на основании существующего закона, права не утверждать кандидата, не соответствующего видам правительства, и отдать предпочтение тому из избранных самими магометанами кандидатов, который представится наиболее достойным, чем принять на себя через это всю нравственную ответственность. При участии общества в избрании муфтия нравственная ответственность за неудачный выбор падет на само общество, и магометане не вправе будут относить к произвольному распоряжению правительства все дурные последствия сделанной ошибки"⁽³⁰⁾. В 1865 г. правительство отдало предпочтение дворянину и офицеру русской службы С. Г. Тевкелеву, который даже не принадлежал к числу мусульманского духовенства, а лишь совершил паломничество в Мекку и Медину. По рекомендации К. П. Победоносцева и миссионера Н. И. Ильминского император в 1886 г. утвердил в должности муфтия Султанова. В 1889 г. МВД внесло в Государственный Совет предложение о замене выборного начала принципом назначения муфтия и заседателей Собрания⁽³¹⁾. Изменение порядка мотивировалось значением главы магометанского духовенства и малой вероятностью избрания самими магометанами лиц, соответствовавших видам правительства. Порядок назначения оренбургского муфтия императором, а членов собрания - МВД законодательно был закреплен 9 января 1890 г., а 27 мая 1891 г. высочайше утвержденный мнением Государственного совета распространен на должности таврического муфтия и его помощника Кадия-Эскера⁽³²⁾.

Вопрос о духовной организации мусульман в региональной и общеимперской его постановке в очередной раз был поднят в 1899 г. во всеподданнейшем докладе туркестанского генерал-губернатора С. М. Духовского. До этого проблема положения духовенства в Туркестане получила практическое решение в 1880 г., когда (по поводу обращения оренбургского муфтия к Семиреченскому областному правлению за сведениями о существующем духовном устройстве мусульман этого региона) МВД предложило не распространять деятельность Собрания на Туркестанский край⁽³³⁾. Единственной попыткой регламентировать положение духовенства была деятельность особой комиссии из магометан Туркестана, созванной в 1884 г. С. И. Черняевым, которая приспособила к местным условиям Закавказское положение. Труды комиссии не получили практического применения, а сама она была вскоре закрыта. Положение об управлении Туркестанским краем 1886 г. не затрагивало вопросов, связанных с организацией мусульманского духовенства. Так, установилось формальное невмешательство властей в духовные дела мусульман Туркестана. Генерал-губернатор С.М. Духовской в отзыве военному министру от 8 августа 1898 г. изложил свое мнение о желательном порядке управления мусульманскими духовными делами в крае, предложив создать особое Туркестанское духовное правление, как в Закавказье, но без муфтия, а с председателем или цензором из русских, знакомых с шариатом, тюркским и персидским языками. МВД и Военное министерство признали организацию высшего мусульманского духовенства "нежелательной", так как это, по их мнению, способствовало бы "объединению последователей ислама"⁽³⁴⁾. Приняв к сведению эти замечания, С.М. Духовской в 1899 г. представил всеподданнейший доклад "Ислам в Туркестане", заключавший в себе обширную программу мер, необходимых, по мнению генерал-губернатора, для урегулирования положения мусульманства не только во вверенном его управлению крае, но и в других регионах. Исходя из убеждения, что ислам - это "враждебная сила для христианского государства", С.М. Духовской считал необходимым для правящей власти выработать общий план "борьбы с этой, исторически привившейся к государственному организму, болезненной язвой"⁽³⁵⁾. Особенно достоин внимания правительства в этом отношении - Туркестанский край, который, как полагал генерал-губернатор, еще "нельзя считать умиротворенным". Среди мер борьбы с "исламом как политической силой" С.М. Духовской предлагал упразднить все духовные управления, а их дела передать местной администрации⁽³⁶⁾. В духовных управлениях генерал-губернатор видел прежде всего органы, объединявшие мусульман в деле "антирусской и антихристианской пропаганды"⁽³⁷⁾ и создававшие "стену, через которую трудно будет проникнуть и русской культуре, и идеям ассимиляции"⁽³⁸⁾. Кроме того, С.М. Духовской считал необходимым сузить сферу дел, решавшихся по шариату⁽³⁹⁾. Проект туркестанского генерал-губернатора не получил законодательного движения. Оценивая в 1900 г. эти предложения, С. Ю. Витте отмечал, что " ближайшая причина взглядов Духовского - андижанское восстание - нападение шайки Миньтюбинского ишана на андижанский гарнизон", из факта которого еще нельзя было "делать мерку". "Усвоение этих взглядов высшей властью знаменовало бы особо решительный поворот в нашей политике по отношению к покоренным мусульманским народам", что, в свою очередь, могло бы существенным образом отразиться на внешнеполитическом положении России и ее влиянии на Востоке"⁽⁴⁰⁾.

Указ 12 декабря 1904 г., провозглашавший принципы веротерпимости, стал толчком к пересмотру всего комплекса законодательных актов, касавшихся устройства духовного быта мусульманских подданных. В Комитет министров от мусульман различных регионов империи стали поступать прошения, которые включали в себя такие требования, как: введение выборного начала при замещении духовных должностей; привлечение государственных средств к расходам по содержанию духовенства; уравнение в правах мусульманского духовенства с православным; учреждение органов духовного управления в регионах, не имевших таковых, и др.⁽⁴¹⁾. На основании высочайше утвержденного 17 апреля 1905 г. положения Комитета Министров, созывалось особое вневедомственное совещание под председательством А.П. Игнатьева, которое должно было заняться разработкой следующих вопросов: "1. О порядке избрания и назначения должностных лиц магометанского духовенства, приходского и высшего; 2. Об освобождении от призыва на действительную службу из запаса некоторых лиц магометанского духовенства; 3. Об учреждении особых духовных управлений для киргизов Акмолинской, Семипалатинской, Уральской, Тургайской областей, а также для магометанских общин на Северном Кавказе, в Ставропольской губернии, Туркестанском крае, Закаспийской области". По поручению совещания, В.П. Череванский подготовил записку "По делам веры мусульман-суннитов". В разделе "Управление по делам мусульманской веры" В.П. Череванский обратил особое внимание на Оренбургское собрание, которое, по его мнению, имея "слишком огромный округ действия и чрезмерную централизацию", стало фактически "государством в государстве"⁽⁴²⁾. "Едва ли полезно, - писал сенатор В.П. Череванский, - создавать мусульманский Рим". Для уменьшения влияния Оренбургского собрания предлагалось расчленить его по территориям и по народностям не тюркской расы, создав окружные правления: Петербургское, Крымское, Кавказское, Сибирское, Оренбургское, Степное, Башкирское⁽⁴³⁾. Относительно Туркестанского края и киргизского населения, в частности, В.П. Череванский высказался за нежелательность регламентации их вероисповедных дел. По вопросу замещения духовных должностей он считал необходимым установить правила, согласно которым низшее духовенство должно было избираться мечетским обществом, без учета образовательного уровня кандидатов, лица же высшего духовенства должны были утверждаться в должности "русской властью", при учете "воли избирателей" и после сдачи необходимых экзаменов⁽⁴⁴⁾. В своей "Записке" В.П. Череванский обратился к интерпретации понятия "магометанское духовенство". Так, он замечал, что мусульмане совсем не имеют духовной иерархии, и на духовные должности избирают однообщинников. Например, в Средней Азии социальное положение служителей веры является дополнительным к профессии молочного торговца или ремесленника. Поэтому, по мнению В.П. Череванского, "выделение служителей веры из общего гражданского уровня сородичей не соответствует шариату". Также не имеет оснований в Коране и практика экзаменов для определения в духовной должности. По мусульманскому обычаю, специальных программ не существует, а вместо экзаменов происходит лишь обмен мыслями по вопросам веры⁽⁴⁵⁾. Совещание согласилось с заключениями В.П. Череванского относительно Туркестанского края и киргизского населения, а также идеей о расчленении округа Оренбургского собрания⁽⁴⁶⁾. Особое мнение по поводу "Записки" выразил представитель от Министерства народного просвещения А.С. Будилович, который указывал на необходимость знания русского языка всеми духовными лицами. Также он предлагал учреждение муфтиатов не по национальному, а областному принципу⁽⁴⁷⁾. В результате изменения в 1906 г. порядка рассмотрения законопроектов материалы совещания 1905 г. не получили законодательного оформления, а были переданы в Совет министров, а затем в МВД.

Революционное движение 1905-1906 гг. и связанный с ним подъем национально-религиозного и культурного движения на окраинах сделали общественное мнение важным фактором политической жизни. Из среды мусульманской общественности выдвигались собственные проекты управления духовными делами. Так, участники Всероссийского мусульманского съезда 1906 г. в Нижнем Новгороде высказались за устранение правительственного контроля за деятельностью управлений, сосредоточение в руках последних, на автономных началах, не только религиозного, но и школьного и благотворительного дела мусульман. По мысли участников съезда, империя должна была быть поделена на шесть округов (муфтиатов): два Кавказских, Оренбургский, Таврический и Туркестанский во главе с выборными шейх-уль-исламами. Кроме того, предполагалось создать высшую духовную должность раис-уль-ислама, который бы был представителем всего российского мусульманства с правом доклада императору⁽⁴⁸⁾. Этот проект, как и последующие предложения, выдвигавшиеся из среды мусульманских депутатов Государственной думы (в основном кадетского направления), не был использован в реформаторской деятельности правительства. Власть предпочитала опираться на консервативное духовенство, которое являлось более "лояльным современному режиму"⁽⁴⁹⁾. Хотя иногда в правительственных кругах высказывались сомнения относительно сохранения вообще муллами в будущем своего влияния на население. Опасаясь проникновения в среду духовенства либеральных идей, в 1911 г. МВД сообщило губернаторам, что все лица, окончившие курс некоторых новометодных медресе (Галеевское в Казани, медресе Алийе в Уфе и другие), не могут занимать должности мулл без "удостоверений губернского начальства в их политической благонадежности и непричастности к религиозно-национальной агитации". В этом же г. было дано распоряжение о недопущении к преподаванию в мектебе и медресе мусульман, получивших богословское образование за границей, преимущественно в Турции и Египте⁽⁵⁰⁾. МВД при утверждении мулл в должностях требовало от губернских правлений "самым тщательным образом удостоверяться в том, что представленный кандидат не имеет прикосновения к мусульманскому движению"⁽⁵¹⁾. Случалось, что власть теряла доверие к своим собственным ставленникам. Так, сотрудник МВД И. М. Платонников, проводивший ревизию в 1910 г. Оренбургского собрания, отмечал, что муфтий Султанов, прежде оказывавший содействие правительству в распространении знаний русского языка среди духовенства и вообще сближению мусульман с русскими, в 1904 г. "поддался влиянию татарских народников"⁽⁵²⁾. В период 1911-1913 гг. многие мусульманские духовные лица были арестованы по подозрению в причастности к панисламизму. Особенно тщательно подбирались кандидаты на должность муфтия. Иногда выбор властей шел вразрез с мнением общественных кругов. Так, в 1915 г. татарская печать либерального направления протестовала против назначения оренбургским муфтием М.С. Баязитова⁽⁵³⁾. Важной проблемой во взаимоотношениях власти с духовенством являлся вопрос участия государственных средств в содержании мусульманских духовных лиц. До 1904 г. Таврическое правление существовало за счет казны. С 1 января 1905 г. расход на Таврическое собрание устанавливался в размере 10700 руб. в год из средств казначейства, но с обращением в пособие казне равной суммы из процентов с вакуфного капитала упраздненных мечетей Таврической губернии. Штаты и оклады для Оренбургского собрания, утвержденные 15 января 1836 г., и дополненные Положением 30 марта 1843 г. оставались без изменений. От казны ежегодно начислялось 4430 руб. 55 коп. В 1834 г. был введен сбор с заключения браков магометанами, который также шел на финансирование Собрания. В Закавказском правлении законом 1872 г. государственные субсидии предусматривались лишь на "некоторое время", по истечении которого предполагалось перейти на использование вакуфных средств. В объяснительной записке М.С. Баязитова к проекту штата Оренбургского собрания в 1916 г. указывалось, что по льготам и жалованью служащим Оренбургское собрание вполне может быть приравнено к Губернскому правлению⁽⁵⁴⁾. Однако множество представлений по проблеме штатов и окладов так и осталось в канцелярии ДДДИИ без законодательного движения. Официально представители власти не раз заявляли о том, что "лишь православная церковь имеет право получать от государства средства на удовлетворение своих нужд"⁽⁵⁵⁾. При этом, находя ходатайства "справедливыми", МВД, не меняя общего законодательства, назначало пособия отдельным муфтиям. Так, с 1886 по 1915 гг. муфтий М. М. Султанов получал прибавку к штатному окладу в сумме 3428 руб., единовременные пособия назначались муфтию М.С. Баязитову. Испрашивая разрешение на выделение пособия Баязитову, МВД мотивировало свою просьбу следующим образом: "Оренбургский муфтий является главой обширного региона, населенного мусульманами, и вместе с тем высшим правительственным органом по управлению ими и несет двоякие обязанности: по званию муфтия и председателя Оренбургского собрания, ведущего огромное делопроизводство. Его назначение - быть выразителем видов правительства в деле управления мусульманами. При существующем положении трудно будет найти соответствующего кандидата на должность, имеющую большое политическое значение и требующую от кандидатов специальной подготовки и политического направления, отвечающего видам правительства"⁽⁵⁶⁾.

По мнению властей, подъем религиозного и национально-культурного движения среди мусульман угрожал "государственным интересам" империи. Особенно опасным казался "пантатаризм", процесс поглощения татарами других народностей и одновременное их "омусульманивание". Для выработки мер, противодействовавших "татарско-мусульманскому влиянию" в Приволжском крае, в 1910 г. при МВД было созвано Особое совещание под председательством А.А. Харузина. В связи с поставленной проблемой вопрос об организации духовного управления опять оказался в поле зрения правительственных кругов. На заседаниях неоднократно обращалось внимание на тот факт, что Оренбургское духовное собрание, "находящееся фактически в руках татар", является "распространителем татарского влияния от Туркестана до Бухары"⁽⁵⁷⁾. По мнению Совещания, целью правительства должны стать децентрализация управления и ослабление значения Оренбургского собрания, а ближайшей мерой в этом направлении - изменение постановки испытаний на звание мулл, а именно, предоставление возможности получения звания вне Собрания путем создания особых временных испытательных комиссий вне Уфимской губернии и утверждение программ для экзаменов МВД⁽⁵⁸⁾. Предположения Совещания также не получили законодательного развития.

В 1910-1912 гг. по поручению МВД были произведены ревизии Оренбургского и Таврического управлений (первые в истории этих учреждений правительственные ревизии). В отчете И. М. Платоникова о ревизии Оренбургского собрания в 1910 г. указывалось на канцелярскую рутину в Собрании, несамостоятельность его членов, симпатии Собрания к прогрессивному духовенству и содействие развитию религиозных, а не русских правительственных школ⁽⁵⁹⁾. Заключение ревизии гласило: "Собрание устарело, не удовлетворяет ни задачам государственного управления, ни потребностям мусульманского населения"⁽⁶⁰⁾. Ревизия Таврического правления Н.И. Павловым в 1912 г. дала более положительный отзыв, хотя отмечались и недостатки: канцелярское отношение к важным делам, пассивность в школьной области, утверждение новометодных школ как конфессиональных, отсутствие противодействия влиянию турецкого мира⁽⁶¹⁾.

В 1914 г. было созвано очередное межведомственное совещание для рассмотрения целого комплекса проблем, связанных с "мусульманским вопросом" в России. Для обсуждения деталей устройства духовного управления, таких как штаты, оклады и т.п., были приглашены представители мусульманского духовенства. Основная же дискуссия, развернувшаяся вокруг принципов существования этих органов в условиях развития "пантатаризма", проходила без участия духовных лиц. Для совещания чиновником особых поручений при МВД С. Г. Рыбаковым была составлена записка "По вопросу об объединении управления мусульман России", в которой автор выражал мнение о необходимости установления единообразия основ религиозной организации "ввиду однородности условий духовно-религиозной жизни мусульман⁽⁶²⁾. По мнению С.Г. Рыбакова, "государство само создало магометанское духовенство как сословие и тем косвенно содействовало возникновению татаро-мусульманской пропаганды среди финских народностей в Поволжье, Приуралье и Сибири, процессу поглощения их татарами, укреплению ислама в России, а через это усилило разобщенность между нашими инородцами и русской культурой"⁽⁶³⁾. Управление при посредстве окружных правлений служит "не интересам государства, а интересам ислама". В меньшем противоречии с государственными интересами была бы позиция полного уклонения закона от регламентации духовно-религиозной жизни мусульман, которая, на взгляд С.Г. Рыбакова, могла бы служить исходной точкой зрения при рассмотрении вопроса о духовном управлении мусульман. По поводу этой "Записки" противоположное суждение выразил заведующий отделом Среднего Востока МИД В.О. Клемм. Так, он считал, что мусульмане России не представляют единства, и потому "подводить всех под одну шапку едва ли возможно". Менять же существующий порядок в Закавказье, Оренбурге и Крыму было бы опасно⁽⁶⁴⁾. В ходе обсуждения поставленных вопросов на совещании определились два мнения: 1. "Необходимы меры не против ислама, а против противогосударственных учений политического и национального характера. Создание единообразия в управлении духовными делами на всей территории империи станет препятствием сектанству". Необходимо создание муфтиатов по национальностям для уменьшения роли татар; 2. Ислам - "религия, не терпимая к иноверцам, поэтому охранение ее чистоты не может являться задачей государства". По примеру неудавшейся попытки препятствовать полонизации литовцев и белорусов, "национализация магометанского духовенства едва ли может противостоять татарскому влиянию. К тому же, укрепление самобытности народностей, низших по культурному уровню, препятствует сближению с русскими, к чему должна стремиться правительственная власть"⁽⁶⁵⁾. В результате большинство участников проголосовало за сохранение Таврического и Оренбургского муфтиатов и изъятие татар Степного края из Оренбургского округа, а относительно местностей без духовных учреждений - за организацию управления на таких началах, чтобы "духовные лица являлись только служителями данного культа"⁽⁶⁶⁾.

Из обширной программы преобразований, намеченных актом 17 апреля 1905 г., только один вопрос получил разрешение - предоставление льгот по воинской повинности магометанскому духовенству в Таврическом и Оренбургском округах⁽⁶⁷⁾. Остальные вопросы, несмотря на многочисленные ходатайства мусульман, выступления мусульманской фракции в Думе - с одной стороны, и непрерывное их обсуждение в министерских кругах - с другой, так и остались в прежних законодательных формах. Стараясь избегать посягательств на веру и опасаясь проявлений "возможного мусульманского фанатизма", правящие круги предпочитали ограничиваться полумерами.

С падением самодержавия вопрос отношения власти к мусульманскому духовенству не потерял своей актуальности. В канцелярии ДДДИИ МВД сохранилась записка С.Г. Рыбакова " К вопросу об устройстве духовного быта мусульман России", составленная в апреле 1917 г. и отражающая взгляд уже другой политической системы, выраженный человеком, участвовавшим в реформаторской деятельности самодержавия. По мнению С.Г. Рыбакова, вопрос о преобразовании духовного управления являлся важным на данный момент ввиду, во-первых, изменения государственного строя, а во-вторых, возможных "выступлений мусульманских народностей в сторону политического и культурно-национального самоопределения"⁽⁶⁸⁾. В связи с этим С.Г. Рыбаков предлагал создать, на автономных началах, общую систему управления духовными делами, распространив ее на все регионы империи с мусульманским населением. При формировании округов С.Г. Рыбаков считал необходимым использовать областной, а не "племенной" принцип. Теперь, по его мнению, за основу можно было бы взять некоторые идеи мусульманского съезда 1914 г. в Петербурге (съезд 1914 г. выработал проект "Пожелания об управлении духовными делами мусульман", в основу которого был положен соответствующий проект Всероссийского мусульманского съезда 1906 г.). В новых политических условиях государство, как полагал С.Г. Рыбаков, не должно покровительствовать какой-либо религии и, следовательно, духовные управления не могут больше являться органами государственной власти⁽⁶⁹⁾. Оценивая предыдущие действия МВД, С.Г. Рыбаков считал ошибочной ориентацию власти на консервативные элементы. Стремление к культурно-национальному самоопределению, по мнению автора "Записки", еще не являлось угрозой для целостности государства, а именно прогрессивные элементы русского мусульманства содействовали сближению с русской государственностью⁽⁷⁰⁾.

В Российской империи система управления мусульманскими духовными делами была построена на различных основаниях. Со второй половины XVIII в. правительство считало необходимым регламентировать "духовный быт" мусульман, определив в законе подробности управления. Эта точка зрения привела к учреждению Оренбургского собрания (1788 г.), Таврического правления (1831 г.), и двух Закавказских правлений (1872 г.). Результат этого взгляда - включение мусульманского духовенства в структуру государственного управления и признание шариата в правовой жизни мусульман. В отношении областей, присоединенных позже, была применена другая точка зрения - мусульманские духовные лица воспринимались только как служители веры. В решении судебных дел предпочтение отдавалось адату. Вероятно, вторая позиция была более предпочтительна для власти, но приходилось считаться с уже имевшейся конфессиональной организацией духовенства, которую нельзя было просто отменить. Поэтому единственное, на что шла власть - это ограничение территориальной компетенции органов управления. Существовавших духовных лиц правительство сумело сделать своими агентами, что позволяло власти использовать их в своих интересах, иметь их в качестве посредников в общении с мусульманскими подданными.

⁽¹⁾ ПСЗ-1. Т. 22. N 16710.

⁽²⁾ ПСЗ-1. Т. 23. N 17174.

⁽³⁾ ПСЗ-2. Т. 6. N 5033.

⁽⁴⁾ Свод Законов (СЗРИ). 1857. Т. 11. Ч. 1. Ст. 1140.

⁽⁵⁾ Справка Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД (ДДИИ) о преобразовании магометанских учреждений. 3 мая 1875 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 616. Л. 2-2 об.).

⁽⁶⁾ Там же. Л. 6 об.

⁽⁷⁾ Представление управляющего Оренбургской губернией министру внутренних дел, 31 янв. 1867 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 594. Л. 43-44).

⁽⁸⁾ Там же. Л. 43 об.-49 об.

⁽⁹⁾ Ответ П.А. Валуева оренбургскому генерал-губернатору, 1867 г. (Там же. Л. 62 об.).

⁽¹⁰⁾ Ответ А.Е. Тимашаева оренбургскому генерал-губернатору, 15 июня 1868 г. (Там же. Л. 94-97).

⁽¹¹⁾ Новороссийский и бессарабский генерал-губернатор - министру внутренних дел, 26 октября 1869 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 605. Л. 35 об.-42 об.).

⁽¹²⁾ РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 616. Л. 27.

⁽¹³⁾ Там же. Л. 28 об.-31.

⁽¹⁴⁾ Представление А.Е. Тимашаева в Комитет министров. 1875 г. (там же. Л. 46 об.).

⁽¹⁵⁾ Отношение наместника Кавказского от 15 января 1869 г. председателю Кавказского комитета с проектами положений об управлении закавказским духовенством шиитского и суннитского толков. (РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 610. Л. 4 об.-6).

⁽¹⁶⁾ Там же. Л. 5.

⁽¹⁷⁾ Пояснительная записка к проектам начальника Главного управления А.П. Николаи (Там же. Л. 36).

⁽¹⁸⁾ СЗРИ. 1896. Т. 11. Ч. 1. Ст. 1463.

⁽¹⁹⁾ Там же. Ст. 1475 по продолжению 1912 г. Ст. 1476, 1477.

⁽²⁰⁾ Разъяснительная записка министерства юстиции на запрос нидерландского посланника в С.-Петербурге "Права мусульман в России. Объем действия магоментанского права в России". 1913 г. (АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 1558. Л. 9 об.-10).

⁽²¹⁾ Замечания на Положение об управлении закавказским духовенством М.А. Казем-Бека (РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 610. Л. 92).

⁽²²⁾ Мнение соединенных департаментов законов и государственной экономии (Там же. Л. 149 об.-150).

⁽²³⁾ Докладная записка С.Г. Рыбакова по вопросу об объединении управления мусульман России. 1914 г. (Там же. Д. 1258. Л. 448).

⁽²⁴⁾ Там же.

⁽²⁵⁾ По данным МВД на 1912 г., в ведении окружных правлений находились территории, на которых проживало лишь около 30% всех мусульман империи, 21% которых подчинялся Оренбургскому духовному собранию.

⁽²⁶⁾ 1863, августа 25. Донесение оренбургского и самарского генерал-губернатора А.П. Безака министру внутренних дел П.А. Валуеву о кандидатах для временного замещения должности муфтия. (Материалы по истории народов СССР. Вып. 6. Татарская АССР. Материалы по истории Татарии второй половины девятнадцатого века. Ч. 1. М.-Л., 1936. С. 167-168.

⁽²⁷⁾ СЗРИ. 1857. Т. 11. Ч. 1. Ст. 1236.

⁽²⁸⁾ Записка С.Г. Рыбакова "К вопросу об устройстве духовного быта мусульман России". 1917. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 567. Л. 89 об.).

⁽²⁹⁾ Проект представления П.А. Валуева в Комитет министров, не позднее 5 ноября 1864 г. (Материалы по истории... С. 179).

⁽³⁰⁾ Там же. С. 178-179.

⁽³¹⁾ Отчет о мероприятиях МВД по отношению к магометанству за 1892 год (черновой). (РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 406. Л. 5-5 об.).

⁽³²⁾ Записка С.Г. Рыбакова (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 567. Л. 9).

⁽³³⁾ Военное министерство, Главный штаб, Азиатская часть - Министру внутренних дел - "По поводу возбужденного туркестанским генерал-губернатором вопроса о пересмотре узаконений, касающихся мусульманского духовного управления". 16 мая 1900 г. (АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 1267. Л. 2 об.-3).

⁽³⁴⁾ Там же. Л. 3 об.

⁽³⁵⁾ Всеподданейший доклад туркестанского генерал-губернатора ген. от инфантерии С.М. Духовского "Ислам в Туркестане". Ташкент, 1899. С. 3.

⁽³⁶⁾ Там же. С. 18.

⁽³⁷⁾ Там же. С. 7.

⁽³⁸⁾ Общий свод работ Комиссии по вопросу об устройстве мусульманского управления в Туркестанском крае (АВПРИ. Ф. 147. Д. 1267. Л. 16).

⁽³⁹⁾ Там же. Л. 15 об.

⁽⁴⁰⁾ Отзыв С.Ю. Витте на проект временных правил об устройстве духовных дел мусульман в Туркестанском крае (секретный) (РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 409. Л. 4 об.-15).

⁽⁴¹⁾ Записка В.П. Череванского "По делам веры мусульман-суннитов". 1906 г. (Библиотека РГИА. Печатная записка N 747 п. С. 2-7).

⁽⁴²⁾ Там же. С. 39.

⁽⁴³⁾ Там же. С. 42.

⁽⁴⁴⁾ Там же. С. 50.

⁽⁴⁵⁾ Там же. С. 85.

⁽⁴⁶⁾ Журнал N 6 Особого совещания по делам веры гр. А.П. Игнатьева. Заседание 20 и 24 апреля 1906 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 35. Л. 57 об.).

⁽⁴⁷⁾ Там же. Л. 59.

⁽⁴⁸⁾ Третий Всероссийский мусульманский съезд. Казань, 1906. С. 8.

⁽⁴⁹⁾ Там же. Л. 11 об.

⁽⁵⁰⁾ Записка С.Г. Рыбакова. 1917 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 567. Л. 15 об.-16).

⁽⁵¹⁾ Дело Таврического губернского правления с циркулярами высшего начальства для сведения и руководства. 12.12.1911. (Кричинский Арслан. Очерки русской политики на окраинах. Ч. 1. К истории притеснений Крымский татар. Приложение: секретные документы. С. 138).

⁽⁵²⁾ Рапорт и записка И.М. Платонникова по командировке в Уфу и Оренбург в 1910 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 625. Л. 14-14 об.).

⁽⁵³⁾ ДДДИИ - Брюн де Сент-Ипполиту. 19.08.1915. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 608. Л. 34).

⁽⁵⁴⁾ Объяснительная записка М.С. Баязитова по проекту штата Оренбургского Магометанского Духовного Собрания. 1916. (Там же. Л. 148).

⁽⁵⁵⁾ Журнал заседания от 29 апреля 1914 г. особого совещания по мусульманским делам при МВД (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 576. Л. 173-173 об.

⁽⁵⁶⁾ ДДДИИ, октябрь 1916 г.. Об увеличении содержания по должности Оренбургского муфтия (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 608. Л. 155-155 об.

⁽⁵⁷⁾ Представление П.А. Столыпина в Совет министров 15 января 1911 г. "О мерах для противодействия панисламистскому и пантуранистскому влиянию среди мусульманского населения" (Библиотека РГИА. Печ. зап. N 747 п. С. 4).

⁽⁵⁸⁾ Там же. С. 9-12.

⁽⁵⁹⁾ Журнал заседания 9-10 мая 1914 г. Особого совещания. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 576. Л. 235 об.-237).

⁽⁶⁰⁾ Рапорт И.М. Платоникова по командировке в Уфу и Оренбург в 1910 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 625. Л. 82-83).

⁽⁶¹⁾ Журнал заседаний, 9-10 мая 1914 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 625. Л. 627).

⁽⁶²⁾ Докладная записка С.Г. Рыбакова (АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 1258. Л. 448 об.).

⁽⁶³⁾ Там же. Л. 449-450.

⁽⁶⁴⁾ Там же. Л. 445.

⁽⁶⁵⁾ Общая сводка положений, принятая Совещанием (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 577. Л. 448-454 об.).

⁽⁶⁶⁾ Журнал заседания 9-10 мая 1910 г. особого совещания (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 576. Л. 263 об.-264).

⁽⁶⁷⁾ СЗРИ. 1915. Т. 4. Ст. 98.

⁽⁶⁸⁾ Записка С.Г. Рыбакова, 1917 г. (РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 567. Л. 2).

⁽⁶⁹⁾ Там же. Л. 25 об.

⁽⁷⁰⁾ Там же. Л. 13-14.

"Исторический ежегодник", 1997 год, страница 40-55.
© Омский государственный университет, 1999

http://www.omsu.omskreg.ru/histbook/articles/y1997/a040/article.shtml

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на 2-х доменах: www.hrono.ru и www.hronos.km.ru,

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС