Есть литература ласковая. Она уводит читающего от жизни и стелит мягко. Уводит далеко и стелит так мягко, как не бывает в жизни. Этот рассказ прямая противоположность. Его сюжет жесток, герои настоящи, а диалог срывается в крик, в истерику. Всё - как и бывает в заглазной московской больнице. Это литература оголённого нерва, исступления на грани болевого шока. Традиция, которая пронизала русскую литературу на века. Путь, который торили Солженицын, Достоевский, Аввакум.
В событийную основу рассказа, опубликованного в журнале "Октябрь", легли случаи с бездомными, которых, наверное, было много в Москве, во всяком случае о них печатали в газетах. Печатали, вряд ли подозревая, что повторяют фактически библейский сюжет смерти и воскресения. Не удивительно: Евангелие в журналистике вспоминают разве что в связи с походом главы государства в церковь, никак не в связи с бомжами.
Духовная история народа, как показывает происходящее на наших глазах, вовсе не прямая линия. Она обладает цикличностью, возвращаясь к одним и тем же основам. Этот рассказ - призыв вернуться к человеколюбию. И если пасхальные рассказы Куприна (“Инна”, “По-семейному”, “Пасхальные яйца”) наполнены весенним дыханием надежды, то у автора “Конца века” пасхальный сюжет разворачивается под морозное Рождество, когда нет ещё ни одного признака перемены к теплу. Это литература безнадёжности. Или так только кажется?
Слог автора дышит удивительно широко, звучание рассказа вдохновенно, как ни в одном современном тексте ласковой литературы. Так значит, у автора была надежда, значит, он хотел донести её, если сумел взять такое свободное дыхание...
Жертвуя фактической точностью (Рождество-Пасха), уходя целиком в психологизм, если не в физиологию переживания, автор заряжает рассказ верой. И требует от читающего соизмеримого нервного напряжения, чтобы её разделить. Требует отхода от общепринятого. Или по крайней мере жёстоких вопросов к самому себе. Тех самых, на которые нет ответа. Или так только кажется?
Кончился век, но кончилась ли история, не поспешили ли объявить её окончание? Возврат к истокам всегда предвещает новый толчок вперёд. И если существует спрос на ласковую литературу, ту, которая достаточна для чтения перед сном в будние дни, то должна быть потребность и в литературе яростной проповеди. Той, которой необходимо посвящать всё воскресение. Это не вызывает сомнений. Это закон духовной истории народа и его литературы.
Д. Крылов 12 марта 2000 г. Сиэтл
Биографическая справка:
Павлов Олег Олегович родился в 197О году в Москве. После окончания школы работал, проходил службу в конвойных войсках. Публиковался со стихами и очерками как военкор газеты "Дзержинец" ВВ МВД СССР по Средней Азии и Казахстану с мая по октябрь 1998 года. После службы в армии поступил на заочное отделение Литературного института. Лауреат премий журналов "Новый мир", "Октябрь". Автор романов "Казенная сказка" (1994), "Дело Матюшина"(1997), "В безбожных переулках"(1998) и "Степной книги"(1998)
Библиография:
Казенная сказка, роман (НОВЫЙ МИР, N7, 1994)
Митина каша, соборный рассказ (НОВЫЙ МИР, N1О, 1995)
Конец века, соборный рассказ (ОКТЯБРЬ, N3, 1996)
Дело Матюшина, роман (ОКТЯБРЬ, N1-2, 1997)
Яблочки от Толстого, вольный рассказ (ДРУЖБА НАРОДОВ,
N1О, 1997);
а также сброник "Букер в России", М. издательство имени
Сабашникова, 1997
Степная книга, повествование в рассказах (СПБ. издательтсво
"ЛИМБУС ПРЕСС", 1998)
В безбожных переулках, роман (публиковался в сокращение
в газете "ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ"
как роман с продолжением с сентября по декабрь 1998 года;
анонсирован журналом
"Октябрь" для публикации в 2ООО году)
Эпилогия, вольный рассказ (ОКТЯБРЬ, N1, 1999;
весь цикл "вольных рассказов" анонсирован журналом "Октябрь"
для публикации в 1999-2ООО году)