|
ДРУГИЕ ПРОЕКТЫ:
|
Тамара Крюкова. Цена таланта
"РГ Детская" № 1/2004: Рассказ «Цена таланта» популярной
современной детской писательницы Тамары Крюковой – о приключениях школьников
Лёхи и Женьки, которые, вдохновившись полотнами современных художников,
решили приобщиться к славе и организовать выставку современного искусства…
За умеренную плату, конечно. «Искусство требует жертв», но не до такой же
степени! Друзья-товарищи потребовали «горячего» зрелища: пусть художник, как
гениальный Ван Гог, отрежет себе ухо!
В рубрике «Русский музеум» мы познакомим вас с творчеством одного из
основоположников русской реалистической живописи второй половины Х1Х века
Василия Перова.
На тему «Путешествие в прошлом» написано много повестей. Автор статьи «Уроки
мужества» расскажет вам, как воспитывались дети в дворянских семьях, чтобы
вырасти сильными, выносливыми, храбрыми и порядочными людьми.
Мы начинаем в рамках рубрики «Честь имею» серию статей «Аты-баты, шли
солдаты». Во все времена, во всех государствах существовала армия.
Преднаначение ее было всегда одинаково – защищать свое государство. А вот об
отличительных особенностях военного дела разных стран и эпох мы хотим вам
рассказать…
А еще – ваши любимые постоянные рубрики: «Из школьных сочинений», «Умелые
руки», «Сказки для детишек…», «Игротека», «Страничка детского творчества» и
многое другое.
Тамара Крюкова
Цена таланта
Художник В.Смирнов
— Всё! Пропали выходные, — мрачно заявил Лёха в телефонном разговоре с
Женькой.
— А чего такое? — обеспокоился Женька.
— Из Иванова приехала мамина двоюродная сестра с дочкой. Будут по музеям
таскаться. Они обе на живописи помешаны. Дочка в художественную школу ходит.
— А ты-то тут при чем?
— Мама велела мне идти с ними. Мол, нечего балбесничать. Прикинь, в такую
погоду целый день картинки рассматривать, — сокрушался Леха.
— Ничего, зато приобщишься к культуре, — подтрунил над другом Женька.
— Смеешься? Тебе бы так, — буркнул Леха. И тут его осенило: — Слушай, пойдем
с нами? После выставки мы в «Макдоналдс» собираемся.
Последнее замечание значительно усилило желание Женьки приобщиться к
искусству. Он согласился, не подозревая, что поход в картинную галерею
откроет новую страницу в его жизни.
Первые полтора часа Женька и Леха прилежно таращились на полотна великих
мастеров, в ожидании, когда же Лехиной тетке и ее дочке надоест по полчаса
торчать возле каждой картины. Постепенно терпение друзей стало подходить к
концу. От портретов и пейзажей пестрило в глазах. Некоторое время они
развлекались тем, что, переходя из зала в зал, соревновались, кто первый
займет место на диванчике для посетителей, но скоро надоело даже это
«глубоко интеллектуальное» занятие.
Женька понял, что погорячился, согласившись вместе с Лехой сопровождать его
родственников. Воображение рисовало ему, как он мог бы лежать с книжечкой на
диване или гонять по улице на велосипеде, а тут нельзя было даже толком
поговорить, потому что тишину строго охраняли суровые тетки в синих
униформах. Женьку охватила непередаваемая тоска, но именно в момент полной
безнадежности судьба послала ему сюрприз.
Поднявшись по лестнице, они вошли в зал современного искусства, и их взору
предстало огромное полотно ядовито-желтого цвета, по которому шла жирная
черная полоса. Вся эта красота называлась «Композиция № 145».
Легкое недоумение на лице у Женьки сменилось интересом, а потом он
восхищенно выдохнул:
— Видал?
— А мне старые картины больше нравятся. Там все как настоящее, — сказал
Леха, не разделявший Женькиного восторга.
— Ничего ты не понимаешь, — с жаром возразил Женька. — Ивана Грозно
го, который сына убивает, в музей каждый дурак возьмет. А вот чтобы такую
мурню пристроить — тут талант нужен.
С этим было трудно не согласиться. Леха и сам не понимал, что особенного в
этой мазне, чтобы ее надо было выставлять на всеобщее обозрение, да еще в
картинной галерее.
Другие стены были увешаны не менее «содержательными» композициями под
разными номерами. Но особенно Женьку сразила карандашная почеркушка,
вывешенная в рамочке на почетном месте.
— Полный атас! — воскликнул он. — На те картины хоть полведра краски
ушло, и еще малевать надо не меньше часа, а тут каракули, которые я за пять
минут накалякаю, и тоже в рамочке висят. Интересно, кто это такой умный?
Женька склонился над табличкой с именем художника и прочитал:
— Пикассо!
Именно в этот миг у Женьки возникла очередная гениальная идея. Он осознал,
что создан для искусства. Его так захватила эта мысль, что даже поход в «Макдонаддс»
потерял свою привлекательность.
Придя домой, Женька окончательно решил, что станет художником. В его голове
теснились мысли о том, как его картины выставят в галерее и вся школа пойдет
смотреть. А Синицына подойдет к нему и извиняющимся тоном скажет: «Прости,
что я не верила в твой талант». А он просто и благородно ей ответит: «Ты
никогда меня не понимала. Но я тебя прощаю».
Дело оставалось за малым: нарисовать картины и пристроить их в музей. Женька
с головой погрузился в решение этой сложной задачи и сразу же столкнулся с
первой трудностью. Оказалось, быть художником — занятие не из дешевых. Узнав
цену масляных красок, Женька понял, что ядовито-желтое полотно, занимавшее в
галерее чуть ли не всю стену, — это по-настоящему дорогая картина. Исходя из
его личных сбережений, новоиспеченному таланту пришлось довольствоваться
гуашью и углем.
Сделав необходимые приобретения, Женька обложился репродукциями, книгами о
современных художниках и даже два раза сходил в музей современного
искусства. Две недели Женька трудился не покладая рук. Дойдя до композиции №
39, он перешел к серии портретов.
Каждый раз, когда Леха заходил за Женькой, чтобы позвать его на улицу, он
неизменно находил друга в процессе создания нового шедевра. Вдохновение не
покидало мастера. Вот и в тот день — стоило Лехе переступить порог
Жень-киной комнаты, как живописец выставил перед ним очередное «полотно».
По сравнению с намалеванной на листе рожей Фредди Крюгер был красавцем. Из
квадратной головы торчали квадратные уши. Один глаз находился на лбу, а
другой — на щеке. Перекошенный рот разинут в судорожной гримасе, то ли
смеха, то ли ужаса. Как будто этот урод только что увидел себя в зеркале.
— Ну как,? — спросил Женька и, не дожидаясь, ответа, положил рядом
журнальную репродукцию. — Не хуже, чем у Пикассо, правда?
Леха посмотрел на страницу журнала и искренне ответил:
— Не хуже.
— То-то же. Дарю. Повесишь над своим письменным столом. Когда-нибудь это
будет стоить кучу денег, — щедро предложил Женька.
— Нет, не надо, — отказался Леха.
Он ни за какие деньги не хотел любоваться этим безобразием. Однако Женька
по-своему истолковал скромность друга:
— Бери, бери. Можешь не благодарить. Это по дружбе.
Отказаться от столь бескорыстного дара было совсем неудобно, и Леха без
особого интереса спросил;
— А это кто?
— Вот чудак! Это же ты.
— Я?!
— Ну да. Видишь, синий свитер с красной полоской?
На этом сходство заканчивалось.
— По-твоему, это на меня похоже? — сказал Леха, и его голос непроизвольно
задрожал от обиды.
— Дело не во внешнем сходстве, а в том, как художник это чувствует, —
пояснил Женька и, выложив перед Лехой очередную репродукцию, язвительно
спросил: — По-твоему, это похоже на «Обнаженную женщину, расчесывающую свои
волосы»?
-Нет.
— Ну вот, а чего же ты тогда хочешь от меня? Я же не фотограф, а художник.
Почувствуй разницу. Я тут, между прочим, почти весь класс нарисовал. Хочешь,
покажу?
Просмотрев портретную галерею, Леха убедился в том, что он еще не самый
урод.
— А это что за петух ощипанный со страшной мордой? — спросил Леха.
— Это же Петухов! Похоже, правда? — обрадовался Женька. — На выставке все
увидят, вот смеху будет.
— На какой еще выставке?
— На персональной. Сразу в Третьяковке никого выставлять не станут.
Для начала художнику надо организовать свою выставку.
— Где же ты ее организуешь? — с недоверием спросил Леха.
— Не волнуйся. Я все продумал. Помнишь двухэтажку, которая на снос?
Леха молча кивнул, и Женька с жаром продолжил:
— Из нее всех уже выселили, и сейчас она пустует. Нужно ловить момент, пока
ее не снесли.
Как всегда, Женькин энтузиазм и вера в успех заразили Леху. В тот же день
они обследовали помещение новой «галереи искусств» и приступили к расчистке
территории для персональной выставки.
Следующий день ушел на то, чтобы написать вывеску:
«Галерея современного
искусства.
Персональная выставка Евгения Москвичева»
Женька пририсовал палитру с кистями. Получилось очень здорово. Все
«полотна» были развешаны при помощи скотча. Дойдя до портрета Петухова, Леха
предостерег:
— Знаешь что? Ты это... лучше его убери.
— Почему? Ведь похоже. Ты же сразу угадал.
— А если Петух тоже угадает? Мало не покажется, — зловеще произнес Леха.
— Как ты не понимаешь, это же самовыражение! — распалился Женька.
Леха по опыту знал, что когда Женька впадал в раж, спорить с ним было
бесполезно, поэтому примирительно сказал:
— Я-то понимаю, но вообще рисуй лучше композиции. Они тебе больше удаются. —
А про себя подумал: «За них хоть в пятак не схлопочешь».
Наконец все приготовления были закончены. Оглядев свою работу, Женька
заявил:
— Чтобы все было по правилам, вход надо сделать платный.
— Скажешь тоже! Кто же за деньги пойдет на это смотреть? — недоверчиво
спросил Леха.
— Кто надо, тот и пойдет. Мы с тобой тоже не за бесплатно на разные
композиции смотрели. Картинная галерея — это тебе не выставка детского
рисунка. Я билеты на компьютере сделаю. Главное — назначить
нормальную цену. Как ты думаешь, по рублю продавать или не мелочиться и
забабахать по пятерке?
— За пятерку как бы еще не вздули, — высказал свои опасения Леха.
— Убедил. Билеты будут по рублю. Надо нести искусство в массы, — согласился
Женька.
— По-моему, и по рублю не пойдут, — покачал головой Леха.
— Спокуха! Я все продумал, — как всегда, не унывал Женька.
Он не зря прочитал столько статей и книжек про художников. Из прочитанного
Женька сделал вывод, что по-настоящему гениального художника отличают
странности, вроде как у него не все дома. Самый супер был, когда один
художник отхватил себе ухо. Может, без этого отрезанного уха никто бы о нем
в жизни не узнал. Что и говорить, это было круто, но повторяться не стоило.
Приходилось поломать голову, как еще привлечь к себе внимание.
Женька целый час бился над этой проблемой, когда ему на глаза попалась
картинка из детской книжки, где был нарисован художник с шеей, обмотанной
длинным шарфом. Прикинув так и сяк, Женька решил, что это как раз то, что
нужно. Шерстяной шарф в майскую жару наверняка заметят, а для здоровья это
гораздо полезнее, чем отрезанное ухо.
Достав из шкафа мамин вязаный шарф в сине-белую полоску, который покоился с
остальными зимними вещами, Женька обмотал его вокруг шеи, придал своему лицу
отрешенный вид и отправился в школу. Погода стояла на редкость жаркая. На
улице народ поглядывал на него как на ненормального. Женька ликовал. Все шло
как по маслу.
Однако скоро Женька понял, что по-настоящему незаурядному человеку
приходится нелегко. Шарф его порядком достал. Шея вспотела, и временами
Женьку одолевал страшный чёс, но приходилось крепиться. Успокаивало только
то, что мужику, который оттяпал себе ухо, тоже приходилось несладко, зато
теперь его картины знают во всем мире.
Новоиспеченный талант гордо вошел в школу и, нарочито не обращая внимания на
косые взгляды, направился в класс. Его гениальность была замечена достаточно
быстро.
— Москвичев, ты чего в шарфе? — спросила Синицына.
Женька сделал многозначительное лицо, но не успел ответить, как Петухов
насмешливо выкрикнул:
— А у него шея мерзнет.
Женька решил не поддаваться на провокации. Сделав вид, будто только что
очнулся от задумчивости, он спросил:
— Что? Вы о чем?
— Шарф тебе зачем? Простудиться боишься? — подтрунила над ним Майка.
— А... это, — протянул Женька, как будто только что заметил болтающуюся у
него на шее потную шерстяную колбасу. — В самом деле, откуда он? Я не
заметил.
— Ни фига себе. Морда красная, как из парилки, а он не заметил. У тебя
что,
шарики за ролики зашли? — засмеялся Петухов.
— Хватит придуриваться, — покачала головой Синицына.
— Вам этого не понять. Бывают люди, которые живут в других мирах, —
загадочно заявил Женька.
— Инопланетяне, что ли? — усмехнулась Майка.
— Я тащусь! Москвичев — лунатик. На Луне колотун, вот он и укутался, —
гоготнул Петухов.
Синицына прыснула со смеха. Это не могло не ранить тонкую, художественную
натуру Женьки.
— Петух, я сейчас тебе в глаз дам! — воскликнул он.
— Попробуй, — оживился Петухов, который всегда был не прочь помериться
силой.
Посмотрев на нависшего над ним верзилу Петухова, Женька притих.
— Я не стану унижаться до драки с тобой. Не доставлю тебе такого
удовольствия, — с чувством собственного достоинства произнес он.
— Чего? — не понял Петухов.
— Струсил, — вставил Шмыгунов.
Синицына криво усмехнулась. Это окончательно добило Женьку, и его понесло:
— Кто? Я струсил? Да вы хоть понимаете, с кем имеете дело? Некоторые, меж
ду прочим, себе уши отрезают. Вы хотите, чтобы я ухо отрезал? Хотите, да? —
не
на шутку распалился он, широким жестом запахнул шарф и покинул класс.
— Чего это он? — спросил Петухов, покрутив пальцем у виска.
— Художник, — объяснил Леха.
— Кто? Москвичев, что ли? Какой он, на фиг, художник? — засмеялся было
Петухов, но Леха вступился за друга:
— Постмодернист, вот какой.
— Иди ты! — не поверила Майка.
— А ухо тут при чем? — не поняла Синицына.
— Один художник, его Иван Гог звали, себе ухо отрезал.
— Зачем?
— Чтоб прославиться, — пояснил Леха.
— Ой, а вдруг Москвичев тоже себе ухо отрежет! Видели, как он
выскочил? Прямо бешеный, — заволновалась Синицына.
— Да врет он все, — заключил Петухов.
— Я вру? — возмущенно воскликнул выросший в дверях Женька и весомо добавил:
— Сегодня в четыре часа всех приглашаю на открытие персональной выставки.
В это время прозвенел звонок на урок, и дискуссию пришлось прервать. Во
время переклички Вера Ивановна посмотрела на взопревшего «гения» и сказала:
— Москвичев, сними шарф. Это что за шуточки?
— А он художник, — выкрикнул Юрка Петухов.
— Кстати, о художествах, Петухов. Ты случайно не знаешь, кто из
рисовал твою парту в кабинете математики? — строго спросила учительница.
Под ее пристальным взглядом Петухов сник, тотчас потеряв желание говорить на
тему искусства. Пока все отвлеклись, Женька с облегчением стянул с себя
шарф, решив до конца уроков проявлять свою незаурядность другими способами.
Весь день Женька старался вести себя, как подобает истинному художнику,
держался особняком, время от времени напуская на себя задумчивый вид, а на
большой перемене даже не побежал в буфет. Но оказалось, что эта жертва
принесена напрасно. Никто не обратил внимания на его отсутствие.
— Жень, а где у тебя выставка? — спросила Синицына после уроков.
— В двухэтажке, которая на слом, — объявил Женька.
— А я думала — правда, — разочарованно протянула Синицына.
— Между прочим, многие художники сначала выставлялись на чердаках и в
подвалах, — парировал Женька и для пущей важности добавил: — Кстати, вход
платный.
— Так это по-настоящему, что ли? — спросила Майка.
— А по-вашему, я прикидываюсь? — вопросом на вопрос ответил Женька.
— И почем билет? — спросил Петухов.
Язвительность в его тоне подстегнула Женьку, и он сам не понял, как выпалил:
— Десять рублей.
— Прикинь? Червонец-то за что? — спросил Петухов.
— Увидишь, что такое истинный художник, — загадочно сказал Женька и в
сопровождении Лехи покинул класс.
— Не понял, он чё — ухо, что ли, будет резать? — сделав страшные
глаза, спросил Шмыгунов.
Стояла чудесная погода, но Женька с Лехой не пошли гулять. Они сидели на
втором этаже пустого обшарпанного здания, на двери которого значилось:
«Галерея современного искусства»...
— Сказанул тоже: десять рублей. Тут задаром никто не придет, — протянул
Леха, который придерживался мнения, что искусство должно быть доступно для
народа.
Женька и сам понимал, что погорячился, но он не любил признавать своих
ошибок, поэтому сказал:
— Что поделаешь. Толпа никогда не признавала гениев.
Вдруг у сидевшего на подоконнике Лехи перекосилось лицо, как от нервного
тика, и он пролепетал:
— Толпа.
— Чего? — не понял Женька.
— Там толпа, — сказал Леха, махнув рукой в сторону окна.
Женька вскочил как ошпаренный, выглянул из окна и обомлел. К «галерее» шло
человек двадцать. Среди страждущих приобщиться к искусству были не только
одноклассники, но и ученики из параллельных классов.
— Ну, Леха, продавай билеты, а я пока тут все подготовлю, —
сказал Женька, и они кубарем скатились по лестнице со второго этажа вниз.
Билеты были распроданы в момент. Когда все наконец оказались в здании,
Женька повел экскурсию на второй этаж, где располагалась основная
экспозиция. Это был его триумф. Он бойко демонстрировал свои полотна, жалея,
что по настоянию Лехи убрал-таки портрет Петухова. Завершала показ
скульптурная композиция под названием «Дружба», представляющая собой две
сплющенные банки из-под кока-колы, большими гвоздями приколоченные к
фанерке.
— Это всё, — широко улыбаясь, сказал Женька.
Все продолжали глядеть на него. Никто не расходился. На лицах посетителей
читалось ожидание. В душе у Женьки шевельнулось нехорошее предчувствие. Леха
понял: будут бить.
— Всё уже, — неуверенным голосом повторил Женька.
— Как все? А ухо? — напомнил ему Петухов.
— Какое ухо? — пролепетал Женька, все еще не понимая, чего от него хотят.
— Как какое? Ты же обещал, что ухо отрежешь, как этот Ваня, как его там...
— Ван Гог, — машинально подсказал Женька.
— Во-во, — поддакнул Петухов.
— Ничего я не обещал, — попятился Женька.
— Говорил, он струсит, — сказал Шмыгунов, особенно
смачно шмыгнув носом.
— А за что мы тогда червонец заплатили? — выкрикнул Петухов. — А ну, гони
бабки назад.
Толпа угрожающе сомкнула кольцо вокруг художника и его верного помощника.
Женька мысленно поблагодарил Леху, что тот настоял убрать портрет Петухова.
Благодаря Лехиной дальновидности обошлось без драки, но с деньгами пришлось
расстаться.
Скоро Женька и Леха остались вдвоем в опустевшей «галерее».
— Тебе хорошо. А у меня мою собственную двадцатку вы
гребли, — проворчал Леха.
— Деньги и творчество — вещи несовместимые, — философски заметил Женька,
окинул «Галерею искусств» прощальным
взором и побрел прочь.
— А как же картины? — спросил Леха.
Женька не ответил. Он уже смирился с тем, что не станет гениальным
художником и на аукционах будут продаваться не его картины, а какого-то
далекого Ван Гога. Зато он остался при ушах. Каждый выбирает свое.
Алексей Белояр
Девочка Соня и Сонное царство
Художник О.Ионайтис
|
