Александр ЖУРАВЕЛЬ. Литва над нами издеваются и поругаются

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Александр Журавель

"Аки молниа в день дождя"

Книга 2. Наследие Дмитрия Донского

Очерк I.

ЧТО ОСТАВИЛ ПОСЛЕ СЕБЯ ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ?

2. «Литва над нами издеваются и поругаются»

Как можно подтвердить это утверждение? В его пользу говорит вся совокупность фактов, характеризующая деятельность молодого мос­ковского князя. 19 мая 1389 г. Дмитрий Иванович умер, и «того же лета месяца августа в 15 день князь Василей Дмитреевичь седе на княжение на великом в граде в Володимери на столе отца своего и деда и прадеда, а посажен бысть царевым послом Шихматом». Перед ним встали вроде бы те же задачи, что и прежде: во-первых, утвердиться на великом княжении, т. е. доказать свою состоятельность как великого князя перед лицом своих двоюродных дядей Владимира Андреевича Серпуховского и Бориса Константиновича Нижегородского; во-вторых, доказать прочим русским князьям состоятельность Москвы как главного центра влияния всей Руси, т. е. сделать так, чтобы смоленские, верховские, тверские и рязанские князья признавали московского князя как своего лидера. Вторую задачу я сознательно формулирую более «округло»: при смене власти всегда неизбежна фаза нестабильности, когда важнее снача­ла сохранить то, что есть, а уж потом думать о расширении своего влияния вовне.

И политическая ситуация для молодого князя складывалась на пер­вый взгляд благоприятно. Во-первых, «царь» Тохтамыш втянулся в тяжелую войну с Тимуром и не мог активно влиять на ситуацию на Руси: для него в тот момент важнее всего было стабильное получение дани с русских земель. Во-вторых, будущий тесть Василия Витовт был занят борьбой за великое литовское княжение и после достижения этой цели стремился, прежде всего, укрепить свое положение в Литве. Следовало вроде бы ожидать, что продолжится давнее противостояние Витовта и Ягайла, так что первый не удовольствуется ролью польского вассала, а будет стремиться к полной независимости. В этом отношении он мог - в обмен на политическую и военную поддержку из Москвы - согла­ситься на уступку, по крайней мере, части русских владений Литвы.

На деле произошло все наоборот: Витовт, найдя общий язык с Ягайлом, довольно быстро уладил свои внутриполитические проблемы и энергично начал проводить экспансию на восток, стремясь восстановить и приумно­жить достижения Ольгерда. И Витовт готовился к этому очень серьезно.

Как ни удивительно, главным его соперником в этом отношении ока­залась Рязань, казалось бы, в 1370-1380-х гг. больше других земель по­страдавшая от непрерывных татарских и московских набегов. Еще более удивительно, что Витовт на протяжении 1390-х гг. не встречал в этом отношении практически никакого противодействия со стороны Москвы.

И поэтому для характеристики московско-литовских отношений в 90-х гг. XIV в. уместно собрать данные о последнем в истории Рязани периоде ее усиления. Это наглядно проявилось уже в войне 1385 г., проиг­ранной Дмитрием Ивановичем. Источники, сообщая о произошедшем в конце года примирении «суровейшего» князя Олега с Дмитрием при посредничестве Сергия Радонежского, ничего не говорят о конкретных условиях этого договора. Между тем сведения Ник о столкновениях рязанцев с татарами в последнее десятилетие XIV в. позволяют говорить, что московский князь вынужден был пойти на значительные уступки и отдать Олегу кое-какие свои заокские владения.

В 1387 г. перед Петровым днем 29 июня «собравшиеся татарове изгоном безвестно приидоша на Рязань и повоеваша ю да и Любутеск повоеваша, а Олга князя мало не яша». По контексту получается, что Олег был чуть не захвачен татарами уже после разорения Любутска, а значит, в момент татарского набега находился там или неподалеку от него. Но как он мог там оказаться, если по прежнему договору 1381 г. Дмитрий Иванович уступил Олегу тарусские владения, которыми некогда владел Федор Святославич, но вовсе не Любутск? Учитывая, что соседняя Ка­луга, согласно духовной грамоте Дмитрия Ивановича 1389 г., передава­лась им сыну Андрею, а сам Любутск упоминается в завещании Влади­мира Андреевича, относящемся, скорее всего, к концу его жизни, т. е. к началу XV в., то логично думать, что этот город отошел к Рязани по со­глашению конца 1385 г., а до того был попросту силой захвачен Олегом. Кроме того, не следует забывать доброхотов, живших в 1382 г. на Дону, на татарских границах, и ставших жертвами рязанцев: скорее всего, эти территории после 1385 г. также стали контролироваться Рязанью.

Это обстоятельство могло стать причиной столкновений с татарами, которые после 1387 г. следуют непрерывной чередой. В 1388 г. «того же месяца августа изгоном пригониша татарове на украины рязаньскиа»; в 1390 г. «того же лета паки Рязань воеваша татарове», «тоя же осени в Филипово говение паки воеваша татарове Рязань»; в 1391 г. «того же лета татарове воевашя Рязань». В 1394 г. «князь великий Олег Ивановичь Рязанский ходил ратью к Любутску и со многим полоном возвратися въсвояси. Того же лета князь велики Олег Ивановичь Рязанский побил татар Тахтамышевы Орды, иже приходиша изгоном на рязанскиа власти».

Связаны ли впрямую набеги ордынцев с бегством из Орды Родослава Ольговича? По времени все согласуется, однако отсутствие данных о ка­рательных действиях по отношению к другим русским землям, чьи кня­зья-заложники также бежали прочь, заставляет думать, что дело в дру­гом. Вряд ли случайно, что только в последнем тексте говорится о тата­рах «Тахтамышевой Орды». Скорее всего, до этого произошел конфликт Олега с местным татарским князем, держателем улуса Червленый Яр*

------

(* О Червленом Яре как ордынском улусе см.: Селезнев Ю.В. Рязанское великое княжество и Орда на рубеже XIV-XV вв.: военное давление или пограничная война // Верхнее Подонье... Т. 2. С. 57-60. По его оценке, в результате усобицы 1360-1370-х гг. произошел приток населения в Червленый Яр из южных улусов Орды. Это обстоятельство вполне могло стать причиной борьбы местного князя с Рязанью за «татарские места»)

----

- конфликт, скорее всего, связанный с притязаниями последнего на «татар­ские места», которые в тот момент контролировал Олег и не желал их возвращать. Для Тохтамыша Олег и глава северного татарского улуса были равными по статусу, и потому он мог и не решить сразу и однозначно спорный вопрос, что и вызвало самостийные действия татарского князя. Если следовать такой логике, то в 1387 г. татарам или их союзникам удалось захватить Любутск, который Олег Иванович в 1394 г. пытался отбить назад. В ответ против Олега были брошены силы уже самого Тохтамыша, которые он встретил во всеоружии и отразил их натиск.

Как Олег мог осмелиться на прямое противодействие Тохтамышу? Дело в том, что к 1394 г. ситуация в Орде резко ухудшилась. Это, прежде всего, вызвано было тяжелым поражением «царя» от Тимура 18 июня 1391 г. на р. Кундурче*

-----

(* По Шами и Йезди, битва произошла 15 раджаба 793 г. хиджры, т. е. 18 июня 1391 г. (ЗО. С. 298, 347). В русских источниках это событие датируется осенью (ПСРЛ. Т. 11. С. 127, 153), но это, видимо, относится ко времени, когда весть о сражении дошла до Руси),

----

что через некоторое время привело к тяжелой смуте в Орде: осенью того же 1394 г. «бысть во Орде Тахтамышеве промежу великих князей его татарских нелюбие велие и размирие много, и бысть им бой на реце на Волзе межи собою, и паде их на том бою много князей и татар сентября в 8 день». Столь точная датировка этого события в русском источнике - оказывается, и эта битва пришлась на несчастливое для татар 8 сентября! - косвенно свидетельствует о хоро­шей осведомленности на Руси о ситуации в Орде: при описании смуты 1360-1370-х гг. точных дат русские летописи не приводят! Стало быть, действия Олега не были случайностью: скорее всего, он выступил в сою­зе с заговорщиками против Тохтамыша. Тем самым, он рассчитывал, что в случае успеха сумеет расширить свои владения за счет «татарских мест» и прочих южнорусских земель.

15-16 апреля 1395 г. Тохтамыш потерпел решающее поражение от Тимура в битве на р. Севенчи (Тереке). В августе Тимур подошел к русским землям. И здесь между Ник, в которой отразились источники рязанского происхождения, и прочими летописями, передающими точку зрения Москвы, есть характерное разноречие: по данным последних, Темир Аксак «приде близь предел Рязаньския земли и взя град Елечь и князя елечьского изыма и много людей помучи, поиде паки же и на Рускую землю. Се же слышав князь великы Василей Дмитреевичь, собрав воя многы, поиде с Москвы ко Къломне, хотя противу его, и пришед ста на березе у рекы Окы, а Темирь Аксаку стоящу на едином месте две недели, не поступя ни семо, ни инамо».

В Ник - несколько иначе: Темир Аксак «прииде в землю Рязанскую и взя Елець град и князя елецкаго поима и люди плени, а иных изби. Слы­шав же сиа князь велики Василей Дмитреевичь и собрав своя воинства многа, и поиде с Москвы к Коломне и ста у великиа реки Оки на брезе. Темирю же Аксаку царю стоащу в Рязанстей земле и обапол Дона реки пусто вся сотворившу и стоащу ему тамо 15 дний» * (* Создателю Ник была известна и обычная версия того же текста (ПСРЛ. Т. 11. С. 152)).

Итак, с точки зрения москвичей путь Тимура к Ельцу шел близ рязан­ской границы, т. е. Тимур находился только на границах Рязанщины, но сам Елец и тем более северные области, куда продвинулся завоеватель, двигаясь на Русь, не были рязанскими землями. Для рязанцев и сам Елец, и более северные области «обапол Дона»**

----

(** Это значит, что Тимур прошел еще порядка 120-150 км к северу от Ельца, дойдя до нынешних Епифани и даже Новомосковска, остановившись при­мерно в 120 км от Оки, где его ожидали русские войска) были бесспорно рязанскими.

----

Как известно, рязанские дополнения Ник - дело рук ее создателя митрополита Даниила, рязанца по происхождению. Однако «дело рук» не следует понимать в том смысле, что он выдумал эти сведения, стре­мясь искусственно повысить прошлую политическую роль своей роди­ны: в условиях начала XVI в., когда Рязань уже прочно стала составной частью Российской державы, такая демонстрация местного сепаратизма с политической точки зрения была бы делом совершенно бессмыс­ленным. Другое дело, если митрополитом двигало патриотическое чув­ство, присущее и многим современным краеведам, которые стремятся собрать все - даже мельчайшие - сведения об историческом прошлом своей родной земли. Поэтому сведения, добытые им из не дошедших до нас рязанских источников, крайне важны: даже в случае их прорязанской тенденциозности они значимы именно тем, что дают иной - не московский - взгляд на исторические события.

С этой точки зрения описанное выше противоречие следует толковать в пользу рязанского источника: он точнее отражал реальное на тот мо­мент положение дел, которое, однако, москвичи признавать не хотели. Потому Елец и район Дона для них не были рязанскими, хотя до при­шествия Тимура рязанцы реально контролировали эти земли: елецкий князь Федор, видимо, признал себя вассалом Олега.

По описанию Йезди, Тимур, преследуя Тохтамыша, подошел к Волге, посадил в Сарае своего ставленника, после чего направился к реке Узи, т. е. , видимо, к Днепру, и, подчинив тамошних татар, «направился на русских». Это значит, что в целом Тимур со своими войсками преодолел за два месяца не меньше 1900-2000 км, тем самым ежедневно пере­двигаясь на 30-35 км. Выдержать такой график движения в течение столь долгого времени крайне трудно, а если взять в расчет необходи­мость вести военные действия и неизбежно более медленное движение обоза с награбленным добром, то и вряд ли возможно. Поскольку вос­точные источники склонны преувеличивать успехи своих героев* (* Из слов Йезди следует, что Русь была покорена: взят город Машкав (Москва?) и захвачена огромная добыча. Первое явно не соответствует действительности), то естественнее думать, что в походе к Днепру Тимур вряд ли участвовал лично, а скорее послал туда лишь часть своих войск. Вместе с тем дви­нуться к столице Орды, расположенной на Волге, Тимур был обязан - чтобы не дать укрепиться там Тохтамышу и ясно обозначить всем жите­лям Орды установление нового порядка вещей.

Скорее всего, Тимур направился к русским границам с берегов Волги, имея в своем распоряжении лишь часть своих сил. Если так, то и мос­ковские сведения, если положить их на карту, косвенно свидетельствуют об усилении Рязани: если Тимур двинулся к Ельцу с юго-востока, то рязанское пограничье, по московским представлениям, проходило по северу современной Воронежской области. В таком случае Рязань конт­ролировала северную часть улуса Червленый Яр**

----

(** Червленый Яр, относившийся к Рязанской епархии, на основании гра­мот митрополитов Феогноста и Алексея, определяется в междуречье рек Дон, Воронеж, Ворона и Хопер (Акты социально-экономической истории Северо-Вос­точной Руси. Т. 3. - М., 1964. С. 341-344). Археологическое обследование выявило существование в регионе смешанного - русского и ордынского - населения. Ордынские памятники находятся и в пределах этой северной - ус­ловно, рязанской - полосы (Цыбин М.В. Археологическое изучение Червлено­го Яра // Дмитрий Донской и эпоха возрождения Руси. С. 17-19)),

----

с владетелем которого Олег Иванович и воевал предыдущие и последующие годы. Наи­более существенное известие такого рода относится к 1400 г.: «Того же лета в пределех Черленаго Яру и в караулех возле Хопорь до Дону князь велики Олег Ивановичь с пронскими князи и с муромским и с козелским избиша множество татар и царевичя Мамат-Салтана яша и иных князей ординских поимаша».

Отсюда видно, что Олег Иванович имел союзников, выдвигался в юж­ную часть Червленого Яра и не боялся воевать с чингизидом. К сожале­нию, отсутствие достаточных данных о внутренней ситуации в Орде в тот период не дает возможности объективно оценить значение этого события. Оно явно не было судьбоносным, поскольку в середине 1390-х гг. Олегу Ивановичу пришлось противоборствовать экспансии Литвы на восток.

Вполне возможно, что именно включение Ельца, уже примерно полвека как литовского, в сферу влияния Рязани стало для вновь пришедшего к власти в Литве Витовта одним из побудительных мотивов для вторжения в верховские земли. Другой, более важной, причиной были родственные связи Олега Ивановича со смоленскими князьями и Дмитрием-Корибутом Новгород-Северским, которых Витовт должен был, так сказать, поставить на место в начале своего правления в Литве.

Как уже отмечалось выше, с 1386 г. Смоленск находился в вассаль­ной зависимости от Литвы. Старейшие на тот момент князья Глеб и Юрий боролись за обладание этим городом, что дало возможность Витовту 28 сентября 1395 г. захватить Смоленск. Выступив походом на Тимура, видимо, в поддержку своего зятя Василия Дмитриевича Витовт узнал об отступлении азиатских сил и потому решил воспользоваться моментом. Он подошел к Смоленску и предложил князю Глебу и про­чим князьям свое посредничество, и когда «все братеникы Святославичи и все князи смоленьскые и з бояры своими» вышли к нему, Витовт просто-напросто «поимал» их, после чего сжег смоленский посад и поса­дил в Смоленске своих наместников.

При этом Юрий Святославич находился в это время у своего тестя Олега Рязанского. Наличие среди смоленских князей еще и Олегова шурина - скорее всего, Михаила Ивановича или Михаила Дмитриеви­ча - почти неизбежно вовлекало рязанского князя в смоленские дела. Олег Иванович постарался сначала сыграть роль посредника, защищая интересы своих зятьев Юрия и Корибута, а когда его дипломатические усилия не завершились успехом, зимой 1395/96 г. он начал открытые военные действия против Литвы: «Тое же зимы князь велики Олег Ивановичь Рязанский с зятем своим с великим князем Юрием Свято­славичем Смоленским и з братьею своею с пронскими князи и с козель­ским, и с муромским, поиде ратью на Литву и много зла сътвориша им». После сообщения о лунном затмении в ночь на 27 декабря 1395 г. Ник сообщает об ответном набеге, который начался несколько позже: «Тое же зимы ходил Витофт Кестутьевичь, князь велики Литовский, ратью на Рязань и власти повоева, а Олгу Рязанскому великому князю еще не пришедшу в Рязань и услышавшу сиа и остави полон в некоем месте и приде на загонщики и многих избил, а иных поимал. Слышав же сиа, Витофт убояся и вскоре на бег устремися и возвратися въсвояси. Олег же со многою корыстию и богатством вниде в свою землю и удръжа у себя зятя своего князя Юрья Святославичя Смоленскаго, тогда бо в скорби ему сущу и в тузе велице о братии своей и о отчине своей, яко такова ни них беда не бывала, ниже преже их над Смоленском, якоже ныне пострадаша от Витофта лукаваго и несытаго чюжая возхищати». Далее сле­дует сообщение о казни Витовтом князя Ивана Михайловича, судя по всему, племянника Олега Ивановича.

Общий тон этих сообщений вроде бы говорит об успехе князя Олега, однако следующее сообщение того же рода под 6905 г. («тое же осени, сентября, князь велики Олег Ивановичь Рязанский, внук Иванов, ходил ратью к Любутску и со многим полоном возвратися восвояси») застав­ляет в этом усомниться.

Почему осенью 1396 г. князь Олег вновь, как и в 1394 г. , пошел к этому городу? Кто мог захватить Любутск, который прежде был под контролем Рязани? Ближайшим ее соседом, которому следовало опа­саться усиления Олега Ивановича была Новосильская земля, и потому естественнее всего думать, что именно новосильский князь, вступив в союз с татарами, около 1394 г. захватил Любутск. Однако после разгрома Орды новосильским князьям нужно было искать нового союзника, и таковыми могли быть либо Витовт, либо московский князь Василий, что в ту пору было почти одно и то же. В любом случае Новосильская земля, став вассалом Литвы или оставшись формально независимой, неиз­бежно должна была стать удобным плацдармом для вторжения литовцев в пределы Рязанщины.

Встает вопрос: а какие собственно земли Литвы подверглись удару со стороны Олега и союзных ему - козельских, пронских и муромских - сил и откуда именно Витовт воевал рязанские волости? Следует иметь в виду, что Любутск с прилегающими землями непосредственно граничит с Калугой, которая в тот момент находилась под властью Москвы, и потому Козельская земля*

------

(* Союз Козельска с Рязанью возник, видимо, оттого, что Иван Титович Ко­зельский был женат на дочери Олега Ивановича (ПСРЛ. Т. 11. С. 26))

-----

при таком раскладе оказывалась окруженной владениями Литвы и ее союзников. В этой ситуации «Литвой» реально оказывается именно Новосильская земля. С одной стороны, именно туда, скорее всего, был направлен поход Олега и его союзников: им, прежде всего, надо было установить между собой общую границу, а уж потом думать о наступлении на Смоленск. С другой стороны, та же Новосильская земля, узкой полосой протянувшаяся от Оки до давних ли­товских владений, также должна быть местом, откуда был направлен ли­товский удар на Рязань. Действия Олега, оставившего пленников в неком месте и догнавшего литовцев, возвращавшихся из рязанских земель, говорят о том, что все описанные события происходили на сравнительно небольшой территории.

Но все это означает, что в 1395-1396 гг. положение дел в верховских землях резко изменилось - и не в пользу Рязани: только захват Новосильской земли и подчинение ее своей власти давало Олегу Ивановичу почву для реального противоборства с Литвой. В противном случае участь Козельской земли была бы решена, а стало быть, надежды на вокняжение в Смоленске князя Юрия и помощь смолян становились ил­люзорными. Неудача похода к Любутску - город-то взять не удалось! - лишь подчеркнула отчаянное положение Олега Ивановича.

События осени 1396 г. показали это со всей очевидностью: в ответ на поход к Любутску «князь велики Витофт по Покрове (после 1 октября. - А.Ж.) поиде к Резани, Олег же беже, он же поплени землю, и люди изсек, а иных с собою взя отведе»; «тое же осени о Покрове тесть велико­го князя Василия Дмитреевичя князь велики Литовский Витофт Кестутьевичь со всею силою литовскою прииде ратью на Рязанскую землю и много зла сътвори Рязанской земли: люди, улицами сажали, секли, и многа кровь неповиннаа пролита бысть. И тогда у своего зятя, у великого князя Василия Дмитреевича Московскаго на Коломне был и многу честь и дары от него принял и тако возвратися восвояси, кровь пролиав, аки воду, Рязанскиа земли».

Это кровавое обрамление встречи тестя со своим зятем в Коломне выразительно показывает, почему оказалась возможной эта зверская расправа литовцев над мирным населением Рязани: Василий Дмит­риевич поддерживал Витовта в его усилиях по установлению власти Литвы над русскими землями южнее Оки. Поход Витовта на Рязань явился прямым следствием дружеского визита князя Василия в Смо­ленск весной 1396 г.: «Тое же зимы за две недели до Велика дни (19 мар­та. - А.Ж.) князь велики Василей Дмитреевичь поиде к тстю своему, к Витофту Кестутьевичю, к великому князю Литовскому, в Смоленеск, и быв у тстя своего у Витофта на Велик день (2 апреля. - А.Ж.) в Смоленсце и Куприан митрополит тамо же».

Именно тогда, по всей видимости, и была достигнута решающая договоренность. Пребывание Василия Дмитриевича в Коломне осенью 1396 г. также не было случайным. Вот московская версия уже описан­ного выше события: «Того же лета князь Олег Рязаньски прииде ратью к Любутьску, горожане же затворишася и бьются с ним з города. Князь же великы посла к нему и отведе его от Любутьска». Сделать это князь Василий мог только угрозой применения силы. Стало быть, при вторжении Витовта в Рязанскую землю на Оке, т. е. на ее северной гра­нице, наверняка находились и силы его московского союзника, который, видимо, был готов в случае нужды поддержать своего тестя. Это не понадобилось - Олег бежал, и Витовт после покорения Рязани нанес дружеский визит в Коломну.

Союз этот продолжался действовать вплоть до конца 1398 г. Тогда же, до 15 января 1391 г.*

-----

(* Это сообщение в МЛ помещено перед известием о рождении 15 января князя Ивана Васильевича (РЛ. Т. 8. С. 309)),

-----

«по Витофтову слову князь Василей Дмитреевичь послы своя и Витофтовы в Нов город отпусти, веля им мир разврещи с немцы» и после их отказа весной 1391 г. начал с новгородцами войну, которая длилась почти 2 года - до осени 1398 г. В 1398 г. смоленский наместник князь Ямант приезжал с посольством в Москву. О цели его визита летописи не сообщают, однако вслед за ним «тое же зимы княги­ни великаа Софья Васильева Дмитреевича ездила во Смоленск к отцу своему, к великому князю Витовту и к матери своей и с детьми своими и с бояры многыми, и пребысть тамо две недели, и отпущена бысть с честью и с многыми дары, и принесе оттуду многы иконы, обложеныя златом и сребром, еще и часть святых страстей Спасовых, иже давно принесены были в Смоленеск от Царягорода».

Поездка эта, видимо, была одним из дипломатических мероприятий Витовта, призванных подготовить Москву к новой для себя роли - роли не ордынского, но литовского вассала. Именно поэтому Софья поехала в Смоленск к отцу с многими боярами и детьми, в том числе с годовалым сыном Иваном, наследником Василия Дмитриевича - дети должны при­выкать быть послушными своему деду, а бояре московские должны проникнуться величием новых грандиозных перспектив, которые им обозначил литовский князь. Именно поэтому Витовт щедро одаривал москвичей смоленскими церковными ценностями, рассчитывая тем самым расположить к себе московское духовенство.

Для понимания сути дела важно учесть, что к тому времени в Орде произошло решающее столкновение Тохтамыша, стремившегося вос­становить свою прежнюю власть, с главными его соперниками - «царем» Темир-Кутлуком и поддерживавшим его эмиром Едигеем. В итоге Тох-тамыш бежал в Литву: «Того же лета прииде некоторый царь именем Темирь Кутлуй и прогна царя Тохтамыша и седе в Орде и в Сарай на царстве, а Тохтамышь сослася с Витовтом и бежа из Орды в Кыев и со царицами да два сына с ним». Это произошло, судя по русским лето­писям, в 1398 г., хотя восточные источники войну в Орде относят к 1391 г. Скорее всего, в этом нет противоречия: они фиксируют разные стадии этой борьбы. Так или иначе, но между Витовтом и Тохтамышем был заключен союз, во исполнение которого Витовт в 1399 г. собрал ог­ромное войско («единых князей с ним бе числом 50 и бысть сила ратных велика зело») и вместе с Тохтамышевой ордой выступил в поход. Навстречу ему выступили ордынские войска под командованием Темир-Кутлука и Едигея, и 12 августа 1399 г. на берегу р. Ворсклы произошла битва, которая по масштабу своему и значению не уступает другим круп­нейшим битвам той эпохи, включая Куликовскую битву.

Последствия ее были весьма глобальны: в случае победы Витовта и Тохтамыша становилось вполне реальным осуществление договора, заключенного ранее между ними. Наиболее полная его версия из Рус­ского хронографа уже цитировалась в другой связи. Она нам еще понадо­бится, а пока приведу ее краткое изложение по МЛ: «Преже бо того свещася Витовт с Тахтамышом, глаголя: "Аз тя посажу в Орде на цар­стве, а ты мене посади на Москве на великом княженье на всей Русской земли"». В этом случае князю Василию Дмитриевичу отводилась бы роль в лучшем случае московского князя и наместника Витовтова на вла­димирском княжении - наподобие того, как сам Витовт формально был наместником польского короля Ягайла на литовском княжении. Но в таком случае Витовт, оказываясь главой всей Русской земли не на сло­вах, а на деле, наверняка порвал бы со своей вассальной зависимостью от Польши: объединенная Русь представляла бы собой куда более мощ­ную силу, чем Польша. Это неизбежно вызвало бы и другие изменения политического и идеологического плана: Витовт наверняка принял бы православие, перенес бы столицу из Вильно в Полоцк или, скорее, в Смоленск, а значит, сделал бы своей опорой не литовскую, а русскую знать. Таким образом, в его титуле - великий князь литовский и рус­ский - прилагательные скорее поменялись бы местами.

О том, что все это имело под собой реальную почву, говорят два фак­та. В 1398 г. в Польше появился встревоживший польскую шляхту слух, будто Ягайло согласен признать Витовта королем. Это вызвало полити­ческий скандал: королева Ядвига потребовала от Витовта дани с русских владений Литвы, поскольку Русь будто бы досталась ей от мужа в качест­ве вена. Это вызвало возмущение в Литве, но реальных последствий не имело, если не считать другую демонстрацию тех же намерений: на пиру, после заключения Салинского договора с немцами, свита Витовта, состоявшая из литовских и русских бояр, объявила его королем.

Все это, возможно, отражало не только царившие тогда в Литве на­строения, но и было вполне продуманной акцией: посмотреть, как на это будут реагировать в окружающих странах. В случае успеха литовского наступления на восток такого рода намерения могли приобрести плоть и кровь, и опорой в возродившейся независимой державе неизбежно должны были стать именно русские земли.

На деле это означало бы полное выполнение политической програм­мы, которую в свое время провозгласил московский князь Дмитрий Иванович и которая была реально осуществлена лишь во второй полови­не XVIII в. Но в XIV в. с этим ничего не получилось: Витовт и Тохтамыш потерпели жестокое поражение; в битве, в частности, полегли наши герои - князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, а также Глеб Святосла­вич Брянский и Смоленский.

Была ли возможной такая альтернатива реально происшедшим собы­тиям? Сейчас, задним числом, проще всего сказать - нет. Однако не ду­маю, что это правильно. Поражение Витовта на Ворскле - так же, как и поражение Мамая на Дону - не было фатально неизбежным. Так сложи­лись конкретные обстоятельства, о которых никто ни тогда, ни сейчас смог бы сказать вполне определенно и жестко.

И если бы союзники одержали верх, то Тохтамыш сел бы на ордын­ском престоле и выдал бы Витовту ярлык на великое княжение, и по­скольку на первых порах он сидел бы там непрочно, то вряд ли стал бы ссориться с Витовтом. Это означает, что Тохтамыш мог бы в случае не­повиновения Москвы по воле Витовта двинуть на нее войска.

Разумеется, все не так просто и однозначно, и Витовт явно намере­вался действовать не только и не столько силой: он, видимо, надеялся, что зять его Василий добровольно подчинится его воле. Довод прост: лучше платить дань православному царю Витовту, чем «окаянным» ор­дынским царям. Поэтому он надеялся, что ему удастся подавить анти­литовскую оппозицию.

Кроме того, Витовт к тому времени провел большую работу по вовле­чению в свою сферу влияния всех прочих русских земель. Вот еще раз в полном виде его слова Тохтамышу: «Я тебе посажю на Орде и на Сараи и на Болгарех и на Азтархани и на Озове и на Заятцькой орде, а ты мене посади на Московьском великом княжении и на всей семенатьцати тем и на Новеграде Великом и на Пъскове, а Тферь и Рязань моа и есть, а Немци и сам возму».

Почему Рязань названа Витовтом «моей» понять нетрудно: видимо, это было следствием того самого карательного похода 1396 г. Олег Иванович - а козельский князь Иван Титович и подавно! - вынужден был признать себя литовским вассалом. Почему же в вассалах оказалась Тверь?

Прямых сведений на сей счет просто нет, и единственной зацепкой служит изложение завещания умершего 21 августа 1399 г. тверского кня­зя Михаила Александровича: в нем тверской князь среди прочего пере­дает своему сыну Ивану...  «Ржеву», которая еще в 1390 г., согласно договору с Василием Дмитриевичем, принадлежала Владимиру Анд­реевичу Серпуховскому.

Московские князья добровольно ни за что не уступили бы Ржевскую землю Твери, однако вернуть ее Литве, которая владела Ржевом прежде, они вполне могли. Была ли это уступка слабого московского правителя своему тестю или, наоборот, плата Владимира Андреевича за право его шурина Андрея Ольгердовича вернуться в Полоцк на княжение, но в любом случае Тверь могла получить это владение только из рук Витовта.

Но достаточная ли это цена за утрату самостоятельности? И здесь вновь стоит принять во внимание чары прекрасных литовских женщин: князь Иван, сын Михаила Александровича, был женат на сестре Витовта и, вполне возможно, под ее влиянием склонился к тому, чтобы после своего уже недалекого вокняжения в Твери разорвать свою формальную зависимость от Орды, перейти в подданство к Витовту, который мог пообещать понижение дани, неприкосновенность тверского удела и гарантию защиты от татар и их вассалов. В этой связи следует обратить внимание на визит Ивана Михайловича в Литву зимой 1391/98 г., где его и княгиню его Марию встретили с большим почетом: «И въеха в землю Литовскую и в коемждо граде приемля от всех честь велию; таже бывшу ему близ Вилни, и срете его далече сам князь велики Витофт Кестутьевичь и з своею княгинею, и з своими паны, и з князи и боары и с множест­вом людей, с великою любовью и честию. И пребысть у него много дний и тако отпусти его с великою любовию и с честию, и прииде к отцу своему во Тверь к великому князю Михаилу Александровичю, поведая ему великую любовь и дары и честь Витофтову».

Пышность приема тверского княжича со стороны Витовта порази­тельна на фоне достаточно скромных летописных описаний встреч Ви-товта с Василием Дмитриевичем и своей дочерью Софьей в Смоленске. Такие «мелочи» вряд ли случайны: пышность приема должна соответ­ствовать и политическим его результатам. Скорее всего, Витовт зару­чился обязательством Ивана Михайловича стать его подданным после ожидавшейся смерти 64-летнего князя Михаила.

Значительные дипломатические усилия Витовт приложил по вклю­чению в свою сферу влияния и Великого Новгорода и здесь совершил роковую ошибку. Уже с 30-х гг. XIV в. литовские князья садились на княжение в новгородских пригородах, однако сам стольный город всегда оставался подвластным Москве. Витовт стремился исправить это «упу­щение» и, видимо, во время им же самим спровоцированной войны между Новгородом и Москвой 1391-1398 гг. вел с новгородцами перего­воры об условиях перехода этого города под власть Литвы. Новгородцы в конце концов примирились с Василием Дмитриевичем «по старине», отстояв Двинскую землю, на которую претендовала Москва, и потому не захотели - или расхотели - отдаваться Литве. Именно так следует пони­мать содержание той взметной грамоты (об объявлении войны), которую Витовт прислал в Новгород в конце 1398 г. : «Обеществовале мя есте, что было вам за мене нятися, а мне было вам князем великым быти, а вас мне было боронити и вы за мене нялеся».

Таким образом, Витовт за спиной своего зятя намеревался отторгнуть у великого княжества Владимирского наиболее важное его владение. Для осуществления этого он, видимо, и заключил 12 октября 1398 г. Салинский договор с Орденом, по которому очередной раз передавал немцам часть Жмуди, а взамен получал от них военную помощь и четкое разделение сфер влияния: ливонцам доставался Псков, а Витовту - Новгород.

Витовт до последнего вел двойную игру: вскоре после того как зи­мой 1398/99 г. московское посольство во главе с княгиней Софьей в течение двух недель гостило у него в Смоленске, по сообщению Псков­ской III летописи, «Витовт, литовский князь, тоа зимы мир разверз с своим с зятем с великим князем с Васильем и с Новым городом и с Псковом». Вскоре после этого «прииха князь Андрей Дмитриевич, брат князя великаго Васильев, в Новъград, на память святого отца Осифа архиепископа селуньскаго, и пребы в Новегороде от Володимерова дни до Семенова дни летопроводца, и поеха из Новагорода, а владыка Иоанн и посадники, и бояре даша князю честь велику». Святочные датиров­ки - соответственно 14 января, 15 июля и 1 сентября - наглядно пока­зывают, что мир с новгородцами и князем Василием Витовт «разверз» не позже середины декабря: его смоленские дары вряд ли вызвали бы на Москве «радость велию», если бы Софья и ее свита знали бы о новом замысле литовского князя. Это подтверждает и хронология пребывания князя Андрея в Новгородской земле: туда, скорее всего, он прибыл с войсками, с которыми сразу же отправился к границам с Литвой - иначе его «двойная» датировка появления в Новгороде необъяснима: вернулся он во второй раз в Новгород (15 июля) только после того, как стало из­вестно, что Витовт пошел на юг.

Итак, «обещанная» война с Новгородом так и не состоялась: только к лету Витовт собрал ту огромную рать, которая вскоре была разбита на Ворскле. Почему же он не направил эту силу на Новгород? Зачем тогда было вообще портить столь идиллично складывавшиеся отношения со своим зятем?

Ответ на этот вопрос дает Рог: «Тое же зимы был Киприан митро­полит во Тфери на сырной недели (9 февраля. - А.Ж.) и отъселе поехал в Литву к Витовту. Того же лета князь великий Михайло Александровичь со князем с великым с Московьскым покрепиша миру, съединишася русстии князи все за един, и бысть радость велика всему миру. Того же лета послаша князи русстии грамоты разметныи к Витовту».

К этому времени, скорее всего, относится договорная грамота Васи­лия Дмитриевича с Михаилом Александровичем, где среди прочего говорится: «А к Витовту ми целование сложити. А тобе, брате, тако ж явити Витовту, что есте с нами один человек. А будет нам, брате, взяти любовь с Витовтом или с Литвою, и нам, брате, без тобе любви не взяти, ни без твоих детей, ни внучат. А вам, брате, без нас любви с ним не взяти, тобе, ни твоим детем, ни твоим внучатом, ни без нашие братьи, ни без наших детей» *

----

(* Л.В.Черепнин датировал грамоту 1396 г. на том основании, что в Софий­ской II летописи под 6904 г. сообщается о заключении мира между этими князьями (Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XV-XVI веков. Т. 1. С. 84-86; ПСРЛ. Т. 6. - СПб., 1853. С. 128). Однако другие данные 1396­1398 гг. не дают почвы для такого направленного против Витовта союза москов­ского и тверского князей. Дело, скорее всего, в том, что данное летописное сообщение дано по стилю-5: единичные датировки такого рода встречаются в летописях этого времени. См. также: Кучкин В.А. Договорные грамоты москов­ских князей XIV века. Внешнеполитические договоры. - М. , 2003. С. 345-348).

----

Очевидно, Витовт не ожидал от русских князей такого «единачества», которое в последний раз было только во времена Дмитрия Ивановича.

Накануне среди русских князей царили как раз противоположные на­строения - разброд и шатания, - и потому он надеялся, что его вторже­ние в московские владения только усугубит хаос и даст возможность – например, под предлогом защиты интересов Василия Дмитриевича - поставить Москву под свой непосредственный контроль.

Эта угроза, таким образом, носила общерусский характер и потому сплотила русских князей. Именно так следует понимать сообщение о присоединении к этому союзу и Михаила Тверского. У него в тот момент была серьезная причина быть недовольным московским князем: в 1391 г. тот не просто принял отъехавшего к нему из Тверской земли холмского князя Ивана Всеволодича, но и женил того на своей сестре Анастасии. Однако действия Витовта вовсе не сводились к его притяза­ниям на Новгород (что для тверского князя было не актуально), а несли угрозу и для Михаила Александровича: после подчинения Литвой Моск­вы участь Твери как самостоятельной державы была бы решена.

Бурная деятельность Витовта вызвала на Руси резко негативную реак­цию, и посредничество митрополита Киприана, выехавшего в Литву, видимо, предотвратило войну Литвы с Москвой и ее союзниками, одна­ко не устранило те непреодолимые препятствия для мирного объедине­ния «всея Руси», что создал сам литовский князь.

Именно так следует истолковать и утверждение Витовта о «своей Тве­ри», и его последующие действия: хвастливые слова литовского князя о планах полного овладения всей Русью, которым он поделился с Тохтамышем во время переговоров 1398 г., видимо, стали широко известны (из HI: «Хотел пленити Рускую землю и Нов град, и Пьсков»), и естест­венной реакцией на эти - так и хочется сказать, наполеоновские - замыс­лы как раз и являются те вынесенные в заголовок слова из ЛеП: именно в конце 1398 и начале 1399 гг. было особенно актуально вспомнить про великого князя Дмитрия Ивановича и горестно сравнить его времена с теперешними: «Токмо имени его литва бояхуся и трепетахуся, а не яко при нынешних временех - литва над нами издеваются и поругаются». В этих условиях широкого общественного негодования Василий Дмит­риевич вынужден был уступить и объявить войну своему тестю.

Между тем у Витовта была лучшая, более гибкая, возможность до­биться своей цели. Не лучше ли ему было не стремиться непосредственно овладеть владениями Василия Дмитриевича, а, пользуясь благоприятной возмож­ностью, вмешаться во внутренние дела Орды, привлечь Москву и всех ее союзников для совместного похода против Орды - с тем, чтобы полностью ликвидировать даже формальную зависимость русских зе­мель от Орды? Не следует забывать, что и южнорусские земли, под­властные Литве, все равно оставались формально ордынскими и долж­ны были выплачивать выход «царю». Теперь же, пользуясь тамошними усобицами, можно было и вовсе покончить с Ордой как с «царством»! Изгнанник Тохтамыш ради восстановления своей власти в Орде вполне мог пойти на это...

Что произошло бы, если бы на Ворскле против татар сошлись силы не только Литовской, но и Московской Руси? Шансов на успех навер­няка было бы существенно больше. И тогда после ликвидации «Ор­дынского царства» на повестку дня встал бы вопрос о «царстве Русском», и здесь шансы Витовта по сравнению с куда менее авторитетным, чем он, Василием были намного выше. И в условиях неизбежного обще­национального подъема этот скользкий вопрос мог быть решен более или менее гладко. С точки же зрения русской истории в целом, не столь уж важно, представители какой именно династии - литовской или рус­ской, Гедиминовичи или Рюриковичи - стали бы во главе страны: важ­но, что страна могла состояться лет на 100 раньше, чем это произошло в действительности, и в рамках очень близких к изначальной, древне­русской, основе.

Таким образом, Витовт в начале 1399 г. и не собирался воевать с Ордой: Темир-Кутлук сам по себе не угрожал Литве. Тот лишь весной или летом 1399 г. прислал в Литву послов с требованием выдать Тохтамыша, однако не факт, что ордынский хан предпринял бы какие-либо реальные наступательные действия против Литвы: шансов заполучить Тохтамыша, который находился в Лиде, т. е. вдалеке от татарских границ, у него все равно не было бы. Скорее всего, Витовт захотел «увидеться» с Темир-Кутлуком после того, как провалился его план по захвату Новгорода, а сбор войск для похода на Русь уже начался.

Далее читайте:

Александр Журавель (авторская страница). 

Куликовская битва (краткое описание события).

"Задонщина".

Сказание о Мамаевом побоище.

О "Сказании".

Дмитрий Иванович Донской (биографические материалы).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС