Родственные проекты:
|
Заколдованная
БЕЛЫЙ ЛИСТ БУМАГИ
повесть для подростков и взрослых, которые занимаются
живописью или интересуются ею, или просто любят художников
ДО СВИДАНИЯ! НЕ ПЕЧАЛЬСЯ!
К массовым сценам в театре привлекались студенты театрального училища, а иногда
и работники театра. В одном детском спектакле по сцене пробегал актер в шкуре
тигра, в него стрелял охотник и «тигр» падал в оркестровую яму, куда рабочие
предварительно стелили маты. Тигра изображал кто-нибудь из студентов.
Однажды по какой-то причине студенты не явились и помощник режиссера, строгая
женщина с холодным взглядом, вызвала меня.
— Надевай шкуру, пробежишь по сцене, когда я дам отмашку! И разозлись — тогда
получится!
— Проще простого, — хмыкнул я, давая понять, что мне по плечу и более сложная
роль, ведь уже сто раз «освежал» декорации на сцене и никогда не испытывал
страха перед огромным залом, правда пустым.
В нужный момент костюмерши помогли мне влезть в шкуру, я встал в кулисах,
дъявольски «разозлился» и, отогнув занавес, заглянул в зал. И вдруг увидел, что
привычный зал расширился — стал каким-то необозримым пространством, и весь забит
мальчишками, девчонками и взрослыми — я прямо-таки кожей почувствовал дыхание
сотен зрителей. Меня охватила нешуточная дрожь, которую я никак не мог унять,
хотя и бил себя кулаком по всем местам.
Как только помреж дала отмашку, я вышел на сцену, но от слабости в ногах тут же
шлепнулся, а поднявшись, ослеп от прожекторов, потерял ориентацию и побежал не к
оркестровой яме, а к помрежу в противоположную кулису. Опытный работник, она
сразу смекнула в чем дело, развернула меня и показала, куда надо бежать. Я
ринулся по тому направлению, но очутившись у ямы, не увидел никаких матов
(рабочие решили — раз студентов нет, то и сцена с тигром отменяется).
Несколько секунд я стоял перед ямой и не знал, что делать; слышал, как шумит
зал, как безостановочно палит охотник, но стоял точно приклеенный и глазел на
злополучную яму, чувствуя себя на грани между жизнью и смертью. Наконец,
все-таки решился, прыгнул и... вывихнул ногу.
После спектакля ко мне подошел один из пожарных театра.
— Чего-то у тебя какой-то трусливый тигр получился, все время поджимал хвост.
Кстати, чуть раньше, на съемках фильма «Человек идет за солнцем» режиссер
спросил меня:
— Мотоцикл водить умеешь? — и когда я утвердительно кивнул, объяснил, что надо
делать.
А надо было всего-навсего подъехать к героине, подождать, пока она усядется на
заднее сиденье и отъезжать.
— К сожалению, твоего лица зритель не увидит, съемка со спины, — сказал
режиссер, но меня вполне устраивало войти в кинематограф и в таком виде, тем
более, что жена снималась, а я торчал на съемочной площадке и изнывал от
безделья.
Чтобы произвести впечатление на режиссера, я уселся на мотоцикл, распрямил спину
и рукой описал в воздухе дугу, показывая какой исполню вираж.
И надо же! Перед самой съемкой появляется мотоциклист на «иномарке» в шлеме и
кожаной куртке, с осанкой голливудского ковбоя (и откуда он взялся?!). Понятно,
режиссер сразу ухватился за более выигрышный вариант, мне же сказал:
— До свидания! Не печалься!
А я и не печалился. Чего мне было печалиться, ведь я не смотрел на актерство как
на смысл жизни. Просто было немного обидно, что у меня так бесцеремонно отняли
роль. К тому же, я уже настроился утереть нос жене, доказать, что не она одна
может сниматься, что моя морская душа гораздо шире, чем она думает.
Что и говорить, как актеру мне крупно не повезло, зато невероятно повезло как
музыканту — можно сказать, на музыкальном поприще хлебнул славы.
Я уже говорил, на выездах театра перед спектаклем в мои обязанности входило
просматривать декорации, поставленные рабочими сцены; если что порвалось,
бутафоры замазывали, я подкрашивал. И говорил также, что такое случалось крайне
редко, ведь рабочие были мастерами своего дела.
Как-то наш театр давал спектакль во Дворце Съездов. За час до спектакля артистам
и работникам театра приказали не выходить из артистических уборных, пока солдаты
с миноискателями не «прощупают» все здание. После этой процедуры я прошелся по
сцене, осмотрел декорации — все было в порядке — и вдруг увидел за кулисами
зачехленный рояль. Подойдя к инструменту, я откинул чехол — передо мной
красовался полированный «Стенвей». Открыв крышку, я начал играть
«Чижика-пыжика». Из-за кулис выглянул пожарный и обратился ко мне:
— Молодой человек! Вы того, осторожней на инструменте!
— Почему?
— Да ведь его только недавно привезли из Америки... На нем всего один человек
играл-то.
— Кто же?
— Этот, как его? Ван Клиберн!
Вот так. Я был вторым, значит.
В то время одно за другим открывались кафе, в которых играли джаз. Мой друг
пианист Валерий Котельников по вечерам играл в «Синей птице»; я был его
постоянным слушателем.
Однажды только вхожу в кафе, как мой дружище подлетает:
— Тебя послал бог! Пощипи бас! Наш басист не пришел, а в зале комиссия из
Москонцерта!
— Но я никогда не держал его в руках!
— Да кого это волнует?! Главное, чтобы единица была на месте. Для обсчета.
Пришлось лезть на сцену. Хотя, какую сцену? Возвышение три на три метра. Это
после вахтанговских-то просторов! И все кафе — лишь большая комната с десятком
посетителей, включая «прослушивающих». Мой друг начал играть, ударник зашуршал
щетками, я старался в такт перебирать стру-ны.
Ничего, отыграл; даже сорвал аплодисменты — какой-то подвыпивший слушатель
похлопал и показал мне большой палец.
И все же, несмотря на очевидный музыкальный успех, больше я своей профессии не
изменял.
Что и говорить, в те годы у меня была насыщенная жизнь, и я не очень переживал,
что дома мало занимаюсь живописью. «Еще успеется, — успокаивал себя, — ведь
жизнь сама по себе интереснее любой профессии, да и как можно создавать
жизненное не зная жизни? Ну к старости еще туда-сюда, когда уже есть опыт, но в
молодости!» Теперь-то мне яснее ясного — я, чудило, поступал не просто
легкомысленно, а глупее не придумаешь, и если многие признания облегчают душу,
то признание такого рода только утяжеляет ее.
Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.
|
