Родственные проекты:
|
Благодарение
Поэт о поэтах: Портреты писателей, очерки, литературная критика
Благодарение. Поэт о поэтах: Портреты писателей, очерки, литературная
критика. – 304 стр. / Вст. ст. Евг. Осетрова. М., 1986.
Если зажигают звёзды
Имя поэта, давно ушедшего из жизни, как бы продолжается в памяти и
повседневных заботах новых поколений.
Тридцать лет назад я, тогда еще парнишка, купил в заводском книжном киоске
Челябинска альманах “Литературная Рязань” и с трепетом прочитал те страницы, где
речь шла о Есенине. Читал, удивлялся... и думал: как хорошо, что у Сергея
Александровича Есенина есть такой умный и верный исследователь. Все, написанное
Юрием Прокушевым,
будто сказано мною. Я тоже считаю Есенина честнейшим русским поэтом, и я тоже не
могу забыть его солнечно-серебряные строки, грустные или восторженные, они
звенят под самым сердцем. И есть что-то в них от маминого напева, от березового
притаенного шепота, от метельной взвихренной удали...
Юрий Прокушев — первый литератор, поднявший подлинно народное сверкающее слово
Сергея Есенина перед нами, тогда восемнадцатилетними подростками, пришедшими в
мартеновские и прокатные цеха Урала. Мы родились перед самой войной. Наше
детство — похоронки, причитания вдов, долгие голодные дни... и терпение. Мы,
рано вставшие к станкам и печам, за железным ревом турбин и моторов, за
суматохой ежедневного труда, тянулись к голубому затону реки, к белопенному
рукаву черемухи.
А Юрий Прокушев говорил: “В стихах Есенина природа живет неповторимой
поэтической жизнью. Она в вечном движении, в бесконечном развитии и изменении.
Подобно человеку, она рождается, растет и умирает, поет и шепчет, грустит и
радуется. В изображении природы Есенин использует богатый опыт народной поэзии.
Он часто прибегает к приему олицетворения. Черемуха у него “спит в белой
накидке”, вербы плачут, тополя — шепчут, “туча кружево в роще связала”.
Эти строки написаны Юрием Прокушевым, когда я, работая и учась в школе ФЗО,
спорил с толстогубым добряком комендантом:
— Нет, Михаил Нариманович, Сергей Есенин — человек, предельно преданный и
Родине, и Революции. И стихи у него такие же, горячие, певучие, справедливые! —
заявлял я.
— А во, читай, написано в учебнике для средней школы, читай!— И Михаил
Нариманович добродушно водил пальцем, уточняя абзац: —
Его стихи, во, читай, замутила кабацкая, читай, кабацкая...
Я же перебивал:
— А во, читайте: “Цветовая гамма способствует передаче тончайших
настроений, придает романтическую одухотворенность, свежесть образам Есенина”.
И тогда Михаил Нариманович соглашался:
— Да? опять твой Прокушев. Земляк он ему, вот и помогает.
— Кто кому земляк?
— А Прокушев Есенину. Они же оба из Рязани.
С тех пор я и считал Юрия Львовича Прокушева, коренного, можно сказать,
москвича,— рязанцем. Так имя Сергея Есенина в душе моей связано неразрывной
любовью ко всему родному, отчему, светлому еще с одним именем — именем Юрия
Прокушева.
+ + +
Серединная Россия порой напоминает собой Урал. Те же взгорки, перелески,
березовые колки, те же увальчики, окаймленные сосенками, те же речушки, извивные
и шустро пропадающие в тальниках.
В окно автомобиля мягко врывался майский ветер. Свистели колеса. Крылато
пласталась дорога. Впереди — Рязань. Впереди — Есенин.
И вот передо мной бревенчатый домик. Двор. Старый тополь или ветла. Сени. Чулан.
Горница. Эти половицы, хранящие в себе шаги Есенина, эти окна, эти двери, чуткие
деревенские двери,— из них вышли в мир все легенды и сказания, все песни
вылетели из них в мир, все русские пляски выкатились!
А вокруг тонкие, только посаженные яблоньки, поднимается новая молодая трава,
густая, упругая: ее не вытоптать, не вырвать, она будто навечно укоренилась в
глубине земли. Кто-то вышел к нам и сказал: “У нас вчера был Юрий Львович
Прокушев. К районному начальству ходил. В обкоме встречался с первым секретарем.
Есенину-то в октябре — семидесятилетие. Комиссия работает...”
Так я впервые узнал, что Юрий Прокушев часто наведывается в эти края из Москвы,
ведет огромную подвижническую работу по созданию музея Сергея Есенина, по
увековечению памяти поэта. Вечера, посвященные Сергею Есенину в Москве, в
Рязани, чтение лекций о Есенине в ВПШ, выступления на заводах, фабриках, в вузах
и школах, перед солдатами, перед учеными, перед самими литераторами — таков
мощный поток целенаправленной энергии — к Есенину и за Есенина.
“Ныне стальная Русь с любовью вспоминает искреннее, сердечное, правдивое слово
выдающегося русского поэта о жизни народа в суровые, грозные годы крушения
старого и рождения нового мира”,— объясняет Ю. Прокушев и обращается к разуму и
к сердцу читателей: “И все сильнее звучит сегодня вечно юный голос поэта,
отдавшего стихам и Родине пламень своего сердца”:
Но и тогда,
Когда по всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким
“Русь”.
Так, шаг за шагом, строка за строкой, книга за книгой, складывается образ
великого русского поэта Сергея Есенина, по праву вставшего в классический ряд
гениальных сынов русского народа, в ряд великих сынов народов-братьев,
народов-созидателей: “Творения подлинного национального художника всегда волнуют
и влекут к себе не только его соотечественников, но и неизбежно вызывают горячий
отклик в умах и сердцах людей других стран”.
Юрий Прокушев, несомненно, прав, когда в своих работах акцентирует внимание
читателя на отношении поэта к Родине: “В годы революции идейное и художественное
развитие поэта сдерживалось чужеродными влияниями на его творчество, особенно
начиная с 1919 года, эстетской литературной группы имажинистов.
Имажинисты по своим литературным взглядам были типичными представителями
формалистического искусства, эстетами и снобами. “Искусство — есть форма.
Содержание — одна из частей формы”,— безапелляционно вещали они”.
И продолжает: “Трагическая тема человека, чуждого по духу деклассированной
богеме и стремящегося вырваться из ее цепких лап, взволнованно раскрывается
Есениным в ряде стихотворений “Москвы кабацкой”:
И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд: —
Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет!
То, что сказано Юрием Прокушевым в пятидесятые годы,— актуально и сегодня, ведь
ерничать над чувством к Родине есть и ныне охотники. То прозвучит наглая
побасенка, то — пошловатая пародия — остротка, но, как ни иронизируй, как ни
злобствуй, а без Родины — нет поэта!
Если внимательно перелистать множество статей, очерков, выступлений Юрия
Прокушева, и просмотреть заново его книги, то увидишь незыблемую линию натуры,
характера, судьбы и устремления, понимания необходимости жить заботами народа:
“Поэзия настоящих больших мыслей и чувства всегда подлинно народна, всегда
покоряет сердца суровой правдой жизни, любовью к Родине, верой в человека”.
Слова эти естественны и точны по своей вечной сути.
+ + +
Родился Юрий Прокушев в деревне Гришино Солнечногорского района Московской
области. Мать будущего писателя Мария Дмитриевна Прокушева работала
педагогом-воспитателем в детском доме имени И. С. Тургенева, организованном тут
в годы гражданской войны.
Трудовую деятельность Юрий Прокушев начал с семнадцати лет. Затем — работа в
комсомоле. Летом 1942 года направляет его ЦК ВЛКСМ своим уполномоченным на
Кузнецкий металлургический комбинат.
Работая на заводе, он посещал литературное объединение “Вальцовка”, редактировал
молодежную страничку многотиражки, сам выступал в газете “Мартеновка” со
статьями. Потом он избирается секретарем Московского областного комитета ВЛКСМ
по пропаганде. И в августе 1946 года становится секретарем МГК ВЛКСМ.
В 1951 году он заканчивает аспирантуру Академии наук при ЦК КПСС по кафедре
теории и истории литературы и защищает кандидатскую диссертацию: “Тема
большевистской партии в творчестве Маяковского”. Прокушеву присваивается ученая
степень кандидата филологических наук.
Несколько лет он работает заместителем главного редактора Главной редакции
художественного вещания. А с 1953 года его переводят на работу в ВПШ при ЦК
КПСС.
За годы преподавательской деятельности в ВПШ он разработал и прочитал лекционный
курс отечественной литературы от “Слова о полку Игореве” до наших дней, а также
проблемный курс “Основные принципы политики КПСС в области литературы и
искусства”. В эти же годы (1958— 1968) в Государственном педагогическом
институте имени В. И. Ленина и в других вузах страны прочитал впервые спецкурс
“Жизнь и творчество Сергея Есенина”, а также провел первый есенинский
спецсеминар.
В ноябре 1970 года решением ЦК КПСС Юрий Львович Прокушев был утвержден
директором издательства Госкомиздата РСФСР и Союза писателей РСФСР —
“Современник”.
Владимир Маяковский и Сергей Есенин вошли в романтическую душу Юрия Прокушева не
случайно, эти поэты — братья по революционному подъему народного духа. Пусть они
не похожи формой и ритмом стиха, пусть они разные по восприятию новой жизни на
земле, но говорили они и пели одно: правду, свободу, звали к лучшему дню.
Есть люди, готовые упрекнуть Прокушева: мол, невозможно равно наслаждаться
поэзией Маяковского и Есенина,— слишком они противоположны.
Серьезно относясь к творчеству и личности друг друга, и Маяковский и Есенин
отлично понимали и видели свое место в литературе. Образно можно сказать так:
если Маяковский — басовая труба Революции, то Есенин — ее щемящая скрипка...
Юрий Прокушев прекрасно знает: гений принадлежит не только тому поколению, с
каким он рожден, с каким жил и творил, но и тем, что придут за ним, и тем, что —
далеко, в грядущем... Каждое поколение осмысливает гения, соотносясь с
сегодняшним днем по своему опыту в жизни. Каждое поколение “дополняется” гением,
узнает себя по нему и развивается, движется вперед. Таковы для нас Пушкин,
Лермонтов, Некрасов, Блок, Маяковский, Есенин. По “им наши дети и внуки не
однажды проверят глубину чувств и серьезность собственных дел и убеждений.
Разговаривая с юными читателями страны, Юрий Львович Прокушев вспоминает
учительницу по литературе Нину Осиповну Белинскую, вспоминает ее любимых поэтов:
“Она читала нам их увлеченно, по-своему, выразительно передавая богатство
полифонического звучания поэзии Блока и Маяковского, яркую, индивидуальную
“походку” каждого из них, чеканные, взрывчатые ритмы их революционных поэм и
стихов”:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
…………………………………….
Вперед, вперед, вперед,
Рабочий народ!
+ + +
Пусть бандой окружат нанятой,
Стальной изольются леевой,—
России не быть под Антантой
Левой!
Левой!
Левой!
Юрий Прокушев всегда помнит родных и близких ему людей, встретившихся на его
жизненном пути, и благодарно отзывается о них на страницах книг. Порой,
вспоминая, грустит о них, уже ушедших, радуется живым. И доброта Прокушева —
осмысленное поведение. Эта доброта — гражданское острое зрение, мужественная
позиция и неколебимая, правильная работа совести.
Творческий диапазон Прокушева, исследователя и критика, объемен: Пушкин,
Никитин, Блок, Маяковский, Есенин, Прокофьев, Сергей Васильев, Егор Исаев,
Василий Федоров и другие. И дело не во множестве охваченных имен, не в наборе
“патронташа”, а в раздумчивости прокушевских работ, в их значимости и нужности.
Я не собираюсь перечислять книги Прокушева, а стремлюсь порассуждать о близком
человеке, о его судьбе и его честном труде.
Сейчас, когда я пишу эти строки, на моем дворе цветет и колышется могучая старая
яблоня. Она — вся белая, белая. И цвет ее настолько густой и сильный, будто
вышла она из морозной и страшной пурги, что охватывала ее, крутила, гнула и
мотала, но сама в слепой ярости задохнулась и — бросила. А яблоня — звенит белым
цветом, звенит по-прежнему, как наше родное материнское русское слово. Прекрасна
жизнь. Прекрасен памятью о себе человек на земле.
+ + +
Однажды, роясь в интересных архивах Юрия Прокушева и разговаривая с ним о
Есенине, я натолкнулся на пожелтевшую газету, где один авторитетный по тем
временам
литератор возмущается в громкой статье “неким” Прокушевым. Звеня регалиямия, он
призывает поставить надежный заслон людям, подобным Прокушеву, пытающемуся
навязать нашему человеку и утвердить в нашем обществе “сомнительного” Есенина...
Сегодня это звучит смешно и нелепо...
К сожалению, сам Юрий Львович Прокушев не любит рассказывать о “рыцарях” боев
против Есенина. Меня — не только поразил тон статьи, а буквально поверг в уныние
требовательно-командирский пыл горе-классика. Окруженный комсомолом и молодыми
энтузиастами, Ю. Прокушев, разумеется, не мог спасовать перед чванливым натиском
новоявленного “законодателя”, литературного чинуши, не мог.
И еще я подумал: а зачем тогда нужно было “классику” поносить Есенина и унижать
яростного его защитника — Юрия Прокушева? По слепоте души или затем, чтобы
отобрать поэта у трудового народа?.. Ведь это дело чрезвычайно важное. Отобрать
Есенина у трудового народа — значит частью озлобить этот народ, частью
опримитивить, обокрасть, показать нашим идеологическим врагам нашу отсталость.
Но у Юрия Прокушева были в душе совестливые звоны его родных просторов, его
родных холмов, были и искренние друзья. Они разумом и авторитетом помогли ему и
в стенах кабинетов партийных руководителей и в стенах той неказистой избы под
Рязанью, где сейчас действует замечательный музей, построенный народом и
государством, как дань благодарения, дань уважения поэту.
Сидели — смотрели фотографии. На одной — мать поэта, Татьяна Федоровна обнимает
внука, сына Сергея Есенина, так похожего на отца... Сын — Юрий... От брака
Есенина и Изрядновой...
Хороня мать Юрия Прокушева Марию Дмитриевну, я все глядел и глядел в ее лицо.
Лицо ее напоминало мне о чем-то родном, родном. И — догадался! Ее лицо — лицо
матери Сергея Есенина Татьяны Федоровны, или — лицо моей матери Анны Ефимовны,
иконоглазое, открыто-русское, невиноватое передо мной, внуками и веками...
Интересно и сейчас читать Сергея Петровича Кошечкина и отмечать про себя — как
искренне ценит он поэта, как помогает утвердиться в жизни его стихам.
Своеобразно показал судьбу и работу поэта Иван Белоусов. Мы видим, кто окружал
Есенина в последние дни жизни, кто пытался помочь ему в горевой усталости дум.
По-своему, несколько упрекательно, но оригинально и горячо вникал в есенинский
дар Петр Юшин. У Сергея Кошечкина, у Ивана Белоусова, у Петра Юшина и у Юрия
Прокушева, есть то, что мы называем непохожестью, разнозначением, а в целом —
они дали один, дорогой нам образ Сергея Есенина, гениального поэта и
неповторимого человека.
Юрий Прокушев же — постоянный и неутомимый исследователь творчества Есенина.
Критик и писатель, он взвешивает каждое слово Есенина и чувствует это слово, как
пригоршню морской воды, как серебрянокрылый всплеск природной стихии — времени-,
жизни. Поэтому в книгах Юрия Прокушева Есенин — большой, народный. Мы понимаем
его, как понимаем жизнь, и, принимая музыку его души, находим в своей душе ее
отзвуки...
А те люди, которые мешали когда-то Прокушеву вводить талант Есенина в программы
школ и вузов и, по существу, утверждать в государстве, теперь в личных
разговорах замечают, что Юрий Прокушев излишне “революционизировал” Сергея
Есенина, такого, мол, лирика, мягкого, симпатичного.
Послушаем же мнение Прокушева о лиризме и певучески есенинского голоса: “В
1924—1925 годах на Кавказе Есенин написал замечательный цикл лирических
стихотворений “Персидские мотивы”. Обычные жизненные факты становятся в
“Персидских мотивах” источником удивительных по своей художественной
выразительности стихов. Столько сердечной, кристальной чистоты в отношении поэта
к “милой Шаганэ”:
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Выходит, что Юрий Прокушев ничего не упустил, ничего не просмотрел в творчестве
пронзительного русского поэта, отмечая и революционность духа, и пророческую
свободу лиры мятежного Сергея Есенина. “Уйдя из жизни в 30 лет,— пишет Юрий
Прокушев,— Есенин оставил нам чудесное поэтическое наследство. Его талант
раскрылся особенно ярко и самобытно в лирике. Лирическая поэзия Есенина
удивительно богата и многокрасочна по своему душевному выражению, искренности
чувств и драматизму, сердечной взволнованности и человечности, лаконичности
образа”.
Но не только синева и холмы родного Подмосковья вошли в душу и в судьбу Юрия
Львовича Прокушена. Вошли и грозные военные годы бесконечной работой, бессонными
заботами и черные беды, горестные фразы похоронных извещений, вошли в сердце и в
память лица матерей, калек...
Вот он встречает гроб с телом Александра Космодемьянского, брата Зои
Космодемьянской, вот он едет с товарищами по комсомолу открывать еще
простенький, деревянный, памятник бесстрашной Зое... С ним — ее мать... С ним —
те, кто дышит неистребимой верой в победу над ненавистным врагом...
А сестры поэта Сергея Есенина, Екатерина Александровна и Александра
Александровна, ждут исполнения обещания Юрия Прокушева — познакомить их с
Людмилой Владимировной Маяковской, сестрой Владимира Владимировича
Маяковского... Сестры, сестры... Они-то многое знают из того наносного и
постылого, что встревало в отношения между Есениным и Маяковским, знают — кто
подогревал и самозабвенно пачкал слухами и сплетнями нечастые встречи и беседы
двух величайших певцов революционного времени...
И — познакомил! И — русские люди поняли по-новому себя, братьев своих и те
минувшие яростные события. Решили провести совместный вечер — Есенина и
Маяковского — перед одной публикой, одной отечественной совестью и болью...
Есенин и Маяковский подошли к Революции в одно громкое утро, в один час. Но
подошли они с разных сторон, с одинаковой мыслью и ясным желанием — служить ей,
славить ее.
Так судьбы двух поэтов стали одной судьбой, одной заботой.
За долгие годы литературной деятельности Юрий Про-кушев выпустил более двадцати
книг: “Сергей Есенин”, “Владимир Маяковский”, “Поэзия Октября”, “Подвиг
Пушкина”, “Россия — моя поэзия”, “Поиски и находки”, “Вечный образ”, “Даль
памяти народной”, “Кремень — слеза”, “Мир художника” и другие.
Под редакцией Прокушева выходили собрания сочинений Сергея Есенина и
однотомники. С публичными лекциями по литературе он выступает в Москве,
Ленинграде, Рязани, Новосибирске, Баку, Иркутске, Киеве, Томске, Тбилиси — во
многих городах Советского Союза.
Доводилось ему выступать и за рубежом — в Польше, Чехословакии, ГДР, Италии,
Франции, США.
Рекомендуя его в Союз писателей СССР, поэт Ярослав Смеляков четко сказал:
“Рекомендую Юрия Львовича Про-кушева — талантливого критика, литературоведа,
сделавшего больше всех других для нового признания страной Сергея Есенина, в
Союз писателей”.
Ведя подвижническую издательскую работу, Юрий Прокушев помогал писателям. Романы
Федора Абрамова “Братья и сестры”, Бориса Можаева “Мужики и бабы”, Василия
Белова “Кануны”, Ивана Акулова “Касьян Остудный”, Владимира Тендрякова
“Кончина”, Алексея Ревунова “Холмы России”, позмы Василия Федорова “Дон-Жуан”,
Сергея Васильева “Достоинство”, Ювана Шесталова “Языческая поэма” — и другие
произведения, ныне отмеченные премиями, а главное, полюбившиеся читателям, на
раннем этапе выхода в свет не миновали зоркого и активного участия Юрия
Прокушева.
“Василий Федоров постоянно, неудержимо и смело бросает себя в самый крутой
водоворот жизни,— отмечает критик,— сам открыто идет навстречу “святой трагедии
века” как высшей истине, “добыча” которой и есть для него самый главный смысл
его творчества, его бытия”:
Ты, критик,
Как бы мы ни пели,
Не говори, впадая в страх,
Что наши песни не созрели
Судить о горьких временах.
И не советуй нашим лирам,
Воспевшим честные бои,
Отдать трагедии свои
Иным векам,
Иным Шекспирам.
Творчество Ю. Прокушева тем и полезно, тем и неодолимо, что оно дает нам
понимание русской литературы нашего периода не оторванной от всей литературной
истории русского народа, а — в развитии, в преемственности поколений. В
литературе Юрий Прокушев ценит отображение реальной действительности и реального
дела поколений, ценит живой запечатленный подвиг, живой характер. Ибо жизнь —
память и совесть людей, живущих на земле.
“Какова же в этих маленьких поэмах общественная, гражданская поэзия Есенина? Что
его особенно волнует?”— задается вопросом Прокушев. Чувства, мысли автора в
маленьких поэмах правдивы. Вместе с тем они сложны, противоречивы, как сама
действительность, окружающая поэта:
Ну что ж!
Прости, родной приют.
Чем сослужил тебе, и тем уж я доволен.
Пускай меня сегодня не поют -
Я пел тогда, когда был край мой болен.
Приемлю все.
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
Я не отдам ее в чужие руки,
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки
И песни нежные лишь только пела мне.
Здесь критик Ю. Прокушев сосредоточивает внимание на неколебимом осознании и
намерении поэта — остаться поэтом во что бы то ни стало, остаться на высоте
справедливости и неизбежной вдохновенной незащищенности, иначе поэту грозит
вялое и банальное состояние, примитивизм риторики. А равнодушие и риторика
поглощают серебряный звон — музыку. Поэт — гражданин, судья и врачеватель.
Юрий Прокушев не упрощает взгляд Есенина на Революцию, на ее результаты, а
говорит об этом объективно, убедительно и без патетического восторга, говорит —
прицельно, мудро и ясно: “Если бы Есенин ничего не написал, кроме “Руси
Советской”, “Руси уходящей”, “Возвращения на родину”, то и тогда имя его,
несомненно, вошло бы навсегда в историю отечественной литературы”. И трудно с
этим не согласиться.
+ + +
Важно говорить о талантливом, помогать талантливому, а развенчивать — непременно
стоящее развенчания, но не мякину, не охвостья. Защищай дело, опровергай зло. Не
распыляйся. Не мелочись. Не ошибайся позорно.
Один мой друг, геодезист, путешествуя на лошади по Уралу, заметил огромного
черного глухаря, замершего на Длинном суку лиственницы. Заядлый и азартный
охотник, он спрыгнул с коня и пополз с ружьем в руках по кочкам, рытвинам,
кустам к гордой птице. Полз, царапал грудь, ладони, щеки. Подполз. Выстрелил.
Глухарь не шелохнулся. Что такое? Еще подполз. Еще выстрелил. Глухарь опять не
шелохнулся. Бьющий без промаха, охотник свирепо выстрелил в третий раз. И —
ужаснулся. Из гордого и царственного зобатого глухаря посыпались опилки,
полетели клочья ваты. Чучело!..
Так и в литературе: присмотришься к иному — и видишь перед собой литературное
чучело. И — зоб славы. И — перья импозантности. И — гребень торжественности. Все
при нем. И все же — чучело. Ни “модные”, ни “немодные” поэты и прозаики не
пленили и не завертели Юрия Прокушева. Он знает: его дело тяжелое — и выполнять
это дело надо неспешно. Надо самому в себе придирчиво и в меру сомневаться, а не
наслаждаться расхожим оптимизмом удачника. Ю. Прокушев — сурово сомневающийся
перед собой человек и писатель.
Читая книги Юрия Львовича Прокушева, я замечаю глубину его познаний простого и
мудрого крестьянского быта, уклада, и говорю себе: еще бы — ведь он сам из
деревни, от земного корня, от лопаты и косы, от зеленой травы и синей речки. Я
вижу и глубину его познаний быта и уклада рабочего человека, рабочих семейных
традиций.
Рабочую мысль из книги в книгу проврдит Прокушев. Ныне каждый серьезный рабочий,
каждый серьезный интеллигент четко понимает единство села и города — двух детей
одной матери-земли, одной страны.
Юрий Прокушев пишет: “Для Сергея Есенина русский мужик никогда не был “забавной
игрушкой”. Уже в самых ранних стихах он стремится взглянуть на жизнь деревни не
с одной стороны, а со всех:
Тяжело и прискорбно мне видеть,
Как мой брат погибает родной.
И стараюсь я всех ненавидеть,
Кто враждует с его тишиной.
Посмотри, как он трудится в поле,
Пашет твердую землю сохой,
И послушай ты песни про горе,
Что поет он, идя бороздой.
В этом юношеском стихотворении, написанном шестнадцатилетним поэтом в
Спас-Клепиках, в 1911 году, уже были явственно слышны отзвуки некрасовской музы.
После Спас-Клепиков была Москва, сытинская типография, связь с революционно
настроенными рабочими-печатниками, народный университет Шанявского, Суриковский
кружок писателей из народа”. Да, была школа...
“9 марта 1915 года — день первой встречи с Блоком — стал для Есенина едва ли не
самым радостным и счастливым. Талант его признал первый поэт России! Прощаясь,
Блок подарил молодому рязанскому поэту книгу своих стихов. На ее титульном листе
он написал: “Сергею Александровичу Есенину на добрую память. Александр Блок. 9
марта 1915 г., Петроград”, — возвращает нас Юрий Прокушев в те незабываемые дни.
На память. На память — человеку, народу, земле.
Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Никитин, Блок, Маяковский, Есенин. Какая золотая
вязь имен! Нет, поэты не умирают. Мы не только шепчем признательно или
декламируем их строки, но мы повторяем или пытаемся, неосознанно, повторить их
образ в поступке, в судьбе. Ведь проносится же в седле по горным тропам Кавказа
юный Михаил Лермонтов. Ведь не упал на морозный январский снег Александр Пушкин.
Он — просто отсутствовал, и не долго. Он, послушай, торопится по голубой
набережной Невы, быстрый, кудрявый, горячий. А там, на чудо-холме, где звенит
печенежскими копьями ветер,— стоит Александр Блок. Стоит — большеглазый,
светловолосый:
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Холмы России, вы — наши судьбы, вы — наши предки, вы — наши внуки и правнуки, вы
— наш ветер бессмертья, наша песня и удаль!
Поэтому, видимо, и мне, заводскому парнишке, настойчиво и просто внушал мой
добродушный наставник-комендант, внушал мысль о землячестве, о родственности
поэтов, о родственности людей. Сейчас, как никогда раньше, я понимаю: все мы,
кто что-то сделал или желает что-то бескорыстное сделать,— родные люди, друзья и
братья, идущие друг за другом.
1983
Далее читайте:
Валентин Сорокин
(авторская страница).
Прокушев Юрий Львович
(1920-2004), критик.
|
