ЗАПИСКИ ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРА
КАМЧАТСКИЙ НЕГР
Я возвращался в отведенную мне
келию Александро-Невской Лавры, охваченный
противоречивыми мыслями.
С одной стороны, меня радовал благоприятный
исход начатого мною дела, но в то же время
как патриота, горячо любящего свою Родину,
меня повергало в уныние то безразличие,
бездушие, которое я почувствовал при
встрече с Лукьяновым, ограниченным
бюрократом, не живущим интересами России.
Невежественная неосведомленность
его и подобных ему сановников, да и другой
столичной публики о состоянии богатейшего
и к тому же пограничного края, каким
являлась Камчатка, ужасали меня... Иногда
дело доходило до анекдотической ситуации.
Однажды, когда я пребывал в состоянии
душевной удовлетворенности в связи с
утверждением Камчатского
благотворительного братства, ко мне в келию
в Александро-Невской Лавре пришел
Ямбургский викарный епископ Никандр.
По поручению митрополита Антония он
передал мне его распоряжение и
благословение в ближайшее воскресенье
выступить в зале столичного епархиального
дома с докладом о Камчатке и о моей
пастырской деятельности. Я знал, что в
Петербурге, на Стремянной улице, в
епархиальном здании есть огромный
лекционный зал, в котором обычно собирается
много народу. Меня это несколько озадачило.
Я растерялся и пытался отказаться от этого
предложения, но епископ Никандр был неумолим.
Он только пояснил мне, что послушать
сообщение о Камчатке явятся все члены
Святейшего Синода, в том числе три
митрополита и архиереи.
Спустя некоторое время, по распоряжению
обер-прокурора
Святейшего Синода, были разосланы
пригласительные билеты.
С волнением я начал готовиться к лекции. При
мне было до двухсот негативов фотоснимков
из жизни насельников Камчатской области.
Пришлось срочно заказать цветные
диапозитивы.
4 декабря, в день, назначенный для моего
первого публичного выступления, я,
естественно, нервничал. А тут, в довершение
всех волнений, меня обескуражила и возмутила
легкомысленная выходка одной из столичных
газет.
Дело в том, что все столичные газеты
поместили сообщение о моей предстоящей
лекции. Но когда я однажды утром взял в руки
"Петербургскую газету", то не поверил
своим глазам. Прежде всего меня возмутила и
удивила нелепейшая иллюстрация на
страницах этого печатного органа. На ней
был изображен монах-негр в черной рясе
греческого покроя и в греческой камилавке.
Монах этот был совершенно черный; оттопырив
пухлые губы, он улыбался со страницы "Петербургской
газеты", сообщавшей крупным шрифтом: "Камчатский
монах Нестор-негр".
Внизу под этим сообщением было напечатано:
"Иеромонах Нестор-негр прибыл с
Камчатки и сегодня в епархиальном доме на
Стремянной улице сделает доклад о Камчатке,
где он служил, разъезжая по делам
священнослужения на лодке с Камчатки на
Ямайку. Он плохо говорит по-русски, но
хорошо владеет английским языком.
Вход на его лекцию для всех бесплатный".
Прочитав эти строки, я вознегодовал и в то
же время готов был рассмеяться. Ведь я до
сих пор не знаю английского языка, ни разу
не был на Ямайке. Теряясь в оценке, чего
больше в этом нелепом сообщении - глупости
или издевательской наглости, - я не знал, что
предпринять, и готов был отменить лекцию.
Взволнованный, я позвонил по телефону
редактору. Когда раздался его деловито-вопрошающий
голос, я ответил:
- Как вы слышите, господин редактор, с вами
говорит на чистейшем русском языке
иеромонах Нестор, такой же "негр", как
вы... эфиоп!
- Что за дерзость? -- пытался возмущаться
редактор.
- А вот возьмите в руки сегодняшний номер
редактируемой вами
газеты и полюбуйтесь, как вы там расписали
меня, - уже успокоившись, но с трудом
сдерживая смех, ответил я, закончив свой
протест требованием объяснить причину
мистификации.
Спустя некоторое время раздался
телефонный звонок, и
редактор извиняющимся тоном сказал:
- Простите, отец Нестор, но, как я выяснил,
произошло чрезвычайно
досадное недоразумение, я бы сказал,
проявление грубого невежества со стороны
одного из наших репортеров. Видите ли, мы
послали его в Лавру, где, как нам стало
известно, остановился проездом иеромонах
Нестор, известный своей миссионерской
деятельностью на далекой Камчатке.
Репортеру ведено было проинтервьюировать
вас... Но этот, я бы сказал "строчкогон"
и невежда, встретив в лаврских воротах
выходившего монаха-негра,
вообразил, что это вы. Он остановил его и,
тыча пальцем в грудь, спросил:
- Камчатка?
Негр с недоумением ответил:
- Ямайка!
В дальнейшем разговоре ни репортер, ни
негр-монах не поняли друг друга, так как
беседа их происходила на разных языках.
Остальное при написании заметки репортеру
подсказала его необузданная фантазия,
подгоняемая его
абсолютной неосведомленностью о Камчатке.
Позже стало известно, что в дни, когда я в
Александро-Невской Лавре готовился к
докладу, там же жил некий негр-монах с
острова Ямайка, по имени Рафаил. Его-то и
принял ретивый репортер за иеромонаха Нестора
с Камчатки.
На этом история с негром не закончилась. В
назначенное для лекции
время я отправился на извозчичьих дрожках к
Стремянской улице на угол Невского
проспекта, но из-за толпы, собравшейся у
входа в епархиальный дом, подъехать было
невозможно. Я сошел с дрожек, но и пешком
пробраться сквозь толпу было трудно. Улица
была запружена народом. Люди различного
возраста и общественного положения
стремились к входу в здание, где должна была
состояться лекция "негра с Камчатки".
Меня толкали, не пускали вперед и не хотели
выслушивать мои просьбы
и объяснения.
- Вы же видите, батюшка, - волнуясь и даже не
глядя на меня, объяснял какой-то мужчина из
толпы, - мы сами никак не можем пробраться в
зал послушать негра-монаха с Камчатки.
Я несколько раз пытался рассеять их
ошибочные предположения, рассказать
вкратце историю появления нелепейшей
газетной информации о "негре с Камчатки",
но меня никто не слушал. Наконец вместе с
толпой счастливцев мне удалось
протиснуться в прихожую епархиального дома.
Но и здесь создалась пробка. Пробиться к
лестнице мне долго не удавалось. Кругом
меня стоял невообразимый шум. Все кричали,
спорили и не слушали Друг друга. Я застрял в
дверях с грустной мыслью о том, что дальше в
зал мне вряд ли удастся пройти.
В это время меня сквозь пар, клубившийся в
зале над головами сидевших там "счастливчиков",
увидел отец протоиерей Дернов, недавно
избранный председателем Петербургского
отделения благотворительного братства. Он
велел собравшимся в зале пропустить меня и
сжато объяснил при этом сущность
произошедшей ошибки о "негре-монахе".
Когда шум и говор утихли, в зал начали
входить митрополиты, архиепископы и
епископы. Они усаживались
за большим столом. В центре их - Владыка Антоний.
Он вынул из портфеля "Петербургскую
газету" и, указывая на нелепую заметку о
"негре" с Камчатки, спросил меня:
- Что это такое?
Я коротко объяснил. Все сидевшие за столом
рассмеялись, называя
меня в шутку негром.
Когда все встали и хором пропели молитву,
мне предоставили слово для доклада. Замечу,
кстати, что описанное мною невежество в
вопросах, касающихся отдаленной от столицы
Камчатки, было не единичным явлением, а
свойственно многим представителям старой
России. Поэтому в своей лекции я подробно
рассказал о городе Петропавловске, о
Камчатской области, об иерархах
и святынях этого края. Упомянул о типах
камчатских жителей, об их
нравах и обычаях.
После моего доклада митрополит Антоний
объявил о том, что сейчас по рядам пройдут
сборщики пожертвований
на Камчатское благотворительное братство.
Была собрана огромная сумма. Среди золотых,
серебряных монет и кредитных билетов были
кольца, браслеты, серьги с бриллиантами,
крестики и многие другие ценности. Немедленно
по окончании сбора был составлен акт, и все
собранное вручили мне в дар Камчатскому
благотворительному
братству.
В заключение состоялся духовный концерт
любителей церковного
пения, в основном учителей церковноприходских
школ. Сумму, вырученную за свое выступление,
они отчислили также в пользу Камчатского
братства.
Продолжая еще некоторое время оставаться
в Петербурге по делам, я
был приглашен к старушке-вдове генеральше
Александре Алексеевне Куракиной. Это была
добрейшая и наивнейшая в своей
оригинальной простоте знатная русская
женщина. Она по рекомендации вдовствующей
Императрицы Марии Феодоровны (как бывшая ее
статс-дама) была приглашена в число членов-учредителей
Петербургского отделения Камчатского
благотворительного
братства. Куракина сказала мне, что желает
помочь и делом, и деньгами, тем более что ее
удостоили избранием в вице-президенты
столичного отделения братства. Особенно
ей хотелось быть полезной в создании
задуманного мною монастыря на Камчатке.
И вот, не долго думая, Куракина сняла с
себя золотую цепь, украшенную бриллиантами
и сапфирами, которую ей в молодости
подарила при поездке в Данию Императрица
Мария Феодоровна. А так как на цепи был еще
лорнет, она сняла его и сказала:
- Мне кажется, что лорнет на Камчатке не
нужен... А вот эту цепь разрешите, отец
Нестор, преподнести в дар вашему
благотворительному братству.
В дальнейшем при каждом посещении
Петербурга я обязательно навещал
Александру Алексеевну Куракину. И всякий
раз она задавала мне вопрос:
- Нашли ли вы, отец Нестор, достойную,
энергичную монашествующую братию для
Камчатского монастыря?
Я отвечал ей, что это не так-то просто и я
предполагаю посетить
монастыри со строгим уставом для подбора
деятельных, трудолюбивых монахов. Но
старушка-генеральша не
соглашалась со мной.
- Вы не понимаете меня, - твердила Куракина,
- вы не понимаете, отец Нестор, как вы этим
тормозите свое доброе дело. Вот вы
остановились в Александро-Невской Лавре.
Там очень много монахов, и не все они там
нужны. Я рекомендую вам подходить к каждому
встретившемуся в Лавре
монаху со словами: "Стой, монах! Ты нужен
на Камчатке в монастыре. Поезжай со мной!"
Как я ни старался убедить Куракину в том,
что "отобранные" таким путем монахи не
подойдут для сурового
труда на Камчатке и вряд ли согласятся
расстаться с сытой жизнью в столичной Лавре,
старушка-генеральша продолжала настаивать
на своем, и мы оставались
взаимно огорченные.
Когда же я спустя день-два опять приходил
к ней, она принимала меня с распростертыми
объятиями и повторяла, сокрушенно
покачивая головой:
- Ах, какая я дура! Как только, отец Нестор,
вы ушли от меня, я задумалась над вашими
словами и пришла к мысли, что вы правы. Не
берите к себе на Камчатку столичных монахов!
Как-то во время такой беседы лакей доложил,
что к Александре Алексеевне пожаловала
графиня Мусина-Пушкина. Куракина, не
задумываясь, ответила лакею:
- Скажи графине, что я сейчас очень занята.
У меня отец Нестор с Камчатки. Я никого не
принимаю. Пусть пожалует в другой раз.
Но в это время настежь распахнулась дверь
и вместе с перепуганной горничной
стремительно вошла старуха-графиня Мусина-Пушкина.
- Я к вам на минутку! - прохрипела она.
- Я не могу вас принять. Уйдите! - завопила
Куракина. - Вы видите, у
меня отец Нестор...
И как графиня ни пыталась броситься с
широко распростертыми объятиями к
Куракиной, та отстранялась
и просила настойчиво:
- Оставьте меня! Приходите в другой раз!
Ведь у меня отец Нестор.
Вернуться к
оглавлению
Далее читайте:
Нестор
(Анисимов Николай Александрович) (1884-1962), митрополит.
Епископ Нестор.
Расстрел
Московского Кремля (документ).
Караулов
А. К., Коростелев В. В.
Арест экзарха // Русская Атлантида.
- Челябинск: 2003. № 11. - С. 11- 26.
Караулов А. К. , Коростелев
В. В. Поборник церковного
единения (к 40-летию со дня блаженной
кончины митрополита Нестора)
Караулов
А. К., Коростелев В. В. Экзарх
Восточной Азии // Русская Атлантида.
- Челябинск: 2003. № 9. - С. 17- 24.
|
