Юрий Мухин. Антироссийская подлость

2003

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Юрий Мухин

Антироссийская подлость

Глава 12.

Разоблачение фальшивок капээсэсовских геббельсовцев

564. Из предыдущих глав вы уже поняли, что польских военнопленных расстреляли немцы, поэтому искать доказательства того, что поляков расстрелял НКВД, — занятие изначально глупое с совершенно предсказуемым концом. Однако не исключено, что некоторые читатели, прочтя конец предыдущей главы, смутятся: уж очень бойко и уверенно геббельсовцы уверяют, что виноваты русские, уж очень обильно они ссылаются на разные документы, как на “неопровержимые доказательства”. Так может быть действительно такие документы есть?

565. К примеру. Как я уже писал выше, геббельсовцы пытаются внушить своим лопоухим сторонникам, что в правительстве и НКВД СССР того времени все документы были чем-то вроде басен, написанных аллегориями.

То есть, на самом деле под словом “разгрузка” во “внутренней переписке органов НКВД” имелась в виду только разгрузка лагеря или тюрьмы от заключенных путем перевода их в более свободные лагеря или путем их освобождения. И никакого отношения к расстрелу это слово и близко не имело.

566. Геббельсовцы “берут на понт фраеров” чрезвычайно нагло. Вот, к примеру, документ геббельсовцев № 63. Это указание заместителя наркома внутренних дел Меркулова начальнику УНКВД по Калининской области Токареву от 27 апреля 1940 г.:

6) Предписание №-038/4 § 30 в отношении Радецкого Людвига Яновича, 1903 г.р. - вместо дела №-1903 считать №-2333” [1].

То есть, из Москвы были отправлены предписания на отправку в ГУЛАГ поляков, осужденных Особым совещанием, но машинистка, печатая списки, перепутала номера уголовных дел (сами эти списки геббельсовцы, уверен, в архивах уничтожили). И вот теперь заместитель министра отрывается от дел, чтобы дать указание исправить эти номера. А зачем, если по геббельсовцам эти поляки все расстреливались? Они что, в могилу бы не поместились, если у них в “списке на расстрел”, к примеру, номер дела 5629, а не 5692? А сам факт того, что по такому ничтожному поводу велась переписка, свидетельствует, что поляков никто расстреливать не собирался. А теперь вспомните, как этот документ № 63 обыгрывают академические геббельсовцы:

“Аналогичные списки, но уже подписанные заместителем наркома внутренних дел В.Н. Меркуловым и адресованные начальникам УНКВД трех областей, до нас не дошли, однако об их существовании свидетельствует ряд документов. Эти списки, адресованные Е.И. Куприянову, П.Е. Сафонову и Д. С. Токареву, содержали предписание о расстреле. Списки заключенных тюрем, приговоренных “тройкой” к расстрелу, направлялись наркомам внутренних дел УССР и БССР”. Ну вдумайтесь, как этот документ № 63 может свидетельствовать, что существовали какие-то списки приговоренных “тройкой” к расстрелу” [2].

567. А вот еще пара “неопровержимых доказательств” академических геббельсовцев: “В Киев и Минск свозились и заключенные - в недавнем прошлом граждане Польши, находившиеся в тюрьмах других регионов страны. Их также ждал расстрел”. От этих строк перед глазами встают эшелоны бедных поляков, которых везут в Киев и Минск, а там расстреливают, расстреливают, расстреливают... Но давайте все же прочтем эти страшные свидетельства, изложенные, как утверждают геббельсовцы, в документах №№ 33, 83. Вот документ № 33:

Сов. секретно. Командиру 136-го батальона конвойных войск НКВД майору тов. Межову,

За начальника отделения службы ст. лейтенант Есипов” [2].

капитан госбезопасности Сопруненко” [3].

568. Как видите, бригада Геббельса своего читателя “берет на понт” наглейшим образом. Везде, где они пишут о “расстреле” поляков и “ссылаются на документы”, в документах и намека нет на расстрел. Более того, и что для геббельсовцев особенно неприятно: в тысячах документов 1940 г., связанных с поляками, нет ни малейшего намека на то, что в марте 1940 г. была создана какая-то “тройка”, которая приговорила к расстрелу чуть ли не 26000 человек. Ну представьте, к примеру, что вы состряпали документ, что Сталин в 1941 г. назначил ксендза Пешковского заместителем Верховного Главнокомандующего Красной Армии. Фирма “Пихоя & К°” подготовит текст, найдет бланк, поставит необходимые штампики и пометки, после чего “найдет” этот документ “в архиве ЦК КПСС”. А специалисты КГБ нанесут на документ “подлинные” подписи Сталина и других членов Политбюро. ГВП найдет пяток “экспертов”, которые за 100 долларов на всех засвидетельствуют под присягой на Библии, Коране, Талмуде и Программе КПСС одновременно, что этот документ “подлинный”. Российские ТВ и пресса будут вопить о сенсационной находке. Все хорошо, одно плохо - если в сотнях тысяч документов той войны о Пешковском в качестве заместителя Сталина нет ни малейшего упоминания, то и придурку станет ясно, что этот “подлинный документ” - липа.

569. Такая вот ситуация получилась и с геббельсовцами. Они сфабриковали очень красивые “документы” о том, что поляков осудила к расстрелу некая “тройка”, но в 1940 г. об этой “тройке” никто и слыхом не слыхивал. И внимательный читатель мог заметить, как навязчиво академические геббельсовцы пытаются внушить мысль об еще одной аллегории НКВД: оказывается, и “тройку” в НКВД тоже называли не “тройкой”, а “Комиссией”. Именно так это слово по всему тексту пишут геббельсовцы - с большой буквы. Упоминают “Комиссию” часто, но ссылок на документы, в которых фигурирует эта “Комиссия”, не дают. И только в конце осмеливаются на это: “Одновременно по мере изучения оперативных материалов, часть стоявших на контроле дел снималась с него и передавалась на рассмотрение Комиссии (см. №№ 44, 59)”. Разумеется, что в документе № 59 нет и намека на слово “комиссия” [4], а в документе № 44 оно дано так: “Прошу снять с контрольного учета и представить на ближайшее заседание комиссии дела на...” [5] Но если учесть, что эта просьба исходит от заместителя начальника 1-го спецотдела НКВД СССР, в котором регистрировались поставленные на рассмотрение Особого совещания дела, то “комиссия” с маленькой буквы, это скорее всего 1-е отделение Секретариата Особого совещания, которое до представления дел на ОС: “Знакомится с содержанием материалов, проверяет соответствие обвинительного заключения этим материалам, составляет краткую справку по делу о подсудности его Особому совещанию и правильности оформления и представляет на заключение прокурору” [6].

До конца 1938 г., т.е. менее чем за полтора года до описываемых событий, при НКВД было два типа судебных органов: “комиссии”, состоящие, согласно приказу Ежова № 00485 от 11.08.1937 г., из высших должностных лиц НКВД и Прокуратуры областей, республик и СССР [7], и “тройки”, состав которых я уже давал выше. И в документах тех времен (в частности — в приговорах) эти два органа так и называются, к примеру: “Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР от 30 апреля 1938 г. по обвинению в шпионаже и контрреволюционной националистической агитации назначена высшая мера наказания -расстрел; Тройкой при УНКВД СССР по МО от 2 сентября 1937 г. по обвинению в систематической контрреволюционной агитации назначена высшая мера наказания--расстрел” [8].

Так что и аллегорию “Комиссия — это тройка” геббельсовцы могут отправить вслед за остальными. Во внутренней переписке НКВД все называлось своими именами: расстрел — расстрелом, разгрузка — разгрузкой и совершенно исключено, чтобы любую “тройку” работники НКВД называли “Комиссией”.

И факт остается фактом — о пресловутой “тройке”, которая, якобы, осудила поляков весной 1940 г. к расстрелу, не упоминается ни в едином документе, кроме фальшивок, состряпанных самими геббельсовцами. Но прежде чем заняться этими фальшивками, необходимо немного остановиться на том, как бригада Геббельса доказала, что поляков расстреляли немцы.

570. Как я уже упоминал выше, по массе фактов видно, что во главе геббельсовцев стояло КГБ СССР. И скорее всего тамошние “аналитики” первыми осмотрели архивы и разработали план, как оклеветать СССР. Поскольку в архивах было полно документов, ясно свидетельствующих, что весной 1940 г. польские офицеры были осуждены судом Особого совещания при НКВД СССР, то оставалось уничтожить ту часть документов, которая свидетельствовала о приговоре — о том, сколько лет лишения свободы каждый из офицеров получил. А после этого поди гадай — к трем годам его приговорило Особое совещание или к расстрелу. Схема фальсификации была очень проста и посему выглядела очень соблазнительно. Архивы “почистили” и в начале лета 1989 г. туда запустили геббельсовских “историков”. Те, естественно, немедленно нашли документы, свидетельствующие об отправке дел поляков на рассмотрение Особым совещанием, и по страницам польской и советской прессы понеслось победное: “Хайль Геббельс!”

571. “Содержание перечисленных документов позволяет сделать вывод о возможности вынесения Особым совещанием при НКВД смертного приговора в отношении военнопленных...” [9] — спешил сообщить стахановец геббельсовского труда Ю. Зоря. “Итак, хранящиеся в фондах ЦГОА СССР и ЦГА СА архивные материалы доказывают, что дела польских офицеров и полицейских, находившихся в Козельском и Осташковском лагерях в декабре 1939 — марте 1940 года, готовились на рассмотрение Особым совещанием НКВД, в апреле-мае 1940 г. более 15 тысяч польских военнопленных - офицеров и полицейских - были вывезены из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей и переданы УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей. Таким был их последний маршрут, конечными пунктами которого стали Катынь, Медное и 6-й квартал лесопарковой зоны Харькова” [10] — пускала обильную слезу Н. Лебедева. Но ее перекрикивал Зоря, прорвавшийся на страницы “Военно-исторического журнала” и застолбивший там делянку расстрела поляков по решению все того же Особого совещания при НКВД [11].

572. Вскоре к “историкам” подключились прокуроры ГВП, которые к документам об Особом совещании добавили и “свидетельские показания” о том, что поляки расстреляны по решению Особого совещания при НКВД. О главных “свидетелях” геббельсовцев, бывшем начальнике УПВИ П. Сопруненко и бывшем начальнике УНКВД по Калининской области Д. Токареве, и о их “показаниях” я достаточно написал в “Катынском детективе” и не видел смысла повторяться. Но читатель и мой оппонент внутри бригады Сталина Э.Г. Репин меня упрекнул: “Конечно, в “Катынском детективе” есть мелкие частные погрешности, но они практически невидимы для читателя. Раздосадовало, что Вы, обладая вполне достаточным сарказмом, не смогли или не захотели более ярко показать прокурорский дебилизм Анисимова и Третецкого при допросе Токарева. Ведь Токарев с богатым чувством юмора буквально издевался над ними. В книге же этот эпизод получился бледным, проходным” [12]. Видите ли, Эдуард Георгиевич, я не писатель и не умею писать ярко, я просто стараюсь донести до читателя определенную мысль, а уж как этот текст получится, то так и получится.

На момент написания “Катынского детектива” я не был знаком с видеозаписью показаний Токарева и пользовался пересказом этой записи. А недавно мне принесли уже разобранный мною фильм “Память и боль Катыни”, и я посмотрел на Токарева “вживую”. Как я и предполагал в “детективе”, Токарев не показания дает, а играет главную роль в короткометражном художественном фильме “Токарев и придурки из Генпрокуратуры”. Что интересно — Токарев так переигрывал, что это видели и прокуроры, но они оказались не способны понять, что это значит: “Явная подготовленность к допросу, четкость и артистизм изложения показаний Токаревым в 1991 г. также подтверждают, что он стремился высказаться так, чтобы оправдаться в своих глазах и снять с себя ответственность за тягчайшее преступление или снизить степень своей вины, переложив ее на своих руководителей и подчиненных” [13] — радуется Яблоков. Ну титан мысли! А разве хоть что-то из “показаний” Токарева подтвердилось?

573. Сергей Стрыгин пишет: “Бывший начальник УНКВД по Калининской области Д. С. Токарев на допросе 20 марта 1991 г. 4 (четыре) раза настойчиво повторил, что на спецкладбище для расстрелянных рядом с селом Медное погребались только польские военнопленные в количестве 6295 чел. (плюс 1 советский гражданин — расстрелянный бандит, итого 6296 захороненных трупов). По утверждению Д. С. Токарева, прочих расстрелянных в Калинине органами НКВД советских граждан хоронили на другом кладбище. (Katyn. Dokumenty zbrodni. Тот 2. Warszawa, стр. 462, 471)”. Но если вы помните, то в том месте, которое указал Токарев, прокуроры с поляками докопались чуть ли не до центра Земли, но нашли всего лишь с сотню черепов, из которых едва пару десятков с огнестрельными ранениями.

Еще момент. УПВИ осужденных Особым совещанием поляков адресовал “в распоряжение УНКВД”, а УНКВД объявляло полякам решение Особого совещания и переадресовывало их в лагеря ГУЛАГа. Однако в любом случае слова “в распоряжение УНКВД” могли означать и лагерь, и областную тюрьму, и какую-нибудь стройку в ведении этого УНКВД. Но Токарев, увидев это “в распоряжение УНКВД по Калининской области”, стал утверждать, что поляков (партиями от 200 до 350 человек) привозили именно в УНКВД, т.е. в административное здание, и тут же во “внутренней тюрьме” и расстреливали. Прокурорские придурки приобщили эти “показания” к делу, видеозапись этого идиотизма занимает центральное место в фильме. Токарев описывает такую “технологию” расстрела. Военнопленных завозили в здание УНКВД, в камеры “внутренней тюрьмы”, одну из которых оборудовали в комнату расстрелов, для чего дверь в ней оббили кошмой, чтобы не было слышно выстрелов. Затем поляков по одному выводили в “красный уголок”, в котором сверяли установочные данные, а затем вели в “камеру расстрелов”.

Теперь прокурорам полагалось провести следственный эксперимент, т.е. пройти весь путь военнопленного поляка в здании УНКВД. И видеокамера в этом фильме попробовала нам это показать. И тут выяснилось, что войти во “внутреннюю тюрьму” можно только через центральный вход из вестибюля (через него выносили трупы?). Далее камера повела нас под арку вниз и налево, за дверью началась “внутренняя тюрьма”. И картинка тут же исчезла, потому, что “внутренняя тюрьма” представляла собой коридор примерно 8х2,5 м, в одном торце которого была входная дверь, а в другом — окно на улицу. Справа в стене коридора две узкие закрытые двери в какие-то помещения, а что слева — прокуроры постеснялись показать. То есть, надо думать, что и там в лучшем случае две двери, а не окно на улицу. Если одна дверь вела в “комнату смерти”, а другая в красный уголок, то где же размещались по 300 мужиков с вещами сразу? Ведь если и слева были две комнаты, то их общая площадь вряд ли могла быть более 40 м². Простите, но даже в вагоне метро в часы пик людей на квадратном метре столько не вмещается. А ведь Токареву ничего не мешало сказать, что поляков завозили в тюрьму Калинина и там расстреливали. Но не сказал! В конце жизни 89-летний генерал-майор КГБ Д.С. Токарев сунул свой жилистый и в рот прокурорам, и Крючкову, от которого, надо думать, и исходили уговоры этим ветеранам “рассказать то, что требуют политические интересы”.

574. И конечно, Токарев подтвердил прокурорским геббельсовцам, что поляков расстреляли по решению Особого совещания при НКВД [14]. Результатом работы всех этих анисимовых, третецких и зорей явился апофеоз маразма государственной власти в СССР - письмо Генерального прокурора СССР Н.С.Трубина Президенту СССР М.С.Горбачеву N 1-5-63-91 от 17.05.91 г. Трубин, опираясь на “показания” свидетелей Сопруненко и Токарева, пишет: “Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения Особого совещания при НКВД...” Итак, работа бригады Геббельса завершилась признанием на самом высоком уровне, что пленные расстреляны по решению Особого совещания. Остались так, какие-то формальные мелочи для подтверждения этого вывода, и Трубин далее пишет: “В связи с этим прошу Вашего поручения общему отделу ЦК КПСС проверить наличие архивных материалов (возможно, совместных решений ЦK BКП(б) и СНК СССР) по у казанному вопросу и копии их передать в Прокуратуру СССР” [15].

575. Возможно, именно в это время геббельсовцам пришла в голову мысль обнародовать Положение об этом страшном органе сталинской расправы — Особом совещании, — а заодно и самим почитать, что в этом Положении написано. Нашли. Прочли:

5. Постановление Особого совещания о ссылке и заключении в исправителъно-трудовой лагерь или тюрьму каждого отдельного лица должно сопровождаться указанием причины применения этих мер, района ссылки и срока” [16].

576. Вы, наверное, перечитываете этот текст, пытаясь найти в нем что-нибудь про расстрел? Не надо, не ищите, в 1940 г. Особому совещанию НКВД не разрешалось приговаривать людей к расстрелу. Эту обязанность государственный комитет обороны возложил на Особое совещание при НКВД только в ноябре 1941 г. Вот и оцените этих “аналитиков” КГБ, прокуроров и академических геббельсовцев. Два года вопили, что поляки расстреляны по решению Особого совещания, и лень было этим козлам заглянуть в Положение о нем. Недаром Катусев пытался найти для этого дела умных прокуроров...

Особое совещание при НКВД СССР было законным, но вспомогательным органом судебной карательной системы (в те годы карательными органами называли не НКВД, а только суды). Свою историю в России особые совещания ведут с конца XIX века, когда при МВД Российской империи было впервые создано Особое совещание для борьбы, в основном, с революционерами, которых невозможно было представить суду ввиду отсутствия доказательств их вины. Полиция через агентуру прекрасно знала, что это враг империи, но этот враг был ушлый и никаких улик полиции не оставлял. Тогда Особое совещание под председательством министра внутренних дел принимало решение отправить такого врага империи в ссылку. К примеру, Сталина ни разу не судил суд, восемь раз его ссылали на Север и в Сибирь по решению Особого совещания, которому прекрасно было известно, кто такой Сталин. И согласитесь, что Сталин ведь действительно был врагом империи и с позиции тогдашней России его было за что не только сослать, но и казнить. То есть, Особое совещание, назначая Сталину сроки, не ошибалось. Поэтому полезность Особого совещания большевикам была ясна как никому другому и Особое совещание было учреждено ими практически сразу же после революции.

Отличием от обычных судов было то, что не было никаких особых совещаний при областях и республиках, оно было одно и его председателем всегда был министр (нарком) внутренних дел. Особое совещание всегда контролировал Генеральный прокурор (Прокурор СССР), и если он считал решение Особого совещания незаконным, то жаловался законодателю СССР — Президиуму (ЦИК) Верховного Совета СССР.

577. В бригаде Геббельса маститым специалистом по подлогам документов, является член-корреспондент нынешней Российской, так сказать, Академии Наук В. П. Козлов. Он до того маститый, что уже написал упомянутую выше монографию по подлогам и читает по этому поводу лекции в каком-то гуманитарном университете. Его научные открытия, представленные в монографии, относятся к классу “ежу понятно”, но облечены наукообразными словами в трудночитаемую форму. Однако выводы Козлова прочесть все же надо, хотя бы главный: “Можно сказать, что подлог всегда “фонит” нестыковкой своего содержания с действительными фактами прошлого, известными из подлинных источников, спорными внешними признаками, неопределенностью камуфляжа, неоднозначной общественной реакцией после легализации. Наличие такого “фона” является одним из признаков подлога. Собственно говоря, в ряде случаев именно этот “фон” является основным доказательством подлога, поскольку нам не известно ни одного случая самопризнания автора фальсификации в совершенном подлоге, а примеры обнаружения авторизированных подготовительных материалов фальсификаций редки”. [17],

578. Итак, Козлов правильно утверждает, что содержание фальшивки не стыкуется с “действительными фактами прошлого”, но мне интересно, насколько сам “историк” Козлов способен выявить такую нестыковку. В своей книге он дает конкретный пример разоблачения фальшивки о том, что СССР, якобы, топил в Балтике отравляющие вещества. Козлов об этой фальшивке пишет:

...Публикация повлекла за собой возбуждение уголовного дела, а ксерокопия “Справки” в официальном порядке была направлена в Росархив на экспертизу. Экспертизу проводили опытные сотрудники бывшего архива Общего отдела ЦК КПСС, много лет имевшие дело с документами, создававшимися в ЦК КПСС, и хорошо знакомые с порядком ведения делопроизводства. Уже 23 февраля 1993 г. ими был подготовлен акт делопроизводственной экспертизы “Справки”, безупречно доказавшей ее фальсифицированный характер. Согласно акту, фальсификатор допустил, по меньшей мере, семь ошибок, изготовляя подлог. Во-первых, в соответствии с содержанием документ должен был иметь высший гриф секретности — “Особая папка”, а не “Совершенно секретно”. Во-вторых, в делопроизводстве ЦК КПСС никогда не применялся делопроизводственный номер, подобный имеющемуся в “Справке”. В-третьих, формула “Справка к записке” никогда в делопроизводстве аппарата ЦК КПСС не использовалась. В-четвертых, оказались недостоверными обозначения должностей и подписи. В 1989 г. в ЦК КПСС не было “организационного” отдела и “отдела оборонной работы”, а имелись соответственно Отдел партийного строительства и кадровой работы ЦК КПСС и Оборонный отдел ЦК КПСС. В названных отделах и вообще в аппарате ЦК КПСС в 1989 г. ни Майданников, ни Письменник не работали. В-пятых, содержание опубликованного документа не соответствовало данному ему заголовку, поскольку в таком случае с ним должны были ознакомиться секретари ЦК КПСС, а значит, должен был, согласно правилам ЦК КПСС, стоять адресат - “ЦК КПСС”. В-шестых, фальсифицируя документ, автор (или авторы) оказался невнимательным: в тексте дважды проскочило “считаю нецелесообразным”, тогда как под документом имеются подписи руководителей двух отделов. В-седьмых, одна из фраз документа: “Подготовить справку-план... для доклада на Центральном Комитете Коммунистической партии Советского Союза...” совершенно не соответствовала ни делопроизводственной практике ЦК КПСС, ни устоявшимся в ней формулам: “справки-плана” как вида документа просто не существовало, так же как и раскрытой аббревиатуры ЦК КПСС” [18]. И по поводу разоблачения этой фальсификации — все.

579. То есть, вся эта “научная” экспертиза — это экспертиза делопроизводителей. А где же экспертиза историка, ведь Козлов числится таковым в ранге член-корра? Где анализ “противоречий содержания с действительными фактами прошлого”? Ведь то, что данная “Справка” является фальшивкой, прямо режет глаза не “раскрытой аббревиатурой ЦК КПСС”, а совершенно идиотским содержанием, никак не соответствующим “действительным фактам”. К примеру.

Ни одна из воюющих стран в обеих мировых войнах XX века не имела минометов калибра 100 мм, следовательно, в природе не могло быть и химических мин такого калибра.

“Грузите апельсины бочками” — давал телеграмму Остап Бендер и этим, видимо, надоумил фальсификатора на “7295 бочек с химическими гранатами”.

Газа “Циклон” не было никогда. В газовых камерах немецких концентрационных лагерей использовался инсектицид (средство для борьбы с насекомыми) “Циклон”. Отравляющим веществом “Циклона” являются пары синильной (цианисто-водородной) кислоты. Для того, чтобы сделать “Циклон” безопасным для людей, синильной кислотой пропитывался мел и из него изготавливались гранулы, они и назывались “Циклоном”. Использовался этот инсектицид в газовых камерах лагерей для протравливания одежды заключенных с целью уничтожения вшей и в сельском хозяйстве для борьбы с вредителями теплиц и оранжерей.

Цианистые соли являются ценнейшим сырьем промышленности. С их помощью цианируют стальные детали машин, при этом поверхность их становится твердой, а сердцевина — вязкой. Вторая область массового применения цианидов — добыча золота и серебра из руд. Мысль о затоплении цианистой соли могла прийти в голову только малограмотному кретину, тем более, что в качестве боевых отравляющих веществ их невозможно применить.

580. Итак, после того, как капээсэсовская часть бригады Геббельса даже с помощью тенденциозного отбора документов из архивов СССР сумела доказать только то, что польских офицеров расстреляли немцы, геббельсовцам осталось одно — самим изготовить нужные документы. И лучшие умы бригады Геббельса за это взялись. Эти лучшие умы стараются, чтобы об этом их подвиге никто не узнал, но так как фальшивки появились “из архива ЦК КПСС”, то Пихоя и Козлов к этому преступлению явно причастны.

Сначала о том, откуда эти документы взялись согласно легенде геббельсовцев. Они утверждают, что “найденные” ими документы хранились в сверхсекретном пакете № 1, который передавался от генсека к генсеку. Но поскольку последний генсек — Горбачев — был не только жив, но и выброшен на помойку, то он со своей помойки не всегда спешил подтверждать версии своих удачливых конкурентов. Защитник на процессе по “делу КПСС”, один из первых незаинтересованных людей, кто увидел эти фальшивки, доктор юридических наук Ф.М. Рудинский пишет: “...заявление, что секретный пакет переходил от генсека к генсеку, точно не подтверждено. На этих документах имеются только подписи Сталина и Андропова (причем их не подвергали экспертизе). Самое главное: документов, удостоверяющих даты получения их Горбачевым и передачи Ельцину, нет. (Есть только интервью руководителя аппарата Президента СССР В. Болдина, который подтвердил, что Горбачев знал о них). Если следовать версии наших оппонентов, то Горбачев знал об этих документах с 1985 г. Он же сам заявлял в печати, что узнал о них только в 1991 г. Следовало бы также выяснить, почему Президент Б.Н. Ельцин скрывал их с декабря 1991 г. до октября 1992 г.” [19].

Позиция “отца демократии” Горбачева, который не спешил брехать в унисон со своими победителями, привела к тому, что геббельсовцы вынуждены были придумать другую версию появления этих фальшивок на свет: “В июле 1992 г. в Архиве Президента РФ тогдашний руководитель президентской администрации Ю.В. Петров, советник Президента Д. А. Волкогонов, главный архивист Р. Г. Пихоя и директор архива А. В. Короткое просматривали его совершенно секретные материалы. 24 сентября они вскрыли “особый пакет № I”. Как рассказал Короткое, “документы оказались настолько серьезными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину. Реакция Президента была быстрой: он немедленно распорядился, чтобы Рудольф Пихоя как главный государственный архивист России вылетел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе. Затем мы передали копии в Конституционный суд, Генеральную прокуратуру и общественности” [20]. Как видите, по одной версии и признанию Горбачева, он знал об этих “документах” еще в 1991 г. и передал их Ельцину, однако этот алкаш уверяет, что впервые увидел их в сентябре 1992 г.

581. Но и в этом случае геббельсовцы не решились их обнародовать, а сначала показали “своим” — членам Конституционного суда, который как раз рассматривал “дело КПСС”. И благодаря защитнику КПСС на этом процессе Ф.М. Рудинскому мы можем узнать не только о первоначальном виде этих фальшивок, но и о первоначальном их количестве. “К ходатайству в КС, подписанному С.М. Шахраем и A.M. Макаровым, было приложено 22 копии документов (именно копии, а не подлинники) на 60 страницах” [21] — пишет Рудинский. Поясню то, что подчеркнул Рудинский, — давать в суд копии равносильно оскорблению суда. Конституционный суд это сглотнул, но дело в том, что подлинников состряпанных геббельсовцами фальшивок не видел никто, даже Генеральная прокуратура, которая по закону имеет право изымать и приобщать к делу любые документы. Когда бывший председатель КГБ Шелепин, которого прокуроры склоняли подтвердить подлинность фальшивок, потребовал показать ему подлинник одной из фальшивок — якобы его письма, — то ГВП попробовала его получить. Но тогдашний директор Архива Президента РФ Коротков нагло заявил, “что подлинники документов ни при каких условиях выдаче из архива Кремля не подлежат” [21].

582. Между прочим, Шелепин, требуя подлинник, хотел сделать экспертизу “своего” письма. Ведь автор письма — это самый первый эксперт его подлинности. Но ему, как видите, подлинник не дали. И в этом плане хочу еще раз упомянуть о подлости Главной военной прокуратуры. Полемизируя с моей статьей в газете “Завтра”, газета “Известия” опубликовала статью Н. Ермоловича “Сталина и его сподвижников могут впервые признать виновными в уголовном преступлении”. Ермолович оспаривает мои утверждения, что катынские “документы” являются фальшивкой, и в разделе статьи с подзаголовком “Прокуратура ручается за достоверность” пишет: “Но, может быть, это ложные документы, фальсифицированные? Нет, отвечает генерал-майор юстиции Николай Леонидович Анисимов, начальник Управления надзора за исполнением законов о федеральной безопасности Главной военной прокуратуры. Полученные из архива ЦК КПСС документы, как, впрочем, и все остальные привлекаемые по катынскому делу, в обязательном порядке подвергаются самой тщательной экспертизе. Она установила, что они, вне всякого сомнения, подлинные”.

Заметьте, как подло врет Анисимов — ГВП не то, что экспертам, она подлинник “письма Шелепина” даже Шелепину не смогла показать, а Анисомов нагло брешет о “тщательной экспертизе”.

583. Из представленных Шахраем в Конституционный суд документов (вот уж насколько точно Бог наградил этот организм фамилией: “Шахрай” — по-украински “мошенник”) большая часть была подлинной и, между прочим, из секретной переписки членов Политбюро ЦК КПСС от Брежнева до Андропова следует, что они безусловно считали, что поляков расстреляли немцы, т.е. из этих документов видно, что СССР в Катынском деле абсолютно нечего было скрывать. Но нам интересны не эти документы, а представленные Шахраем фальшивки. Рудинский точно назвал их количество и подробно описал, что это были за изделия:

1. “В пакете была совершенно секретная, на бланке НКВД, докладная записка Берии, адресованная “ЦК ВКП(б) -товарищу Сталину” от 5 марта 1940 г. № 794/Б” [23].

2. “Следующий документ: выписка на 2 страницах из протоколов Политбюро, где за № 144 от 5.IV. 1940 г. значится: “Вопрос НКВД”, а затем полностью воспроизводится заключительная часть докладной записки Берии: от слов “Предложить НКВД” вплоть до “состава тройки в лице Меркулова, Кобулова и Баштакова”. В конце приписка: “Выписка послана: тов. Берия”. На первой странице сбоку от руки черными чернилами написано: “ОП” 4. III. 1970 в закрытый пакет. Согласовано с т. Черненко К.У.”. Подпись неразборчива”; [24]

3. “Еще один документ (в двух экземплярах) на гербовой бумаге с надписью: “Строго секретно. Подлежит возврату в течение 24 часов во 2 часть особого сектора ЦК (пост. ПБ ЦК от 5.V.27 г. № 100 п. 5)”. “Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) Центральный комитет”. Затем на машинке - “тов. Шелепину” слева “1959 г.”. Опять воспроизводится решение от 5.III.1940 г. Внизу подпись: “Секретарь ЦК И. Сталин”, причем видно, что слова “И. Сталин” напечатаны другим шрифтом. Печать с надписью “ЦК. Коммунистическая партия Советского Союза” [25].

4. “Затем идет 2 экземпляр этой выписки из протокола, но без подписи Сталина. Нет слов “тов. Шелепину”, нет печати”; [26]

5. “И последний документ из сверхсекретного пакета: написанная от руки записка КГБ при СМ СССР на имя Н. С. Хрущева о материалах на польских военнопленных, подписанная А. Шелепиным 3 марта 1959 г. с приложением проекта постановления ЦК КПСС. На первой странице сверху штамп “Подлежит возврату 0680 9 марта 1965 в ЦК КПСС - общий отдел” [27].

584. И хотя члены Конституционного суда готовы раболепно служить любой власти, но эти фальшивки были изготовлены так гнусно и тупо, что даже КС вынужден был хоть и неявно, но откреститься от них. Этот провал геббельсовцев при первом же показе своих изделий привел к тому, что на сегодня:

— фальшивка № 1 геббельсовцами заново переделана;

— фальшивка № 2 так и не появилась в обращении и о ней молчат;

— фальшивка № 3 так и не появилась в обращении и о ней молчат;

— фальшивки № 4 и № 5 вместе с переделанной фальшивкой № 1 впервые были показаны публике только через три года — в 1995 году.

Фальшивка № 1. Письмо Берии Сталину.
Новая версия

585. На сегодня эта фальшивка выглядит так. На бланке НКВД “Сов. секретно” написано:

Народный Комиссар Внутренних Дел Союза ССР (подпись Берии) [28].

586. Начнем с делопроизводственных признаков подделки этого “документа”, тем более, что первые два из них настолько вопиющи, что, честно говоря, если бы мне поручили изготовить эту фальшивку так, чтобы подделка сразу же бросилась в глаза, то я не догадался бы внести эти признаки.

Первый признак воистину уникален. На развороте стр. 684-685 даны фотокопии четырех писем Сталину с его и других членов Политбюро резолюциями и росписями на первых листах: три письма подлинных и одно — подделка. Не пытайтесь читать эти документы, не надо в них всматриваться, можете даже отодвинуть книгу от себя так, чтобы были видны все четыре фотокопии сразу. Скажите — какой из этих документов подделка? Думаю, что многие сразу дадут правильный ответ — второй. А тот, кто не понял, почему второй, пусть не огорчается — просто он такой же наивный, как и я в молодости.

587. Когда я из цеха перешел работать инженером-исследователем, то мне от моих начальников стали поступать для исполнения документы с их резолюциями. В то время меня сильно коробило, что директор, главный инженер и другие начальники свои указания и росписи исполняют на документе криво. По наивности мне казалось, что они выначиваются — не уважают подчиненных и хотят показать себя крутыми. Прошло время, и я, раньше чем ожидал, начал повышаться в должности и у меня самого появились подчиненные, которым я на документах давал свои указания в дополнение к указаниям моих начальников. Вот тут я, в пику последним, свои резолюции своим подчиненным начал писать ровненько. Но вся эта идиллия длилась до тех пор, пока я своих резолюций писал 1-2 в день, — пока у меня было время прочесть документ, обдумать его, принять решение, запомнить его, а затем развернуть документ параллельно правой руке и ровненько написать. Поскольку для того, чтобы писать ровно, нужно лист бумаги разворачивать более чем на 60° по отношению к перпендикуляру, идущему от груди. А для того, чтобы было удобно читать, документ должен лежать вдоль этого перпендикуляра. Шло время, я рос в должности и вместе с этим ростом увеличивалось количество бумаг, на которых я должен был ставить резолюции, и вот тут-то я понял, что занимаюсь дурацкой работой по верчению бумаги на столе, кроме того, я научился схватывать суть документа (понимать, кому его адресовать и что поручить) с первого взгляда. Я понял, что единственно разумный путь -это держать документы прямо перед собой, чтобы их текст был удобочитаем, а писать так, как удобно правой руке. Но в этом случае твой текст и роспись на документе будут воспроизводиться косо и обязательно снизу вверх и слева направо.

588. А на фальшивке № 1 сразу четыре члена Политбюро расписались слева направо, но сверху вниз!? Это начисто исключено! Это не они расписывались, даже если их подписи воспроизведены с точностью до микрона. Чтобы так расписаться, нужно документ держать таким образом, что его строки будут перпендикулярны глазам и читать их будет невозможно. Зачем бы членам Политбюро это делать, тем более, что ни они и никто другой никогда ни раньше, ни позже подобного идиотизма- не делали? Это настолько явный, вопиющий признак подделки, что имеет смысл немного поразмышлять над тем, почему специалист по подделке почерков этот признак ввел в фальшивку.

589. Такие специалисты были только в КГБ СССР, поскольку в других ведомствах им нечего делать. Мой знакомый, который учился на курсах КГБ в 80-х, рассказывал о лекции такого специалиста. Тот вызвал к доске курсанта и предложил ему написать на доске несколько слов, которые специалист по подделке почерка надиктовал. Затем этот специалист минут 20 всматривался в эти слова, после чего под диктовку аудитории начал писать на доске любые тексты почерком того курсанта.

Именно такой специалист и воспроизвел надписи и подписи на геббельсовских фальшивках. Но возникает вопрос, а Правилось ли ему это задание? Подонки-геббельсовцы всех судят по себе и наверняка полагали, что если они дали этому спецу доллары, то тот обязан быть счастлив. Но был ли этот специалист доволен ролью предателя Родины? И вполне не исключено, что он, не имея возможности отказаться (его бы сразу убили), сделал свою работу так, что комар носа не подточит в части точности подписей, но одновременно и так, что подделка немедленно бросается в глаза любому, если он не геббельсовский придурок. Другого объяснения у меня нет.

590. Теперь обратите внимание на то, что у этого письма есть номер, но нет даты. Вы скажете, что несколько выше один из первых, кто увидел фальшивку № 1 на заседании Конституционного суда, Ф.М. Рудинский, написал, что у этого “письма Берии” была дата — 5 марта 1940 г. Была да сплыла. После того, как защитник КПСС судья Слободкин и председатель КС судья Зорькин повозили геббельсовцев мордой по этой дате, те с перепугу переделали фальшивку № 1. Но об этом ниже, сейчас же мы рассмотрим эту версию фальшивки — с номером, но без даты.

Скажу сразу, что геббельсовцы метнулись из огня да в полымя: и дата “5 марта” указывала на фальшивку, но и без нее лучше не стало. Дело в том, что дата и номер письма - это одна запись, как серия и номер на денежной купюре, это две части одного целого. После того, как письмо отпечатано и завизировано, оно попадает на подпись тому, кто должен его подписать (в данном случае — Берии). Руководитель подписывает и кладет письмо в папку “Подписанные” у себя на столе.

Секретарь или референт периодически заходит в кабинет и извлекает документы из этой папки, затем несет их и сдает в канцелярию. Работник канцелярии раскрывает “Журнал регистрации исходящей корреспонденции” и вписывает в него очередной номер и адрес того, кому адресовано письмо, а затем дату и номер из журнала пишет на письме. Отныне это имя письма, по этому номеру и дате письмо будут называть, по ним его будут искать. Дату и номер работник канцелярии пишет одной записью, причем лично ему важнее записать дату, поскольку по ней судят о добросовестности его работы — задерживает он или нет у себя в отделе корреспонденцию начальника. Это невозможно, чтобы он забыл написать дату, но написал номер, — это выглядит так же, как если бы вы, вписывая в ведомость на получение денег свою фамилию, забыли бы написать ее первую половину.

Подлинный документ может не иметь номера, может не иметь и даты. Такое случается, когда начальник его подписывает, находясь вдали от своей канцелярии, скажем, в командировке. Но если есть номер, то значит письмо прошло через канцелярию, но тогда отсутствие даты — это явный признак фальшивки.

591. У геббельсовской фальшивки № 1 есть еще признаки подделки, которые следует отнести к делопроизводственным, хотя и более высокого уровня. Видите ли, документы такого уровня готовят чиновники очень опытные и перед тем, как их подписать, такие документы тщательно вычитывает начальник. В таких документах изначально не может быть ни грамматической ошибки, ни смысловой глупости, иначе того же Берию выдерут на Политбюро за то, что он подписывает бумаги, не читая их. А в тексте фальшивки № 1 заложено несколько смысловых положений, которые не только Берия, но и простой чиновник никогда не допустил бы.

592. Чтобы было понятно, о чем речь, дам две справки о численности польских офицеров в лагерях УПВИ, которые подписал майор Сопруненко 2 и 3 марта 1940 г. [29, 30] Они нам пригодятся и позже, но пока обратим внимание на то, как разбивает пленных по званиям этот майор:

В лагерях содержится	2 марта	3 марта
А) Адмиралов	1 чел.	1 чел.
Б) Генералов	12	12
В) Полковников	82	82
Г) Подполковников	201	200
Д) Майоров	551	555
Е) Капитанов	1498	1507
Ж) Капитанов Морфлота	12	12
3) Капитанов Морфлота 1 ранга	2	2
И) Капитанов Морфлота 2 ранга	3	3
К) Поручиков, подпоручиков и хорунжих	6014	6049
ИТОГО	8376 чел.	8424 чел.

593. А что мы видим в “письме Берии”? В таблице строки укрупнены, что разумно и допустимо. Но чиновник никогда и ни в каком случае не объединил бы вместе генералов не то что с подполковниками, но даже с родственными им папахоносителями — полковниками. Даже если бы он подсчитал всех офицеров одним числом, то обязательно выделил бы из них генералов. Тем, кто меня понял, объяснять ничего не требуется, а кто не понял, тому и трудно объяснить, что в глазах военного, да и просто чиновника, генерал — это такой штучный товар, что его с массовым товаром никогда не смешивают.

594. Еще один момент такого же рода. В “письме” написано, что 14736 офицеров и т.п., вместе с 18632 сидельцами тюрем “являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти”, но расстрелять предлагается не всех, а только “круглое число” из них:

14700 из 14736 офицеров и 11000 из 18632 заключенных. Не только реальный Берия, но и любой мелкий чиновник такую глупость никогда бы не подписал, поскольку это все равно, что самому напроситься на нагоняй в сопровождении ехидного вопроса: “Ты что, Лаврентий, 36 неисправимых врагов-офицеров и 7632 неисправимых преступников собрался у себя на даче и за свой счет содержать?” Ведь в письме не только определено, что они поголовно неисправимы, но и намека нет на то, как отбирать из этих “совсем неисправимых” “немного неисправимых”. Реальный чиновник написал бы: расстрелять всех.

А фальсификаторы подыгрывали полякам. Дело в том, что в тюрьмах сидели не только поляки, а собственно поляков было как раз около 11 тыс. Если написать “всех”, то получится просто “сталинский террор”, одинаковый для всех, а полякам, чтобы отделить Польшу от России, очень важно было показать, что это не “сталинский террор”, а “москальский”, т.е. направленный только против поляков как таковых. И фирма “Пихоя & К°” этот польский заказ выполнила — и подчеркнула, что среди офицеров 97% поляки, и написала, что в тюрьмах предлагалось расстрелять только поляков. Получилось, как и ожидалось, глупо, но фирма “Пихоя & К°” старалась. Это видно.

595. Теперь давайте рассмотрим практический смысл “письма” Берии, ведь настоящий Берия обязан был что-то хотеть, если бы писал его. Цель очевидна — убить 25 тысяч поляков. Но средства?! Зачем для этого нужна эта “тройка”, если, как утверждают геббельсовцы, Сталин и Берия что хотели, то и делали. Бригада Геббельса утверждает, что эта “тройка” решила расстрелять поляков, а на основе этого решения заместитель Берии Меркулов подписал и послал в Смоленское, Калининское и Харьковское УНКВД “списки-предписания”, на основании которых поляков и расстреляли. Так зачем было этот забор с “тройками” городить — Берия что, сам не мог эти списки подписать? Ведь даже в 1937-1938 гг., когда приговоры “пятой колонне” выносили реальные “тройки”, подписей членов этих “троек” никто не видел, поскольку они стояли только в протоколах их решений. А для исполнителей приговора посылался приказ, подписанный только председателем тройки, и выписки из приговора, заверенные делопроизводителем [31]. Для тех замыслов, которые геббельсовцы приписывают Сталину и Берии, создание каких-то “троек” бессмысленно, а бессмысленность письма — это признак его подделки: реальный Берия не стал бы подписывать бессмысленное письмо, а реальное Политбюро — его читать.

596. Следующее, что бросается в глаза, — Берия предлагает создать рабочий орган (“тройку”), но не поручает ему никакой работы. Вот собралась эта “тройка” на свое заседание, а что ей на нем делать? Уголовного дела —нет, обвинительного заключения — нет, есть только справка [32]. Лебедева сообщает, что это такое: “В марте начинается интенсивная подготовка к осуществлению операции по полной “разгрузке” Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей. Их управления получили приказ срочно закончить оформление всех учетных и следственных дел и направить в УПВИ специальные справки-предписания. Форма их была получена 16 марта от заместителя наркома внутренних дел Б.З. Кобулова. Она была озаглавлена “Справка по личному делу № на военнопленного (фамилия, имя, отчество)” и состояла из четырех граф. В них указывались год и место рождения человека, его имущественное и общественное положение, время взятия в плен, лагерь, где содержится, должность и чин в польской армии, полицейских, разведывательных и карательных органах. Последняя графа — “заключение”, по-видимому, предназначалась для внесения в нее решения по делу военнопленного” [33].

Ну и что “тройке” (суду) в этой справке рассматривать? “Тройке” остается только подписать списки, но это, как я написал выше, мог бы сделать и сам Берия. Ведь вспомните, когда 15 сентября 1938 г. Политбюро реорганизовало реальные “тройки”, введя в них в обязательном порядке прокурора, то оно не забыло напомнить этим “тройкам” об обязанностях и правах: “Предоставить право Особым тройкам выносить приговоры в соответствии с приказом НКВД СССР № 00485 от 25-го августа 1937 года по первой и второй категориям, а также возвращать дела на доследование и выносить решения об освобождении обвиняемых из под стражи, если в делах нет достаточных материалов для осуждения”. С такой задачей и правами это был работающий орган. А у “тройки”, созданной в своей фальшивке геббельсовцами, нет ни работы, ни прав, поскольку она обязана убить всех поляков не глядя. Ни реальный Берия, ни реальный Сталин такую чепуху и рассматривать не стали бы. Это выдумка дебильных геббельсовцев и очередной признак фальшивки.

597. А теперь вот такой момент. Представьте, что фирма “Пихоя & К°” нашла в архивах “секретный пакет № 2”, а в нем, разумеется, “подлинное”, письмо старого графа Ростова Пьеру Безухову с сообщением, что для решения о выдаче замуж дочери Натальи граф созвал семейный совет в составе: себя, графини и старшего конюха Сидора. Штампики, печати, подписи — все это фирма “Пихоя & К°” обеспечит и все это будет, как настоящее. В том, что для такого решения семейный совет может быть созван, сомнений нет, но закрадывается вопрос — а при чем тут конюх Сидор?

Вот таким “конюхом Сидором” в этой геббельсовкой “тройке” является Баштаков, майор госбезопасности. Заметим, что в этой “тройке” Берия имел звание комиссара госбезопасности 1-го ранга, что соответствовало армейскому званию “генерал армии”, Меркулов был комиссаром госбезопасности 3-го ранга, что соответствовало званию “генерал-лейтенанта”, а звание Баштакова соответствовало званию “подполковника”. В это время в НКВД комиссар 1-го ранга был один, 2-го ранга — один (Гоглидзе), 3-го ранга — три и старших майоров госбезопасности, что примерно соответствовало званию “генерал-майор”, было 10. Таких майоров госбезопасности, как Баштаков, было 65 [34]. Но дело даже не в мезальянсе этой “Тройки”. Тут интересно понять, как бедный Баштаков попал к геббельсовцам на прицел.

598. Дело в том, что когда их пустили в архивы СССР, то они обнаружили, что лагеря военнопленных поляков, получив задание подготовить на пленных дела для рассмотрения на Особом совещании НКВД, все бумаги слали в 1-й спецотдел НКВД, которым и руководил Баштаков. Немедленно возникла версия, что 1-й спецотдел это самый тайный и самый страшный отдел НКВД, который занимается убийствами и казнями, а Баштаков, соответственно, очень крупная фигура в системе НКВД. Лебедева так описывает его роль в “расстреле польских офицеров”: “Хотя списки приходили от УПВИ, но составлялись они не им, а 1 спецотделом НКВД СССР, который фактически играл главную роль во всей операции (начальник отдела майор госбезопасности Л.Ф. Баштаков; его заместитель, непосредственно занимавшийся этой операцией, капитан госбезопасности А.Я. Герцовский). Сюда от УПВИ поступали следственные дела военнопленных и справки-заключения, здесь их “готовили на доклад” Особому совещанию НКВД и лично Меркулову. Тех, кто был “осужден”, включали в списки на отправку “на распоряжение” УНКВД, давая последним соответствующее “предписание”. В этом же отделе был составлен и список тех, кто переводился в Юхновский лагерь, то есть, как оказалось впоследствии, остался в живых” [35].

599. То, что геббельсовцы объединили в одном коллегиальном органе генерала армии и подполковника, начальника и его подчиненного, было бы еще не так смешно, если бы Баштаков был начальником какого-либо из следственных отделов НКВД или был специалистом по планированию и проведению секретных операций. Но Баштаков занимал в НКВД самую безобидную должность, поскольку 1-й спецотдел был частью секретариата НКВД и занимался учетом и статистикой преступников в СССР, это была картотека НКВД. Поэтому лагеря и слали документы Баштакову, чтобы он мог провести изменения в карточках учета военнопленных, находившихся в этом отделе. Такое высокое звание Баштаков имел потому, что ему было вменено в обязанность обеспечивать центральный аппарат НКВД автомобилями: от персональных автомобилей для Берии до автозаков перевозки заключенных [36]. А этих автомобилей было 682 единицы. Вместе с автодиспетчерами и картотетчиками его отдел был довольно внушительным — 358 человек, это и определяло его звание. Но его участие в “тройке” аналогично участию конюха Сидора в графском семейном совете.

600. Мы рассмотрели признаки подделки исходя из предположения, что было бы, если бы Берия действительно решил ликвидировать пленных при помощи “троек”. Но дело в том, что он не мог этого решить, так как к тому времени все “тройки” в стране были публично упразднены навсегда.

“Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских управлениях РК милиции. Впредь все дела в точном соответствии с действующим законодательством о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого совещания при НКВД СССР” [37] — так записано в совместном Постановлении от 17 ноября 1938 г. Совета народных комиссаров СССР (правительства Советского Союза) и ЦК ВКП(б) — органа руководства партией, более высокого, нежели Политбюро. Это был закон, обязательный для всех в стране, включая Сталина и остальных членов Политбюро ЦК ВКП(б). Нарком внутренних дел Л.П. Берия уже 26 ноября 1938 г. своим приказом № 00762 обеспечил в НКВД исполнение этого Постановления, отменив все соответствующие приказы Ежова, своего предшественника [38]. И то, что в фальшивке № 1 фигурирует “тройка” — это признак тупой и вопиющей липы.

601. Мне могут сказать, что Сталин был диктатором и поэтому хотел — исполнял законы, а хотел — не исполнял. Вообще-то любой диктатор стремится к тому, чтобы все исполняли его законы, иначе он не диктатор. Скажем, итальянская мафия люто ненавидит Муссолини именно за то, что он и ее заставил исполнять законы Италии. Но допустим, что Берия и Сталин плевали на законы СССР -это называется “практикой применения законов”. Давайте посмотрим на нее — нарушали ли Сталин и Берия законы в случаях, подобных случаю с польскими пленными.

602. Практически в то же время, когда в СССР решались судьбы пленных польских офицеров, потребовалось решить судьбу и советских пленных — тех, кто изменив присяге сдался в плен финнам в советско-финской войне. По окончании войны этих пленных обменяли на финских и Берия по поводу первых написал письмо Сталину. Поскольку поводы для написания писем одинаковы, то скорее всего подлинное письмо Берии по польским пленным было идентично нижеприведенному. Итак, 28 июня 1940 г. Берия доложил Сталину:

Бывших военнопленных в количестве 450 человек, попавших в плен, будучи раненными, больными или обмороженными, в отношении которых не имеется компрометирующих материалов, — освободить и передать в распоряжение Наркомата обороны” [39].

603. Как видите, у Берии не было необходимости просить о ее создании даже тогда, когда речь шла о высшей мере наказания. Военные трибуналы работали быстро:

604. Мне могут сказать, что тут надо было расстрелять немногих, поэтому Берия и не просил создать “тройку”, а вот если бы те, кого надо было расстрелять, исчислялись тысячами, как в случае с поляками, то тут бы он без “тройки” не обошелся. Ну что же, в истории СССР был и такой случай, когда нужно было немедленно и перед строем расстреливать тысячи изменников и дезертиров, чтобы остановить у миллионов панику, пресечь дезертирство, измену, убийства и грабежи. 15 ноября 1941 г. Берия написал Сталину письмо именно по этому поводу. (Замечу, что и из этого письма геббельсовцы выдернули значительную часть):

2. Предоставить Особому Совещанию НКВД СССР право с участием прокурора Союза ССР по возникающим в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР, предусмотренных ст.ст.58-1а, 58-16, 58-1 в, 58-1 г, 58-2, 58-3, 58-4, 58-5, 58-6, 58-7, 58-8, 58-9, 58-10, 58-11, 58-12, 58-13, 58-14, 59-2, 59-3, 59- За, 59-36, 59-4, 59-7, 59-8, 59-9, 59-10, 59-12, 59-13 Уголовного Кодекса РСФСР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. Решение Особого Совещания считать окончательным” [40].

То есть, пресловутая “тройка” в фальшивке № 1 не подтверждается ни законодательно, ни с точки зрения судебной практики, следовательно, “письмо Берии” — это фальшивка безусловная.

605. То, что фальшивка № 1, словами большого специалиста по подделкам Козлова, ““фонит” нестыковкой, противоречиями своего содержания с действительными фактами прошлого”, это еще не так удивительно — такие уж “историки” в бригаде Геббельса. Но “письмо Берии” никак не стыкуется и с фактами Катынского дела.

Как я уже писал, сначала на этой фальшивке стояла дата — 5 марта, переделав “письмо Берии”, геббельсовцы дату убрали и теперь пишут: “не позже 5 марта”. Строго говоря, 5 век до н. э. это тоже “не позже 5 марта 1940 г.”. Поэтому Лебедева, которая (по слухам) является доктором исторических наук Польши, решила этот вопрос исследовать. Но она, судя по нижеследующей цитате, не знает, почему эти фальшивки провалились в Конституционном суде, поскольку наивно пишет: “Решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. было принято по инициативе И. В. Сталина и оформлено в соответствии с письмом Берии в его адрес. На записке наркома внутренних дел СССР были проставлены месяц, год, но отсутствовало число. Она была написана на бланке НКВД СССР и имела регистрационный номер. Именно этот номер помог нам датировать с точностью до одного дня — 3 марта — этот документ. См. подробнее: N. Lebiediewa. Procespodejmowaniadecyzjikatynskiej//Europa nie prowincjonalna. Warszawa-Londyn, 1999. S. 1155-1174” [41].

606. Прокурорская часть геббельсовцев более информирована и за эти изыскания шипит на бедного ополяченного “историка”: “Что касается датировки записки Берии Сталину с проектом решения, которую предлагает Н.С. Лебедева (3 марта 1940 г.), то она не может считаться “абсолютно” доказанной. Направленные 2-3 марта Сопруненко руководству данные не полностью совпадают с приводимыми в ней. Копия документа с единственной фразой о передаче Берии Сталину служебной информации для Особого совещания не содержит сведений о том, к какому делу этот документ относится. Можно говорить лишь о рабочей гипотезе” [42].

Отсюда следует, что Лебедева определила дату “письма” не по номеру, что я сделаю позже, а по ссылке на этот номер в другом документе, причем в нем внятно было написано, что реальное письмо Берии содержало информацию не о “тройке”, а об Особом совещании. Но интересен вопрос, почему прокурорские геббельсовцы так недовольны тем, что Лебедева пытается уточнить дату письма? Почему им надо, чтобы оно датировалось словами “не позже 5 марта”?

607. В “письме Берии” список офицеров по званиям дан укрупненными строками, а в приведенных справках от 2 и 3 марта — подробно. Давайте в этих справках тоже укрупним строки (просуммировав соответствующие числа) и посмотри, что получится.

	Справка от 2.03.40	Справка от 3.03.40	“Письмо Берии”
Генералов, полковников и подполковников	293	295	295
Майоров и капитанов	2066	2080	2080
Поручиков, подпоручиков и хорунжих	60.14	6049	6049

608. Но тут возникает второй вопрос. 4-5 марта это письмо зарегистрировано в НКВД, но нужно было дождаться спецпочты, эта почта должна была сдать письмо в экспедицию ЦК, там оно должно было полежать, пока его вскроют и зарегистрируют входящим номером, затем оно должно было полежать, пока его заберет помощник Сталина, затем Сталин должен был найти время его прочесть, ознакомить с ним остальных секретарей, они должны были решить рассмотреть его на Политбюро и это письмо поставить в очередь его (Политбюро) вопросов.

Можно оценить, сколько дней реально занимала в те годы эта процедура. 5 апреля 1940 г. Берия посылает проект Постановления СНК и его рассматривают 10 апреля, т.е. через 5 дней. 28 июня 1940 г. Берия посылает письмо о советских пленных, возвращенных из Финляндии. На заседание Политбюро 29 июня оно не попадает, 1 июля — тоже, 2-го — тоже и лишь 3 июля этот вопрос рассмотрен Политбюро [43]. То есть, опять 5 дней от подписания до рассмотрения.

Таким образом, если “письмо Берии” было подписано 4-5 марта, то оно могло попасть на рассмотрение Политбюро только 9-10 марта. А по геббельсовской брехне, Политбюро рассмотрело его 5 марта. Письмо, исходные данные для подготовки которого были готовы не ранее 3 марта, 5 марта на Политбюро не попало бы, и это доказывает его фальшивость. Почему прокурорские геббельсовцы и недовольны тем, что Лебедева пытается уточнить дату — эта дата их разоблачает: дашь дату 3 марта — письмо не успевает дойти до Политбюро, дашь дату раньше — не позволяет справка Сопруненко от 3 марта.

609. Но заседание Политбюро 5 марта 1940 г. было, и вопрос НКВД на нем был рассмотрен, следовательно, и Берия обратился в ЦК с этим вопросом, причем не исключено, что письмом с этим номером — 794/Б. Давайте оценим, когда реальный Берия подписал реально письмо № 794. Нумерация писем начинается с первого рабочего дня года и идет непрерывно. Аппарат НКВД примерно был постоянен, работал он примерно с одной интенсивностью, готовя письма Берии на подпись, следовательно, за день Берия подписывал в среднем одинаковое количество писем. Возьмем точку для отсчета. Вот, скажем, известно, что почти сразу же, 7 марта, Берия подписал письмо № 892 [44]. 7 марта — это 67-й календарный день года. Следовательно, в начале 1940 г. Берия подписывал письма с интенсивностью 892 : 67 = 13,3 письма в день. Теперь номер “письма Берии” (794) разделим на 13,3. Получим 59,6 календарных дней от начала 1940 г., т.е. 28-29 февраля. Между прочим, от этой даты до заседания Политбюро 5-го марта получается 5-6 дней, а это, как мы выяснили раньше, обычное время от подписания письма Берией до рассмотрения его на Политбюро. Но если письмо № 794 должно было быть подписано еще в феврале, то в него не могли попасть данные из справки Сопруненко от 3 марта. А это еще одно доказательство фальшивости этого письма.

610. Тут у геббельсовцев случилось горе от ума. Ведь их фальшивки не имеют никакой связи с документами тех лет. И они решили такую связь создать, замаскировав в “письме Берии” суммированием точные количественные данные из реальной справки Сопруненко о числе военнопленных, а потом эту связь “открыть”. Получилось бы впечатляюще, если бы у них хватило ума понять, что от подписания письма Берией до его рассмотрения на Политбюро проходит 5-6 дней и эти дни нужно заложить в даты. Хотели как лучше... Но в связи с тем, как получилось, геббельсовцы теперь справку Сопруненко от 3 марта не печатают и полных данных из нее не дают. Поздно, партайгеноссе! Вы ее опубликовали в 1991-ом. Вам тогда злотых сильно хотелось.

611. Но эта ошибка геббельсовцев достойна даже уважения, так как в ней видна попытка хоть какой-то умственной работы, что уже само по себе удивляет. Поскольку все остальные признаки подлога, оставленные в этих “документах” фирмой “Пихоя & К°”, являются плодом невообразимой тупости.

Вы помните, что польские пленные офицеры фактически делились на три части: одних, врагов СССР, отдавали под трибунал; вторую часть в марте-апреле 1940 г. Особое совещание при НКВД признало общественно-опасными и отправило из лагерей военнопленных в лагеря ГУЛАГа; а третья часть (395 офицеров) была переведена в лагерь военнопленных в Грязовце, в котором продолжала обозначать военнопленных, давая возможность СССР отвечать на вопрос, куда польские офицеры делись, — вот они, в Грязовце! И о том, что четыре сотни пленных из теперь уже бывших советских лагерей военнопленных в Козельске, Старо-бельске и Осташкове отправлены в Грязовец, геббельсовцы знают с 1940 г. А теперь взгляните на “письмо Берии”. В нем из 14736 офицеров предлагается (и Политбюро это “согласовывает”) расстрелять 14700. А где же здесь те 395, которые переведены в Грязовец? Почему же вы, идиоты, не заложили в эту фальшивку известнейший факт Катынского дела?

Фальшивка № 4

612. Выше я писал, что фальшивок № 2 и № 3, представленных в Конституционный суд в 1992 г., геббельсовцы ныне стесняются до такой степени, что по сей день не только не опубликованы фотокопии этих сенсационных “документов”, но геббельсовцы и упоминать о них боятся. О причинах перепуга я расскажу в истории о рассмотрения фальшивок на Конституционном суде, а сейчас перейду к тому, что геббельсовцы все же опубликовать рискнули, — к фальшивке № 4, ко второму экземпляру выписки из протокола решений Политбюро ЦК ВКП(б). Выписка исполнена пишущей машинкой на бланке. Бланк начинается предостерегающей надписью: “Подлежит возврату в течении 24 часов во 2-ю часть Особого Сектора ЦК (Пост. ПБ ЦК от 5. V.27z., np. 100 п.5)” и гриф “Совершенно секретно Из О. П.”.

Выписка из протокола №13 заседания Политбюро ЦК от _____193___г.

Секретарь ЦК” [45]

613. Как видите, текст “решения” дословно соответствует тексту “письма Берии”, следовательно, это уже само по себе признак и доказательство подделки и этого документа. Но у этого документа и у самого по себе есть забавные признаки работы топором фирмы “Пихоя & К°”.

Как я полагаю, глядя на эти изделия, фирма “Пихоя & К°” глубоко уверена, что подлинный документ это тот, на котором есть похожие подписи, росписи, резолюции, оттиски штампиков и пометки секретарей. Содержание документов их, похоже, совершенно не интересовало, как и не интересовало, что именно должны означать те или иные оттиски штампов и пометки. Фирма “Пихоя & К°” фабриковала свои изделия так, чтобы они внешне выглядели “фирменными”. А надо сказать, что Сталин, да и остальные члены Политбюро, очень внимательно, с карандашом в руках читали любые документы, поступившие в ним. Поэтому внешним признаком того, что данный документ был на Политбюро, являются пометки и редактирование текста Сталиным. Смастерив “письмо Берии”, фирма “Пихоя & К°” начала ковырять в носу — какую бы пометку или редактирование текста

614. Давайте еще немного остановимся на судах как таковых. Кто это? Это один человек, часто очень сомнительных моральных качеств, но окончивший юридический факультет, в качестве председателя и два (СССР) или 12 (присяжные на Западе) обывателей, не несущих ответственности за правосудность приговора. А чем были создаваемые в 1937-1938 гг. Особые тройки? Это тоже суд, но персонально состоявший из отборных людей данного региона, людей, которые уже до этого своим трудом, умом и моральными качествами доказали, что им-то можно верить гораздо больше, чем обывателю. В те годы необходимо было быстро репрессировать “пятую колонну”, но если бы это было доверено просто судам, то сколько бы невиновных убили бы обыватели в своем тупом раже выслуживания перед начальством? Ведь для обывателя и участковый милиционер — начальство! Суть Особых троек в том, что они обязательно комплектовались из самых высших руководителей разных ведомств данных областей и республик — из такого начальства, выше которого в данном крае уже никого не было, следовательно, на решение Особых троек повлиять никто не мог. Председателем всегда был только сам начальник УНКВД области либо нарком внутренних дел республики, если тройка была республиканской. Обязательным членом — первый секретарь обкома ВКП(б). Вторым членом был либо прокурор области, либо председатель областного суда (Верховного Суда республики), затем, как вы видели, только прокурор. Комиссия (или “двойка”) состояла из главы НКВД и прокурора. Особое совещание при НКВД всегда возглавлял сам нарком, но и он был не всевластен, поскольку мог принимать только такие решения, с которыми был согласен Прокурор СССР, в противном случае дело передавалось для решения в Верховный Совет. Повторяю, смысл троек в том, что судьями в них были высшие руководители. Если бы не это, то тогда ничто не мешало рассматривать любое дело обычными судами: мелкие подонки-судьи штамповали бы приговоры с той скоростью, с которой им приказало бы это делать начальство.

615. Но вернемся к “решению Политбюро”. Уже в “письме Берии” была несуразность в организации “тройки”, поскольку только он имел право в ней состоять. Кроме этого, фирма “Пихоя & К°” не ввела в нее ни прокурора, ни прокурорского надзора, чего никогда в организации реальных троек не было. Но в состряпанном геббельсовцами “решении Политбюро” дело доведено до полного маразма — придурки вывели из состава своей “тройки” даже Берию! То, что в “тройке” нарушен принцип “первых лиц”, это явный признак подделки фальшивки № 4.

616. Далее, после такого “решения” Берия должен был либо застрелиться, либо подать в отставку. Ведь что получилось: сам Берия, как председатель Особого совещания, может осудить преступника максимум на 8 лет тюрьмы, а его подчиненный майор Баштаков может приговорить подсудимого к расстрелу. Не бывает нигде и никогда, чтобы подчиненному давали права выше, чем у начальника, тем более подчиненному, который и близко не несет ответственности начальника. Предположим, Берия решит оставить в живых 200 офицеров для ведения разведывательной работы, а Баштаков скажет: “Фиг тебе, всех расстреляю!”? Каким же придурком надо быть, чтобы полагать, что Политбюро могло принять такое решение?

617. В “письме Берии” не говорится о председательстве в “тройке”, но геббельсовцы могут отбрехаться, что Берия, дескать, в качестве председателя имел в виду самого себя. Но в “решении Политбюро” почему не назначен председатель “тройки”? Ведь повторю, именно ему и только ему разрешено подписывать предписания об исполнении приговора.

618. Убогость геббельсовцев такова, что они, похоже, совершенно не представляют, как была устроена система управления СССР, кто и кем руководил. Это мы увидим и позже. Сейчас же напомню, что высшим органом управления ВКП(б) был съезд. Он избирал около сотни членов Центрального Комитета для руководства ВКП(б) между съездами. А ЦК ВКП(б) избирал Политбюро из десятка человек для руководства партией и страной между своими пленумами. ЦК ВКП(б) был начальником Политбюро, и Политбюро не могло принять решение, противоречащее постановлению ЦК. А ЦК, как я написал выше, ликвидировало все тройки, оставив только суды и Особое совещание. Даже если бы это геббельсовское “решение Политбюро” и было, то его ни один коммунист не исполнил бы, а почти все руководство в стране было коммунистами. Это еще одно доказательство того, что фальшивка № 4 -это фальшивка.

619. Вы видели, что на бланке решения Политбюро типографским способом отпечатано, что данное решение относится не просто к секретным, а к сверхсекретным, которые должны храниться в О.П. — особых папках.

Вообще-то любое решение Политбюро было секретным, так сказать, по определению. Официально СССР руководила Советская власть и назначаемое ею правительство. ВКП(б) формально в этом процессе не участвовала, поэтому любые государственные решения должны были исходить только от органов государственной власти, а то, что они предварительно принимаются Политбюро ЦК ВКП(б), никто не должен был знать, по меньшей мере, не должно было быть никаких доказательств этому. Это положение шло от начала СССР и при Сталине поддерживалось неукоснительно. Еще в 1922 г. 30 ноября Оргбюро ЦК РКП(б) протоколом № 77 п. 58 определило порядок работы с партийными постановлениями:

Б) 1. О всех случаях нарушений этих решений ЦК доводить немедля до сведения Секретариата ЦК РКП или партийных комитетов для предания виновных строжайшей партийной ответственности” [46].

620. Заметьте, на решение Сталина не только нельзя было ссылаться, но нельзя было о нем и упоминать. И этот порядок исполнялся неукоснительно. Например, Ф. Раскольников, будущая “жертва сталинизма”, рассказал в своих дневниках о таком случае. В 1927 г. Политбюро, которое не имело еще и доли того авторитета, который имело в 1940 г., приняло решение о назначении О. Шмидта послом в Италию. До момента, пока Италия не даст согласия, об этом не сообщалось. Но Раскольников, работая в НКИД, о назначении Шмидта узнал и похвастался всего лишь одному человеку этой своей осведомленностью. В результате Раскольникова почти сразу же вызвали на партийную коллегию Центральной Контрольной комиссии и поставили на вид за разглашение решения Политбюро. Одновременно наказали за болтливость и наркома (министра) просвещения А. Луначарского [47]. А ведь речь шла о пустяке. Отсюда можно представить, какие меры секретности принимались, когда речь шла о делах с грифом “особая папка”. Тем более, что и гриф этот ставилсяъ очень ограниченных случаях. Скажем, в упомянутом протоколе № 13 Политбюро рассмотрело 229 вопросов, из которых гриф “О.П.” имеют всего 26.

621. Поэтому бланк выписки из протокола решения Политбюро с грифом “О.П.” и начинается выполненным типографским способом предупреждением: “Подлежит возврату с течение 24 часов во 2-ю часть Особого Сектора ЦК”. И поскольку адресатом числился только Берия, то эта выписка могла существовать только в единственном экземпляре. Геббельсовцы, мастеря свои фальшивки, проигнорировали эту запись и притащили на Конституционный суд две выписки. И обе, конечно, “подлинные”. Потом спохватились и теперь стараются, если можно, про этот позор не упоминать. К примеру, поляки, публикуя документы по Катынскому делу, переводят из них на польский абсолютно все. Но опубликовав в своем сборнике это “решение Политбюро”, они атрибутную запись о возврате документа в Особый Сектор на польский не перевели [48]. Надо думать, чтобы у имеющих мозги поляков не возникало ненужных вопросов.

622. Но и это не все. На бланке слева вертикально расположено еще одно атрибутное предупреждение. О нем все геббельсовцы дружно молчат. На фотокопии не видно начала этого предупреждения, на момент написания этих строк у меня не было такого бланка выписки из протокола Политбюро, чтобы эта запись читалась вся. Но исходя из того, что мне удалось восстановить, там написано следующее: “...документы, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет специальной оговорки ЦК.

623. Далее, из этого следует, что Берия не мог обрадовать Меркулова, Кобулова и особенно Баштакова известием о том, что они члены какой-то долбаной “тройки”. Поскольку геббельсовцы забыли упомянуть их в адресе, а Берия, согласно Постановлению Пленума ЦК РКП(б) от 18.08.24 г., не имел права “знакомить кого бы то ни было” с этим документом. Интересно то, что только в своих сборниках документов геббельсовцы опубликовали до десятка подлинных выписок из протоколов Политбюро и во всех в адресе указаны все, кому надлежит это решение выполнять, вне зависимости, указаны они в самом решении или нет. А здесь решение нужно исполнять Кобулову, Меркулову и майору Баштакову, но именно от них это решение держится в тайне?

624. На фоне того, насколько секретными были решения Политбюро, просто умиляет “мастерство” прокуроров ГВП. Вот они гордо докладывают о своих успехах:

“Только после предъявления архивных документов и неоднократной демонстрации видеозаписи допроса Токарева, подтверждающих личное участие Сопруненко в катын-ских событиях, он дал важные показания о том, что лично видел и держал в руках постановление Политбюро ЦК ВКП(б) за подписью Сталина о расстреле более 14 тыс. польских военнопленных, содержавшихся в Осташковском, Старобельском и Козельском лагерях НКВД СССР. Тем не менее и Сопруненко не рассказал всей известной ему правды об этом документе: скрыл, что в нем говорилось также о расстреле более 7 тыс. польских граждан в Западной Украине и Западной Белоруссии. Он не признал, что явился одним из организаторов и активных исполнителей решения, о расстреле более 14 тыс. поляков и что лично руководил “разгрузкой” тех специальных лагерей и подписывал списки-предписания, на основании которых они были отправлены на расстрел в У НКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей” [49].

625. Следует напомнить, что Токарева и Сопруненко допрашивали раньше, нежели фирма “Пихоя & К°” смастерила фальшивки про “тройку”, поэтому прокуроры требовали от них подтвердить, что поляков “расстреляли” не по решению “тройки”, а по решению Особого совещания. Фактически в фильме “Память и боль Катыни” в видеозаписи Сопруненко по этому поводу, как я уже писал, ему вообще не дают говорить - во всем эпизоде говорит диктор, который заткнулся только для того, чтобы зрители услышали слова Сопруненко “стояла подпись Сталина”. Но вот беда, на той “выписке из протокола”, которую геббельсовцы осмеливаются показывать (фальшивка № 4), подписи Сталина нет, а ту “выписку”, на которой геббельсовцы эту подпись поставили, они боятся людям показывать. Поэтому даже в фильме речь идет не о “постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) за подписью Сталина”, как сегодня брешут прокуроры ГВП, а о некоем письме Сталина, которое Сталин якобы написал Кобулову, Сопруненко и прочим. Но так как сфабриковать такое письмо фирма “Пихоя & К°” не рискнула, то зрителю показывают липовое “письмо Берии” Сталину с подписями Сталина, Молотова, Микояна и Ворошилова как бы левой рукой. Но, как видите, все эти манипуляции геб-бельсовских подонков мы должны воспринимать за признание Сопруненко в том, что он, дескать, видел “Постановление Политбюро” и этим, дескать, подтвердил его подлинность. Я даже не могу себе представить, до какой степени мы обязаны быть идиотами, чтобы блевотину прокурорских подонков воспринимать за правду.

626. Ведь суть проста: если решение Политбюро было адресовано только Берии, то никто, кроме него, это решение не мог видеть и не мог о нем знать. Когда я при встрече в посольстве Польши обратил на это внимание Ольшевского и Журавского, то они, нимало не смущаясь, как и полагается полякам, заявили, что Сталин приказал Берии, а уж Берия своей властью создал “тройку”. Но ведь это же была не Польша! Кто бы исполнил приказ Берии по такому поводу, зная, что решением правительства СССР и ЦК ВКП(б) все тройки ликвидированы?

627. Надо оценить, что это было за время. Берия к марту 1940 г. был на посту наркома внутренних дел чуть больше года, а его предшественника, славного наркома Ежова, 4 февраля 1940 г. расстреляли [50] именно за то, как эти Особые тройки сработали. Вместе с ним получил пулю в затылок и заместитель Ежова, организовывавший работу троек, командарм Фриновский [51]. Хотя Сталин еще в 20-х годах провел постановление, запрещавшее партийным и государственным деятелям иметь дачи больше чем в 4-5 комнат, предшественник Ежова на посту наркома внутренних дел Г. Ягода построил себе поместье в 20 комнат, и это пригодилось: теперь в его поместье палачи из НКВД добивали остатки “пятой колонны” НКВД, и в ее числе тех, кто особенно отличился в работе “троек” [52]. Начальник УНКВД Москвы и Московской области комиссар госбезопасности 1-го ранга С. Реденс, возглавлявший в 1937 г. Особую тройку, был расстрелян 2.01.40 г.; Л. Заковский, планировавший работу “троек”, был расстрелян 29.08.38 г.; Г. Якубович, сменивший Реденса, был расстрелян 26.01.39 г.; помогавший Заковскому А. Постель, по сведениям “Мемориала”, получил 15 лет, но это вряд ли — тогда давали или не больше 10, или расстрел; председатель “тройки” по уголовным делам М. Семенов расстрелян 25.09.39 г.; организовывавший расстрелы начальник АХО НКВД СССР И. Берг, расстрелян 7.03.39. [53] А теперь представьте, что в разгар этих разборок с членами “троек”, Берия, плюнув на совместное постановление правительства и ЦК, вдруг приказал бы создать “тройку” для расстрела поляков. Да его связали бы без санкции прокурора и не дожидаясь приговора военного трибунала отвезли бы на дачу Ягоды! Придурки-геббельсовцы так смастерили фальшивку № 4, что заложенное в ней “решение Политбюро” неисполнимо ни с каких точек зрения.

628. Сфабриковав вышестоящие “документы”, Геббельсов цы столкнулись с вопросом: если поляков расстреляли по решению “тройки”, то где остальные ее документы? Где протоколы “троек”, выписки из них, предписания палачам? Фабриковать эти документы фирма “Пихоя & К°” не взялась. (А жаль, забавно было бы посмотреть, что бы у них получилось). Поэтому геббельсовцы сфабриковали некие “документы”, которые, по их мнению, “доказывают”, что все сопутствующее “решению тройки” материалы были в СССР уничтожены в 1959 году. Мысль, конечно, жиденькая, а уж исполнение получилось исключительно убогим. Видимо, фирма “Пихоя & К°” фабриковала эти “документы” последними, поскольку к этому моменту окончательно растеряла свои и так небогатые умственные способности. Фальшивка № 5 — это “письмо” тогдашнего председателя Комитета госбезопасности А.Н. Шелепина тогдашнему первому секретарю ЦК КПСС и председателю совета министров Н.С. Хрущеву. Не на бланке КГБ, а на простой бумаге, от руки каллиграфическим почерком исполнен следующий текст с присовокуплением проекта постановления Президиума ЦК КПСС:

В Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР с 1940 года хранятся учетные дела и другие материалы на расстрелянных в том же году пленных и интернированных офицеров, жандармов, полицейских, осадников, помещиков и т.п. лиц бывшей буржуазной Польши. Всего по решениям специальной тройки НКВД СССР было расстреляно 21.857 человек, из них: в Катынском лесу (Смоленская область) 4.421 человек, в Старобелъском лагере близ Харькова 3.820 человек, в Осташковском лагере (Калининская область) 6.311 человек и 7.305 человек были расстреляны в других лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии.

3 марта 1959 года, Н-632-Ш” [54].

Разрешить Комитету Государственной Безопасности при Совете Министров СССР ликвидировать все дела по операции, проведенной в соответствии с Постановлением ЦК КПСС от 5 марта 1940 года, кроме протоколов заседаний тройки НКВД СССР” [55].

629. Справа вверху стоит штампик “Особая папка”, из чего мы должны сделать вывод, что этот “документ” хранился в ЦК КПСС. Есть подпись, похожая как две капли воды на подпись Шелепина. Но нет ни малейших намеков на то, что это письмо поступило в ЦК КПСС. На “проекте Постановления” нет ни малейшей пометки, ни малейшего намека, что Хрущев его читал, а Президиум ЦК рассматривал. Но зато справа вверху есть очень красивый четкий штамп: “Подлежит возврату. 0680. — 9 марта 1965. 6-й сектор, в ЦК КПСС Общий отдел”. А в конце страницы совершенно неясный штамп с числом “9485” и внесенными от руки записями “-59” и “20 III 65”. Из того, что записано в этих штампах, получается, что письмо от председателя КГБ СССР до первого секретаря ЦК КПСС шло 6 лет и 6 дней. Что бы это могло означать еще, нежели не признак тупой подделки? Как вы видели из текстов обеих частей бригады Геббельса, они об этом глухо молчат. Объяснять ситуацию они доверили титану прокурорской мысли подполковнику бедной юстиции Яблокову. Когда еще живой тогда А. Шелепин ткнул его мордой в эти штампики, он бросился с рекламациями к изготовителям “письма Шелепина” — к фирме “Пихоя & К°”. Те впарили ему “мульку”, о которой Яблоков доверчиво сообщает:

“В тот день я по предложению Короткова связался по телефону с его заместителем А. С. Степановым, который пояснил, что в практике КГБ в 50-60-х и последующих годов существовал порядок изготовления особо важных документов в единственном экземпляре, рукописным способом и особо доверенными людьми. О том, что письмо исполнено таким образом, свидетельствует каллиграфический почерк, который явно не соответствует почерку Шелепина. Каждая буква текста выполнена отдельно и с особым старанием. На документе не проставлен ни номер экземпляра, ни их количество. Документ длительное время, с 3 марта 1959 г., не регистрировался, очевидно потому, что находился в сейфе у заведующего общего отдела ЦК КПСС Малина. Такое положение имело место с многими другими документами аналогичного значения. В 1965 г. Малин уходил с этой должности, и поэтому 9 марта 1965 г. под номером 0680 документы были зарегистрированы в текущем делопроизводстве ЦК КПСС, а 20 марта 1965 г. под номером 9485 переданы в Архив ЦК КПСС” [56].

630. Пытался ли Яблоков напрячь мозги и вдуматься в магические слова “были зарегистрированы в текущем делопроизводстве”? Это не в “текущем” делопроизводстве, это в делопроизводстве с уже совершенно высохшими мозгами зарегистрируют письмо от уже ушедшего с должности председателя КГБ Шелепина (ушел с этого поста в 1961 г.) к уже снятому с должности Хрущеву (снят с должности 14 октября 1964 г.). Любая регистрация документа является в своей сути всего лишь гарантией того, что данный документ будет передан тому, кому адресован. Ничего больше регистрация не означает. Кому должен был передать “письмо Шелепина” тот, кто поставил штампик на “письме” — конвою вокруг дачи Хрущева? Какой архив мог принять эту бумажку, если на ней нет указаний об этом тогдашних должностных лиц? Простите, но за подброс фальшивки в архив можно было получить срок не меньше, чем за воровство из архива.

631. Понимаете, по идее, 9 марта 1965 г. канцелярист, поставивший этот штампик входящего номера, обязан был бы передать это письмо по меньшей мере адресату по должности — Брежневу. Но тут моментально встал бы вопрос - почему этот канцелярист скрывал от секретарей ЦК это сверхсекретнейшее письмо 6 лет и 6 дней? Ведь на письме нет ни малейших пометок, что его кто-то в ЦК видел. За такие шутки из тюрьмы можно было не выйти. Если бы канцелярист сослался на Малина, то Малину последовали бы те же вопросы, ведь он не выборный член ЦК, он всего лишь технический работник, по должности старше, чем канцелярист, но не более того.

Раз на “письме Шелепина” есть исходящий номер (Н-632-Ш), значит, его отправил секретариат КГБ и оно попало в секретариат ЦК, следовательно, на нем обязан был быть входящий номер ЦК, и этот номер должен был иметь ту дату, которую, вероятнее всего, геббельсовские придурки и хотели проставить — 6 марта 1959 г. Отсутствие штампа входящего номера с совпадающей датой -это признак явной подделки.

632. Далее, по геббельсовской легенде, все фальшивки Катынского дела фирма “Пихоя & К°” нашла якобы в таком “секретном пакете № I”, который лично вскрывал и лично запечатывал только генеральный секретарь ЦК КПСС. Как же архивисты Малина сумели это “письмо” засунуть в этот пакет без разрешения Брежнева?

Этот идиотизм имеет, на мой взгляд, совершенно простое объяснение. Дело в том, что на самих штемпелях выполняется зеркальное отражение оттиска, т.е. читать его нужно справа налево. Если Шелепин подписал письмо 3 марта 1959 г., то когда оно должно быть получено в ЦК КПСС и зарегистрировано? Правильно, через 3-5 дней. Вот фирма “Пихоя & К°” взялась лично выставить дату на штемпеле, и в результате верчения цифр “5” и “9” у них на оттиске получился не 1959, а 1965 год, поскольку на этом типе штампа “б” и “9” абсолютно идентичны в своем рисунке. И они этого не заметили! Подтверждение этой своей мысли я нахожу в том, что это “письмо” геб-бельсовцы носили в Конституционный суд без второго, нижнего штампика, поскольку Рудинский дважды описывает это письмо, но о штампике 20 марта 1965 г. не упоминает. Потом, сочинив версию про Малина, геббельсовцы сфабриковали и второй штамп, чтобы уверить, что в дате “1965” нет ничего удивительного.

633. Но это не все внешние признаки фальшивки. Дело в том, что на той “выписке из протокола”, которую геббельсовцы сегодня прячут, есть более поздний адрес: “Шелепину”. По геббельсовской легенде, Хрущев, дескать, вскрыл “пакет № 1”, увидел эти “документы” и послал эту выписку Шелепину. А тот отдал эту выписку очень секретному сотруднику, и тот подготовил текст “письма Шелепина”. То есть, мало того, что и Шелепин, бывший до этого вожак комсомола, и его “секретный” сотрудник прекрасно знали и систему управления партией, и ее историю, но они еще имели и “решение Политбюро ЦК ВКП(б)”. Как же они, глядя на этот документ, могли написать “ЦК КПСС”? Как они могли спутать решение Политбюро с постановлением пленума ЦК, поскольку слова “Постановление ЦК КПСС” имеют в виду постановление всех 130 членов ЦК, а не 10 членов Политбюро. Это “историки” фирмы “Пихоя & К°” этого не знают, это для них что Политбюро, что ЦК — все едино, это они уверены, что название “КПСС” партия имела еще при Ленине, но как реальный Шелепин мог подписать такую глупость?

634. “Письмо Шелепина” не вяжется с “письмом Берии”: в последнем предлагается расстрелять после рассмотрения справок, а Шелепин пишет о рассмотрении “учетных дел”. Чувствуется польское влияние - уж очень геббельсовцам хотелось показать, что расстреляны не преступники, а военнопленные. Но и тут надо было иметь все же немного своих мозгов, поскольку добавление куриных мозгов из Польши ситуацию усугубило. В “письме Шелепина” геббельсовцы написали, что на 1959 год в архиве хранится 3820 учетных дел на военнопленных Старобельского лагеря. У геббельсовцев не хватило ума вспомнить, что еще в 1990 г. они опубликовали (550) акт о сожжении этих дел 25 октября 1940 г. [57] Откуда же они могли взяться в архиве — из пепла восстали?

635. На несчастье геббельсовцев был еще жив Шелепин, и теперь его полагалось допросить в связи с “его” найденным “письмом”. Как вы понимаете, в этом случае ни аудиозаписи, ни видеозаписи допроса не велось, а в протокол допроса Шелепин заставил Яблокова записать только правду. Поэтому повествуя о своих подвигах, Яблоков брешет то, на что его фантазии хватило, и в конце резюмирует:

“В целом, допрошенный в качестве свидетеля Шелепин подтвердил подлинность анализируемого письма и фактов, изложенных в нем. Он также пояснил, что лично завизировал проект постановления Президиума ЦК КПСС от 1959 г. об уничтожении документов по Катынскому делу и считает, что этот акт был исполнен”. [58] Однако этот натужный оптимизм Яблокова “в целом” как-то плохо согласовывается с фактами допроса Шелепина.

636. Как я уже писал, Шелепин потребовал показать ему подлинник письма, но ему его не дали. Зачем Шелепину нужен был подлинник, понятно: это не только увидеть в натуре свою подпись, но и узнать фамилию исполнителя письма — того, кто письмо составлял. Дело в том, что по правилам секретного делопроизводства все, кто знаком с секретным документом, должны быть известны, чтобы в случае утечки секретной информации знать, среди кого искать предателя. Поэтому на обороте секретного документа пишется фамилия исполнителя и фамилия машинистки, если письмо отпечатано. Но это можно увидеть на подлиннике письма, а не на ксерокопии. Поскольку “письмо” прокуроры не показали, то Шелепин потребовал найти этого человека. Яблоков опять вынужден был обратиться на фирму “Пихоя & К°” с рекламацией.

“11 декабря 1992 г. я по телефону переговорил с начальником Центрального архива МБ РФ А. А. Зюбченко, которому также задал вопросы, поставленные Шелепиным. Зюбченко ответил, что по всем признакам письмо Шелепина Хрущеву составлено в единственном экземпляре. Это письмо готовил неизвестный ему сотрудник КГБ СССР из группы особо доверенных сотрудников секретариата председателя КГБ, которых знал только строго ограниченный круг должностных лиц КГБ. Он предложил для выяснения, кто именно составил это письмо, обратиться к министру безопасности РФ с письменной просьбой поручить провести опрос среди бывших сотрудников секретариата председателя КГБ. На наш запрос министру В.П. Баранникову поступил ответ, что этот сотрудник уже умер и опросить его не представляется возможным” [59] — пишет Яблоков. Обратите внимание на маразм: имя исполнителя неизвестно, но доблестный Баранников выяснил, что этот неизвестный уже умер.

637. В итоге, если из глупого словесного поноса Яблокова по поводу его допроса Шелепина вычленить то, что Шелепин действительно сказал, то останется только: “О преступлении в Катыни и других местах в отношении польских граждан он знает только то, что сообщалось в газетах” [60]. Что и следовало ожидать. Таким образом, это .заявление Шелепина является еще одним доказательством того, что все эти геббельсовские “документы” — фальшивки.

638. Вот и посмотрите на фирму “Пихоя & К°”. У них в распоряжении было все: возможность уничтожить дела в архивах, подменить в них документы на фальшивки, у них были образцы исполнения документов, образцы подписей, образцы штампов и номеров. И что в результате? Если бы Хрущев (сам по себе не Бог весть какой грамотный) увидел, как фирма “Пихоя & К°” исполнила очень простую работу, то наверняка, вспомнив выставку абстракционистов, завопил бы: “Пидарасы!!!”

639. После того, как фирма “Пихоя & К°” смастерила такие великолепные “документы” по Катынскому делу, осталось их показать знающим людям с тем, чтобы они признали эти “документы” за подлинные, и убедить историков, что этими документами надо пользоваться при написании истории. Место апробирования геббельсовцы выбрали прекрасное — Конституционный суд, который лето и осень 1992 г. рассматривал так называемое “дело КПСС”. Прекрасным это место было потому, что суды в России надежно укомплектованы негодяями, готовыми на любую подлость в угоду правящему режиму. Уже тот факт, что Конституционный суд принял к рассмотрению ксерокопии “документов”, а не их подлинники, говорит об этом суде все. Даже выдающийся геббельсовский специалист по подделкам В. Козлов о таких случаях пишет: “Правило второе. Отсутствие возможности натурно-демонстрационного знакомства с источником в большей степени свидетельствует о его подложности, чем о подлинности” [61]. И в этом сомневаться не приходится.

640. Во-вторых, защитники КПСС на процессе, на мой взгляд, были вялые, и если не подыгрывали обвинению прямо, то скорее пассивно отбивались, нежели защищали партию. Кроме этого, никто из них раньше не слышал о Катынском деле, а Шахрай и Макаров вбросили в суд фальшивки о нем внезапно. То есть, геббельсовцы были обречены на успех - на признание подлинности своих фальшивок одним из высших судов России. Если бы, конечно, не исключительный идиотизм фирмы “Пихоя & К°”, сфабриковавшей эту глупость. Дурость фальшивок была такова, что ни благожелательный суд, ни пассивная защита признать их за подлинные не смогли. Причем ни суд, ни защита даже не пытались вникнуть в суть документов, они просто посмотрели на их внешний вид и бросающиеся в глаза несуразности.

641. Уже цитированный мною защитник по “делу КПСС” Ф. Рудинский в своей книге Катынскому делу уделяет не много места, но даже того, что он восстановил по стенографической записи процесса, достаточно, чтобы понять, как воспринял суд эти шедевры. Рудинский пишет:

“Особое внимание мы обратили на документы из сверхсекретного пакета. “Я никогда в жизни таких документов не держал в руках, — говорил автор этих строк, — ...нужно провести здесь почерковедческую экспертизу, - чьи это подписи”. Речь шла о записке Берии Сталину от 5 марта 1940 г. Действительно ли это подписи Сталина, Ворошилова, Молотова, Микояна?

...Затем мы поставили вопрос о необходимости исследования записки Шелепина Хрущеву в 1959 г. На бланке сверху написано “ВКП(б)”, а внизу “КПСС”, а слова “секретарь ЦК” допечатаны на другой машинке. Председатель КС, выслушивая наши замечания, также высказывал свои сомнения. “Обратите внимание, наверху две даты стоят: 40 какой-то год и 59 год, двойная накладка получается”. Далее он заметил, что возникает вопрос насчет происхождения бланка, т.к. это бланки, относящиеся к 30-м гг. Ю.М. Слободкин обратил внимание на противоречивость содержания записки Шелепина: с одной стороны, он предлагает уничтожить учетные дела, которые могут стать достоянием гласности, а с другой — оставить решения троек и документы о приведении этих решений в исполнение. Но тогда что стоит само предложение об уничтожении этих учетных дел? — спросил он, также заметив, что его поражает, почему Хрущев, выступивший с разоблачением культа личности Сталина, никак не прореагировал на эту записку. В.Д. Зорькин не согласился с этим утверждением: “Но и у Михаил Сергеевича никакой реакции, он был родоначальником перестройки. Так мы не можем исследовать логику правителей того времени!” С.М. Шахрай немедленно реагирует: речь идет о выписке из протокола, из особой папки в 1959 г. и поскольку документ заверялся, внизу поставлена печать. Но он ничего не смог сказать, почему все это на бланках 30-х гг.” [61].

(Здесь Рудинский или корректор его книги ошибся: речь шла не о “письме Шелепина Хрущеву”, а о якобы посланной Хрущевым Шелепину выписке из протокола Политбюро, которую в настоящее время геббельсовцы скрывают) [63]. То есть, только взглянув на изделия фирмы “Пихоя & К°”, защитники и председатель Конституционного суда В. Зорькин обнаружили пять доказательств того, что эти “документы” сфабрикованы, причем таких, что геббельсовцам совершенно нечего было ответить. В результате они вынуждены были снять дату с “письма Берии”, а фальшивки №№ 2 и 3 вообще спрятать.

642. Они бы вообще спрятали все “доказательства” навсегда, если бы уже не раструбили о них во всем мире и не передали копии их полякам. Тут-то до геббельсовцев, возможно, дошло, что они ответственнейшее дело доверили наукообразным идиотам и что сразу показывать людям изделия фирмы “Пихоя & К°” нельзя — засмеют. Для геббельсовцев оставался один путь — не показывать эти фальшивки до тех пор, пока интерес к ним не остынет и когда их уже не будут воспринимать с подозрительным любопытством. Но вы сами понимаете, что говорить о документах, апеллировать к ним, доказывать ими и одновременно никому их не показывать и даже не цитировать, дело довольно трудное. Но тут пригодился опыт КГБ по распространению слухов за рубежом посредством специально создаваемых для этого, порой однодневных, печатных изданий.

643. С осени 1992 г., когда я впервые услышал о наличии этих “документов”, я непрерывно пытался их найти, хотя бы в перепечатанном виде. Тщетно! У меня были партнеры, работавшие в Польше, я попросил их разыскать эти фальшивки там. Тщетно! Наконец в конце 1994 г. мне помогли - подарили сборник “Военные архивы России”, выпуск 1 за 1993 г. Подарок сопроводили следующим сообщением: этот Сборник отпечатан тиражом 50 тыс. экземпляров, но весь тираж даже в 1994 г. лежал на складе. Из него только около 600 экземпляров было разослано в библиотеки Запада. Впоследствии я убедился, что это правда, поскольку в открытой продаже я этот сборник увидел только где-то в 1999 г. Я пытался несколько месяцев подряд дозвониться до редакции этого Сборника и бросил это занятие только тогда, когда понял, что телефоны редакции, как и ее адрес (ул. Новослободская, д. 50/1, кв. 72), — фальшивые. Разумеется, никаких последующих выпусков этого Сборника не последовало. Более того, в этом первом Сборнике вопреки законам не была указана типография, которая его печатала!

В этом Сборнике среди сотни (как и полагается) подлинных документов были опубликованы и тексты ка-тынских фальшивок. Но не всех, а только тех трех, которые геббельсовцы осмеливаются обсуждать и сегодня: “письмо Берии”, “выписка из протокола решений Политбюро” (копия) и “письмо Шелепина с проектом постановления Президиума”. Характерно то (как я это увидел позже), что в этих документах были тщательно убраны те признаки подделки, которые всплыли на Конституционном суде при первом явлении этих фальшивок общественности.

644. В Сборнике дан текст “письма Берии” и фотокопия подписи Берии. К документу дано пояснение редколлегии: “На первой странице документа подписи И. В. Сталина, К.Е. Ворошилова, В.М. Молотова, А. И. Микояна. М.И. Калинин иЛ.М. Каганович на заседании отсутствовали, но высказались “за”. В пункте III фамилия Берия вычеркнута, вписана чернилами фамилия Кобулова” [64]. Это “пояснение” меня ввело в заблуждение — я полагал, что редколлегия честно сообщила обо всем, что было на документе. Потом, когда я увидел письмо, то понял и подлость геббельсовцев: они, во-первых, не дали в тексте ни номера письма, ни даты (настолько перепугал их Ю. Слободкин на Конституционном суде), а во-вторых, не дали фотокопии того, как выглядят подписи членов Политбюро, хотя увидеть их подписи, сами понимаете, было важнее, нежели увидеть подпись Берии.

645. Фальшивка № 4 представлена воспроизведением бланка выписок из протокола Политбюро и текста. К ней тоже дано примечание составителей Сборника: “На выписке из протокола стоит резолюция: “Изъято из протокола “ОП” 4. III. 197 0 года М. Закрытый пакет. Согласовано с т. Черненко К.У.” Подпись неразборчива” [65]. Но геббельсовцы подло не воспроизвели и даже не упомянули о. боковой атрибутной надписи на бланке, запрещающей знакомить с текстом кого-либо, если он не указан в адресе.

646. Наконец, к “письму Шелепина и проекту постановления Президиума” не дано ни одного примечания, между тем из него убран исходящий номер КГБ и, естественно, не воспроизведен и не описан “входящий штамп” ЦК с датой “9 марта 1965 г.” [66].

647. Как видите, геббельсовцы убрали из Сборника две наиболее бросающиеся в глаза фальшивки и постарались убрать все делопроизводственные признаки подделки из остальных. Но смысл-то остался! Этот сборник и подвиг меня сесть и быстро написать “Ка-тынский детектив”. В нем я кратко остановился и на странностях “Военно-исторического архива”. Геббельсовцы по этому поводу почему-то не сочли нужным промолчать. В “Катынском синдроме...” геббельсовцы пишут: “Подготовленная для передачи польской стороне и в Конституционный суд подборка документов была передана для опубликования в научный журнал “Вопросы истории” [67].

Во-первых, геббельсовцы по обыкновению брешут — и в “Вопросах истории” фальшивки №№ 2 и 3 не опубликованы. Но к этой фразе есть сноска (20) и дано примечание:

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г., записка Л. Берии (НКВД СССР) И. Сталину от марта 1940 г. и записка А. Шелепина Н. Хрущеву от 3 марта 1959 г., хранящиеся в Архиве Президента РФ (Ф. 3. Пакет № 1), вошли в публикацию документов: Материалы “особой папки” Политбюро ЦК РКП(б)/ВКП(б) по вопросу советско-польских отношений. 1923—1944 гг. М„ 1997. С. 100-103” [68].

648. Рассмотрим этот текст с конца. Как видите, и в 1997 г. из пяти исходных фальшивок публикуются только три. Во-вторых, из бригады Сталина назван только Р. Святек, но на самом деле “автор (или авторы) не скрывают своей связи” с видными геббельсовцами: Я. Заводским, С. Свяневичем и Ч. Мадайчиком [69]. Затем, как вы видели выше, подлинники фальшивок фирма “Пихоя & К°” не выдает ни прокуратуре, ни суду. Каким же образом составители Сборника могли получить их текст, если не с подачи “Пихоя & К°”? И наконец, как вы видите, следует упрек паршивым историкам вроде меня — вместо того, чтобы черпать факты из таких солидных и очень научных журналов, вроде “Вопросы истории”, мы пользуемся какими-то пиратскими изданиями, которые “настоящие историки” типа Пихои, Волкогонова и Короткова побрезговали бы и в руки взять. Действительно, сегодня в больших библиотеках можно запросить и взять журнал “Вопросы истории” № 1 за 1993 г. и в нем есть тексты и фотографии этих трех фальшивок. И я бы признал этот упрек геббельсовцев, если бы не два “но”.

649. Если фирма “Пихоя & К°” в середине ноября передала ксерокопии документов в “Вопросы истории”, то редколлегия могла снять с номера ранее запланированные материалы и на этих страницах дать геббельсовские фальшивки, поскольку для того, чтобы “Вопросы истории” № 1 вышли в январе 1993 г., редколлегии надо было отдать номер в типографию для набора и верстки в начале декабря 1992 г. Берем журнал “Вопросы истории” № 1 за 1993 г. и смотрим последнюю 176 страницу, на которой напечатаны выходные данные типографии. А там написано: “Сдано в набор 22.ХП.93.”. То есть, этот номер не мог быть отпечатан ранее начала 1994 г., но “мог” еще не означает “был”. А если и был отпечатан, то это еще на значит, что “Вопросы истории” № 1 за 1993 г. даже в 1994 г. поступил в библиотеки и подписчикам. В тех библиотеках, в которых я наводил справки, библиотекари помнят только то, что из-за гайдаровской экономической политики почти все журналы либо перестали приходить в библиотеки, либо приходили с большим опозданием, и в каком году пришел № 1 “Вопросов истории” за 1993 г., они вспомнить не могли. Но, возможно, с выходом этой книги библиотекари восстановят дату, когда они этот номер получили.

650. Но это не все. Моя книга “Катынский детектив” подписана в печать в августе 1995 г., а редакционная коллегия сборника “Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне”, состоящая из двух генерал-полковников, пятерых генерал-лейтенантов, вице-адмирала, генерал-майора, трех полковников, из которых три доктора наук и шесть кандидатов наук, два профессора и три доцента, подписали в печать первый том “Органов...” в конце апреля 1995 г., т.е. мы выпускали книги в одно и то же время. Я в “Катынском детективе” дал текст геббельсовских фальшивок со ссылкой не на “Вопросы истории”, а на “Военные архивы России”. Редколлегия “Органов...” тоже дала на стр. 153-156 “письмо Берии” и “выписку из протокола”. И тоже дала со ссылкой на “Военные архивы России”, а не на “Вопросы истории”! А это как понять? Я в Казахстане в том бардаке и в то время не получал не только журналов, но и газет, но этот-то взвод генералов и профессоров сидел в Москве, он-то уже обязан был в 1995 г. получить “Вопросы истории” № 1 за 1993 г.! Но не получил. Более того, редколлегия “Органов...” “письмо Берии” называет по номеру 794/Б, но в “Военных архивах России” этот номер не указан! Значит, авторы “Органов...” уже узнали номер от фирмы “Пихоя & К°”, но на “Вопросы истории” все равно не сослались. Это почему? Ответ: и в начале 1995 г. № 1 журнала “Вопросы истории” еще не было ни в библиотеках, ни у подписчиков.

651. Маститый геббельсовский “ученый” В. Козлов не только блестяще исследует признаки подделки документов, но и учит считать их. Анализируя фальшивую записку Зайкову, он насчитал таких признаков целых семь. Придется и мне пересчитать те признаки фальшивки, которые характеризуют изделия фирмы “Пихоя & К°”, — нельзя же пренебречь указаниями такого могучего специалиста. Не буду систематизировать их на делопроизводственные, смысловые и не соответствующие реалиям, просто дам их в том порядке, в котором они вскрылись при анализе.

652. Итак, эти “документы”, которые фирма “Пихоя & К°” якобы нашла в архиве ЦК КПСС, фальшивы, поскольку:

10. “Тройка” была невозможна и с точки зрения судебной практики — после 1938 г. судебные тройки никогда больше не реанимировались, несмотря на сходные ситуации. (602-604)

11. “Письмо Берии” не могло быть написано ранее справки Сопруненко от 3 марта, следовательно, его не могли рассмотреть на заседании Политбюро 5 марта. (608)

16. В “тройке” не определена главная ее фигура — председатель. (617)

20. В адресатах “выписки” не указаны главные действующие лица — Меркулов, Кобулов и Баштаков, — а без этого их никто не имел права с ней знакомить. (623)

22. Никакой делопроизводитель не поставил бы на “письмо Шелепина”, посланное в 1959 г., штампик входящего номера в 1965 г. (630)

30. Геббельсовцы не показывают ныне фальшивку № 2 — две страницы “протокола заседания”, в котором номер повестки 144 идет сразу за № 136. (641)

34. Бланк “выписки” не соответствует годам, проставленным на ней. (641)

653. Вы, судьи, видите, что дает даже неполный анализ подлинности этих “подлинных” документов, состряпанных геббельсовцами. А что они противопоставляют этому анализу? Известно что: заявление честнейшего прокурора генерала юстиции Н.Л. Анисимова: “Прокуратура ручается за достоверность этих документов!” Разве ему можно не поверить? Ведь точно так же, глядя на секретаря парткома честными-честными глазками, он ручался никогда не изменять делу Ленина. Точно так же, сжимая перед знаменем части автомат, ручался не изменять воинской присяге. Испытанной честности организм! Пробы негде ставить...

654. Еще и еще раз возвращаюсь к тому, что де-бильность бригады Геббельса просто угнетает и не дает ни малейшего повода для мысли о том, что у правила “подонок не может быть умным человеком” могут быть какие-то исключения. Посмотрите на нынешний правящий режим России. Это воры, которые ее ограбляют. Хорошо. Но ведь богатого грабить выгоднее, нежели бедного! Я уже писал, что ныне средний русский живет в четыре раза беднее, чем мог бы жить в РСФСР, и все это от развала экономики. Если бы воровской режим России экономику не развалил, то и обворованные граждане России жили бы в четыре раза богаче, и правительственные воры украли бы раз в 10 больше (за счет разворовывания средств на армию и флот). Им, ворам, выгодно было не обрекать Россию на нищенство, но они это сделали. Почему? А они этого не смогут объяснить - это умственно недоразвитые выродки: они не хотели, но у них так получилось! Они никогда не понимали и не понимают сейчас, что они делают в области государственного управления. Но посмотрите на них, когда они соберутся у какого-либо титана мысли на ТВ — у Сванидзе, Киселева или еще какого-нибудь Шавика Сустера — и начнут болтать “умные слова”. Они же все гении! Но вот эти гении начали управлять мощнейшей экономикой страны, и теперь все, в том числе в среднем и они, живут в четыре раза хуже, чем могли бы жить.

655. Я понимаю, что многим читателям этой книги не нравится ни то, что я написал, ни то, как я это написал, ни выводы. И у них на языке вертится вопрос: “А ты, умник, сам бы смог сфальсифицировать это дело?” Увы, оно изначально дохлое из-за торопливости немцев. Им бы по уму надо было сэкономить боеприпасы и расстрелять поляков нашими трофейными наганами, руки им связать пеньковой бечевой, которой вокруг было полно. А им лень было искать, они воспользовались тем, что начальник тыла им доставил. В конце концов, они в 1943 г. могли бы не в Катынь трупы свозить, а наоборот - из Катыни в какое-либо глухое место, а там в могилы сыпануть побольше гильз от патронов к нагану. Но им, по большому счету, это и не надо было: поляки поверят - и достаточно. И теперь, исходя из того, что немцы сделали, что бы ни делать сегодня, а все равно идеально не получится. Но при тех возможностях, которые получили геббельсовцы в СССР с приходом Горбачева, и особенно после 1991 г., расследование геббельсовской фальшивки можно было чрезвычайно затруднить.

656. Вспомните, геббельсовцы имеют тысячи подлинных документов о том, что поляков судило Особое совещание при НКВД. Да, оно не имело права приговаривать к расстрелу. Когда геббельсовцы наконец это выяснили, то запаниковали и стали стряпать совершенно непотребные фальшивки про идиотскую “тройку”. Не надо было паниковать. В 1940 г. Особое совещание права расстрела не имело, но ведь в 1941 г. оно его все же получило! И нужно было идти именно в этом направлении, т.е. сфабриковать (не так, разумеется, глупо) решение Политбюро от 5 марта 1940 г. о предоставлении Особому совещанию права расстрела пока только иностранцев, которых, напомню, в сталинском СССР мало праздновали. Такая фальшивка органически объединила бы весь ранее найденный массив документов и была бы логично связана с последовавшими событиями: в 1940 г. Особое совещание получило право расстрела иностранцев, а в 1941 г. - всех остальных. Учитывая, что все архивы у геббельсовцев, такую версию было бы очень трудно опровергнуть. Эта версия об Особом совещании просто кричит о себе, но не нашлось никого, кто бы подбросил в безмозглые головы фирмы “Пихоя & К°” хотя бы ложку ума. Хотя бы чайную...

657. И, наконец, хотел бы сказать еще вот о чем. В польской “Газете выборовой” печаталось несколько обширных статей о моем “Катынском детективе”. В одной из них Марек Тарчинский, видный геббельсовец Польши, соболезнует мне: “Мухин, видимо, не является серьезным исследователем. Его база очень узка. Сомневаюсь, что он знаком с библиографией Катыни, использует только книги, напечатанные на русском языке. Их всего лишь 3-4”. И того меньше — должен сказать я. Когда я писал “Катынский детектив”, то по Катыни имел только “Катынскую драму”, “Военные архивы России” и не более десятка статей из газет и журналов. В данной книге я расширил свою “базу”: по Катыни рассмотрел почти все документы.

11. “ВИЖ” №6, 1990, с. 48.

17. В.П. Козлов. Обманутая, но торжествующая Клио. М., РОССПЭМ, 2001. (Из Интернета).

19. Ф.М. Рудинский. “Дело КПСС” в Конституционном суде. М., Былина, 1999, с. 321.

21. Ф.М. Рудинский. “Дело КПСС” в..., с. 309.

23. Ф.М. Рудинский. “Дело КПСС” в..., с. 309.

42. Синдром, с. 442.

46. Неуслышанные голоса. Документы Смоленского архива. Кн. 1. USA, Michigan, “Ardis/ Ann Avbor”, 1987, с. 254.

47. “Источник” № 4, 2002, с. 83.

48. Katyn. T. 1, Warszawa, “Trio”, 1995, с. 476-477.

50. К. А. Залесский. Империя Сталина. М., Вече, 2000, с. 156.

61. В.П. Козлов. Обманутая и торжествующая Клио. М., РОССПЭМ, 2001. (Из Интернета).

62. Ф.М. Рудинский. “Дело КПСС” в..., с. 316-317.

69. “Военные архивы России” вып. 1, 1993,с. 123.

Юрий Мухин. Антироссийская подлость. Научно-исторический анализ. Расследование фальсификации Катынского дела Польшей, Генеральной прокуратурой России с целью разжечь ненависть поляков к русским. Москва, Форум, Крымский мост, 2003.

Далее по теме читайте:

Мухин Юрий Игнатьевич (биографические материалы).

Катынь, "Катынское дело" - место расстрела польских офицеров в 1941 г.

Швед В.Н. «Тайна Катыни». Москва. «Алгоритм». 2007. (Здесь публикуются отдельные главы книги). (Файл в формате .FB2 для электронных книг - katyn-vladislav_shved.zip)

Швед В.Н. Ещё раз о записке Берия.

Вторая мировая война  (хронологическая таблица).

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС