Антироссийская подлость

Из этого текста ясно, что члены бригады Геббельса что-то не поделили, как часто бывает в среде преступников, но мне от этого не легче, поскольку придется давать в этой книге писания обеих конкурирующих группировок, хотя в целом они и идентичны. В противном случае, если вы их доводы признаете неубедительными, эти группировки будут обвинять меня и друг друга в некомпетентности.

За основу я возьму все же официоз — заключение “экспертов” той части бригады Геббельса, которая работала с прокуратурой. А дополнять буду пояснениями к документам по Катынскому делу, которые были даны коллективом авторов во главе с Н. С. Лебедевой и под руководством еще большего количества редакторов с российской и с польской стороны.

Сначала дадим слово “экспертам”.

“В период с 17 марта 1992 г. по 2 августа 1993 г. на основании постановления старшего военного прокурора Отдела Управления Главной военной прокуратуры подполковника юстиции Яблокова А.Ю. от 17 марта 1992 г. комиссия экспертов в составе:

- директора Института государства и права Российской академии наук академика Топорнина Бориса Николаевича;

- заведующего сектором уголовного права и криминологии Института государства и права Российской академии наук доктора юридических наук, профессора Яковлева Александра Максимовича;

- главного научного сотрудника Института сравнительной политологии Российской академии наук доктора исторических наук, профессора Яжборовской Инессы Сергеевны;

- ведущего научного сотрудника Института славяноведения и балканистики Российской академии наук доктора исторических наук Парсадановой Валентины Сергеевны;

- доцента кафедры спецдисциплин Военной академии Советской Армии, кандидата военных наук Зори Юрия Николаевича;

- старшего эксперта отдела судебно-медицинской экспертизы Центральной судебно-медицинской лаборатории МО РФ подполковника медицинской службы кандидата медицинских наук Беляева Льва Валерьевича

провела комиссионную экспертизу по материалам уголовного дела № 159 о расстреле польских военнопленных.

На разрешение комиссии экспертов поставлены следующие вопросы:

1. Определить: какие из приведенных в описательной части постановления о назначении экспертизы документы с точки зрения юридической, исторической и медицинской науки могут быть признаны доброкачественными документами, а выводы, которые в них содержатся, научными и обоснованными?

2. С этих же позиций проанализировать с учетом собранных документов польскую “Экспертизу Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров” и установить: заслуживают ли доверия выводы этого акта как научно обоснованного документа?

3. С учетом всех перечисленных в постановлении документов, выводов польской “Экспертизы”, собранных в ходе следствия документов и свидетельских материалов проанализировать с научно-юридической, исторической и медицинской точек зрения обоснованность и состоятельность выводов “Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров” под руководством Н.Н.Бурденко.

4. К каким новым выводам о сроках, причинах, мотивах, обстоятельствах и последствиях расстрела польских военнопленных в Смоленске, Катынском лесу, Харькове и Калинине, а также других польских граждан, содержавшихся в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины, с точки зрения юридической, исторической, медицинской науки и права приводят собранные в ходе следствия доказательства?

Обстоятельства дела. В сентябре-декабре 1939 г. были интернированы, частично взяты в плен, задержаны органами НКВД при регистрации населения на территории Западной Белоруссии и Западной Украины более 230 тыс. польских граждан. Из них более 15 тыс. человек — офицеры, служащие различных уровней администрации и управления — были сосредоточены в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД для военнопленных, по состоянию на начало марта 1940 г. В это же время в тюрьмах западных областей Белоруссии и Украины содержалось более 18 тыс. арестованных, из которых 11 тыс. составляли поляки. В феврале-апреле 1943 г. польские военнопленные из Козельско-го лагеря были обнаружены в массовых захоронениях в Катынском лесу Смоленской области. Причину смерти, даты расстрела и захоронения, виновных в гибели этих военнопленных устанавливали в 1943 г. немецкие эксперты, Техническая комиссия Польского Красного Креста (проведшая основные работы по эксгумации и идентификации погибших) и международная комиссия судебно-медицинских экспертов, в 1944 г. — Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров под руководством академика Н.Н.Бурденко. В 1946 г. вопрос о Катынском деле был вынесен в Нюрнбергский Международный военный трибунал. В 1952 г. его рассматривала специальная комиссия Палаты представителей Конгресса США под председательством Р.Дж.Мэддена. В 1987-1989 гг. к нему обращалась смешанная советско-польская комиссия по ликвидации так называемых “белых пятен” в отношениях между двумя странами, создав под конец своей деятельности подкомиссию по вопросу о судьбах польских военнопленных и обнаружив в Особом архиве документы НКВД.

По основным вопросам “катынской проблемы”, и прежде всего при определении сроков и виновников преступления, эти комиссии пришли к различным выводам. Экспертиза польской части советско-польской комиссии обоснованно поставила под сомнение выводы комиссии под руководством Н.Н.Бурденко. Советской частью комиссии, еще не располагавшей документами НКВД СССР, было признано, что сообщение комиссии Н.Н.Бурденко дает основание для его критики.

Весной 1989 г. в Особом архиве ГАУ при СМ СССР были обнаружены документы НКВД СССР, свидетельствующие о том, что массовые расстрелы поляков были делом НКВД СССР. Это явилось поворотным пунктом в раскрытии подлинных обстоятельств этого злодеяния, открывало возможности его объективного расследования и дачи ему правдивой политической оценки. В апреле 1990 г. во время переговоров между Президентами СССР и РП В.Ярузельскому была передана часть этих документов, включая списки военнопленных, расстрелянных в Катынском лесу, в Смоленске, в Калинине, а также содержавшихся до расстрела в Старобельском лагере.

В мае 1990 г. двусторонняя комиссия прекратила свое существование. В сентябре 1990 г. расследование дела по факту расстрела польских военнопленных поручено Главной военной прокуратуре.

Исследование. Изучив материалы уголовного дела № 159, собранные документы, комиссия считает, что для установления причин, мотивов и обстоятельств расстрела польских военнопленных, содержавшихся весной 1940 г. в трех указанных лагерях, а также разных категорий поляков, находившихся в тюрьмах западных областей Белоруссии и Украины, для определения причастных сторон и виновных в этом преступлении необходимо рассмотреть не только названные документы, но и международно-правовые аспекты, в том числе связанные с развитием советско-польско-германских отношений.

Советско-польские отношения регулировались Рижским мирным договором, заключенным 18 марта 1921 г. Подписанный РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польской Республикой — с другой, он установил границы и заявлял о гарантировании суверенитета и невмешательстве в дела друг друга, исключении всякого рода интервенции, нарушения территориальной целостности или подготовки насильственного свержения государственного или общественного строя. 25 июля 1932 г. между СССР и Польской Республикой был заключен договор о ненападении, в котором признавалось, что Рижский мирный договор от 1921 г. лежит в основе взаимоотношений и обязательств между двумя государствами, подтверждались его основные положения (Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. III. М., 1965. С. 524- 525; Т. V. М., 1967. С. 533).

В июле 1933 г. СССР, Польша и другие государства по инициативе СССР подписали конвенцию об определении агрессии, в пункте 2 статьи 2 которой нападающей стороной в международном конфликте признавалось государство, совершившее вторжение вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию другого государства.

Советско-польские отношения развивались трудно, однако ошибочно было бы приписывать польской стороне прогерманский, прогитлеровский курс. Ю. Бек, польский министр иностранных дел, действовал в соответствии с позицией “равной удаленности” от Германии и России — “двух врагов”. Начиная с 1936 г., Германия пыталась склонить Польшу к совместным действиям против СССР. Однако 25 ноября 1936 г. польское правительство отвергло предложение Гитлера присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. В 1939 г. во время переговоров Ю. Бека с руководством фашистской Германии немецкая сторона дважды пыталась склонить польскую к сотрудничеству, направленному против СССР, но Бек не согласился участвовать в этой акции.

Не добившись результатов, Германия изменила тактику и вступила в переговорный процесс с СССР, направленный, в частности, против Польши. Сталин рассчитывал, что путем сделки с Германией, нейтрализовав ее агрессию против СССР ценой раздела Польши, удастся ее “переиграть” — потянуть время и столкнуть Гитлера с “оплотом западного империализма” — Англией и Францией. 23 августа 1939 г. был подписан советско-германский договор о ненападении. Статья 2 секретного дополнительного протокола к нему гласила: “В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла и Сан. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть исключительно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия”.

В постановлении II Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г. “О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года” (пункт 5) указывается, что разграничение сфер интересов СССР и Германии находилось с юридической точки зрения в противоречии с суверенитетом и независимостью ряда третьих стран. Пункт 7 постановления констатирует, что “эти протоколы использовались СССР для предъявления ультиматумов и силового давления на другие государства и нарушения взятых перед ними правовых обязательств”. Съезд признал, что при заключении названного договора и его ратификации (31 августа 1939 г.) факт подписания секретного дополнительного протокола был утаен от советского народа и верховных органов государства.

Таким образом, на рубеже Второй мировой войны Сталин лично, в опоре на верхушку партийно-государственного аппарата, навязал стране пагубное волюнтаристское решение по одному из узловых вопросов внешней политики, реализуя монополию на власть, на внешнеполитическую деятельность и встав на путь прямого нарушения международного права. Договор с Германией и его органическая часть — секретный дополнительный протокол с юридической точки зрения находились в противоречии с международными конвенциями и установлениями Лиги Наций, с суверенитетом и независимостью Польши, нарушали взаимные обязательства СССР и Польши при всех обстоятельствах уважать суверенитет, территориальную целостность и неприкосновенность друг друга. Более того, они оформляли сговор, направленный на решение судеб Польского государства путем его раздела, позволили фашистскому командованию беспрепятственно разгромить Польшу (а затем обрушиться на Францию и обезопасить свой тыл для войны с СССР).

После нападения гитлеровской Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. немецкая дипломатия торопила советское руководство с выполнением вытекающих из подписанных документов обязательств. После продвижения немецких войск дальше предварительно установленной линии Красная Армия 17 сентября 1939 г. перешла советско-польскую границу на всем ее протяжении. Этому предшествовало заявление советского правительства, что Польское государство якобы пере-

стало существовать, а польское правительство покинуло территорию своей страны. Тем самым создавалась видимость снятия договорных обязательств в отношении Польши. Мотивировавшая вступление советских войск на польскую территорию утверждением о прекращении существования Польского государства нота советского правительства была вручена польскому послу, который ее не принял, в ночь на 17 сентября 1939 года в момент нахождения польского правительства на польской территории. Содержание этой ноты признано противоречащим нормам международного права. (См.: Канун и начало Второй мировой войны // Правда. 25 мая 1989 г.) С юридической точки зрения даже полная оккупация страны не перечеркивает существования государства как субъекта международного права.

В приказе наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова от 7 ноября 1939 г. давалась следующая общая оценка действий Красной Армии и их итогов: “...Польское государство при первом же серьезном военном столкновении разлетелось, как старая и сгнившая телега. За какие-нибудь 15 дней войны с Германией панская Польша как государство перестала существовать, а его правительство и верховное командование польской армии позорно сбежало за границу. В силу распоряжения советского правительства войска Украинского и Белорусского фронтов, выполняя приказ Главного командования, 17 сентября перешли границу бывшего Польского государства... стремительным натиском части Красной Армии разгромили польские войска...” (там же. Л.д. 8-12).

“Красная звезда” 17 сентября 1940 г. в редакционной статье, посвященной первой годовщине войны с Польшей, аналогичным образом изображала военные действия и пленение сил противника, отмечая “удар по врагу под Барановичами, Дубной, Тернополем, прорыв и сокрушение укрепрайона Сарны”, победу под Гродно и Львовом и в других местах: “Неудержимой лавиной хлынули танковые войска, поддержанные авиацией, артиллерией и мотопехотой. В течение 12-15 дней враг был полностью разбит и уничтожен. В это время одной лишь группой войск Украинского фронта в битвах и маневрах из числа окруженных взято в плен 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 офицер, 4096 младших командиров и 181 тысяча 223 рядовых польской армии”.

Для обоснования наступательных вооруженных действий Красной Армии применялись аргументы “освободительного похода”, освобождения украинских, белорусских и польских трудящихся от гнета и эксплуатации польских имущих классов, а также защиты братских народов Западной Белоруссии и Западной Украины от гитлеровской агрессии.

При обращении германских представителей к частям Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германской армии, командование Красной Армии (начальники колонн) в случае необходимости — выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на пути движения” (там же. Л.д. 46). Сблизившиеся советские и немецкие части передислоцировались до 12 октября согласно демаркационной линии, установленной секретным протоколом 21 сентября, а затем — новому советско-германскому договору “о дружбе и границе” от 28 сентября 1939 г. (там же. Л.д. 43, 44, 46).

С польской стороны активные, организованные оборонительные действия велись преимущественно против наступавших немецких войск. Концентрация частей Красной Армии на границе оценивалась как вызванная продвижением германской армии и объективно способствовавшая интересам Польского государства. В советской ноте о вступлении на территорию Польши от 17 сентября 1939 г. не было речи о ведении войны с Польшей — самостоятельно или совместно с Германией.

17 сентября польские пограничные патрули оказывали сопротивление Красной Армии. Верховный главнокомандующий польскими войсками маршал Э. Рыдз-Смиглы дал войскам директиву продолжать сражаться с немцами, не развертывать боев с “Советами”, вести с ними переговоры о выводе польских гарнизонов в Румынию и Венгрию, оказывать сопротивление частям Красной Армии только в случаях их нападения и попыток разоружить польские части. Невозможность довести до сведения всех частей приказа Рыдза-Смиглого, а прежде всего наступательные действия Красной Армии, направленные на ликвидацию польской армии, привели к ожесточенному, более чем двухнедельному противодействию части польских войск. Другие сложили оружие, тем более что на восточных территориях в основном были лагеря по обучению офицеров запаса или комплектованию частей. Командовавший обороной Львова генерал В. Лянгнер передал город Красной Армии на основе соглашения. Многие офицеры, полицейские, солдаты корпуса охраны пограничья были после взятия в плен расстреляны на месте, что являлось нарушением норм международного военного права.

Советское руководство, формально не объявляя Польше войны, на деле исходило из факта ее ведения и ликвидации Польского государства. Это отразилось в действиях СНК СССР и наркоматов. Еще в августе приказом Л.П. Берии за № 00931 был определен порядок оформления арестов военнопленных. В разгар военных действий, 19 сентября, аналогичным приказом за № 0308 было введено в действие Положение об управлении делами военнопленных при НКВД СССР, а 20 сентября 1939 г. Экономсоветом при СНК СССР было принято Положение о военнопленных. Оно четко определяло, что “военнопленными признаются лица, принадлежащие к составу вооруженных сил государств, находящихся в состоянии войны с СССР, захваченные при военных действиях, интернированные на территории СССР...”.

Вопрос о судьбах Польского государства решался на двухсторонней советско-германской основе. Перед нападением на Польшу Гитлер предполагал после раздела ее территории создать в качестве буфера “остаточное Польское государство”. Однако Сталин после вступления в военные действия решительно отвел эту идею — сначала, 20 и 25 сентября, через Т Т Туленбурга, а затем в ходе переговоров 28 сентября 1939 г., заявив, что это неизбежно вызовет стремление польского народа “те национальному единству, что может привести к трениям между СССР и Германией”. Гитлер отказался от этой мысли (см.: ADAP. Serie D. Band VIII. S. 81-82, 101, 124).

28 сентября 1939 г. был заключен договор о дружбе и границе между СССР и Германией, к которому прилагались один конфиденциальный и два секретных протокола. Договор закрепил раздел территории Польши, ликвидацию Польского государства и его армии. Были определены, в частности, взаимные обязательства по недопущению обеими сторонами “польской агитации, направленной на территорию другой стороны”, принятие “соответствующих мер” и взаимное информирование о принятых мерах.

Советская оценка событий 17 сентября 1939 г. сочетала в то время декларирование “освободительного похода Красной Армии” с целью защиты братского украинского и белорусского народов от немецкой агрессии и фактическое признание боевого взаимодействия с немецкими войсками. В заявлении В. М. Молотова на заседании Верховного Совета 31 октября 1939 г. говорилось: “...надо указать такой факт как военный разгром Польши и распад Польского государства. Правящие круги Польши немало кичились “прочностью” своего государства и “мощью” своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара со стороны германской армии, а затем Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора...”

Изложенные обстоятельства убедительно свидетельствуют, что сталинское руководство грубо нарушило Рижский мирный договор и договор о ненападении между СССР и Польшей 1932 г. Оно ввергло СССР в действия, которые подпадают под определение агрессии согласно конвенции об определении агрессии от 1933 г. Тем самым принципиально важные вопросы внешней политики СССР решались с прямым нарушением международного права. Это непосредственно отразилось на судьбах различных социальных групп польского общества. Действия в отношении польской армии и так называемых “польских военнопленных” были воплощением политики, выраженной в заявлении В. М. Молотова о советско-германских отношениях как о “дружбе, скрепленной кровью”.

Все захваченные в ходе военных действий, защищавшие независимость своей страны, взятые с оружием в руках или безоружными, а также задержанные в результате проведенной органами НКВД регистрации офицеры, солдаты, сотрудники администрации и управления различного уровня, в том числе полицейские, пограничники, таможенники, судьи, прокуроры и другие, как взятые в плен, так и интернированные, были признаны военнопленными, что соответствовало фактическому признанию состояния войны.

Гаагская конвенция “О законах и обычаях сухопутной войны” от 18 октября 1907 г., принятая по инициативе России и ратифицированная ею, содержит определяющие положения о том, кто признается воюющим, и о военнопленных: “Военные законы, права и обязанности применяются не только к армии, но также к ополчению и добровольческим отрядам, если они —

Правительство РСФСР заявило в 1918 г., не называя прямо Гаагской конвенции, что будет соблюдать Женевскую конвенцию 1864 г. во всех ее позднейших редакциях, а также все другие международные конвенции, касающиеся Красного Креста и признанные Россией до октября 1917 г. Правительство СССР впоследствии это неоднократно подтверждало (в 1925, 1927, 1931 гг.), неоднократно заявляло о признании конвенции 1929 г.

Согласно армейским приказам военнопленными считались все офицеры польской армии. Их предписывалось направлять в лагеря на территорию СССР, как гласила статья 3 приказа № 5 от 21 сентября 1939 г. командующего войсками Белорусского фронта. В статьях 4 и 5 этого приказа предлагалось направлять в лагеря военнопленных также всех обнаруженных в городах и сельской местности солдат бывшей польской армии, независимо от того, оказывали ли они сопротивление Красной Армии и имели ли при себе оружие. Об этом говорится в приказе командующего войсками Белорусского фронта № 6 от 21 сентября 1939 г. и др. В результате военнопленными стали не только интернированные, сложившие оружие по соглашению, предусматривавшему освобождение (например, гарнизон и защитники Львова), но и проходившие обучение, частично еще не вооруженные резервисты — запасники и даже отставники, в том числе инвалиды.

Принятое 20 сентября Положение о военнопленных предусматривало, что распоряжением Главного военного командования военнопленными могли быть признаны различные гражданские лица, “захваченные при военных действиях”. Это положение противоречило Гаагской конвенции, значительно расширяя круг лиц, признаваемых военнопленными, а также ужесточало их содержание, ограничивало права военнопленных. В нарушение Гаагской конвенции могло быть задержано и признано военнопленным любое гражданское лицо. Согласно духу конвенции, на гражданских лиц не должны распространяться вытекающие из отнесения к категории военнопленных ограничения и обязанности. Эти гражданские лица должны наделяться только правами военнопленных. Между тем они оказались в лагерях НКВД.

В нарушение статьи 4 названного Приложения к Гаагской конвенции в статьях 16 и 17 Положения о военнопленных ограничивались суммы наличных денег, которые военнопленный мог иметь на руках. По решению администрации лагерей излишек изымался и сдавался в сберкассы, а в дальнейшем выдавался по решению администрации. Статья 21 Положения о военнопленных в нарушение статьи 6 Приложения к Гаагской конвенции предусматривала привлечение военнопленных офицеров к работам.

В статьях 8, 12 Положения Гаагской конвенции говорилось, что военнопленные обязаны подчиняться законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии государства, во власти которого они находятся. Всякое неповиновение с их стороны давало право на применение к ним “необходимых мер строгости”. Лица же, бежавшие из плена, могли быть даже подвергнуты дисциплинарным взысканиям. Судебная ответственность предусматривалась в единственном случае — если военнопленный, отпущенный из плена под честное слово, снова брал в руки оружие и воевал против правительства, “перед коим он обязался честью, или против союзников последнего”. Он терял права, предоставленные пленным, и мог быть предан суду. Таким образом, статус военнопленного по Гаагской конвенции предусматривал уголовную ответственность только в исключительном случае. В нарушение этих положений конвенции советское Положение о военнопленных предусматривало в статьях 27, 29, 30 уголовную ответственность за все воинские преступления, общеуголовные преступления, включая и исключительную меру наказания — смертную казнь.

Положение военнопленных регулировалось не армией, а НКВД. Установление правовых основ их содержания и дальнейшее решение их судеб изначально определялось при помощи нормативных актов НКВД. Уже с 17 сентября задача охраны и конвоирования польских военнопленных, принимаемых от армейских частей, была возложена на конвойные войска НКВД. С 22 сентября была развернута система лагерей...” [2].

От автора. На этом я прерву экспертов ГВП, поскольку они по политическим аспектам появления в СССР польских военнопленных сказали все.

Сейчас я по этому же вопросу дам слово второй части бригады Геббельса.

Уничтожение на территории СССР более 20 тысяч поляков в начале второй мировой войны — расстрел польских военнопленных — создал барьер враждебности и недоверия в душе польского общества, преодолеть который можно лишь раскрытием всей правды об этом злодеянии.

Мир готовился к войне. Стремление обеспечить безопасность лишь своей собственной страны было присуще руководителям всех государств складывавшихся коалиций. Однако в век мировых войн невозможно обеспечить безопасность отдельно взятой страны. Недальновидность политических лидеров обернулась ценой десятков миллионов человеческих жизней. И все же главную ответственность за развязывание второй мировой войны несет гитлеровская Германия, добивавшаяся мирового господства.

Советско-германский диалог, начало которому было положено Гитлером во время новогоднего, 1939 г. приема и Сталиным в его выступлении на XVIII съезде ВКП(б) в марте того же года, имел серьезные последствия для всей мировой ситуации.

Затем через дипломатическую переписку, а также через непосредственные переговоры между послом Третьего рейха в Москве Ф. фон Шуленбургом и главой Советского правительства В. М. Молотовым согласовывались условия гитлеровско-сталинского союза.

21 августа 1939 г. в 21.30 личной телеграммой Сталин уведомил Гитлера о готовности подписать двусторонний пакт о ненападении, а также дополнительный секретный протокол. Советский вождь ожидал прибытия в Москву министра иностранных дел Третьего рейха И. фон Риббентропа. Прочитав телеграмму, Гитлер воскликнул: “Теперь у меня весь мир в кармане!”

23 августа Риббентроп и Молотов подписали советско-германский пакт о ненападении, а также дополнительный секретный протокол. Непосредственно Республики Польши касался второй пункт протокола, предрешавший ее раздел.

Несмотря на то, что информация о заключении секретного протокола почти сразу же просочилась на Запад, ее конкретное содержание было известно сверхограниченному кругу лиц, а в Польшу она не попала вообще. Поэтому перемены, происшедшие в советско-германских отношениях, не вызвали никакой реакции министра иностранных дел РП Ю. Бека. Полагаясь на заключенный 25 августа 1939 г. польско-английский договор, польское верховное командование не могло предположить, что может начаться вооруженный конфликт с Германией и Россией.

1 сентября 1939 г. нацистская Германия напала на Польшу. Через два дня Великобритания и Франция объявили войну Третьему рейху. Польско-германский конфликт, таким образом, перерос в общеевропейскую войну, покончив с так называемой политикой умиротворения.

3 сентября руководители Третьего рейха предложили советскому правительству выступить против польских войск и оккупировать часть территории РП, представляющую сферу советских интересов. Молотов ответил, что такие действия будут предприняты, но несколько позже.

Непосредственная же подготовка к ним началась уже 7 сентября. К 13 сентября многие части Красной Армии были подтянуты к исходным рубежам. По заданию Политбюро ЦК ВКП(б) Наркоматы внутренних и иностранных дел представили А. А. Жданову записки, систематизировавшие сведения о государственном устройстве Польши, ее национальном составе, экономике, вооруженных силах, транспорте, политических партиях и т. д.

Материалы о Западной Украине и Западной Белоруссии было поручено подготовить и Коминтерну. Компартиям, которые до получения инструкций из Москвы единодушно высказывались за противодействие агрессору и оказание поддержки его жертве — Польше, были даны совершенно иные указания. Сталин, пригласив к себе 7 сентября генерального секретаря Исполкома Коминтерна (ИККИ) Г.М. Димитрова, заявил ему: “Война идет между двумя группами капиталистических стран... за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга”.

Охарактеризовав Польшу как фашистское государство, которое угнетает украинцев, белорусов и т.д., он, по свидетельству Г. М. Димитрова, подчеркнул: “Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население”.

В директиве компартиям, составленной Димитровым 8 сентября, указывалось: “Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, отвергнувшую помощь Советского Союза, угнетающую национальности”. 15 сентября Секретариат ИККИ принял постановление “О национальных легионах”, запрещавшее коммунистам и революционным элементам добровольно вступать в них.

Однако в начале польско-германской войны сохранялась видимость доброжелательного нейтралитета. Как записал министр иностранных дел РП Ю.Бек, “поведение советского посла (Н.Шаронова. — Авт.) не оставляло желать лучшего, он даже проявлял желание переговоров о возможности транзита ряда товаров через СССР. Я порекомендовал послу В.Гжибовскому прозондировать у Молотова, какие поставки через Советы могли бы быть приняты во внимание, а также ожидал от него действий по обеспечению нам транзита от союзных государств”. 11 сентября Шаронов перед отъездом из Польши, сославшись на плохую связь с Москвой, заверил министра Бека, что “вопросы различных поставок актуальны... и выразил свой оптимизм в отношении расширения советских поставок в Польшу”. Действительно, из Москвы около 10 сентября от посла В.Гжибовского была получена информация о мобилизации нескольких призывных контингентов в западных областях СССР, указывающая на возможность активного включения Красной Армии в польско-германский конфликт. Однако сам посол признал масштаб этой подготовки недостаточным “для серьезного военного участия”.

9 сентября в связи с переданной из Берлина дезинформацией о занятии немецкими войсками Варшавы Молотов направил “приветствия и поздравления правительству немецкой империи” и передал Шуленбургу, что “советские военные действия начнутся в ближайшие несколько дней”. В тот же день был подготовлен и подписан приказ наркома обороны К. Е. Ворошилова и начальника Генштаба РККА Б. М. Шапошникова о скрытном сосредоточении к 11 сентября войск Белорусского и Киевского особых военных округов (БОВО и КОВО) и переходе в ночь с 12 на 13 сентября в решительное наступление с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска. Убедившись, что Варшава сражается, сталинское руководство, видимо, сочло необходимым повременить.

11 сентября на базе БОВО (Смоленск, командующий — командарм 2-го ранга М.П.Ковалев) и КОВО (Киев, командующий — командарм 1-го ранга С.К.Тимошенко) были созданы два фронта — Белорусский и Украинский,

Белорусский фронт под командованием М.П.Ковалева состоял из четырех общевойсковых армий (3-й армии под командованием комкора В.И.Кузнецова, 11-й армии под командованием комдива Н.В.Медведева, 10-й армии под командованием комкора И.Г.Захаркина, 4-й армии под командованием комдива В.И.Чуйкова), кавалерийско-механизированной группировки под командованием комкора И.В.Болдина и 23-го самостоятельного стрелкового пехотного корпуса, приданного в распоряжение командующего фронтом. В Военный совет фронта наряду с Ковалевым входили первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К.Пономаренко, комиссар корпуса И.З.Сусайков и начальник штаба фронта комкор М.А.Пуркаев.

Во главе Украинского фронта был поставлен С.К.Тимошенко, под командованием которого оказались три общевойсковые армии (5-я армия под командованием комдива И.Г.Советнико-ва, 6-я армия под командованием Ф.И.Голикова и 12-я армия под командованием командарма 2-го ранга И.В.Тюленева), а также отдельный корпус пехоты. В рамках фронта оказались три кавалерийских корпуса, 1-й танковый корпус и 5 танковых бригад, а также подразделения воздушной поддержки. В состав Военного совета фронта, кроме Тимошенко, вошли первый секретарь ЦК КП(б) Украины Н.С.Хрущев, комкор В.Н.Борисов и начальник штаба фронта комдив Н.Ф.Ватутин.

14 сентября был подписан и передан командующему войсками Белорусского фронта Ковалеву и заместителю наркома обороны Г.И.Кулику для войск Украинского фронта окончательный вариант приказа о начале военных действий против польских вооруженных сил. К исходу 16 сентября предписывалось скрытно сосредоточить войска округа и быть готовым к решительному наступлению “с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника”. Приказывалось начать наступление “с перехода государственной границы” на рассвете 17 сентября.

В 4 часа утра 15 сентября Ковалевым и другими членами Военного совета БОВО в свою очередь был подписан приказ по войскам Белорусского фронта. В нем, в отличие от приказа наркома обороны, содержалась и политическая мотивировка перехода границы: необходимость прекратить кровавую бойню, якобы затеянную “правящей кликой” Польши против Германии, помочь якобы восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии, Украины и Польши не допустить захвата территории Западной Белоруссии Германией. Последний тезис первоначально присутствовал и в ноте Советского правительства, которую намеревались вручить послу Польши в СССР, однако по настоянию германской стороны он был устранен из данного документа.

17 сентября утром в Берлине получили следующую телеграмму от Шуленбурга: “Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и проинформировал, что Красная Армия перейдет в б часов утра советскую границу на всей ее протяженности от Полоцка до Каменец-Подольского. Во избежание инцидентов срочно просит позаботиться, чтобы немецкие самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не летали восточное линии Белосток — Брест-Литовск — Лемберг (Львов). Начиная с сегодняшнего дня советские самолеты начнут бомбардировать район восточное Лемберга”.

На границе с Польшей было сконцентрировано около миллиона солдат, отборные танковые части, авиация. Это лишний раз свидетельствовало о том, что начавшееся наступление отнюдь не являлось “обеспечивающим безопасность” или “действиями по защите братского белорусского и украинского народа”, — но военными действиями, рассчитанными на уничтожение регулярных частей Польской армии и пограничных сил. Об этом свидетельствует и директива Военного совета Украинского фронта командующему пограничными войсками НКВД Киевского военного округа комдиву В.В.Осокину, потребовавшая закрыть польско-румынскую границу и “не допустить ни в коем случае ухода польских солдат и офицеров из Польши в Румынию”.

Ранним утром 17 сентября заместитель наркома иностранных дел СССР В.П.Потемкин вызвал В.Гжибовского и попытался вручить ему подписанную Молотовым ноту с обоснованием правомерности советских действий. Вступление советских войск на территорию Республики Польша обосновывалось в ноте как реакция на то, что “польское государство и его правительство фактически перестали существовать”. Приводился и аргумент о защите якобы оказавшихся в опасности в связи с распадом Польши “братьев украинцев и белорусов”.

Данное заявление находилось в явном противоречии с реальным положением дел на территории Польши. Капитуляция Варшавы была подписана только 28 сентября. Польский президент, правительство и Верховное командование РП покинули страну лишь в ночь с 17 на 18 сентября. Еще утром 17 сентября главнокомандующий пытался провести перегруппировку войск, что было сведено на нет, как признавал начальник штаба КОВО Н.Ф.Ватутин, советским наступлением.

Гжибовский категорически отказался принять прочитанную ему Потемкиным ноту, заявив, что “ни один из аргументов, использованных для превращения договоров (польско-советских и многосторонних. — Авт.) в клочок бумаги, не выдерживает критики. Глава государства и правительство находятся на территории Польши... солдаты регулярной армии сражаются”.

Двойная игра закончилась. 17 сентября между 3 и 6 часами утра войска обоих советских фронтов вторглись на территорию Республики Польша по всей линии границы. Армии получили приказ как можно быстрее захватить важные военные объекты в глубине польской территории посредством концентрированных рассекающих ударов.

В ночь на 15 сентября появились и боевые приказы, определившие ближайшие задачи Белорусского и Украинского фронтов. Белорусский фронт должен был обеспечить “уничтожение и пленение вооруженных сил Польши восточное Литовской границы и линии Гродно — Кобрин”.

Из документов следует, что перед войсками ставилась задача не освобождения украинского и белорусского населения, для чего было достаточно оттеснить польские войска на территорию Венгрии и Румынии, а разгрома Польской армии, ликвидации Польши как государства, в котором сталинское руководство на протяжении 20 — 30-х гг. видело одного из главных своих противников.

Накануне советского наступления Войско Польское насчитывало лишь 50% основного состава. Половина этих сил сражалась на запад от Вислы.

Первая информация о нападении Красной Армии на Польшу была получена руководством страны и главнокомандующим около 6 часов утра 17 сентября 1939г. Донесения носили путаный характер. Вначале рассматривалась альтернатива:

вступать в бой или дать символический залп, чтобы продемонстрировать готовность отразить советское нападение. Как вспоминал министр Ю. Бек, “маршал колебался, какие ему отдать приказы войскам в отношении борьбы с советскими частями”, но, обдумав положение, “скорее склонен был не принимать боевых действий”. Война на два фронта грозила полным уничтожением Польской армии.

В этот же день после 14 часов главнокомандующий маршал Э. Рыдз-Смиглы направил всем войскам приказ, чтобы они не оказывали сопротивления Красной Армии, кроме возможных случаев атак или попыток их разоружения.

Директива главнокомандующего Польской армии из-за плохой связи не дошла до ряда частей. Но даже там, куда она поступила, порой вызывала сомнения и трактовалась как советская провокация. Сомнения усиливали и противоречивые пропагандистские заявления политорганов Красной Армии и оперативников НКВД, когда некоторые советские командиры представлялись как союзники поляков в совместной борьбе с немцами, другие обращались к “польским солдатам”, предлагая им повернуть оружие против собственных командиров и присоединиться к братьям по классу. Ясность внесло переданное 18 сентября по радио из Берлина советско-германское коммюнике, в котором говорилось: “Чтобы избежать каких-либо беспочвенных спекуляций относительно задач немецких и советских войск, действующих в Польше, правительство Рейха, а также правительство Советского Союза заявляют, что эти действия не имеют целей, которые противоречили бы интересам Германии или Советского Союза или же входили в противоречие с духом заключенного между Германией и Советским Союзом пакта о ненападении”.

В тот же день германская армия и Красная Армия впервые вошли в соприкосновение в районе Бреста.

Серьезные бои польских войск с Красной Армией происходили лишь в северном районе фронта. Прорыв оттуда в Венгрию и Румынию был невозможен; речь могла идти только о прорыве в Литву и Латвию, что и было сделано рядом польских частей. Упорные оборонительные бои вела в Полесье и Волыни, а затем в районе Люблина группа из частей КОП во главе с командиром корпуса генералом В.Орликом-Рюкеманном.

Оборона Гродно, в которой приняла участие школьная молодежь, длилась два дня. Захватившие город расстреляли на месте около 300 его защитников, а также плененного командира корпуса № 3 Й.Ольшину-Вильчинского и его адъютанта. Расстрелу без суда подверглись также в Полесье 150 офицеров. Расстрелы имели место в Августовце, Боярах, Малых и Больших Бжостовицах, Хородове, Добровицах, Гайях, Грабове, Комарове, Полеском Косове, Львове, Молодечно, Ошмянах, Роханыне, Свислочи, Волковыске и Злочове.

Через два часа после перехода Красной Армией советско-польской границы немецкие войска получили приказ “остановиться на линии Сколе — Львов — Владимир-Волынский — Белосток”.

21 сентября между Германией и СССР был подписан протокол, зафиксировавший порядок и временные параметры отхода немецких войск на запад до установленной днем раньше демаркационной линии по рекам Писса, Нарев, Висла, Сан. Во исполнение его в этот же день советским войскам был передан приказ наркома обороны, предусматривавший, в частности: “При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии, начальники колонн, в случае необходимости, выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на их пути движения”. Несмотря на то, что отдельных инцидентов избежать не удалось, в целом отношения между командованием немецких и советских частей были четко отлажены. Например, начальник штаба Восточной армейской группы Савинов и военком Детухин сообщали Ватутину, что ими согласованы с немцами рубежи движения с целью предотвратить новые инциденты. Они подчеркнули, что “вообще их (т. е. немцев.— Авт.) поведение вежливо-назойливое”.

Были случаи боевого взаимодействия советских и германских частей с целью разгрома крупных группировок польских войск, в частности грубешовской группировки, новогрудской бригады генерала В. Андерса. В результате этого был прегражден отход к румынской границе частей полковника Й. Зеленевского.

В целом в течение двенадцати дней боевых действий Красная Армия преодолела линию на глубину от 250 до 350 км, заняв территорию общей площадью 190 тысяч кв. км, с населением в 12 миллионов человек. В советско-польских боях погибло с польской стороны около 3,5 тысячи военных и гражданских лиц, около 20 тысяч были ранены или пропали без вести. Советская сторона официально объявила о 737 убитых и 1862 раненых со своей стороны, о чем было сказано в выступлении Молотова 31 октября 1939г.

Недостаточно четкий приказ главнокомандующего Польской армии, а также отсутствие единой линии по отношению к советским частям там, где этот приказ не был получен, привели к массовому захвату в плен польских солдат и офицеров. Они не находились под охраной Женевской конвенции о военнопленных, поскольку СССР ее не подписывал.

Согласно военным сводкам Красной Армии, публиковавшимся во время “освободительного похода”, в первые три дня кампании было взято в плен около 60 тысяч польских солдат и офицеров. Согласно другим, тоже неполным данным, до 21 сентября в руках Красной Армии и НКВД оказалось около 120 тысяч солдат и офицеров Войска Польского. Больше всего солдат и офицеров Войска Польского попали в плен в районе Бреста над Бугом, а также под Владимиром-Волынским, Дубно, Ровно, Сарнами, Таногродем, Тарнополем, Ушчилугем и Задзишками. Во Львове командование РККА, нарушив подписанные с польским генералом В. Лянгнером условия сдачи города, разоружило и направило в лагеря НКВД для военнопленных его защитников. Из советско-германского кольца пробились в Литву около 18 тысяч польских военных, а в Румынию и Венгрию — свыше 70 тысяч.

Объявленное 2 ноября 1939г. советской стороной число захваченных в плен польских солдат и офицеров в 300 тысяч представляется завышенным. По данным советских архивов, в плен были взяты 240 — 250 тысяч, в том числе около 10 тысяч офицеров. Так, в обзоре, подводившем итоги похода в Западную Украину с 17 по 30 сентября, указывалось, что 5-я армия под командованием И. Советникова захватила в плен 190 584 человека, в том числе 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 других офицеров, 4096 унтер-офицеров и 181 223 рядовых. Войска же Белорусского фронта с 17 по 28 сентября 1939 г., по данным другого отчета, захватили в плен 57 892 польских военнослужащих, в том числе 2193 офицера.

С первых дней советского наступления Берлин и Москва обсуждали и вопросы о политическом сотрудничестве. 18 сентября в совместном коммюнике в качестве общей цели называлось восстановление порядка и спокойствия в Польше и переустройство условий ее государственного существования. Под этим подразумевалась ликвидация Республики Польши как суверенного государства. Именно на этом настаивал Сталин в беседах с Шуленбургом 20 и 25 сентября, а также с Риббентропом во время его сентябрьского визита в Москву.

После пересмотра установленной 21 августа разграничительной линии и обмена Люблинского района на Литву, включенную в сферу интересов СССР, 28 сентября в Москве был подписан “Советско-германский договор о дружбе и границе”, а также приложенные к нему два секретных и один доверительный протоколы. Тем самым были окончательно уточнены границы сфер интересов обеих стран на территории “бывшего Польского государства”, а предпринятый четвертый раздел Польши был признан за “надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между советским и германским народами”.

Союзники обязались проводить борьбу со всеми проявлениями польского сопротивления на занятых ими территориях, а также информировать друг друга “о целесообразных для этого мероприятиях”. Нельзя исключить, что убийство в апреле — мае 1940 г. около 22 тысяч поляков, находившихся в лагерях и тюрьмах на территории СССР, было скоординировано с проводившейся в то время гитлеровской “акцией АБ”.

Над этим текстом трудились: Н.С. Лебедева, Н.А. Петро-сова, Б. Вощинский, В. Матерский.

Под управлением редакционной коллегии: с российской стороны — Р.Г. Пихоя (председатель), В.П. Козлов (зам. председателя), В.К. Волков, В.П. Гусаченко, Л.В. Двойных, В.А. Золотарев, А.А. Краюшкин, Н.С. Лебедева (отв. составитель), С.В. Мироненко, М.М. Мухамеджанов, Т.Ф. Павлова, А.Д. Чернев, А.О. Чубарьян; с польской стороны — А. Гейштор (председатель), Е. Сковронек (зам. председателя), Б. Вощинский, Б. Кролл, Б. Лоек, Ч. Мадайчик, В. Матерский, К. Мацала, Я. Пента, А. Пржевозняк, С. Снежко, М. Тарчинский, Е. Тухольский, Э. Фронцкий; под наблюдением редакционного совета: А.Н. Яковлев (председатель), Е.Т. Гайдар, А.А. Дмитриев, В.П. Козлов, С.В. Мироненко, В.П. Наумов, Р.Г. Пихоя (заместитель председателя), Е.М. Примаков, Г.Н. Севостьянов, С.А. Филатов; под общей редакцией академика А.Н. Яковлева [3].

...Какова должна быть правовая оценка этих действий и ответственность лиц, организовавших и совершивших это преступление?

В статьях 28, 32 действующей Конституции РСФСР; статьях 10, 14 Декларации Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1990 г. “О государственном суверенитете РСФСР”; статье 1 “Декларации прав и свобод человека и гражданина”, принятой Верховным Советом РСФСР 22 ноября 1991 г., были провозглашены приверженность РСФСР общепризнанным нормам международного права и приоритет международных норм, относящихся к правам человека, перед законами Российской Федерации.

Скрыв при подписании советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. факт и содержание секретного дополнительного протокола к нему от советского народа и верховных органов государства, И. В. Сталин и приближенные к нему члены руководства нарушили взаимные обязательства СССР и Польши, осуществили сговор, направленный на раздел Польского государства, встали на путь прямого нарушения международного права. Переданная в ночь на 17 сентября 1939 г. польскому послу нота с формальным уклонением от объявления войны противоречила нормам международного права. Реализуя вытекавшую из советско-германского договора с секретным дополнительным протоколом договоренность, Красная Армия без объявления войны развернула наступательные действия, стремясь уничтожить и взять в плен вооруженные силы Польши. Советское руководство исходило из факта ведения войны и ликвидации Польского государства. Между тем это государство вело справедливую войну против гитлеровского агрессора. Этого не меняет объявление “освободительного похода” в защиту трудящихся Западной Белоруссии и Западной Украины.

В советско-германском Договоре о дружбе и границах от 28 сентября 1939 г., с конфиденциальным и двумя секретными протоколами к нему, был закреплен раздел Польши, ликвидация польской государственности и польской армии, определены взаимные обязательства по недопущению изменения этого положения.

Из всех существующих правовых норм как внутреннего, так и международного права эти действия подпадают под определения, изложенные в Уставе Нюрнбергского международного военного трибунала от 8 августа 1945 г. В частности, в статье 6, пункте “а” преступлениями против мира признаются: “планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеуказанных действий”.

1. Синдром, с. 315.

2. Синдром, с. 446-456.

3. Пленники, с. 9-16.

4. Синдром, с. 483-484.