|
|
|
Ю.М. Федоров |
2010 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Ю.М. ФедоровКосмо-антропо-социо-природогенез человека
Глава 3. АНТРОПОГЕНЕЗ ЧЕЛОВЕКА3.3. СТРУКТУРА АНТРОПНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ Наше сознание представляет главным образом наши собственные
Первичной формой человеческого сознания было не чисто символическое (его абсолютным субъектом был Бог), а символически-именное, т.е. символическое сознание с антропной модальностью, позволявшей Человеку постигать Бога, а Богу открываться Человеку. Однако те феноменальные изменения, которые исподволь "накапливались" в сакральном именитстве Человека, в конечном счете не могли не привести к инверсии в протоментальности, в результате которой и возникло антропное сознание, основанное уже не на символической креации, а на ценностном общении. В онтологическом аспекте сознание антропного субъекта является вторичным по отношению к сознанию астрального субъекта. Эти два вида сознания различает Н.А. Бердяев. "Вторичное сознание, — пишет он, — связано с распадом на субъект и объект, оно объективирует познаваемое. Первосознание погружено в субъект как первореальность, или, вернее, в нем дано тождество субъекта и объекта"12. Бердяев прав, когда применяет по отношению к ментальности протосубъекта термин "первичное сознание", однако трудно согласиться с термином "вторичное сознание", применяемым по отношению к субъекту, чье бытие распадается на субъект и объект, поскольку таковым выступает не антропный, а постантропный социальный субъект, обладающий уже не вторичным, а третичным сознанием. Конечно, в субъектоцентристской концепции первореальностью является абсолютный субъект, но он ни в коем случае не тождествен объекту, а лишь имплицитно содержит его в своей пустотности как непроявленную потенциальность. Абсолютный и бесконечный субъект есть не что иное, как внеобъектная субъективная тотальность. Первичное сознание — это самосознание Абсолютного Ноуменального Субъекта до его распадения на бесконечное множество феноменальных субъектов, отношения между которыми и образуют целостность родовой онтологии Человека. Протосубъект распадается не на субъект и объект (Я — Он), а на субъект и субъект (Я — Ты), каждый из которых и выступает в своей онтологической потенции тождеством субъекта и объекта. Таким образом, неявным тождеством субъекта и объекта является не первичный, ноуменальный, а вторичный, феноменальный субъект. Вторичное сознание — это не субъектно-объектное, а интерсубъектное сознание антропных существ, чья экзистенция погружена в единую для них родовую феноменальную онтологию. Ментальность антропного субъекта в отличие от синкретической протоментальности астрального субъекта имеет сложную онтологическую структуру. Прежде всего, антропосу необходимо регулировать свои отношения с другими такими же, как он, феноменальными субъектами в рамках единого для них родового именитства, а потому в его менталитете постепенно и формируется именно родовое сознание, или сознание рода. В то же время антропному субъекту необходимо было вписывать в свою родовую экзистенцию целостность мироздания, и потому с неизбежностью должна была появиться первая ложная форма осознания, призванная утверждать приоритеты феноменального существования человека над его существованием в Духе, от которого он перманентно самоотчуждался. Естественно, все то истинное, что не соответствовало представлениям антропоса о сакральной реальности, должно было куда-то вытесняться, и тогда в его ментальности не могло не появиться и собственно бессознательное в его коллективной и личной формах. Постепенно символическое сознание в его именной форме все более вытеснялось в сферу бессознательного, неосознаваемого, а именное сознание все более приобретало свои, вненоуменальные, феноменальные свойства, превращаясь в особое антропное сознание, или сознание антропного субъекта, релевантное условиям его родового присутствия в мире. Семантическая модель человеческой экзистенции, разрабатываемая нами, позволяет предложить концептуальную версию сущности менталитета антропоса, структурировать ее на ряд онтологически взаимосвязанных форм сознания и бессознательного (схема 6).
Астральный субъект Антропный субъект Космическое (символическое) бессознательное Ложное антропное посткосмическое сознание Антропное (ценностное) сознание Антропное протосоциальное сознание Антропное прототелесное сознание
▲ ▲ Символы Ценности
Схема 6. Структура менталитета антропного субъекта.
Ментальность антропного субъекта состоит из антропного (ценностного) сознания, ложного антропного посткосмического (псевдосимволического) сознания и космического (символического) бессознательного. Антропное (ценностное) сознание — это та часть ментальности, которая "объективно" является релевантной целостности человеческого универсума, существованию человека в пределах рода. Семантическую основу антропного сознания составляют явные ценности культуры (эвалюативные значения), обособившиеся от неявных (трансцендентных) ценностей, имплицитно содержавшихся в вытесненных символах культа. Человеку как Феномену, или антропному субъекту, органически присуща такая форма субъективности, основные элементы которой центрируются собственно человеческой онтологией. Такую форму организации ментальности В. Франкл определяет как антропологическое единство онтологических различий. Сколь бы ни были многообразны онтологические статусы Человека как Феномена, свою упорядоченность они обретают лишь в рамках антропологического единства многомерной и многоуровневой человеческой экзистенции. "Я бы хотел определить здесь человека, — пишет В. Франкл, — как единство вопреки многообразию. Ведь налицо антропологическое единство, невзирая на онтологические различия, невзирая на различия между разными формами бытия. Отличительным признаком человеческого бытия является сосуществование в нем антропологического единства и онтологических различий, единого человеческого способа бытия и различных форм бытия, в которых он проявляется"13. В процессе перехода Предыстории в Историю символическое сознание Человека постепенно обрастает ценностной ментальной инфраструктурой. Как только ценностная инфраструктура сознания достигает своей целостности, она превращается во внутренний вытесняющий фактор. Ценностная инфраструктура, развившись в тотальную структуру сознания, как бы забывает породившую ее символическую протоструктуру. Абсолют, символическая реальность ценностным сознанием и антропной реальностью как механизмами вытеснения задвигается за сценическую площадку Культуры, и на ее авансцену выходит "монументальная" фигура Родового Человека. В Человеке его ценностным сознанием начинает забываться Ноумен и припоминаться Феномен. Семантической предпосылкой формирования феноменального Я выступает процесс постепенной энтропии символов, в результате которого неявные трансцендентные ценности превращаются в явные, эвалюативные. Ценности культуры суть результат процесса разрушения, а не созидания сакральной реальности. Культура в качестве десакрализированного культа по сути своей антикреативна. Творить можно не в актуализированной культуре, а в культуре потенциальной, имплицитно содержащейся в трансценденции. Творчество — это всегда выход за пределы культурной традиции, оно стягивает все креационные интенции человека к космологическому центру, каковым является Ничто. Высокое искусство внеантропно, оно божественно, так как предназначено для вечности, а не для насыщения культурных потребностей человека. Трагедию истинного творчества, зажатого между Культом и Культурой, между Свободой и Добром, между Сакральностью и Антропностью в человеческой экзистенции, остро ощущал Н.А. Бердяев. "Существует двоякая трагедия творчества, двусторонне раскрывающая ту истину, что в мире не было еще религиозной эпохи творчества, — с горечью констатировал он. — Творчество антагонистично, с одной стороны, совершенству человека, с другой — совершенству культуры. Творчество в тисках, оно задавлено взаимовраждебными устремлениями — устремлением к совершенству души и устремлением к совершенству культурной ценности. ...Культура по глубочайшей своей сущности и по религиозному своему смыслу есть великая неудача. ...Культура во всех ее проявлениях есть неудача творчества, есть невозможность достигнуть творческого преображения бытия. Культура кристаллизует человеческие неудачи. ...Творчество вечности есть приведение всякой культуры к концу, к пределу, т.е. преодоление плохой бесконечности"14. Анализ более позднего периода человеческого мифотворчества свидетельствует о том, как постепенно и неуклонно антропологизировался космос и декосмизировался антропос. В рамках этих двух взаимосвязанных онтологических процессов Человек приступал к формированию особого универсума самодостаточных связей и отношений, сторонами которого выступали его родовые, феноменальные особенности экзистенции. Феномен от Ноумена отличается именно тем, что некая часть сакрального целого, конституируя себя в качестве самодостаточной целостности, не только отпадает от него, но и противостоит ему, как мир внутренний — миру внешнему. Антропное овнешнение Космоса вело к формированию овнутренной антропности самости, эвалюативному самосознанию, систематически центрирующему ценностные интенции Человека на особый феноменальный пласт его экзистенции. Основной экзистенциальной функцией антропоса, являющегося самоактуализирующимся субъектом, выступает перманентное и расширенное воспроизведение человеческого универсума (Род) и ценностное означивание артефактов культуры. В мире культуры в отличие от сакрального мира первопроявленности стягиваются в особую целостность антропным, а не космологическим принципом, принципом самоконституирования Человеком Себя в качестве Сверхфеномена, центрирующего своей феноменальностью всю совокупность своих же овнешненных самопроявлений в особый универсум связей и отношений. Субъектно-субъектные отношения общения содержат в себе уже не внутренние связи единого и целостного Бога, а лишь связи между Феноменами — самопровозглашенными "богами", обретшими свою особую онтологическую целостность. Если Дух символичен и трансцендентен, то человеческая душа ценностна и эвалюативна. Ценностный миф — первичная объективация феноменальной человеческой души. Текст мифа по своей структуре изоморфен структуре феноменального Я, и наоборот. Если первичный космологический миф — удвоенная проекция символических интенций макро- и микрокосма на онтологию Абсолютного Духа, то текст антропного мифа — взаимная проекция ценностных интенций, собственно человеческих смыслов и значений, Я и Ты, связанных между собой межсубъектным общением. Мир ценностей — это некая онтологическая амальгама, которая многократно преломляет лишь смыслы собственно антропной экзистенции, поглощая ноуменальные интенциональности, не давая им возможности прорваться в сферу сознания человека. Человек как Феномен познает самого себя средствами ценностной формы рефлексии, наделяя предметный мир своими же собственными антропными формами (антропоморфизм), отражаясь в его ценностной амальгаме своими ценностными же интенциями, призванными освещать феноменологические глубины собственной души. "Само-доказательность и само-обоснованность Субъекта Истины Я есть отношение к Он через Ты, — писал П.А. Флоренский. — Через Ты субъективное Я делается объективным Он и в последнем имеет свое утверждение, свою предметность как Я. Он есть явленное Я. Истина созерцает Себя через Себя в Себе. Но каждый момент этого абсолютного акта сам абсолютен, сам есть Истина. Истина — созерцание Себя через Другого в Третьем"15. Далее П.А. Флоренский сетует на то, что, отказываясь от Себя как центра искания истины, приходится не только жертвовать чем-то сокровенно-внутренним, но и рисковать, полагаясь на Ты как на посредника между Самостью и Абсолютом. "В том-то и трудность подвига, — пишет философ, — что приносишь в жертву самое заветное, — последнее, — и знаешь, что если и это обманет, то тогда деваться некуда. Ведь это последнее средство"16. Многомерной практике актуализации сущего органически соответствует гуманитарная рефлексия, опирающаяся на эвалюативные знания, неявно содержащиеся в ценностях культуры. Только в рамках целостного процесса актуализации и самоактуализации Человек в состоянии обрести истину о сущности своего родового именитства. Субъектом гуманитарной рефлексии выступает здесь уже не абсолютное Я, а феноменальное Я. «Завершенная актуализация непосредственного самобытия, именно его раскрытие "я", — писал С.Л. Франк, — совершается лишь в его отношении к таинственно-загадочному, в известном смысле чудесному моменту "ты"»17. Эвалюативное знание — это такая форма трансрационального, феноменального знания, которое выступает в виде личностного знания, проявляемого во-вне в акте актуализации человека в человеке. В целостном акте актуализации ментальность субъекта оказывается тем самым "черным ящиком", в котором содержатся высшие смыслы родовой человеческой экзистенции. Эвалюативные знания недостаточно квалифицировать лишь в качестве личностных знаний, так как последние могут быть простой интериоризацией надличных дескриптивных суждений. Неявные эвалюативные знания — это личностные знания в их "ценностной упаковке", поддающиеся частичному распаковыванию лишь в пределах целостного процесса самоактуализации индивидов друг в друге. И еще одно замечание: эта форма знания относится не ко всей реальности, а лишь к тому ее онтологическому слою, который образован межсубъектными отношениями. Необходимо воссоздавать эпистемологию, но при этом надо более четко представлять ту форму реальности, которую она призвана ценностно воспроизводить. В антропологизме понимание — это синтез Добра и Истины, однако истины не трансцендентной, а эвалюативной, касающейся секретов человеческой души, а не таинств Духа. Актуализация и есть способ достижения истинного Добра и добродетельной Истины. Если мистическое постижение базируется на императиве знание ради свободы, то антропологизм, гуманитарная рефлексия основываются на принципе знание ради добра. Ведущей стороной процесса актуализации является морализация человеком человека в рамках общеродовой нравственности. Культура выступает ценностным контекстом межсубъектного общения, как, в свою очередь, культ — символическим текстом внутрисубъектной креации. Проблема понимания — сугубо антропологическая проблема, она не стояла столь остро перед астральным субъектом, так как в его самобытной экзистенции ему не противостояла иная, нежели он сам, форма субъективности. Он был полным тождеством прото-Я (микрокосм) и неявного Ты (макрокосм). Микрокосм был онтологически самотождественным субъектом и в акте самопознания лишь менял направленность своей интенции. Независимо от того достигала ли она внешнего или внутреннего Космоса, она свидетельствовала лишь об одном — об экзистенции Единого. Понимание не есть гносеологический модус внутрисубъектных отношений креации. — Таковым оно является в сфере субъектно-субъектных отношений общения, преодолеваемое объяснением, выступающим гносеологическим модусом субъектно-объектных отношений деятельности. "При объяснении — только одно сознание, один субъект; при понимании — два сознания, два субъекта. К объекту не может быть диалогического отношения, поэтому объяснение лишено диалогических моментов (кроме формально-риторического). Понимание всегда в какой-то мере диалогично"18. Культура в сугубо эпистемологическом плане и есть ценностный контекст общающихся целостных индивидуальностей, генерализованный модус человеческого понимания. Космическое (символическое) бессознательное — это та совокупность вытесненного (забытого) экзистенциального опыта антропного субъекта, который оказался нерелевантным его родовому способу существования. В ментальности антропного субъекта космическое сознание постепенно модифицируется в космическое бессознательное. Если у астрального субъекта сознание и бессознательное различалось лишь условно, так как символическая реальность лишь неявно структурировалась на онтологию макрокосма и микрокосма, то у антропного субъекта бессознательное становится тем "ментальным резервуаром", в который начинает систематически вытесняться трансцендентный опыт само-бытия, "опасный" для феноменального опыта со-бытия. Для обозначения превращенных форм социального опыта, перманентно интериоризирующегося в ментальные структуры человека и вытесняющего из них все внесоциальное, Э. Фромм использовал такие понятия, как "социальный характер", "социальное сознание" и "социальное бессознательное". Под социальным бессознательным он понимал все то содержание, которое вытесняется обществом из сферы сознания как не соответствующее его репрессивной, деперсонифицирующей сущности. Таким образом, в понятии "социальное бессознательное" Э. Фромм фиксирует не ментальную структуру субъекта, а некую внеличностную гиперсубъективную социальную реальность. Субъектом бессознательного здесь выступает нечто вытесняющее, а не вытесняемое, т.е. социум, а не человек, в структуре ментальности которого под воздействием внешних факторов происходит насильственное перемещение трансцендентного содержания из сферы осознаваемого в сферу неосознаваемого. На наш взгляд, применительно к антропосу (как и к любому другому субъекту) сферу бессознательного необходимо обозначать терминами, охватывающими содержание и природу вытесняемого экзистенциального опыта, а не его внешнего вытесняющего фактора. В названии бессознательного должна упоминаться не вытесняющая, а вытесняемая из человеческой экзистенции онтологическая ниша Бытия. Таким образом, бессознательное антропного субъекта может обозначаться и как космическое, и как символическое. Мы его еще обозначаем термином "трансцендентное бессознательное", так как семантическим его радикалом выступает трансценденталия или трансцендентное значение. Космическим (символическим) бессознательным эта форма опыта экзистенции является потому, что она есть не что иное, как вытесненная реалиями родовой жизни Человека онтология космического Духа; символическим же бессознательным — в связи с тем, что ее основу составляют сакральные символы, проявлять и распаковывать которые "нормально", "адекватно" человек, наделенный преимущественно ценностным сознанием, не в состоянии. Если коллективное бессознательное у антропного субъекта символическое, а сознание — ценностное, то личное бессознательное по преимуществу имеет символико-ценностную семантическую форму (трансцендентные ценности). Для того чтобы человеческий род мог расширенно воспроизводить свою феноменальность, он должен был из своего самосознания последовательно вытеснять все сакральное и космологическое. "Избыточное" служение Абсолюту не давало Человеку возможности ускоренными темпами эволюционировать в антропную сверхцелостность. Чем дальше антропное Время выводило Человека из "плена" Вечности, тем менее бесконечной и беспредельной становилась его Самость. Чем более оно ускорялось, тем интенсивнее Человек вытеснял, а Бог забвением возвращал в пустотность Вечности накапливающийся экзистенциальный сакральный опыт. В ментальности антропного субъекта коллективное бессознательное — символическое, а личное бессознательное — совокупность трансцендентных ценностей. Именно они выступают ментальным резервуаром, куда сталкиваются "отработанные" символические значения культа, а затем и ценностные структуры культуры, вытесняемые так называемыми новыми ценностями, репрезентирующими новые этапы восхождения Человека к Самому Себе как Феномену. Структура ментальности антропного субъекта определяется родовым способом существования. В родовой обители доминируют субъектно-субъектные отношения, отношения между людьми. Именно они и вытесняют из родовой онтологии все то, что не соответствует общению как мировоспроизводящей практике. Не соответствует же ей все то, что связано с абсолютным в человеческой феноменальности. Культура, антропная реальность и являются вытесняющими факторами всего сакрального и символического в антропосе. Вытесняется все, что не соответствует перманентному процессу все более целостного и универсального присвоения Человеком своих родовых сущностных сил, т.е. все сакральное, которое "слишком сакральное". Если в антропном плане культура есть модус понимания того, что происходит в человеческом имении, то в плане астральном культура есть некий модус непонимания того, что происходит в сакральной целостности Человека. Именно в этом заключается великая космологическая трагедия антропного субъекта, который, обретая способность интерпретировать контексты, утрачивает возможность хотя и вневербального, но аутентичного понимания Единого Сакрального Текста — Безмолвия Абсолюта, или Абсолютного Безмолвия. Если Культ есть процесс трансцендирования Человека в Абсолют, то Культура — процесс актуализации Абсолюта в Человека, истинная цель которого — превратить Космос в послушного исполнителя интересов именитствующего Антропоса. Культура, если ее антропная энергетика направляется за пределы родового именитства, становится деструктивной, разрушительной силой, превращающей Гармонию Абсолюта в Абсолютный Хаос. Внутренним вытесняющим фактором в ментальности антропного субъекта являются феноменальная человеческая экзистенция и ценностно-антропная форма ее осознания. И чем более ложными оказываются антропные онтология и ментальность, тем более непримиримыми они становятся по отношению к символической реальности — человеческому Духу. Культура по своему имманентному содержанию не только ценностна, но и антисимволична: если она и использует антропные символы, то лишь в качестве ложных универсалий, гипостазирующих человеческую феноменальность. В этой связи трудно согласиться с утверждением К.А. Свасьяна о том, что "культура и есть символически значимая деятельность, оплотниваемая или опредмечиваемая в иерархии многоразличных эмблем, образующих доминионы культуры"19. Процесс символизации Сущего по своей природе сакральный, а не антропный, и культура в нем присутствует лишь своими неявными формами (протокультура), основу которых составляют трансцендентные ценности, имплицитно содержащиеся в символах культа. Генетически связанные с трансцендентными ценностями, неявно содержащимися в символах культа, явные ценности культуры, обосабливаясь от них, ведут к абсолютизации человеческого в человеке и релятивизации сакрального в нем. Если собственно человеческое содержание в трансцендентных ценностях стремится к нулю (трансцендентная бессодержательность, позволяющая микрокосмам соотноситься между собой в качестве абсолютно свободных субъектов), то явные ценности культуры, содержательно переполненные собственно человеческими смыслами, ограничивают свободу общающихся антропных субъектов актом взаимообусловленного добродеяния. Аккумулируя в себе интенции человеческого в человеке, ценности культуры выступают основой межсубъектного общения. Утрачивая астральность, ограничивая эмпирическую экзистенцию пределами человеческого рода, своей внетрансцендентной самоактуализацией антропос в состоянии продуцировать культурные ценности лишь за счет разрушения символов культа. Трансцендентные ценности, модифицируясь в практике актуализации в явные ценности, в определенном смысле уже содержат в себе антикреативный заряд, так как не только не согласуются с практикой самотрансценденции, но и противополагают себя протокультурным трансцендентным ценностям Космоса. Такое противостояние двух культур — трансцендентной, трансфеноменальной и антропной, феноменальной наблюдается и в современную "посткультурную", "цивилизационную" эпоху. Объявляя трансцендентную культуру своего астрального предка "низшей", "неразвитой", антропная культура (собственно культура) выступает самым мощным фактором декосмизации и десакрализации Человека, на ее совести лежит ценностное инкорпорирование Антропосом Ноумена. Нельзя забывать, что "истинные" ценности культуры формировались на развалинах "неистинных" ценностей первозданного язычества. Процесс вытеснения Абсолюта из пределов человеческой души на далекую периферию антропоморфного мира средствами ценностей культуры продолжается уже не одно тысячелетие. Своего предела процесс деонтологизации Бога достиг в историческую эпоху, в которой последовательно складывались основные мировые монотеистические религии. Монотеистическую версию Абсолюта вполне можно определить как антропоморфную не только потому, что Бог в ней представлен в личине Человека, но и потому, что сакральные требования оказались тщательно соотнесенными с так называемыми общечеловеческими ценностями, основу которых составляет примат Добра над Свободой. Не случайно Е.П. Блаватская в своей книге "Тайная доктрина" настаивает на том, что представления об Абсолюте не могут быть исчерпаны какой-либо одной "правоверной" монотеистической религиозной доктриной — следует учитывать всю совокупность свидетельств о Боге, когда-либо явленных человечеству его адептами. Необходимо не только ритуальное, но и трансцендентное, мистическое постижение Абсолюта, с тем чтобы реконструировать в человеческой душе все то, что забыто, вытеснено в ней религиозными институциями. Мистика как особая трансфеноменоменальная практика постижения сакрального призвана пробить брешь в первой форме исторического сознания — ценностного сознания, чтобы реконструировать трансцендентные смыслы Слова, которые изначально лежат в основании Мироздания. "Между словом Божьим и человеческими установлениями, — писал Мартин Лютер, — существует непримиримое разногласие; они восстают друг на друга так же, как Бог и сатана восстают друг на друга, и один разрушает дело и низвергает учение другого, подобно двум царям, которые опустошают владения друг друга"20. Первичной формой тоталитаризма было антропное насилие Человека над Абсолютом, закрепляемое идеологическим репрессивным сознанием, основу которого составлял ложный моральный принцип свобода ради добра. Если истинные онтологические и ментальные формы тотальны, то ложные — тоталитарны. Тоталитарность — это тотальность, стянутая средствами внутреннего и внешнего насилия с низших уровней иерархии универсума на высшие его уровни, это инкорпорированная форма саморазрушения человеческой экзистенции. Если мировоззренческие формы сознания тотальны, то идеологические — тоталитарны, репрессивны. Антропная форма тоталитаризма — это открытый, культурно обусловленный идеологический террор феноменального субъекта, применяемый по отношению к субъекту ноуменальному. Родовой "добрый" человек должен был распять в своей душе человека свободного и абсолютного, чтобы освободиться от необходимости поддерживать своей креацией своды сакрального Космоса. Тотальность антропного со-бытия искала выход во-вне и осуществляла свою экспансию в пределы породившего его протобытия. На распаковывание своей собственной тотальности должна была уйти жизнь многих поколений людей, а запаковывание Абсолюта в человеческое Я давало надежду обрести "царствие небесное на Земле". Интенсификация процесса очеловечивания Человека обернулась экстенсивным процессом очеловечивания Абсолюта еще не очеловеченным субъектом. Фарисеи, распинавшие Мессию во имя добра для человеческого рода, по сути своей явились одними из первых "революционеров", чьи репрессивные действия против Абсолюта были порождены первой исторической формой нетерпения, вызванного сверхожиданием всеобщего чудесного блага. В ходе естественного самораспаковывания ментальной пустоты астральный субъект превращается в ядро ментальной полноты, перманентно обрастающее по мере самопроявления антропной, социальной и телесной личностной инфраструктурами. Этот тип ментальности характерен для эпохи, в которой распятого Бога Родовой Человек замещает Своей Собственной Персоной. Именно с этого момента Человек своей феноменальностью начинает центрировать Мир. Культура перманентно вытесняет из родового общения все внеродовое, внеобщенческое, т.е. любые проявления креативности, не вписывающиеся в традицию. Как это ни покажется странным, но культуротворческий процесс, выступая производным от всеобщего креативного процесса и будучи направленным на целостность космоса, выступает антикреативным фактором. Культура всегда оказывается антикреативной силой, как только пытается порождать космос в пределах антропного общения. Культурный человек — адепт антропного общения, а не сакральной креации. Превращая родовое имение в объект искусственной креации (искусство), человек гипертрофирует мироздание, придавая ему антропоморфные формы. Гипертрофированное общение есть практика мировоспроизведения в гиперантропных формах, ведущая к кризисам в отношениях человека с самим собой, к внутреннему кризису гуманизма. Культура, пытающаяся заместить собой Культ, из которого генетически выделилась, ставит предел существованию сакрального в человеческом, "культивирует" эпистемологическую вседозволенность по отношению к целостности ноосферы. Культура, вытесняющая из человека все сакральное, не может не вести к возникновению "культурной" формы варварства. Варварство — это процесс иссякания субъективаций и наращивания объективаций в жизнедеятельности исторического человека. Варвар — это человек, окончательно преодолевший в себе сакральную духовность и опустившийся до явной природной телесности, какой бы технологической мощью он при этом ни обладал. Варварство — категория не культурная и даже не социальная, а духовная, вернее, антидуховная, антисакральная. "Истинная мера величия и силы, — писал Гегель, — определяется лишь тем, насколько велика и сильна противоположность, которую преодолевает дух, чтобы возвратиться к своему внутреннему единству. ...Сила состоит лишь в том, что обладающий ею сохраняет себя в своем отрицании"21. Не случайно именно ценностное, эпистемологическое сознание антропоса впервые столь жестко разделило формы существования на культурные и докультурные, на человеческие и животные. Несомненно, что первая идеологическая версия о животном происхождении человека могла возникнуть лишь в рамках антропной формы ложного сознания. Видимо, антропос был искренне убежден, что по "уровню развития" стоит "выше" астрального субъекта, с которым ему пришлось длительное историческое время сосуществовать, потому и отождествлял его с недочеловеком, полуживотным. Это давало антропосу "медальное право" обращаться с астральным субъектом как с человеко-зверем, т.е. внекультурно, по-зверски. Из своего родового именитства антропос вытеснял его не только духовными, но и физическими, сугубо насильственными средствами. Несомненно, именно культура в свое время переусердствовала в уничтожении внекультурных экзистенциалов и трансцендентных ценностей, носителями которых выступали астральные субъекты. Видимо, пику антропогенеза Человека соответствовала сакральная катастрофа, как пику социогенеза в XX в. соответствует антропологическая катастрофа, порожденная преемницей культуры — цивилизацией. Культурная форма варварства и сейчас проявляется во взаимоотношениях так называемых развитых в культурном отношении народов с народами, конституируемыми ими в качестве "докультурных". На самом деле более высокая астральная протокультура последних безжалостно уничтожается антропной культурой, которая интерпретирует субъективную астральность, или астральную субъективность, лишь в контексте родовой экзистенции человека. Любые интерпретации неинтерпретируемого, а тем более помещение сакральных текстов в антропный контекст есть "культурная" форма их онтологического уничтожения. Трансцендентная реальность — предел для культуротворческой деятельности родового человека, перейдя который он разрушает космологический код своей многомерной экзистенции. Истинная культура призвана осуществлять перманентную реинтеграцию человеческого в человеческое ("слишком человеческое" для цивилизации), с тем чтобы родовое бытие все время подпитывалось ценностными смыслами и интенциями. Поддерживая родовую самотождественность Целостного Человека, она при этом не ведет к его дезинтеграции в сфере Духа. Своеобразным "антропным атавизмом" у современного человека является гипертрофированное эстетство, завышающее онтологическую значимость всего искусственного и феноменального и принижающее самоценность естественного и ноуменального в традиционных формах образа жизни. Такое предвзятое отношение ко всему самобытному особенно сказывается на состоянии исторического сознания, которое склонно конституировать ранние формы человеческого бытия не иначе, как примитивные и варварские. Но ведь ценности возникли из мощной символической культовой подпочвы, по отношению к которой культура и производна, и вторична. А вторичное по отношению к первичному всегда оказывается в онтологическом плане не вполне оригинальным явлением. Кризисы гуманизма происходят каждый раз, как только "антропный атавизм" доводит до абсурда ценностное различение субъектов по принципу "элита—масса". Абсолютно элитарным может быть лишь астральный субъект, укорененный в символическую реальность. Элитарность и интеллигентность в антропосе обязаны своим существованием культу, а не культуре, ибо культура вырождается в "массовидность", стоит ей поменять свою индивидуализированную форму на массовую (так называемая массовая культура). Никогда нельзя забывать, что народы, манифестировавшие своей жизнедеятельностью космологическую сакральность и интеллигентность, были физически уничтожены или насильственно ассимилированы в качестве "примитивных" именно "элитарными" народами, уровень культуры которых, как они ошибочно полагали, был неизмеримо более "высоким". Между тем степень варварства и примитивности народов измеряется не человеческими и тем более не социальными мерками, но — сакральными. По сакральным меркам, по так называемому гамбургскому счету уровень варварства и примитивности человека с ходом его истории не только не уменьшается, но и катастрофически возрастает. Если в структуре менталитета астрального субъекта функцию актуального бессознательного выполняет онтология "внешнего" Макрохаоса, то у антропного субъекта — онтология "внутреннего" Микрохаоса, символическое бессознательное, т.е. Бог, вытесненный из сферы актуального сознания. Символическое бессознательное становится убежищем Бога, который ценностным сознанием антропоса превращается из всеобщего онтологического принципа в принцип веры в возможное существование высшего антропоморфного существа. Бог в ментальности антропного субъекта и есть символическое бессознательное (неявное абсолютное в родовом человеке). Ценностно осознаваемая часть символического сакрального — всего лишь саморепрезентация Феномена в качестве Ноумена в перманентном процессе гиперсамоактуализации его Я в иное Я, т.е. Ты. Пустотный субъект постепенно обретает трансцендентное "содержание", основу которого составляет астральный опыт, вытесняемый опытом родовой жизнедеятельности человека. Монотеистические религии по своей семантике являются скорее ценностно-символическими, нежели символическими доктринами. Они призваны не только свидетельствовать о Боге, но и вытеснять ту часть сакрального опыта Человека, которая препятствует расширенному воспроизведению собственно человеческого в Человеке. Монотеизм — первая идеологическая форма вытеснения Истинной и Тайной Доктрины, носителем которой был Астральный Протосубъект. Мировые монотеистические религии — это компромисс, навязанный Человеком как Феноменом Самому Себе как Ноумену с целью придания сакральной легитимности своему автономному от Бога родовому существованию ("Богу Богово, человеку человеческое") и одновременно для сохранения "сакральной экологии" от разрушительных воздействий со стороны человеческой культуры. Сознание антропоса представляет собой симбиоз истинной эвалюативной (ценностной, антропной) и ложной псевдотрансцендентной (псевдосимволической, псевдокосмической) форм сознания. Ложное антропное посткосмическое сознание есть та часть содержания положительного онтологического опыта антропного субъекта, которая, будучи вытесненной в бессознательное, перманентно заполняется ложными представлениями и мировоспроизводящими интенциями. То, что вытесняется из сознания, непременно заполняется "иным" содержанием — ментальность, развернутая в антропную полноту, не терпит "пустот". У антропоса есть свой ценностный образ Целостного Мироздания. Но так как этот образ формируется под приоритеты родового способа существования, то он не может не быть тенденциозным и ложным. Космическому бессознательному в сфере антропной ментальности противостоит ложная антропная форма осознания Космоса. Таким образом, целостное сознание антропоса есть уже некий ментальный синтез истинных и ложных представлений о Мире в целом и месте в нем Человека. Наряду с истинными общечеловеческими ценностями в сознании родового человека присутствуют и ложные символы. Антропное сознание истинно в рамках своей ценностной определенности и оказывается ложным, как только присваивает себе статус всеобщего и универсального сознания, который принадлежит лишь трансцендентному Абсолюту. Чем далее уходит антропос в развертывании и актуализации потенций своей феноменальности, тем более герметичным становится мир его души и тем менее заметно в ней присутствие космического Духа. Человек вытесняет из своей ментальности Бога, овнешняет его, наделяя антропоморфными формами, превращая в средство самопоклонения. Обнаруживая в небе Бога не иначе как в своем собственном антропном обличий, человек тем самым как бы получает сакральное право реконструировать земную жизнь под свои феноменальные приоритеты, придавать первопроявленностям антропоморфные формы, превращать их в компоненты искусственного мира, мира культуры. Мир культуры герметичен и непроницаем для "внешнего" Духа, он отражает лишь интенции человеческой души, которая стремится удостовериться в реальности лишь своей собственной экзистенции. Человеческая душа, отражаясь в "зеркалах" общающихся Я и Ты бесконечным калейдоскопом саморефлексий, уходит не в пустотность Бесконечного Субъекта — Абсолюта, а в тучность Абсолютного Объекта — Хаоса. Перспектива бесконечного самоотражения в конце концов выводит человеческую душу не в сферу Духа — самосознание Абсолюта, а в сферу Майи — самосознание Хаоса. Сознание антропного субъекта отражает не тотальность целостного Бытия, а тоталитарность и диктат онтологической эклектики, сформированной под репрессивным воздействием своих же собственных иллюзорных форм (идеологем). У человека всегда есть альтернатива в выборе стратегии своего мировоспроизведения, он может "сознательно" выбрать роль раба внешних обстоятельств и "осознанно" их расширенно воспроизводить или "бессознательно" подниматься над искаженным бытием, ставшим "подлинной реальностью" ("подлой реальностью"), тем самым прерывая процесс самовытеснения, который, "само того не ведая", осуществляет его же собственное сознание. Иными словами, он может либо продолжать усиливать свое "самоокружение", все более подчиняясь порядку Необходимости, репрезентантом которого выступает ложная часть его сознания, либо вырваться за "блокадное кольцо" подлой реальности в реальность истинную, порождаемую интенциями сакральной свободы, доверив свою судьбу интенциональному субъекту, вытесненному в бессознательное. Антропное сознание лишь тогда оказывается истинным, когда почвой ему служит не только актуализация, но и самотрансценденция. Сознание антропного субъекта создает обманчивую картину всего того, что лежит выше его собственно родовой онтологии. Если высказаться еще более откровенно, то антропное сознание попросту лжет об абсолютном в человеке или в лучшем случае умалчивает о его существовании. Процесс насильственного инкорпорирования низшими онтологическими структурами высших обеспечивается искусственным запаковыванием целостного семантического континуума в низшие знаковые формы. «И культура античная, и культура западно-европейская, — писал Н.А. Бердяев, — переходит чрез процесс "просвещения", которое порывает с религиозными истинами культуры и разлагает символику культуры. В этом обнаруживается роковая диалектика культуры»22. Ложное сознание в отличие от истинного оперирует ложными знаками, т.е. знаками, валентность которых существенно превышает имманентный их истинному содержанию уровень семантической энергетики. Самым первым ложным знаком был ложный символ, т.е. ценность, которой человек придал астральное, трансцендентное значение, — эвалюативный символ. Псевдотрансцендентное сознание антропного субъекта — первая историческая форма ложного сознания. Антропная (антропоцентристская) форма идеологии ставит в центр мироздания не Бесконечного, а Родового Субъекта, не Ноумен, а Феномен. Стремясь придать своей родовой жизни не только феноменальный, но и абсолютный характер, человек пытается подчинить всю тотальность еще не распакованного мироздания интересам гиперуниверсального присвоения им своих родовых сущностных сил. Антропное сознание как ценностная форма коллективного сознания является первой формой субъективности, в которой истинное и ложное не только совмещаются друг с другом в нечто псевдоцелостное, но и находятся в некоем синкретическом единстве. В нем конституируется искаженная человеческой практикой "реальная действительность". Именно с антропного сознания начинает свою особую историю "несчастное сознание", беспринципно эпистемологизирующее любую онтологию и онтологазирующее любую эпистемологию. Если истинные формы сознания репрезентируют онтологический процесс субъективирования объективного и потому консолидируют человеческую экзистенцию, то ложные репрезентируют диаметрально противоположный процесс — процесс объективирования субъективного — и потому разрушают изнутри ментальную целостность субъекта. Гиперактуализация космического универсума своим искусственным запаковыванием символов культа в оболочку культурных ценностей (эвалюативные символы) превращает Бога в один из артефактов культуры, а креацию — в побочную функцию культуротворческого процесса. Эвалюативный символ — это искусственный ценностный знак с завышенной трансцендентной валентностью, используемый ложным гиперантропным сознанием, стремящимся запаковать космические сущностные силы в родовое именитство антропного субъекта. Историк античности Р.Дж. Коллингвуд ввел в научный оборот понятие "коррумпированное сознание". Этим термином он пользуется для определения внутренних причин заката греко-римского мира и начавшегося крушения современной цивилизации. Античная культура погибла не от нашествия варваров, а так же, как погибает на наших глазах постсовременная цивилизация — от — «длительно развивавшегося и глубоко укоренившегося убеждения, что ее собственный образ жизни не достоин "сохранения"». Налицо специфический феномен, который Коллингвуд называет "коррупцией сознания", — самая распространенная форма иррационализма. Сознание как бы подыгрывает биологическим импульсам, а не служит свободному самоопределению субъекта. Коррумпированное сознание — не совсем обычная ложь, так как страдающим субъектом факт фрустрации, порожденной действием коррумпированного сознания, "полупризнается" переключением внимания с нежелательного предмета на "возвышающий обман" утешительных иллюзий о самом себе, оберегающим от столкновения с правдой о той реальности, в которой он существует23. Ложное псевдотрансцендентное антропное сознание является в полном смысле слова коррумпированным сознанием, разрушающим не только сакральные, но и культуротворческие основы человеческой экзистенции. Так, например, коррумпированное антропное сознание может проникнуть в религиозное миропонимание и существовать в нем в форме всевозможных антропоморфных ересей. Религия может выступать формой ложного сознания в той степени, в какой оказывается обратной проекцией человеческой культуры на сакральное пространство Духа. Религия порой превращается в ложное сознание не в силу своей антиантропности и асоциальности, как это пытается представить "научный атеизм", а в силу своей гиперантропности и гиперсоциальности. Она становится ложным атрибутом антропного мира, если правила игры устанавливает не Бог, а человек. В институциализированной религии человек ритуально заставляет Бога играть в антропологические и социальные игрища, принуждая его служить сакральным алиби "действительности, которая реальна" и "реальности, которая действительна". Кумир отличается от культа именно тем, что лжесимволизирует Человека в качестве Бога. Кумир — порождение не Трансценденции, а Культуры. Он ей был необходим для того, чтобы утвердить свои ценности не только в родовом, но и в сакральном именитстве человека. Посредством кумира культура пытается кумулятивно воздействовать ценностными интенциями человека на небеса. В беспредельности космического универсума Трансценденция не может быть замещена Актуализацией, Свобода — Добром, а Креация — Общением. Но именно это пытается осуществить культура во вселенских масштабах. Прежде всего она стремится ценностно, а не символически воспроизводить Ничто, искусственно, а главное насильственно интроецировать в трансцендентную пустотность сакрального полноту содержания антропной экзистенции. Исторически первой формой ложного сознания, видимо, был антропоцентризм, концептуализировавший все формы осознания реалий и самосознания вокруг идеи Человека как меры не только вещей, но и Абсолюта. В Писании говорится: "Бог верен, а всякий человек лжив" (Рим., 3: 4). Антропологизм, отказываясь прикасаться к верхней бездне трансцендентного, начинает активно заполнять ее кумирами — гипертрофированными символами, репрезентирующими мощь человека, вектор экзистенции которого все более и более склоняется к нижней бездне мироздания. Стремясь придать своей жизни не только тотальный, но и абсолютный характер, человек несомненно преследовал цель превратить космологическое пространство, протореальность в объект приложения своих родовых сущностных сил, а макрокосм — в фактор "прогрессивного развития" человеческого рода. Реальная возможность вырождения антропологизма в антропоцентризм и формирования на его основе ценностной, эвалюативной формы идеологии заключена уже в том, что матрица культурных значений не содержит трансценденталий, и в случае их искусственного инкорпорирования в ценность последняя оказывается центрирующей монадой (гипермонадой, псевдомонадой). Именно этой процедурой и занимается эвалюативная форма идеологии, придающая символам, трансценденталиям ценностную знаковую форму, а ценностям — символическую (эвалюативные символы), замещающую космологические смыслы культуротворческими основоположениями родового существования Человека. Первичная антропологическая идеологема, конституировавшая Род в качестве Абсолюта, в условиях слабой укорененности Человека в своей собственной онтологии не могла не вести антропогенез по тупиковым ветвям развития, так как игнорировала законы космогенеза Человека, его космологические сущностные силы. Антропное сознание трехмерно, в нем содержатся еще и антропные формы нормативного и рационального сознания, которые можно конституировать и в качестве форм потенциального бессознательного. Потенциальное бессознательное астрального субъекта — "резервуар" целостного континуума непроявленных форм сознаний, ментальных форм, проявлять которые призван так называемый исторический процесс. Примечания 12 Бердяев Н.А. Самопознание. – М., 1990. – С. 91. 13 Франкл В. Человек в поисках смысла. – М., 1990. – С. 48. 14 Бердяев Н.А. Смысл творчества // Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. – М., 1989. – С. 520-522. 15 Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: В 2 т. – М., 1990. – Т. 1. – С. 48. 16 Там же. – С. 68. 17 Франк С.Л. Сочинения. – С. 348. 18 Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. – М., 1986. – С. 482. 19 Свасьян К.А. Проблема символа в современной философии. – М., 1980. – С. 19. 20 Лютер М. О рабстве воли // Эразм Роттердамский. Философские произведения. – М., 1986. – С. 322. 21 Гегель. Эстетика: В 4 т. – М., 1968. – Т. 1. – С. 187. 22 Бердяев Н. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. – 2-е изд. – Париж, 1969. – С. 251. 23 См.: Коллингвуд Р.Дж. Идея Истории. Автобиография. – М., 1980. – С. 428, 429. Далее читайте:Фёдоров Юрий Михайлович (1936-2001), русский мыслитель. Федоров Ю.М. Сумма антропологии. М., 2009. Федоров Ю.М. Онтологические формы и функции технологии. Очерки философии техники: Учебное пособие /Под ред. Манько Ю.В./СПбГУТД. – СПб., 2000. – 206 с. Философы, любители мудрости (биографический справочник). Русская национальная философия в трудах ее создателей (специальный проект ХРОНОСа). |
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
