Т.И. Буткевич

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Т.И. Буткевич

О смысле и значении кровавых жертвоприношений

Часть 8

Еще не окончилось Суражское дело, как началось Саратовское[1]. В Декабре 1852 года сын саратовского цехового, 10-летний мальчик Феофан Шерстобитов отправился утром в школу и с тех пор домой не возвращался. Не прошло после этого и месяца, как в Саратове пропал другой мальчик, сын крестьянина, 11-летний Михаил Маслов. Розыски остались тщетными. Впрочем, 28 Января 1853 г., товарищ и сверстник Маслова, сын мещанина, Степан Канин сказал сначала своим родным, а потом и саратовскому полициймейсеру Вестману, что в день исчезновения Миши Маслова, после обеда, когда они играли на улице, к ним подошел какой-то неизвестный человек и приглашал их с собою таскать аспидные доски на берегу реки Волги, за что обещал им платить деньги. Оба мальчика пошли было за ним, но дорогою Канин раздумал и вернулся домой, а Миша Маслов пошел и уже больше Канин его не видел. По этому общему указанию, сделанному Каниным, конечно, еще трудно было найти похитителя. Прошло около полутора месяца, 4-го Марта совершенно случайно на реке Волге, недалеко от берега, под кормою лодки, найдено было тело Миши Маслова. Оно было прикрыто рогожею. На шее трупа видно было вдавление и рубцы от наложенного на всю шею шерстяного кушака; на голове две раны, происшедшие, повидимому, одна от удара тупым, а другая – острым орудием; на правом плече была вырезана кругообразная часть кожи величиною в серебряный пятачек; на руках и ногах – синие пятна; кроме того были обнаружены несомненные следы еврейского обрезания. По заключению врача, смерть ребенка последовала от удара тупым орудием по голове, от чего лопнули темянные и височные кости поперечно от одного уха до другого. К этому врач присовокупил, что мальчик быль удавлен кушаком еще при признаках жизни, после удара по голове, и что обрезание крайней плоти и вырезание кожи на плече произведены незадолго до убиения, а синие пятна на руках и ногах произошли или от перевязок или от сильного держания мальчика руками во время обрезания его и вырезки кожи на плече. Явные следы еврейского обрезания на трупе естественно заставили следователя Волохова обратить внимание на проживавших тогда в Саратове евреев. В гарнизонном саратовском батальоне состояло 44 еврея. Их показали Степану Канину, который, увидав рядового, цирюльника Михеля Шлиффермана, сказал как-бы не совсем уверенно: “он ровно тот, кто сманил”. Это показание имело однако, же большое значение потому, что, по заявлению самого Шлиффермана, в Саратове он только один делал обрезание у евреев. На очной ставке Канин сказал Шлифферману: “Ты лицом такой же, как и тот, кто сманивал меня; но тот не картавил, как ты, а как-бы хрипел: верно простудил себе горло, и если бы этого не было, то он говорил бы по-русски чище”. Потом Канину были представлены солдаты-евреи и выкресты, вместе с Шлифферманом, переодетые в дубленые желтого цвета тулупы с поднятыми воротниками и в картузах, как одет был, по словам Канина, похититель. Канин подошел к Шлифферману и, долго всматриваясь в него, сказал: “не узнаю”. При этом Канин объяснил, что хотя Шлифферман и похож на похитителя, но не узнает его только потому, что тот уже сидит в части (тогда Шлифферман, действительно, был уже заарестован). К этому Канин прибавил еще: “У этого, кажется усы длиннее”. Затем когда из предъявленных евреев и выкрестов были скинуты тулупы и картузы, Канин опять указал на Шлиффермана и сказал: “Он, словно, тот, кто сманивал”. Шлифферман, конечно, упорно не сознавался. Евреи же, чтобы сбить следствие с прямого пути и отвлечь внимание следователя от действительных виновников, старались запутать дело ссылкою на магометан, которые также совершают обрезание над детьми... И следователь взялся за татар, теряя попусту время и давая возможность евреям прятать концы...

Когда вскрылась Волга, на Беклемишевом острове, против Саратова, в тальнике, был обнаружен и труп мальчика Феофана Шерстобитова. На трупе были солдатские холщевые подтяжки, сцепленные петля в петлю, два раза обвернутые вокруг шеи и связанные узлом, и шаровары, а близ трупа лежала не принадлежавшая мальчику рубашка взрослого человека и солдатская фуражка. Труп уже сильно разложился: но и на нем найдены были несомненные следы еврейского обрезания, а над мускулом правого виска и в самом мускуле значительный подтек темной крови, в виде краснобагрового пятна в 21/2 дюйма от нанесенного удара; ногти на пальцах ног и рук были обрезаны вплоть до мякоти. Больше ничего нельзя было на трупе рассмотреть: так он разложился. Врачебная управа дала заключение, что мальчик Шерстобитов сначала был ударен по правому виску каким-либо тупым орудием, от чего он мгновенно впал в бесчувствие и уже после был удавлен подтяжками. Солдатские подтяжки и фуражка с следами еврейского обрезания еще более усилили подозрение на евреев – солдат. У последних был произведен обыск. Между прочим у рядового Ицки Берлинского был найден лоскут синей клетчатой сарпинки, в аршин длины и пол аршина ширины. Отец Шерстобитова заявил, что пропавший сын его был в рубашке, сшитой именно из такой материи; это заявление было подтверждено под присягою соседями Шерстобитова – мужем и женою Быковыми и братом Шерстобитова Зиновием. Но улика эта не могла иметь решающего значения, так как Берлинский объяснил, что лоскут этот остался от изношенной рубашки, сшитой ему пять лет тому назад женою рядового Фрейдою Фогельфельд. Фрейда подтвердила это заявление, присовокупив, что у нее остался лоскут той же сарпинки, вшитый ею в большое одеяло. В одеяле, действительно, оказалось два лоскутка из одинаковой сарпинки, как и на рубашке Шеретобитова, только совершенно новые... Других улик не было. Оставалось сдать дело в архив или считать его в числе нерешенных на всегда. Но Император Николай Павлович пожелала, чтобы виновные были найдены. В Саратов быль прислан из Петербурга в качестве следователя молодой чиновник Дурново. И правда вскоре открылась необъяснимо для человеческих соображений.

В Мае месяце, по не дознанным побуждениям, к следователю явился рядовой, из поляков, Антон Богданов, пожелавший “открыть еврейское дело”, и не только называет всех виновников, но раскрывает и все подробности совершенных злодеяний. Твердо установившееся показание его состояло в следующем. Летом 1852 года, вскоре после своего поступления в саратовский гарнизонный батальон, он познакомился с выкрестом из евреев Федором Юрловым, ходившим тогда по городу с шарманкой. Еще на родине, в Витебской губернии, находясь в частных сношениях с евреями и понимая их язык, он сошелся и подружился и в Саратове с товарищами-евреями по батальону, в особенности с рядовым портным Ицкою Берлинским, который приходил к нему в роту и к которому он ходил в швальню. Между прочим, Богданов вошел к евреям в доверие еще и потому, что таскал к ним в моленную краденные дрова, за что получал деньги от жившего при моленной сторожа, рядового Бермана. С наступлением зимы Юрлов познакомил его с отцом своим могилевским мещанином Янкелем Юшкевичером, к которому ходили многие батальонные солдаты-евреи. Угощая Богданова, Янкель говорил ему: “приходи к нам при всякой нужде”. После Николина дня Юрлов и Берлинский, придя однажды к нему, когда он стоял в карауле при рабочем доме, приглашали его вечером в моленную, сказав: “ты нам будешь нужен” Придя вечером туда и нашедши ворота запертыми, Богданов перелез через забор. На дворе увидел он людей, бегавших взад и вперед. Вскоре несколько человек, в том числе Берлинскй, Шлифферман, Зайдман и Юрлов, вышли с фонарем к моленной и положили что-то в сани, стоявшие недалеко от ворот. Сани, из которых Богданов услышал жалобный человеческий визг, выехали из ворот в сопровождении двух или трех евреев. Когда после этого он подошел к оставшимся на дворе евреям, то Берлинский уговаривал его идти за санями на квартиру к Янкелю Юшкевичеру. Дней за десять до праздника Рождества Христова, когда Богданов быль опять в карауле при рабочем доме, Юрлов, придя к нему пред сумерками, позвал его в кабак, а потом просил придти к нему на квартиру. Часу в 11-мъ ночи, отправясь с Юрловым из караула, он пришел с ним к Янкелю Юшкевичеру, у которого были уже евреи – рядовые: Фогельфельд, Зайдман и двое ему неизвестных, один – в халате, с бритою бородою и в высокой грузинской шапке, а другой – с рыжею бородою и в чапане. В передней Юрлов подчивал его водкой, в то время, как евреи, бывшие в комнате, то выходили по-одиночке на двор, то возвращались назад. Когда уже от выпитой водки стало клонить его к сну, Юрлов повел его в подвал под домом С.-Петербургской гостинницы, во дворе которой квартировал Янкель. В подвале находились уже Янкель, Берлинский и Зайдман, на полу стояли горевшие две стеариновые свечи. От входа налево, ближе к стене, лежал на полу мальчик в ситцевой рубашке. Юрлов принес откуда-то деревянную скамейку и поставил ее вдоль стены, налево от входа, близ свечей. На скамейку положили мальчика, который стал вертеться и мычать. Янкель, вынув из какого-то красного футляра инструмент, сел на мальчика верхом и совершил над ним обрезание. После того мальчика повернули навзничь и сделали ему раны на спине или шее (этого Богданов с испуга не разглядел). Из ран текла кровь, которую евреи собирали в медный таз, принесенный заблаговременно. Когда Янкель делал обрезание мальчику, то порезал себе какой-то палец на левой руке и, не найдя чем-бы его завернуть, оторвал лоскут от полы рубашки Юрлова. Когда начали резать мальчика, Богданов хотел было уйти из подвала и, упав на колени пред Юрловым, просил выпустить его, но Юрлов назвал его трусом и угрозами принудил остаться. Что еще происходило при нем в подвале, он совершенно не помнит; но в последствии он узнал, что мальчику нанесен был удар по левому виску, но чем именно и кем, – не знает. Очнувшись после испуга, он посмотрел на мальчика и увидел, что он уже умер и не шевелился. После этого из подвала все пошли в квартиру Янкеля, где его опять поили водкой. В это время евреи просили его снести тогда же труп мальчика куда нибудь подальше; но будучи очень пьяным и не помня себя от испуга, он тогда сделать этого не согласился, пообещав придти для этого в другой раз, – и, дейcтвительно, чрез несколько дней, отлучаясь, как и прежде, самовольно из караула, он пришел к Янкелю, у которого нашел Юрлова, Берлинского и Зайдмана. Тотчас все они пошли в подвал, связали труп по ногам и за шею подтяжками; в таком виде евреи положили труп мальчика Богданову на плечи и велели нести. Поднимаясь из подвала по лестнице, Богданов споткнулся и полетел на землю вместе с трупом. Тогда труп взяли сами евреи и отнесли на стоявшие на дворе сани. В сани село четверо – Юрлов, Берлинский, Зайдма и Богданов, а лошадью правил мещанин Дьячков. Проехав Казанский мост, они остановились у берега Волги. Богданов слез с саней, и Юрлов положил ему на плечи труп. Спускаясь с крутого берега, Богданов опять полетел вниз с трупом и начал кричать. Поспешивший на крик Юрлов стал помогать Богданову разрывать ногами снег, чтобы прикрыть труп. Но так как, по причине сильного мороза, для них оказалось непосильным это сделать, а проруби вблизи не было, то по льду они отправились на остров и там положили труп. Здесь Богданов потерял свою фуражку и возвратился к Янкелю с открытою головою. Янкель заплатил ему за его труд 8 р. с.

Показание Богданова, вполне согласное с обстоятельствами дела, подтверждено было многими свидетелями даже в частностях.

Относительно истязания другого мальчика – Маслова – дал показание отставной губернский секретарь Иван Иванов Крюгер. Оставшись без должности, он терпел крайнюю нужду. Этим воспользовались саратовские евреи. Чрез 3айдмана они предложили ему “принять еврейскую веру”, при чем обещались платить ему на его содержание ежемесячно по 25 руб. Крюгер согласился и с тех пор стал посещать еврейскую молельню. Так как он знал древне-еврейский язык, то евреи готовили его даже в раввины. 7-го Мая 1863 года он подал надворному советнику Дурново заявление о том, что 19-го Февраля того же года цирюльник, рядовой, Мигель Шлифферман привел в еврейскую моленную мальчика, лет 13-ти или 14-ти, над которым сделал обрезание в присутствии Зайдмана, сторожа моленной Бермана, Фогельфельда и Янкеля Юшкевичера и что после того мальчик, оставленный на несколько дней под надзором сторожа, был убит и отвезен Берманом и Шлифферманом на Волгу. Янкель, убеждая Крюгера в том, что еврейская вера есть единственно истинная, после обрезания мальчика и собрания крови из раны, сделанной у мальчика ниже правого плеча, говорил, что “мальчик через кровоистечение представил собою жертву искупления. Выпущенная кровь этого мальчика, как кровь жертвы, принесенной Богу, святая и употребляется в праздники. Женщины могут пользоваться ею во время родов, слабые зрением – мажут ею глаза, и она помогает не только в этих случаях, но и от всех других болезней”. На следствии Крюгер рассказал со всеми подробностями, как евреи истязали несчастного мальчика, – и его показание было подтверждено другими свидетелями, а также осмотрами трупа и квартиры Янкеля.

Интересно показание крестьянина Пензенской губернии Авксентия Локоткова. Еще при самом начале следствия он явился в полицию и заявил, что мальчика Маслова убил он; но на формальном следствии отрекся от этого показания, заявив, что он говорил на себя “спьяну”. Следователь однако же задержал его и чрез некоторое время привлек снова к допросу. Тогда Локотков показал следующее. С Юрловым, Шлифферманом и Юшкевичером он познакомился еще в 1851 году, когда был сидельцем в кабаке на Театральной площади. Высланный за просрочку паспорта на родину, он в 1863 году снова прибыл в Саратов за неделю или дня за три до масляницы и жил на квартире в доме Филатова. Во вторник, на первой неделе великогo поста, часов в 9 утра, он пошел на Волгу погулять, и для естественной надобности влез чрез окошко в старый пустой каменный лабаз, находящийся на Московском взвозе. В лабазе он увидел мертвого мальчика, лежавшего на спине, по левую сторону от входа; подойдя к нему, он заметил, что мальчик был одет в красную изорванную рубашку и в сапоги с бураками; на шее у него был затянут пестрый шерстяной кушак и на трупе были штаны. (Представленные на суде кушак и рубаху он признал за виденные на трупе). Открытое лицо мальчика было окровавлено и руки обнажены выше кисти. В тот же день Локотков был в кабаке на Московском взвозе. Выходя из кабака, он увидел цирюльника Михеля, вылезавшего из окна того же лабаза, одетым в партикулярное платье, но не показал вида, что заметил его. Между тем Михель, догнав его, пригласил с собою в гостинницу Столбова, куда вскоре пришел и Юрлов. Когда здесь все они сидели и пили водку, пришел старик Янкель; отворив дверь, он взглянул на них и ушел, не сказав ни с кем ни слова. Угостив Локоткова, уже вечером Шлифферман и Юрлов уговорили его за 15 руб. вытащить из лабаза тело мальчика на Волгу. Шлифферман остался в гостиннице, а Юрлов и Локотков пошли в лабаз. Указав Локоткову место, где лежал мальчик, Юрлов вылез из лабаза, сказав Локоткову, чтобы он передал ему труп. Тогда он взял труп поперек и подал его Юрлову в отверстие головою вперед. Юрлов принял труп от него. Тогда вылез из лабаза и он. Юрлов взял труп за голову, а он – за ноги, и вдвоем понесли его прямо на Волгу, против Шапошникова взвоза, и там положили его под досчаник. На другой день, встретясь с Шлифферманом и Юрловым в гостиннице, Локотков просил Юрлова дать ему обещанные деньги, но Юрлов сказал ему: “погоди, еще подойдет случай, тогда заодно и отдам”. Затем, угощая Локоткова в среду (4-го Марта), когда уже найдено было на Волге тело мальчика Маслова, Шлифферман и Юрлов уговаривали его принять на себя убийство этого мальчика, за что обещали ему 100 р. с., причем сказали, что убийство мальчика – их дело и что хотя не может быть доказано, но в городе уже носится слух, что подозрение падает на евреев. Не имея ни квартиры, ни денег, ни одежды, Локотков согласился на их предложение, явился в 1-ю полицейскую часть и объявил квартальному Долгову, что мальчика Маслова убил он.

Во время производства следствия была отобрана у евреев интересная книга “Чин устного предания о Пасхе”. Между прочим, в этой книге находится гравюра, изображающая обнаженного человека, но с венцом на голове; он стоит в купели и указывает протянутой рукой на кровь, текущую из закалываемого пред ним младенца. Ссылаясь на то, что на голове этого человека – корона, евреи объясняли следователям, что на гравюре нарисован фараон, купающийся для излечения своей болезни в крови израильских детей. Но не нужно забывать, что у евреев “князьями” и “царями” называются все еврейские богачи и авторитетные хахамы. По Библии (Быт. 23, 6) уже Авраам именуется “князем Божиим”; в притчах Спасителя богачи называются “царями”. – Ради краткости, не приводим множества свидетельских показаний, освещающих детальные части совершенного в Саратове злодеяния.

Когда следственное дело было закончено, его отправили в сенат, и сенат постановил: Богданова и Локоткова, по лишении всех прав состояния, сослать в каторжные работы в крепостях, первого на 10 лет, а второго – на 5 лет; губернского секретаря Ивана Крюгера разжаловать в рядовые до выслуги, евреев же – Янкеля Юшкевичера, Михеля Шлиффермана, Ицку Берлинского, Эздру 3айдмана и Феодора Юрлова – оставить в подозрении, при чем Зайдмана – даже не за участие в убийстве несчастных мальчиков, а “по взиманию лихвенных процентов при отдаче под залог денег”... К счастью, по силе Высочайше утвержденного положения комитета министров, дело это, по рассмотрении в Правительствующем Сенате, было внесено в Государственный Совет, который посмотрел иначе на него и вынес такое постановление: 1) Янкеля Юшкевичера, Михеля Шлиффермана и Федора Юрлова, лишив всех прав состояния, сослать в каторжные работы в рудниках: первого и второго – на 20 лет, а третьего – на 18 лет; 2) Богданова, Локоткова и Крюгера повергнуть Монаршему милосердию, не благоугодно ли будет Его Императорскому Величеству, во внимание к чистосердечному сих подсудимых сознанию, чрез что обнаружены главные преступники в настоящем деле, Высочайше повелеть: Богданова отослать для исправления в поведении в арестантские роты инженерного ведомства на два года. Локоткова заключить на то же время в рабочем доме, а Крюгера, не лишая прав и преимуществ, службою приобретенных, отослать на жительство в одну из отдаленных губерний. по усмотрению министра внутренних дел, подчинив его там строгому полицейскому надзору; 3) Ицку Берлинского, Эздру Зайдмана и Янкеля Бермана оставить в подозрении и отослать для водворения в места Сибири не столь отдаленные. Мнение Государственного Совета было утверждено Государем Императором.

25-го Января 1861 года без вести пропала девочка 4-х лет от роду, дочь крестьянина Антона Гелажиса, в деревне Дерванишках, Шавельского уезда, Ковенской губернии. Так как в тот день через деревню Дерванишки проезжали евреи Зундел Липс и Сруль Блох, то естественно, что подозрение прежде всего пало на них. Впрочем, полицейское дознание и произведенные два обыска ничего не выяснили. Ни похитители, ни похищенная девочка не были найдены. Только спустя месяц, именно 3-го Марта, когда начал таять снег, случайно был обнаружен в снегу труп девочки. Повреждения оказались на голове и шее ребенка. Врач, осматривавший труп, дал заключение, что смерть девочки последовала от причиненных ей при жизни истязаний. Местный еврей Липман Ицикзон сделал самое категорическое заявление, что девочка была похищена, замучена и умерщвлена евреями Липсом и Блохом при чем он показал, что в Шавлянской корчме Блох при свидетелях продал кровь ее датновскому сборщику-еврею Хану, что местный раввин даже в моленной говорил открыто, при всех присутствовавших, что труп ребенка был спрятан в его доме; наконец, он уверял, что и он сам неоднократно видел у евреев этот труп. Ковенским губернатором была назначена по этому делу следственная комиссия, состоявшая из трех лиц: судебного следователя Яхимовича, чиновника губернского правления Войцеховского и жандармского капитана Крайского. Евреи остались недовольны действиями этой комиссии и подали жалобу губернатору. Тогда был командирован еще адъютант капитан Толстой, но евреи не были удовлетворены и этим назначением, и потребовали, чтобы в состав следственной комиссии, в качестве депутата с их стороны, вошел “ученый” раввин – Леванд. В ход били пущены евреями всевозможные ухищрения и интрига, чтобы затормозить дело и скрыть следы преступления. Евреи добились даже того, что был отвергнуть акт медицинского осмотра на том только основании, что он был составлен не коронным, а частным врачем. Они радовались этой победе уже потому, что ко времени производства следствия труп девочки совершенно разложился и никакого медицинского осмотра сделать было нельзя. Впрочем, еврей Ицикзон не только подтвердил свое первоначальное показание, но и дополнил его многими частностями. Он сообщил, что Блох и Липс, похитив девочку, тогда же заехали к его отцу. Девочка лежала в санях, покрытая сеном; глаза ее были открыты, но она почему то не кричала. На его вопрос: “куда вы везете это дитя?” евреи отвечали: “к родным”. Вскоре после этого Ицикзон был в Шидове у раввина. Раввин послал его на чердак принести дров. С ним отправился и бывший у раввина еврей Гецель Тодресович Левинзон, который показал ему там ребенка. Когда Ицикзон спросил: “откуда это дитя”, Левинзон ответил ему: “это то дитя, которое евреи украли в Дерванишках”. Любопытный Ицикзон завел речь о ребенке и с самим раввином. Расспросы его смутили раввина, и раввин, не отпуская его домой, продержал у себя “под арестом” целых три дня: среду, четверг и пятницу. В субботу Ицикзон пошел в синагогу. Раввин был очень расстроен, не позволил даже вынимать из кивота десяти заповедей и кричал на бывших в синагоге евреев: “отчего вы не убираете дитяти?” Евреи отвечали: “нужно постараться найти для него место”. В другую субботу отец послал Ицикзона к Сролю Блоху за водкой. Блох повел его в амбар; там в углу лежало дитя. “Я бы его не заметил, – говорил Ицикзон следователям,– потому что было уже темно; но, наступив ему на палец, я увидел его лежащим на полу и покрытым соломою”. Когда он спросил Блоха: “дитя у тебя лежит?” Блох отвечал: “Сш.. сш... это не твое дело”. Возвратившись домой, Ицикзон разсказал отцу о виденном и слышанном. Отец сказал ему на это: “молчи; пусть говорят другие”. Вскоре к Ицикзону пришел Файвел Лигунский и сказал ему: “Раввин тебя уже больше не боится: дитяти уже нет у него, – Шлейме Хохум Лигунский выбросил дитя, получив за то 30 копеек”. По совету какого-то дворянина, Ицикзон хотел донести обо всем изложенном начальству, но отец строго запретил ему делать это. Бывши в корчме у Блоха, Ицикзон застал там сборщика Мане Банера и Айзика. Сам Сроль Блох держал в руках красную бутылку; но, увидев Ицикзона, он спрятал ее под подушки; мальчик Шлема Айзикович Лонсин объяснил однако же Ицикзону, что Сроль Блох продал Датновскому сборщику крови на 10 рублей. Раввин очень боялся погрома со стороны населения, которое сильно возбуждено было похищением девочки, и решил ехать в Шавли, “чтобы попросить у полковника (т. е. у исправника) солдат для того, чтобы не было разбоя”. Услышав это от него, Ицикзон сказал ему: “у тебя же на чердаке было дитя, а теперь ты едешь в Шавли просить у полковника солдат”. Раввин рассердился, пошел к отцу Ицикзона и сказал: “убей твоего сына, потому что он – доносчик”. И отец отчасти исполнил приказание раввина. “Он держал меня за волосы, – рассказывал Ицикзон следователям, – а Сроль Блох бил меня шестом так,что я был избит, как яблоко, – и обещали меня убить”. После этого он уже отправился к комисару и рассказал ему все, что было ему известно о похищении и умерщвлении несчастной девочки. По требованию следователей, Ицикзон собственноручно написал все свое показание и удостоверил его собственною подписью. На вопрос следователей: “употребляют ли вообще евреи кровь при своих религиозных обрядах?” Ицикзон дал следующий, также собственноручно написанный, ответ: “В заключение истинного моего показания и с полным убеждением удостоверяю, что евреи употребляют христианскую кровь по существующему издревле обычаю, в чем имеют книги, как о крови, так и о проклятии христиан; есть таковые и у Шавлянских евреев. Я сам читал у школьника Шмуйла Лейбовича странную книгу под заглавием “Хумес”, изданную назад тому 600 лет. Тоже могу указать и прочие противозаконные книги в злобной закоснелости, если таковых не успели скрыть”. В частности, по заявлению Ицикзона, евреи оправдывают свой бесчеловечный обычай ссылкою на Исход гл. 17, ст. 16; Исход гл. 12, ст. 23 – 28; Исход гл. 17 в комментарии Раши от 13 – 17; “Ценаурена” лист 65, “Гагада” – рассказ о выходе евреев из Египта, первый пасаж, “Галаха”, “Слиход” на 3-й день пасаж, “Мелахе-рахшим”, Исход гл. 12–25, “Иисус Навин”, гл. 8, ст. 27–28, “Исаи” гл. 13, ст. 23 – 25. Указанные книги Ицикзон представил и в следственную комиссию, прибавив, что евреи относят к христианам все, что в Библии говорится об амаликитянах, аморреях, аммонитянах и вообще идолопоклонниках. В особенности же раввины оправдывают употребление христианской крови в день пасхи перетолкованием слов Библии (Исх. 12, 22. 24. 26. 27): “Возьмите пучек иссопа и обмочите в кровь, которая в сосуде, и помажьте перекладину и оба косяка дверей кровью, которая в сосуде... Храните сие, как закон для себя и для сынов своих на веки... И когда скажут вам дети ваши: что это за служение? скажите им: это – пасхальная жертва Господу”... Показание Ицикзона было убийственно для евреев, и они употребили с своей стороны все, чтобы уничтожить его значение. Что же они сделали и чего они достигли? Во всей России они назначили своим единоверцам пост, совершали особые богослужения, прекратили на три дня даже свою торговлю, вызвали со всех сторон протесты, добились арестования Ицикзона, произвели по всем синагогам на это дело денежный сбор.. Ицикзон явился в следственную комиссию и отказался от своего, им собственноручно написанного, показания, заявив, что он ничего не знает и ничего не видел. Немного времени спустя после этого, его нашли мертвым со вбитым в голову гвоздем... Впрочем, смерть его уже никого не интересовала. Евреи исполнили свою угрозу[2]...

Примечания

[1] Срв. Справку к докладу по еврейскому вопросу, составленную канцелярией Совета объединенных дворянских обществ, ч. V, Ритуальные убийства: Саратовское дело, стр. 208-243; И.О. Кузьмин, Материалы, стр. 301-308; Лютостанский, II, стр. 188-273.

[2] Slady processow zydowskich o zamordowaniu dzieci w Polsce. Отдельные оттиски из №№ 168–171 Kurjer Poznanski 1882. Срв. Лютестанского, т. II, стр. 324-329.

Вернуться к оглавлению

О смысле и значении кровавых жертвоприношений в дохристианском мире и о так называемых ритуальных убийствах. Доклад, прочитанный 18 окт. 1913 в Русском собрании в С.-Петербурге по поводу дела Бейлиса. Харьков, 1914

Электронная версия книги перепечатывается с сайта http://www.holytrue.ru/ 

Здесь читайте:

Черносотенцы в лицах (биографический указатель).

Правые организации в России. Начало XX века.

Вадим Кожинов "Россия век XX" Кто такие черносотенцы?

Россия в первые годы XX века  (хронологическая таблица).

Погромы еврейские, организация которых приписывается черносотенцам.

Сокращения (в том числе краткая расшифровка аббревиатур).

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА