Т.И. Буткевич

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Т.И. Буткевич

О смысле и значении кровавых жертвоприношений

Часть 6

В 1601 году в Чаграх, в Польше, евреями была умерщвлена девочка[1]. В 1605 году сам король польский Сигизмунд III в своем декрете всенародно объявлял, что в городе Сандомире совершено было ужаснейшее преступление: “некий Мартин Кучек, мальчик лет 10, бедный ученик, живший подаянием, погиб внезапно жалким образом. Вошедши вечером в дом одного из евреев, он более из этого дома не выходил и доселе не отыскан. Брат его, неизвестно каким образом, оказался утонувшим; начальник школы, в которой этот мальчик учился, тяжко избит. В доме Лазаря, в который вошел Кучек и из которого более не возвращался, соседи слышали такие крики пропавшего мальчика, какие только подает человек, которого собираются лишить жизни (ad mortem raptus et vi opressus)”. Были свидетели, которые во дворе еврея Лазаря видели в то время убитого человека, но Лазарь не допустил сделать у него тогда обыска. Король велел арестовать заподозренных евреев Лазаря и Моисея (один член кагала, а другой его слуга), против которых и раньше было возбуждено обвинение по такому же преступлению; но они бежали и не были разысканы[2].

Христианские дети (мальчики) были изуродованы и умерщвлены евреями в 1606 г. – в Люблине, а в 1607 году – в Зволыне, в Польше[3]. В Польше, в Сташеве, есть часовня, в которой погребен младенец; сделанная над его могилою латинская надпись гласит: “Сын Иоанна Коваля и Сусанны Нерихтовской, граждан Сташовьенских, коего голос кровавой мести взывает, чтобы иудеи, враги имени христианского, были изгнаны из Сташевы”. Младенец этот, украденный евреем Шмулем в Сташеве в 1610 году, был продан в Шидловец евреям же, которые были схвачены на месте преступления в то время, когда уже истязали свою жертву[4]. В 1616 году 21 Апреля еврей Бродавка в Вильно, в имении помещика Олесницкаго, замучил крестьянского сына Иоанна. В 1617 году был найден, в Сельцах, под Луковом, изуродованный труп замученного евреями младенца и положен в Люблине в коллегиате. В 1626 году было умерщвлено евреями несколько христианских младенцев в Сахачеве, а в 1628 году два сына аптекаря подверглись той же участи в Сандомире[5].

В г. Ленчицах Калишской губернии крестьянин дома Мендик, католик, нашел для себя выгодным воровать христианских детей и продавать их евреям  для извлечения из них крови и умерщвления. В короткое время он продал таким образом трех мальчиков. В последний раз он продал евреям в 1689 году протестантского мальчика Франциска Михалковича, которого евреи замучили, исколов все его тело и выпустив из него кровь. По уговору, дома относил в глухие места трупы несчастных жертв. Мучимый совестью, он, наконец, сделал донос на себя и на изуверных евреев. Евреи, впрочем, не сознались и потому остались ненаказанными, а Фома Мендик был присужден к четвертованию. Интересно донесение присутствовавших при его казни чиновников – Михаила Климонтовича и Даниила Скабина: “По долгу нашей службы мы присутствовали при исполнении смертного приговора, т. е. в то время, когда Фома Кокошка, прозванный так за свои преступления и отвратительные поступки, в силу декрета ясновельможных г.г. депутатов настоящего люблинского трибунала, имел в сей день претерпеть и понести наказание. Когда на площади, на обычном месте смертной казни, он был привязан палачем к плахе, мы, при большом стечении собравшегося народа, спрашивали и выпытывали у него, – остается ли он при своих признаниях, трижды данных, как добровольно пре генеральным судом люблинского трибунала, так и в тюрьме, пред люблинским войтовским судом, пред муками, а затем и на пытке; и готов ли он умереть с этим? Готов ли взять на свою совесть обвиненных им евреев? Не свидетельствует ли он против них вследствии какого либо уговора или из ненависти? На это Фома трижды подряд громким и ясным голосом заявил говоря: “я остаюсь при всех своих признаниях и готов умереть с тем, что те евреи, которых я обвинил, оговорил и на которых указал пальцем пред судом трибунала, виновны в этом преступлении”. Наконец, священник Societatis Jesu, который напутствовал его, сказал: “Фома, ты идешь на главный суд Судьи справедливого. Не бери на свою совесть никого”. На это упомянутый Фома ответил, что все, что только он показал и объявил, есть правда, и с тем он умирает. Лишь только он сказал это, наступил последний момент казни и смерти”. В виду такой настойчивости Фомы на справедливости своего доноса, не были совершенно оставлены без наказания и виновные евреи. По декрету суда, как свидетельствует чиновник Юткевич, все евреи, проживавшие в Ленчице, обязаны были ежегодно, в день убийства младенца, носить по всему городу с процессиею картину, изображавшую всех участвовавших в преступлении лиц. Такое публичное шествие евреев продолжалось, впрочем, только несколько времени, а впоследствии, по просьбе евреев, оно заменено ежегодным денежным платежом ксендзам, что продолжается и до сих пор[6].

В 1648 году в Иванишках евреи замучили и искололи ребенка множеством ран, которые потом они залили воском. В 1649 году были замучены и умерщвлены евреями младенцы в Хвостове, в Киях (близ Пинчова), в Негословицах (под Воцановым), в Сецимине и в Опатове. 11 Марта 1650 года в Кадене (Caaden) один еврей умертвил христианского ребенка Матиана Тиллиха, 41/2 лет от роду, нанесши ему два смертельных удара и 6 ран, а также отрезал ему пальцы на обеих руках. Убийца, еврей, был схвачен и 21‑го Марта присужден к колесованию. Такого же рода злодеяния были совершены тогда евреями в Штейермарке, Кернтене и Крайне, причем виновные объявили, что христианская кровь, как самое сильное средство, употребляется ими для того, чтобы останавливать кровь при совершении обрезания, возбуждать любовь, прекращать менструации и т. п., и что, по древнему, но тайно содержимому учению, ею достигается примирение с Богом (Эйзенменгер)[7]. В 1660 году в Германии, в Тунгухе (Tunguch) евреями пред пасхою был зарезан христианский ребенок; виновные, в числе 45 человек, были сожжены[8]. 12 Мая 1665 года, в Вене, евреи замучили и умертвили одну женщину, выбросив в озеро ее труп, изрезанный на части. В 1669 году 25 Сентября еврей из Меца Рафаил Леви, украл на большой дороге, близ деревни Slatigny, у жителя той же деревни Gilles le Moyne, трехлетнего мальчика и на своей лошади, закрыв его своею накидкою, отвез в Мец, где, замучив его и выточив из него кровь, труп выбросил в лес. Только долгое время спустя в леcу была найдена голова ребенка с частью шеи и нeсколько ребер, приставшее к ним платьице и красная шапочка. Арестованный и осужденный еврей 17 Января 1670 года был сожжен[9]. В 1689 году христианские младенцы были замучены и умерщвлены евреями в Жулкове, Львове или Лемберге, в Цеханове и Драговецке. В Драговецке были отравлены и все судьи, разбиравшие дело.

В 1690 году, в Белом Стану (в Белостоке) был похищен евреем арендатором Шутнею 6-летний мальчик Гавриил, родившийся в селе Зверках, близ города Заблудова, в 1684 году; евреи подвергли его сначала жестоким истязаниям, потом умертвили и тело его бросили в густой хлеб в поле. По лаю собак родители нашли тело своего сына-мученика, и, по надлежащем освидетельствовании, погребли его в православном Заблудовском монастыре, находящемся ныне в Белостокской области. Спустя 30 лет, при копании могилы для нового мертвеца, тело младенца Гавриила найдено нетленным и было поставлено в церковный склеп. 9 Мая 1755 года, по ходатайству архимандрита Михаила Казачинского, оно перенесено в Слуцкий Свято-Троицкий мужской монастырь Минской губернии, находящийся на берегу реки Случь, в полуверсте от уездного города Слуцка, и поставлен в каменном храме Св. Троицы[10].

27 Марта 1692 года хазан Лейба Урияшович, по совету евреев старших и раввинов, замучил христианскую девицу Марину, находившуюся у него в услужении, дочь Гавриила Лапы[11]. Христианские младенцы были замучены и умерщвлены евреями: в 1694 году – во Владимире Волынском, в 1697 году – в Новом Месте под Раввою и в Вильне, 1698 году – в Заблудове, в Брестском воеводстве, Кодне, под Замостьем, в Сандомире, в Романах и в Слониме. В Слониме евреи замучили сразу семерых младенцев[12].

Возмутительное злодеяние было совершено и в Гродно. Там пропала без вести шестилетняя христианская девочка. Тело ее потом было найдено в поле исколотым и в ранах. Никто не сомневался в том. что девочку замучили евреи. Родители погребли свою дочь в приходском костеле, а впоследствии над ее  могилкой был поставлен памятник с соответствующею надписью. “Таких памятников, – замечает Крашевский, – по разным местам находится много”[13].

О возмутительном злодеянии говорит декрет люблинского трибунала[14]. Сандомирский еврей Александр Берек, вместе с своею женою и, без сомнения, при помощи нескольких соучастников замучил, обезкровил и умертвил христианскую девочку, не имевшую еще и двух лет. Какие страдания испытывала несчастная жертва еврейского изуверства, можно судить об этом по следующему оффициальному описанию ее трупа: “Начиная от височной артерии до глаза и над самым левым глазом бровь, веки до самого зрачка, тело изранено так, что зрачек виден. На левой руке, начиная от плеча к лучевой кости, под мышкой, тело разрезано. Эта очень большая рана тянется до самой груди. На лопатке левой руки кровавый укол. При кисти той же руки, по жилам, сильный кровавый порез. На левом боку, между ребрами, шесть колотых ран. В левом боку две заметных раны. На левой ноге, начиная от бедра, пятнадцать кровавых различной величины ран. На самой лодыжке той же ноги кровавая рана, на правой ноге тринадцать кровавых ран. На подбородке и под горлом две кровавые раны по жилам. На пояснице – две большие раны. На плечах и боках – шесть разных ран. Все пальцы рук под ногтями исколоты, и кровь из них выдавлена”. Эта несчастная страдалица двухлетняя девочка Маргарита – была единственной дочерью у некоей Екатерины Мрочковиковой (Mroczkowicowa). И кто может подумать, что главною соучастницею в причинении ей невыразимых страданий и смерти была ее родная мать!. Но вот что на суде говорила эта злодейка-мать: “Правда, правда то, что я отдала свое дитя на убийство еврею Берку и жене его, которые долго меня на то уговаривали. Отдала живым, а затем то же дитя получила от них мертвым, израненным и без глаза. Заплакавши над ним, я хотела сокрыть его, однако сам Бог объявил о моем злом поступке. Что касается денег за дитя, то я не взяла их у евреев, так как они обещали удовлетворить меня потом. О других евреях не знаю, были ли они при том убийстве, так как сама не была при том”. Еврей Берек спасал себя только упорным запирательством: “Niewiem, niewiem nioczym. Nieprawda to”...

Тогда же было совершено подобное злодеяние и в г. Кадне: евреями был замучен и умерщвлен мальчик сын райцы Тимофея Лукашевича, Матфей. Дело было так: 7 Мая 1698 года, в среду крестовых дней, происходила последняя процессия из кадненского костела основания св. Анны, с рынка, на Брестскую улицу, к Свято-Духовскому костелу. По окончании процессии мальчик Матвей или – как его звали – Матько Лукашевич шел за город, к распятию. Видя, что дитя блуждает, люди вернули его. Люди эти пошли своей дорогой к пустой мельнице и пробыли там недолго, а между тем мальчик снова вернулся и шел из города в поле по Брестской дороге. Через полчаса его не стало. Тщательный розыск со стороны родителей и полицейских властей не даль никаких результатов. Только 12 дней спустя, именно 19-го Мая, утром, пастухи нашли тело на лугу, называемом урочище Омшана, близ г. Кадна. Громадная народная толпа взяла труп и принесла его к ратуше. Труп оказался сильно изуродованным. Возле ушей на голове были сделаны ножем три раны, возле окровавленного левого уха – тоже три раны, как видно, проколотые ножем; правый глаз вырван, только жилка висела из под века; затылок вырезан; на голове кровоподтеки; на животе с правой стороны около двадцати колотых ран; все тело по жилам истерзано и изранено; на спине, боках и груди исколото острыми гвоздями; пятки изрезаны; в общем же трудно было даже исчислить все раны, по заявлению следователя. Не могло быть сомнения, что это чудовищное злодеяние было совершено евреями, но какими именно? Следов не было. Вдруг, совершенно неожиданно к местному подстаросте Речицкому является кадненский же еврей Шлома Мисанович и совершенно добровольно, открыто и документально, без застращивания и пыток, заявляет следующее: “В ту неделю, когда было убито или пропало дитя, я находился ночью на страже при школе, вблизи которой стоит дом нашего раввина. Около полуночи, когда народ спокойно спал, на коне приехал наш школьник Лейба. Подъехавши под окно раввина, он стал тихонько стучать, чтобы ему открыли, говоря: “отворите мне”. Жена раввина сказала: “зачем?” Школьник ответил: “я привез ту вещь, необходимо спрятать на некоторое время”. Жена раввина сказала ему по-немецки: “оставь меня в покое; я без мужа ни о чем не хочу знать”. Услышавши этот разговор, я узнал голос школьника и подошел к нему. Узнавши меня, он сошел с коня и отдал его мне подержать, а сам, отвязавши от седла мешок с неживым ребенком, пошел через дорогу к окну еврея Фроима и разбудил его. Фроим впустил его в дом, и там они спрятали дитя, положив его в погреб за дверями. Школьник просил и грозил мне, чтобы я никому о том не объявлял, а затем, взявши коня, поехал домой. Спустя несколько дней, наши евреи-старшины, обещая дать мне хорошую награду, через того-же школьника просили меня, как уже знающего об этом деле, чтобы я, взявши то дитя, занес его в поле и бросил поодаль от города. Я согласился на это, так как напоследок они грозили мне отлучением от веры и общения с собою и, наконец, даже смертною казнью. Я, взявши то дитя, вместе с еврем Борухом занес его в поле и положил на траве”. Несмотря на то, что, по донесению Шломы Мисановича, в дело были замешаны многие евреи, кaк напр., раввин и его жена, старшины и Борух, уголовному суду были преданы только Лейба и Фроим. Вызванный в заседание суда Шлома не раз и не два подтвердил свое прежнее показание, при чем совершенно добровольно заявил еще: “я признаюсь в этом вследствие дневного и ночного видения: то дитя всегда пред моими очами являлось живым”. Лейба и Фроим, напротив, упорно не сознавались: они упорствовали даже, будучи на пытках трижды растягиваемы и огнем мучимы. Тогда суд приказал подвергнуть их повторной пытке. Но и на этот раз они ни в чем не признались, а только кричали: “хоть бы вы приказали сжечь нас на уголь и рубить на части, ничего не покажем, ибо ничего не знаем”. Тогда суд, следуя праву Магдебургскому, потребовал, чтобы свидетель еврей Шлома вместе с четырьмя христианами присягнул в том, что дитя, действительно, убито евреями. Они немедленно присягнули. После этого суд приговорил Лейбу и Фроима к обезглавлению. 28 Мая приговор этот был приведен в иcпoлнeниe[15]. Тело замученного младенца было торжественно погребено в Кодневском костеле. В 1713 году на могиле поставлен памятник с соответствующей надписью на латинском языке[16].

В 1699 году в Цеханове евреи были казнены на площади пред синагогою за то, что, опоив молодого человека христианина, выпустили из него кровь и уморили[17]. 9-го Августа 1700 года литовский трибунал разбирал дело об убиении евреями находившейся у них в услужении христианской женщины, якиманской мещанки Марины Даневской-Ахванович. Она была беременна и уже близка к разрешению от бремени. Несмотря на это евреи пред своею пасхою, именно 23 Марта 1697 года, жестоко измучив ее, умертвили. Труп ее временно спрятали в бане и держали обмытым, желая, очевидно, в удобное время выбросить его в какое либо другое место. После произведенного освидетельствования оказалось на теле замученной много различных ран, колотых и резаных, а именно: на висках как будто удар от обуха, горло и лицо изрезаны ножами, на руке и пальцах, а также на ногах, ниже колен, на голенях, жилы, суставы проколоты и порваны ланцетами и шилами; перерезав своей жертве грудь, евреи выпустили из нее кровь; живот пробили; шею завязали в три узла так, что по смерти едва можно было развязать; повидимому сначала душили, а потом уже убили ее[18].

12-го Апреля 1710 года, в Белой, недалеко от дома, в котором проживал еврей Зелик, было найдено тело зверски замученной девочки. Все оно было исколото каким то орудием, вроде шила или гвоздя; на щеках, за ушами и под коленями, для выпущения крови были открыты жилы. Случайно в сарае еврея Зелика было найдено платьице несчастной девочки. Подозрение пало на еврея, которого арестовали и заключили в тюрьму. Потом следствием было обнаружено, что жиду продал эту девочку за двадцать грошей какой то пропойца. Евреям для мацы нужна была христианская кровь, – и ребенок стал жертвою еврейского изуверства.

В 1705 году, пред своею пасхою, евреи замучили трех христианских детей в Гродно в Цемейлеве и Рженсонове. В 1713 году в Сандомире евреи обезкровили, искололи и умертвили юношу христианского Георгия Красновского[19].

20 Марта 1747 года два пастуха – Панко и Кенейчук – из села Михнова, близ г. Заславля, совершенно случайно нашли тело замученного человека в лозах за Загалихским бродом, недалеко от еврейской корчмы. Оно было втоптано в болото, между кочками, и прикрыто навозом. Пастухи тотчас же дали знать об этом Луцкому лесничему, а лесничий – подстаросте, который, призвав к себе из с. Михнова шесть человек жителей, приказал им привезти найденный труп в Михново. Только с трудом труп был вытащен из болота. Глаза и рот убитого были завязаны портками, а на шее была веревка. В Михнове труп оставили в сарае тамошнего священника, где он и пролежал ночь. На другой день собралась большая толпа народа, чтобы посмотреть на убитого. Пришли и четыре еврея. Какой то попович Гантя первый высказал подозрение на евреев: “Ваше это дело”, – сказал он присутствовавшим там евреям: “евреи это сделали”. Евреи стали спорить и шуметь. В этот момент на трупе убитого повсюду показалась кровь, на что все обратили внимание с удивлением. Вскоре тело было перевезено в Заславский замок и было приказано произвести осмотр его с подробным указанием ран. Оказалось, что покойник был не просто убит, а замучен на смерть жестокими истязаниями: на правой руке у него были отрезаны все пальцы; жилы до самого локтя и кость перебиты; на левой руке отрезаны три пальца; жилы до подмышки выпороты; кость сломана; плечо перебито; на левой ноге отрезаны три пальца, а с двух сорваны ногти; нога насквозь пробита; на икре выпороты жилы до самого колена; на правой ноге кожа на икре содрана; зубы выбиты. По подозрению в совершении этого преступления было привлечено к допросу восемь евреев: 1) Зорух Лейбович, 2) Гершон Хаскелевич, 3) Лейба Мордхович, 4) Мордхо Янкелевич, 5) Мошко Маиорович, 6) Герц Маиорович, 7) Берка Абрамович и 8) Абрамко Аронович. Так как добровольно они не признали себя виновными, то были арестованы и посажены в тюрьму, по разным камерам, а Лейбович был заключен даже в фольварке. Посидев лишь несколько часов, Лейбович[20] позвал к себе подстаросту и объявил ему, что злодеяние совершено не иными какими либо евреями, а следующими: сыном михновского арендатора Хаскеля, ключником Хаскеля и загалихским корчмарем Мордком Янкелевичем, проживающим в корчме, над бродами. Дело было так, сказал Лейбович: со среды на четверг, после Гамановых дней, на другой неделе, я был послан михновским арендатором с курами к Белогрудскому резнику. Возвращаясь из Белогрудка в ту же среду, уже вечером, мимо загалихинской корчмы, я заметил, что ворота, двери и окна закрыты. Из корчмы доносился крик, как будто голос какого то человека. Никаких слов я не расслышал. Там за стеной я слушал около часу, но не мог узнать, кто там кричал. Раздастся крик и умолкнет, и так повторялось несколько раз. Меня охватил великий страх, и я уехал с курами в Михново. Вернувшись к арендатору, я не застал дома ни сына арендатора, ни ключника. Передавши хозяину кур, я отправился на мельницу. Когда я на рассвете пришел к арендатору, то застал сына и ключника. Я спросил, где они были. Сын арендатора ответил: “я был в Покощевке, цедил там панскую горелку”. А ключник сказал: “я был в Белогрудке на молитве”. На этом разговор и кончился. На другой день в Михново приехал корчмарь загалихской корчмы. Я спросил у него: “кто это кричал у тебя в среду”? Корчмарь ответил: “Белогрудские крестьяне ехали из лесу, выпили по порции горелки и стали шуметь”. Я оставил корчмаря в покое, – и так продолжалось до сих пор. Когда тело покойного было приведено к михновскому священнику, тогда люди стали сходиться; чтобы посмотреть на убитого. И я с ними видел убитого, но в то время кровь из его тела не текла. Я вернулся к своей работе. Спустя час или несколько более, сын арендатора, ключник и загалихский корчмарь пошли посмотреть убитого, говоря: пойдем туда и посмотрим – не еврей ли убит”. Когда они подошли к покойнику, из тела убитого выступила невинная кровь. Так рассказывали люди из общины, и я слышал от них, что кровь текла из трупа. В самую субботу евреев позвали в засланский замок. В субботу же, как только отошел шабаш, арендатор, его сын и ключник поехали на всю ночь, но никуда не могли попасть, целую ночь ездили, блуждали по полям и болотам, а на рассвете вернулись в Михново. По возвращении, сын арендатора поехал в Покощевку, а ключник – в Любар. Ко мне арендатор прислал мальчика с приказанием – седлать коня. На мой вопрос: “куда поедем”? арендатор ответил: “я поеду в Заслав, к Берку Авросеву, и там буду выжидать, что произойдет. Ты поедешь со мною, чтобы я где-либо не попал в воду”. Подходя к коню, арендатор от волнения и страха упал на землю. Я поднял его и посадил на коня. Мы поехали по дороге на Мыслятин. Подъезжая к Мыслятину, арендатор сказал мне: “я поеду в город, к Берку Авросеву. Если что-либо будет нужно, ты там найдешь меня”. Я вернулся в Михново”.

19-го апреля в заседании суда Зорух Лейбович повторил все сказанное им подстаросте. Его показание еще не заключало в себе определенных улик, а ограничивалось только догадками и предположениями; по словам судебного декрета он “tilko ze blakal jezykiem” (только молол языком). Тем не менее суд приобрел уверенность, что следствие попало на верный путь. В заседание вызваны были вторично к допросу все заподозренные евреи. Но ни один из них не сознался. Тогда суд, на основании саксонского права, libro secundo, folio 122, постановил: отбирать у них показания под пытками (растягиваниe на колесе и прижигание свечами). Узнав о таком постaнoвлении суда, сын корчмаря Мордхи Маиоровича, Лейба заявил, что он, без пытки, готов дать показания добровольно, и в заседании Суда 20 апреля объявил следующее: “Гершона Хаскелевича, сына михновского арендатора, уговорил на преступление заславский кагал, а именно: Берка Авросев, – кагальный старшина, Абрамек – кагальный школьник, Лейба – ключник михновского арендатора, Яков – арендатор покощевский, Берка 3акрутецкий – сын арендатора, Мошко Маюрович, Лейба Мордкович, Мордух Янкелевич и Зорух Лейбович, мирошник[21] арендатора михновских мельниц (разоблачитель). Последнего, впрочем, сказал Лейба, мы освобождаем от всякой кары, ибо он не присутствовал при том, как мы все вместе ночью, со среды на четверг, в корчме, что на михновском тракте, в горнице, убивали человека, завязавши ему глаза, а в рот воткнули “жеребца” с веревкой. Для извлечения крови мы ножами вскрывали жилы в тех местах, где было нужно. Нацедивши крови, вышеупомянутые члены кагала налили полную бутылку и мне также дали той крови в бутылочке. Во время печения мацы, я влил ее в тесто, а затем, замесивши, поставил в печь. Потом, согласно закону, мы ели эту мацу в течение двух ночей, а днем ели другую мацу. Покойного Антония, пришедшего ко мне за двое суток перед тем пешком, без коня и сабли, прикрывши подстожинами[22], а платье его – жупан, шапку, штаны, пояс и рубаху, по приказанию вышепоименованных кагальных старшин, присланных в корчму из города, – Гершон бросил в печь и сжег там же под угрозой синагогального проклятия было приказано никому не говорить о происшедшем. Нам сказали: “даже в том случае, если подвергнетесь суровым наказаниям или смертной казни, ни в чем не признавайтесь и не выдавайте того, что знаете, и вы будете мучениками за старую веру”. Мошко Майорович верхом на коне в мешке отвез в Заслав бутылку с кровью и там вручил Берку Авросеву, а он уже знал, кому ее следует передать, – только раввину для благословения”. 23 апреля Лейба Мордухович, вторично опрошенный судом, без пытки, подтвердил свое первое показание и дополнил его некоторыми частностями. “В корчму съехались – говорил он – Гершон Хаскелевич, школьник Абрамек, белгородский арендатор Мошко, покощевский арендатор Яков, закрутецкий арендатор Берк, ключник Лейба и Берк Авросев. Мордко Янкелевич, отец мой, также был в корчме. Что касается Мошки, то он приехал из Покощевки уже после убийства человека. Все указанные лица принесли спящего, пьяного человека в горницу, завязали ему голову какими-то штанами, а затем веревкой и мучили на земле. Я спросил у них: “для чего вы это делаете?” Все закричали на меня, говоря: “а тебе что до того? Мы богаче тебя. Если что и случится, мы заплатим”. Я испугался их и вышел из горницы в избу. Убивши человека, они вытачивали из него кровь в подставленный сосуд, а затем сливали в бутылку. Когда закрутецкиий арендатор (Берк) собирался уезжать, он взял покойника на свой воз. Я боялся дотронуться до трупа, а они сами вынесли его в болото, в лозы, и там прикрыли сенными подонками. Они взяли кровь, а остатки Мошка Майорович отвез в Заслав и там отдал Берку Авросеву. Я думаю, что дело это не могло обойтись без раввина, ибо он обязан благословить эту кровь. Я не настолько сведущ в талмуде, чтобы знать, что произойдет с той кровью. Нам приказали присягнуть, чтобы мы никому не выдавали этой тайны. Что касается одежды, то ее жгли все вместе. Это для того, чтобы вместе же терпеть и муки, если что случится. Для меня также оставили бутылочку с кровью: если бы я не взял ее, евреи там же убили бы меня. Оставленную мне кровь я закопал на дворе, дабы она “не вопияла”', сам же поехал в Михново, где я святковал, ел мацу с другою кровью (insza krew). Хаскел прислал на свое место Гершона, – чрез своего ключника послал кровь в Заслав. Мошко Майорович отдал эту кровь Берку Авросеву. Мой отец (Мордко Майорович) резал ножем и порол жилы покойника”.

Примеру Лейбы Майоровича последовал и сын михновского арендатора – Гершон Хаскелевич. Он давал показание в заседании суда 20-го апреля добровольно, без пыток и, не смотря на то, что в тюрьме он сидел в одиночной камере и допрашиваем был особо от других обвиняемых, его показание совершенно согласно с показанием Лейбы Майоровича. “Все заподозренные евреи – говорил он – вместе со мною, Гершоном, убили того человека в горнице, в корчме, что на михновском тракте, причем вытачивали из него, еще живого, кровь и пороли жилы ножем. Когда выточили кувшин крови, Мошко Майорович отвез в Заслав бутылку с кровью и отдал ее для кагала Берку Авросеву. Обь этой крови знал раввин, а также все кагальные старшины. Остатки крови роздали нам для совершения обряда. Всем нам было приказано, под угрозой синагогального проклятия, никому не говорить о происшедшем, а также никому не сообщать об этом распоряжении. Тело покойного Антония, с зажатым ртом и завязанными платком и веревкой глазами, мы отнесли в лозы, в болото, в подонки. Одежду его – жупан, пояс, штаны и рубашку – я, Гершон Хаскелевич, по приказанию упомянутыx евреев бросил в печь и сжег. Что мы делали, в том я сознаюсь”.

В заседании Суда 28 Апреля Гершон Хаскелевич снова подтвердил свое первоначальное показание и при этом сказал следующее: “когда я был при нагрузке панской горелки в винном погребе в Покощевке, тамошний арендатор Яков обратился ко мне с следующими словами: “Гершон, Мошко белгородский требует тебя зачем -то в загалицкую корчму и я там буду. Мы условились на определенный день. Вечером я поехал в Михново, а когда приехал домой, отец спросил, – зачем я приехал. Я сказал, что для отдыха. Затем, после ужина, ночью, когда мы уже собирались спать, из Заслава приехали на своих лошадях Берк Авросев и заславский школьник Абрамек и просили меня вывести их на белоградскую дорогу. Так как и мне нужно было туда же, я сел к ним на воз и вместе с ними приехал в Загалихскую корчму. Здесь мы застали закрутецкого арендатора Мошка, покощевского арендатора Якова, ключника Лейбу, Мошко Майоровича, Лейбу Мордховича и Мордуха Янкелевича. Здесь же присутствовали я, Гершон Хаскелевич, Берк Авросев и Абрамек -школьник. По приказанию Берка, школьника и других, все мы присягнули над Библией в соблюдении тайны. Зоруха при этом я не видел. По принесении присяги, арендаторы Яков покощевский и Берк закрутецкий подошли к пьяному человеку, закрыли ему штанами глаза и рот и завязали веревкой чрез губы на затылок. Арендаторы ударили его несколько раз обухом секиры. Тогда Мошко белгородский, Берк Авросев и Абрамек - школьник начали вскрывать жилы на руках покойника, а Мордко Янкелевич ударил того человека в плечо. Под кровь поставили миски: на ногах вскрывали вены. Я, Гершон, содрал ногти с двух пальцев на левой ноге. Ключник и вышепоименованные евреи делали тоже. Кровь из мисок сливали в бутылки. Самого покойника мы снесли на воз и, отвезши в лозы, положили под сгнившим сеном. Кровь распределили следующим образом: Яков с Мошком взяли бутылку, Берк со школьником – также бутылку, третью бутылку – белгородские арендаторы, а остальное – Яков покощевский послал, чрез своего шурина, Мошко Майоровича, в Заслав для передачи Берку Авросеву. Я, Гершон, в тот же вечер поехал в Покощевку, а остальные упомянутые евреи разъехались по домам. Что касается платья убитого, то я не знаю, кто его сжег”. – Мошко Майорович, – правда, после пытки, – подтвердил все показанное Зорухом и Гершоном. Один старик еврей, хозяин корчмы, в которой было совершено злодеяние, Мордко Янкелевич, несмотря на пытки (его растягивали колесом и прижигали шинами), ни в чем не сознался и все время упорно молчал. Даже на очной ставке, когда сын его Лейба сказал ему в глаза: “И ты, отец, был при yбийстве покойного Антония”, – он и тогда не хотел ни в чем сознаться, только опустил вниз глаза и путался в словах...

Свидетельские показания обнаружили, кроме обвиняемых, еще многих соучастников в совершенном злодеянии. Но они почему-то не были привлечены к суду, да и из обвиняемых были осуждены только четыре: зато над ними был произнесен приговор чрезвычайно суровый, а именно: 1) содержателя корчмы Мордко Янкелевича суд постановил посадить живым на кол и оставаться ему на колу до тех пор, пока птицы не съедят и пока его безчестные кости не разорвутся и не спадут на землю; 2) с сына михновского арендатора Гершона Хаскелевича, с живого, содрать четыре полосы кожи, вынуть сердце, разрезать его на четыре части и развесить их в окрестностях города, на кольях, прибив гвоздями; голову посадить на кол; а внутренности обмотать вокруг столба виселицы; все это должно висеть до тех пор, пока не будет съедено птицами; костей его никто не должен снимать с кольев; 3) Мошке Майоровичу живому отрубить ноги и обе руки по локти, а самого с отрубленною головою посадить на кол, ноги и руки прибить железными гвоздями к виселичной балке; 4) Лейбу Мордковича – четвертовать живым, голову повесить на кол, внутренности обмотать вокруг виселицы и содрать с него две полосы кожи. – Произнося этот приговор, суд заявил, что он оказывает осужденным снисхождение, так как их следовало бы подвергнуть наказанию по предписаниям магдебургского права, согласным с саксонским правом, т. е. раскаленными щипцами рвать их тела, вырвать глаза, язык и т. п. Тяжело было евреям сознавать, что это “Заславское дело” всему миpy открыло ясно, на какие злодеяния толкает их талмуд, и потому, не смотря на сознание подсудимых, они начали обвинять суд в несправедливости, нахально отрицали существование ритуальных yбийств, осужденных злодеев объявляли невинными и святыми страдальцами, установили в честь их даже особое поминальное богослужение, распространяли лживые брошюры, вроде “Заславских Мучеников”, прославляли извергов в надписях на их надгробных памятниках и т. п.[23]

Суровость наказания осужденных по “Заславскому делу” ничему не научила евреев и не прекратила совершения ими изуверных ритуальных убийств. Уже в следующем, 1748 году, было совершено евреями такое же злодеяние. 18-го Апреля, в четверг, после праздника пасхи, маленькие пастухи нашли близ села Анновки, по пути к Несторовцам, в долине Глубокой, в борозде, прикрытый дерном труп ребенка. По оффициально произведенному осмотру оказалось, что ребенку было не более полутора года от рождения и что он был не убит, а замучен: по средине головы у него было две раны, глаза вынуты, вынуты также язык и передняя часть шеи (вилочка); у правой подмышки – рана, доходящая до самого сердца; на левой руке у подмышника на жилах рана; на правом колене – рана; на правом бедре, близ половых органов рана; что касается остальных имевшихся ран, то они не могли быть исследованы, так как уже сильно почернели. Скоро было доказано, что ребенок этот “незаконнорожденный” и принадлежит крестьянке Мандзе. Мандзя была арестована в селе Чанкове. Она показала, что ребенок ее что зовут его Яном, что ему всего полтора года, что он незаконнорожденный, прижит ею от батрака Леско и что его отняли у нее Дунайгородские евреи – Мендель Ейзикович, Мендель Зейликович и Либерман Гаскелевич. И добровольно несколько раз, и после двукратной пытки, Мандзя показала, что когда она случайно зашла с ребенком в дом, в котором находились означенные евреи, они сперва уговаривали ее поступить к ним в услужение, потом дали ей выпить рюмку водки красного цвета и другую рюмку водки черного цвета, после чего она впала в состояние умопомрачения и потеряла сознание. Евреи вытолкнули ее из дома, а ребенка оставили у себя. Находясь в безсознательном состоянии, Мандзя бродила по различным селениям и полям, ночевала под заборами, пока ее не арестовали. Евреи на суде упорствовали и ни в чем не сознавались; а в свое оправдание от неправильно (будто бы) наведенного на них обвинения в умерщвлении христианского ребенка они ссылались на буллу, данную папою Павлом III 12-го Мая 1540 года, в коей имеется свидетельство о том, что евреи не употребляют христианской крови, а также на привиллегию Сигизмунда Августа, короля польского, в коей указывается, что евреи ни для каких целей не применяют ни христианской крови, ни Св. Тайн. – Что ребенок Ян был замучен евреями по их религиозным побуждениям, в этом суд не сомневался, но он имел основание подозревать, что их соучастницей была и Мандзя, которая могла продать им своего несчастного ребенка. Суд постановил: евреев Менделя Ейзиковича, Менделя Зейликовича и Либермана Гаскелевича, заслуживающих по закону, изложенному в Саксонском Зерцале книга III, артикул 39, наказания смертью, подвергнуть только тюремному заключению на срок одного года и шести недель, в виду того, что даже при допросах под пыткою они объявляли себя невиновными в этом преступлении, хотя всегда тысячными приговорами подтверждалось, что евреи жаждут христианской крови”[24].

В 1750 году такое же злодеяние было совершено евреями в Каменец-Подольске[25], а в 1753 году – в Житомире[26]. На основании свидетельских показаний, данных евреями, и сознании самих виновников, ужасное злoдеяниe, совершенное близ Житомира, оффициально представляется в следующем виде. Евреи Еля и Янкель, арендаторы Марковой Волицы, были подговорены Шнайером – харлеевским арендатором, также Кивою – арендатором паволоцким и Шнайером – такошним раввином, чтобы они какъ-нибудь достали христианское дитя для заклания его. 20-го Апреля 1753 года в страстную пятницу, отыскивая своих лошадей, они встретили в роще младенца, не имевшаго еще и трех лет от роду, по имени StStephanа, слезшего с повозки своего отца шляхтича Адама Студзинского и шедшого к деревне Марковой Волице, – поймали его и отвели  густой лес, где еврей Еля продержал его до поздней ночи, а ночью, вместе с Янкелем, принес его в корчму, в Маркову Волицу, где они накормили его хлебом, напитанным водкою, и положили на печку. На печке ребенок спал всю ночь, утром, в великую субботу, когда он проснулся, его опять накормили мацою с водкою, хлебом и медом, после чего он уснул и  таком положении оставался весь день, а когда он пробуждался, его забавляли разными игрушками. В полночь в корчму прибыли евреи Кива Мошкович, Шнайер-раввин поволоцкий, Дыдус Ирш, Майер Мордухович, Мейер из Харлевки с Давидом, Беркой и Хаимом из Ходорковки, Зайвел из Кациловки, Мовша из Сокульчи и Мовша из Котлярки. Напоив ребенка медом, все эти изуверы приступили к исполнению своего ужасного намерения. Паволоцкий раввин, поставил ребенка на лавку, завязал ему глаза и велел идти домой. Ребенок спустившись на землю, пошел-было прямо к дверям. Это привело евреев в смущение. Но еврей Кива, схватив ребенка за руки, поставил его опять на той же лавке и, зажав ему рот клещами, приступил к убийству и выпущению невинной крови. Обнажив ребенка, евреи поставили его в лохань и, после молитвы, раввин Шнайдер первый вонзил ему нож под сердце, потом уже другие начали колоть и мучить его гвоздями, большими булавками, и забивать под ногти гвозди, безпрестанно поднимали его вверх и опускали вниз для большего истечения крови. Наконец, Шнайдер, харлеевский арендатор,  взяв уже едва дышащего ребенка в руки, свернул ему голову и держал его в таком положении до истечения из него последней капли крови. Потом, разлив кровь в разную посуду, изуверные евреи разошлись по домам, а тело ребенка, измученного и исколотого, Зейвел и Еля отнесли в ближайший лес и положили лицом на землю. Там оно и найдено было родителями невинного младенца на первый день Пасхи Христовой, после обедни. Вот каким, в главных частях, представляется это ужасное злодеяние по показаниям еврейки Брайны, жены Ели, и еврейки Фружи, жены Янкеля, арендаторов Марковой Волицы, подтвержденных впоследствии добровольным сознанием их мужей Ели и Янкеля. Суд покарал злодеев суровым наказанием, постановив, чтобы евреи раввин Шнайдер и Кива, Майер Еля и Янкельбыли ведены палачом к виселице в городе Житомире с “пылающими” руками, которые наперед должны быть обвиты пенькой и облиты смолою, а по приведении их к виселице выдрать у них на теле из плечей по три полосы, засим четвертовать живых, головы их посадить на коль, а тела повесить; сообщников их евреев – Давида Дыдуса, Давыдка, Берка и Хаима, Мовшу из Сокульчи и Мовшу из Котлярки четвертовать на лобном месте под виселицей, живых, “головы их посадить на кол, а тела повесить; Зейвелю, объявившему желание принять крещение, отрубить тoлькo голову. Убежавшего из-под стражи еврея Иршу по арестовании, также четвертовать живым, голову посадить на кол и тело повесить.

27-го Марта 1759 года, ровно за три недели до Пасхи, внезапно исчез в селе Ступнице, близ Перемышля, ребенок по имени Григорий, сын вдовы Оленки, христианин, православного вероисповедания, 3 лет и 10 недель от роду. Усиленные розыски и расспросы были безуспешны. Между тем жена еврея арендатора Эйзика уверенно предсказывала Оленке, что ребенок отыщется и при этом старалась у нее выпытать, кого, собственно, она подозревает в предполагаемом убийстве ее ребенка. Три недели спустя, в первый день Пасхи, ребенок вдруг был найден портным из с. Ступницы Яном Карпинским, в поле, возле дороги, неподалеку от корчмы, исколотым и изувеченным, с отрезанными языком, нижней губой, левой ручонкой у самого плеча и половыми органами, со скрученными истерзанными суставами уцелевших рук и ног. Когда тело несли мимо корчмы, кровь сама потекла из невинного младенца, а позже, при предъявлении его народу в городе Перемышле она вторично ручьем полилась из надколотых и порезанных суставов. Подозрение пало на евреев, но они упорно отказывались неведением и невиновностью. “Лучше мне черта проглотить, чем эту кровь пить”, – кричал еврей Майорович. “Старшие могут знать, – говорил еврей Беньяш Лайбович – мне же ничего неизвестно; если меня будут мучить и я выдержу, то хорошо, а нет, – пусть меня черти возьмут... и в своей вере не буду, и иной не хочу, и не знаю, в какой вере умру. Пусть меня черти возьмут”. Тем не менее суд был уверен, что злодеяние было совершено евреями[27].

В 1760 году в местечке Чeронолозах Войславицкого округа раввинами Гершкою Юзефовичем и Сендером Зыскелюком, при участии двух старшин еврейской Войславицкой синагоги, был замучен и умерщвлен, а потом выброшен в лес на съедение собакам христианский ребенок – сын крестьян Мартина и Екатерины Андрейчуков “с целью выцедить из него кровь”. Один из подсудимых раввин повесился еще в тюрьме, а остальные были казнены, хотя и приняли крещение пред самою казнью на площади[28].

Примечания

[1] Даль. стр. 48; Лютостанский, II, стр. 12.

[2] Срв. И. О. Кузьмин. Материалы. стр. 56-58.

[3] Даль. стр. 48; Лютостанский, II. стр. 12-13.

[4] Даль, стр. 48-49; Лютостанский. II. стр. 13.

[5] Ibid.

[6] И. О. Кузьмин, Матеrаls, стр. 80-92; Декрет Люблинского Трибунала; Даль, стр. 50-61; Лютостанский, II, стр. 14.

[7] И. О. Кузьмин, Материалы, стр. 253.

[8] Eisenmenger, Т. II, р. 228; у Даля, стр. 51; Лютостанский, II, стр. 15.

[9] Eisenmenger, Т. II, р. 224; у Кузьмина, Материалы, стр. 254; Abrege du proces falt aux Juifs de Mets, 1670; у Даля, стр. 52; Лютостанский, II, стр. 15.

[10] Срв. Лютостанский. стр. 33-34; Даль, стр. 62.

[11] И. О. Кузьмин, Материалы, стр. 101-104.

[12] Даль, стр. 53; Лютостанский, II, стр. 16.

[13] Лютостанский, II. стр. 16, 36.

[14] И. О. Кузьмин. Материалы, стр. 104-119.

[15] И. О. Кузьмин. Маториалы, стр. 119 – 125.

[16] У Крашевского Obrasy Zycia i podrozy 1842, т. I p. 61 рассказ об этом событии не во всем соответствует действительности.

[17] Даль, стр. 53: Лютостанский, II, стр. 17.

[18] Ремиссийный декрет главного литовского трибунала по жалобе. полоцких иезуитов на полоцких евреев за истязание и умерщвление ими христианской женщины у Кузьмина. Материалы, стр. 125-130.

[19] И. О. Кузьмин. Материалы: Декрет Люблинского трибунала. Стр. 131-132.

[20] Лейбович – мельник, михновского арендатора Хаскеля.

[21] Т. е. мельник.

[22] Почти всегда полусгнившее сено, под стогами.

[23] Срв. И. О. Кузьмин, Материалы: Декрет Кременецкого Магистрата по делу об убийстве в г. Заславе католика Антония. Стр. 131-159; Лютостанский, II, стр. 15-55.

[24] Срв. И. О. Кузьмин, Материалы: Декрет по Дунайгородскому делу. Стр. 160-172.

[25] Срв. И. О. Кузьмин, Материалы: Декрет по Дунайгородскому делу. Стр. 160-172.

[26] Даль. стр. 53; Лютостанский, II, стр. 17.

[27] И. О. Кузьмин, Материалы: Ступницкий процесс; а) добровольные показания евреев; b) показания евреев под пытками; с) приговор суда. Стр. 177-185.

[28] И. О. Кузьмин, Материалы: Войславицкий процесс, стр. 216-219.

Вернуться к оглавлению

О смысле и значении кровавых жертвоприношений в дохристианском мире и о так называемых ритуальных убийствах. Доклад, прочитанный 18 окт. 1913 в Русском собрании в С.-Петербурге по поводу дела Бейлиса. Харьков, 1914

Электронная версия книги перепечатывается с сайта http://www.holytrue.ru/ 

Здесь читайте:

Черносотенцы в лицах (биографический указатель).

Правые организации в России. Начало XX века.

Вадим Кожинов "Россия век XX" Кто такие черносотенцы?

Россия в первые годы XX века  (хронологическая таблица).

Погромы еврейские, организация которых приписывается черносотенцам.

Сокращения (в том числе краткая расшифровка аббревиатур).

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА