Александр Байгушев

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Александр Байгушев

АНТИ-БУШИН

= памфлет =

Тринадцать пунктов анамнеза садиста

10. На что теперь пытался  спровоцировать меня мракобес В.Бушин? Камень преткновения – мемуарный эпос поэта Станислава Куняева «Поэзия. Судьба. Россия»

- Слушай, Александр Иннокентьевич, ладно хрен с ним – де Кюстином, я же говорю, я его не читал. Хрен с ней, с Кондопогой. Что ты всё на кровь Кондопоги сворачиваешь? Почему-то это мы должны из-за нее все наши русские принципиальные идейные разборки прекратить? Размежевываться острее надо. А уж только потом будем действовать. А с Кондопогой без нас разберутся. На то есть правоохранительные органы. Ты мне лучше ответь. Говоришь, что купил одну окаянную книгу, а потом руки долго хлоркой мыл? Значит, ты читал мою новую книгу «Огонь по своим»? Ах, только листал? Только сегодня купил на книжной ярмарке в Олимпийском на проспекте Мира? Ну, вот видишь, как тебе удачно позвонил. На ловца и зверь бежит! Ты шокирован заголовком моего сборника? Ничего ты не понимаешь?! Я еще раз тебе внушаю - сейчас по Ленину действовать надо. Будем размежевываться?! Как бы ты к Ленину не относился, ты же не будешь утверждать, что он был слабый политик. Вот и я политически вопрос ставлю, хоть все и считают меня за коверного на цирковой арене, что я публику разносами своими развлекаюю. Нет, не равзвлекаю. А веду определенную линию на размежевание с такими беспринципными патриотами, как ваш хваленый «Несгибаемый Стас», как его команда, окопавшаяся в «Нашем современнике». Дело в том, что прогнулся Стас. Под евреев лег. Я заметил, ты в «Нашем современнике» уж минимум лет десять не печатался. В «Завтра», в «Литературной газете», в «Литературной России», в «Молодой гвардии», в «Дне литературы», в «Московском Парнасе» тебя вижу, а в куняевский «Наш современник», я приметил, – ты не ногой. Со времен Татьяны Глушковой и Александра Кротова, твоих друзей закадычных и единомышленников, когда они в «Молодой гвардии» и «Русском соборе» раздраконили на вынос тела антисоветский ожидовившийся «Наш современник», печатавший Шафаревича, Агурского и компанию. Тогда чья это была акция? Чья стратегическая разведка за Глушковой и Кротовым стояла? Молчишь? Значит, мы с тобой, выходит, вольно или невольно – единомышленники. Проханов меня поддерживает, Мухин меня так своим другом считает. А почему? Потому что я правду-матку режу. И вот ты и почитай с уважением к моим сединам мой «Огонь по своим», какой я на исходе лет отважный. Половину своей программной, принципиальнейшей книги я трусливому «Нашему мовременнику» и, главное, самому беспринципному поэту, гнилушке Станиславу Куняеву посвятил – и в пух и прах «гнилушку» разнес. Чтобы люди видели, кто у нас сегодня, вместо Герценов, «Былое и думы» нахально берется писать. Нашелся новый Эренбург. Мы, помнишь, в 60-х годах зачитывались мемуарным шеститомником Ильи Эренбурга «Люди. Годы. Жизнь». Так это были не мемуары, а эпопея – вся картина советской власти была, как на ладони. Но кто был Эренбург? Гигант, подобный Герцену. А кто Куняев? Со свиным рылом вылез в калашный ряд. Даже в подражание Илье Григорьевичу свой мемуарный эпос тоже в три слова назвал «Поэзия. Судьба. Россия». Нахал! С кем себя равняет. С самим Эренбургом! И Герцен и Эренбург крепкую руку имели – на ложу были повязаны. А Куняев, -информирую тебя между нами точно, - вне ложи. Ха-ха! Сомнут его!  Кто вне ложи, те обречены. Давай поможем процессу! Тебе зачтется в Закулисе. Шутка! Но надо, надо нам объединить усилия правых и левых русских националистов и от куняевского трехтомника камня на камне не оставить. Куняев слишком много на себя взял. Он всего лишь популярный поэт, а взялся играть с Закулисой, а Закулису розгами сечет. Но Куняев смотрит на все вещи однобоко - только сквозь еврейскую призму и наряду с правильными суждениями порой низвергает такую чушь, что уши вянут. Широты взгляда у него нет. Ты усек?  Оцени, что я тебе сам позвонил. Я тебя информировал не от себя только. Не промахнись. Вокруг куняевских мумаров большая игра грядет. Хватай свой шанс. Я тебе кое-что наглядно объясню. Вот, допустим, вспоминает Куняев, как Павел Антокольский выступал у вас в МГУ, ты же в МГУ вместе со Стасом учился, на собрании литобъединения: «Хорошие времена наступают, многие известные имена писателей вам предстоит для себя открыть – Бабеля. Мандельштама, Ясенского, Марину Цветаеву. А из молодых читайте Межирова и Гудзенко!». Вот так Куняев и вспоминает. Но трудно поверить, чтобы вот так на подбор Антокольский рекламировал сплошь еврейские имена, кроме Цветаевой, и то, которая замужем была за Эфроном, евреем-гэпэушником. Это не Антокольский своих нахваливал, я не верю, что он настолько уж был откровенен. Это в самом Куняеве его обида, что Слуцкий ему не додал, за шабесгойя держал, говорит. Есть такие типы, сначала в еврейку влюбятся – женятся, а потом разведутся и на всю жизнь становятся яростными антисемитами. У Куняева сначала роман был с Борисом Слуцким, любовь до гроба – потом развелись, и Куняев – вдруг стал страшный антисемит. Он и про Цветаеву вспоминает: «появился альманах «Литературная Москва и там – стихи Цветаевой с предисловием Эренбурга. И  мемуарист приходит к выводу: «я предполагаю, что Антокольский и Эренбург вспомнили в 1956 году Цветаеву в первую очередь еще и потому, что знали одно ее до сих пор мало известное стихотворение 1916 года «Евреям». Ну, разве это не сдвиг у «Несгибаемого Стаса» по фазе? Несгибаемый, а согнулся! Ха-ха! Или просто у него гэпэушный склад ума, хоть таких туда на пушечный выстрел не подпускали. Там тех, кто нагло пишут «Письма в ЦК КПСС» по вопросу о международном сионизме, иначе как мутящими воду в гражданском обществе, как особо опасными «инакомыслящими» не считают. А наш «Несгибаемый Стас»-то хорош! Во-первых, откуда ему известно, что Антокольский и Эренбург знали и помнили об этом сорокалетней давности стихотворении? Я имею ввиду цветаевских «Евреев». Во-вторых, Цветаева – столь яркая поэтесса, что ее, как и Лермонтова, и евреи любят без всяких стихов о евреях. В-третьих, сам же Куняев обвиняет Цветаеву в том, что она после Эфрона могла стать антисемиткой. Если так, то не естественнее ли допустить, что именно это было известно Антокольскому и Эренбургу, именно эту обиду они помнили, а не то, что предполагает Куняев. Глядя на вещи через ту же еврейскую призму, Куняев объявил, что ему только сейчас открылось, что в выступлении Константина Паустовского на обсуждении романа Владимира Дудинцева «Не хлебом едином» в 1956 году там же у вас в МГУ…  Ты же вроде, Александр Иннокентьевич, насколько мне помнится, это обсуждение и организовывал - не должен забыть… Так вот. Неужели это так было? По мемуарам Куняева выходит, что одна фраза стала ключевой, обеспечившей Паустовскому неожиданную славу и популярность. Подумать только, всего одна-единственная фраза, и на тебе – слава и популярность! Ох, мне бы такую фразу! А то Маркса писал, писал «им» – и даже Госпремии не дали. Скажи уж, дело прошлое. Почему твой шеф Суслов меня вычеркнул? Не ты подсказал? Шутка! Всё сложнее было, я понимаю. А у Куняева всё слишком примитивно. Одна фраза в нужный момент! Да что же это за волшебная фраза? А вот: «Циники мракобесы, не стесняясь и не боясь ничего, открыто вели погромные речи». Сказал, выступил против антисемитизма – и слава в кармане! Эх, если бы все так просто было, то я бы у Швыдкого давно госпремию получил. А вот не дает, тянет. Нет, учитывается широкое общественное мнение. Да знает ли Куняев, что тогда замечательному писателю Паустовскому было уже 65 лет, за плечами у него было множество прекрасных книг. А выходит, что признали только, когда против антисемитизма Паустовский выступил. Только это помогло. А слышал ли Куняев о писателе Григории Свирском, авторе романа «Университет»? Он только тем и занимался, что днем и ночью произносил речи против антисемитизма. Да еще какие свирепые! Но где же его слава? Почему не нагрянула популярность? Не обнаружив их, он от огорчения укатил в Израиль… Уверяя, что Цветаева могла быть сегодня страстной юдофилкой, а завтра антисемиткой, мемуарист, как мне сдается сам такой. Он приехал учиться  из Калуги в Москву. Принят в МГУ. Столица велика – ищи жилье, где хочешь. Но он поселяется у старого еврея Максима Семеновича. Кто его неволил? Надо полагать, все дело во взаимной симпатии. Затем решил найти себе литературного, наставника, покровителя. В Москве около двух тысяч поэтов-покровителей любой нации. Но Куняев, вначале примерившись к Василию Федорову и Льву Ошанину, в конце концов, выбирает еврея Слуцкого? Не Твардовского, который ему ближе по духу и стилю творчества, который к нему благоволил, а Слуцкого. Почему? Видимо, по взаимному влечению. Надо устраиваться на работу. В Москве были редакции по составу сплошь русские, например, «Молодая гвардия» или «Октябрь», где только один Идашкин разнообразил картину. Нет, Куняев поступает в «Знамя». И там видит: «Отделом критики заведует «полужидок» Самуил Дмитриев, его помощник твой университетский дружок Лев Аннинский. Ты за Аннинского в огонь и в воду, а он полукровок. Скоро придет еще на подмогу Наталья Иванова (Аронова). В отделе публицистики сидят Александр Кривицкий, Миша Рощин (Гибельман) и Нина Каданер. Секретарь редакции – Фаня Левина». Что ж, это угнетало юную душу русского патриота? Отнюдь! Он ведет себя совершенно как Янкель в «Тарасе Бульбе». Он только что вернулся из города, осажденного запорожцами, и Тарас его спрашивает: «Видел там наших?» - «Как же радостно восклицает Янкель, - Наших там много: Ицка, Рахум, Самуйло…»

 Бушин настроился на свой излюбленный поток разорванного сознания» со сплошными отточиями и закатил мне длиннющий монолог. Глухарь самозабвенно токовал. Конечно, оказалось, что толстокожему, как дьявольски извивающаяся Анаконда, «жидовствующему» Бушину русская трагедия в Кондопоге по фене. Отщепенец, я теперь уже был в этом совершенно уверен, позвонил мне, потому что не сомневался, что я по дурной привычке литературного критика следить за всеми новинками, даже говенными, уже купил его только что вышедшую книгу. Может быть, ему это даже и подсказали в книжной  лавке – в 30-й секции, где продается патриотическая литература. На постоянной Книжной ярмарке на Олимпийском стадионе на Проспекте Мира, устоялся круг постоянных покупателей всех «новинок», многие друг друга знают в лицо. Во всяком случае, Бушин, чувствовалось, явно обстоятельно подготовился к телефонному разговору со мной по своей чудовищной расстрельной «новинке». И теперь втюхивал мне заранее продуманный (хоть и кажущийся, на внешний взгляд, сугубо ассоциативным) провокационный текст. Пытался поймать меня на крючок провокации, может быть, даже и не им одним, а с помощью специалистов Ф.Д. Бобкова хорошо спланированной.

Я не выдержал:

-  Владимир Сергеевич, ты что? Мне всю свою новую мерзкую книжку «Огонь по своим» будешь зачитывать? Я ехал, по дороге в метро листал – видел эти страницы. Я быстро читаю – у меня филологический профессиональный навык чтения. Я всю книжку твою уже зримо вижу и в памяти крепко держу. Руки после неё хлоркой не зря мыл. От меня-то, ты чего хочешь? Я ведь, насколько понимаю, ты не для того мне вдруг позвонил, чтобы  я за тебя порадовался, что у тебя такая книжка вышла? Считаешь, что это моя тема? Ну, в смысле русско-еврейских разборок? Понимаю, что ты получил информацию, что я этой темой давно и серьезно, работая на Суслова, занимался. Но так я только что, ты, конечно, видел в журнале «Молодая гвардия» на книжку Сергея Семанова, выпущенную им именно под таким названием, свою  развернутую рецензию написал. Вроде бы мне повторяться, не удобно. К тому же я сейчас несколько скорректировал свою позицию. Оказавшись перед жутким фактом Кондопоги, я считаю, что нам сейчас надо бы все-таки временно, до менее опасных времен отложить прямые русско-еврейские разборки в сторону. Перед возникшей общей для нас с евреями опасностью – нелегальной иммиграцией все прямые «разборки» отходят на второй план. Нельзя сражаться на два фронта, Гитлер с такой уж мощной структурой был, и тот проиграл.  В газете «Завтра» готовят большую дискуссию по моей статье «Хазарские страсти», в которой я предлагаю встать как в Отечественной войне всем – и русским и евреям плечу к плечу. И - дать отпор жуткой опасности со стороны неконтролируемой волны саранчи, подобно тому, как Древняя Русь по кличу Сергия Радонежского объединилась и поднялась  против «поганых».  А уж только потом давай будем заниматься всякими там внутренними «русско-еврейскими разборками». Я и самому Сергею Семанову это прямо сказал, что все-таки внешний враг всегда  опаснее внутреннего. И Олегу Платонову при всем моем уважении к нему готов это же сказать. Мировое Правительство – враг внешний. А вот нелегальная иммиграция – она уже внутри страны, она разлагает, сжирает Россию, не разбирая, где великоросы, где русские евреи.

- Плохо ты листал мой «Огонь по своим», Александр Иннокентьевич. Хоть и хвалишься своим «филологическим чтением». Не понял, по чему я наношу главный удар. Еврейская тема – это у меня только фон. Для того, чтобы показать гнилое «двурушничество» Станислава Куняева!  «Наш современник» и Куняев – вот на сегодня для  всего патриотического движения враг №1.  Вот где главная идея моего манифеста «Огонь по своим». Я подчеркиваю отсутствие твердой советской позиции в претенциозном куняевском мемуарном эпосе «Поэзия. Судьба. Россия». Этот самонадеянный нахал, считающий себя вторым Некрасовым, назвал даже свой первый том воспоминаний «Русский человек». Это он-то образцовый русский человек? Некрасов «Кому на Руси жить написал?», а Куняев – «добро должно быть с кулаками» - несравнимые величины.  Я со «Стасиком» недавно говорил. Куняев считает, что я ему просто завидую. Он – второй Некрасов, а я пасквилянт Бушин, ниже уровня Зощенко. Так вот я и показываю в манифесте «Огонь по своим», что Куняев взялся соперничать с Герценом и Эренбургом,  и ради славы пророка и вещего поэта  даже по отношению к евреям свою позицию по ходу лукаво сменил. Сначала с ними лобызался, потом евреев предал, скатился к самому черносотенному антисемитизму. Он утверждает, что  прозрел, так же, как Вадим Кожинов, так же, как ты о себе пишешь в своем «Русском Ордене внутри КПСС». Но прозрение прозрению рознь. Куняев уж слишком круто завернул.

- Ну, и Герцен тоже круто поменял свои позиции. На 180 градусов. «Было и думы» начинается с восславления западничества, а заканчивается твердым почвенным «славянофильством». И это абсолютно объяснимо: мемуарный эпос – это тот же роман, хотя и строго документальный. Герой развивается духовно, формирует и даже кардинально меняет свои взгляды. Такого рода мемуары пишутся по законам жанра исповедального романа. Я как раз читал трехтомник «Поэзия. Судьба. Россия» с восторгом, многое для себя будто заново открыл, хотя уж знаю не меньше Куняева про закулисную жизнь Союза писателей и всей высшей партэлиты. Но я увидел не только очень искренне и добросовестно описанное время. Я увидел позицию  подлинного русского патриота и духовного вождя нации. А евреи? Без них, так уж сложилось, но нет русской духовной жизни. Они – дрожжи. На отношении к еврейству проверяется и формируется каждая русская подлинная личность. Не надо еврейство делать пупом земли. Но считаться с еврействуем мы все обязаны, если хотим сохранить Россию. Я согласен со всеми оценками Куняева – но он не на евреях зациклился, он просто как истинный русский поэт смотрит в суть времени, которое, повторяю тебе, вне внутреннего тысячелетнего (еще с иудейского Великого Хазарского Каганата!), движущего историю Росиию по принципу гегелевской триады отрицания отрицания, вне сакрального  конфликта русских с евреями  понять нельзя. Нравятся кому-то евреи или нет -  за скобки их не вынесешь, сразу это ложью будет. Но главная удача Куняева -  не честно описанные евреи, вроде очень глубоко показанного Слуцкого. Главное: пронзительно откровенно раскрытое русское «я» главного героя. Он многое на своем примере мне объяснил, чего я недопонимал, хотя и занимался конспирологией, стратегическими исследованиями. Вроде бы куда уж копать глубже. Я читал трехтомник Станислава Куняева, как будто про себя самого. У меня тоже среди моих учителей и друзей, как у Куняева, было много учителей и друзей из евреев. И я не собираюсь от них отказываться? Ты нажимаешь на Бориса Слуцкого, что он вывел Куняева в люди. Но Борис Слуцкий – прекрасный поэт. Поэтического дара-то у него отнимешь. Кстати, если ты читал мою книгу критики «Точка зрения», то там есть мой диалог со Львом Аннинским о поэзии – о Слуцком, Межирове и Самойлове, трех крупных еврейских поэтах.  Диалог этот в свое время был опубликован в журнале «Дон» (1973, № 4). В разгар андроповского антисемитизма. В «Октябре» статью Кочетов хотел дать, чтобы его не считали антисемитом. А еврей Идашкин уперся, на цензуру стал ссылаться. Нас пригласили с Аннинским на редколегию в «Октябрь» – поганая была редколлегия. Идашкин запугал Кочетова, что тот сдает позиции либералам и сионистам. Пришлось нам в «Доне» статью печатать, подальше от самоцензуры Идашкиных. Мы с Аннинским оба отдаем дань особого уважения Слуцкому, как достойному сопернику Твардовского во «фронтовой поэзии». И, кстати, ты не прав, что только Борис Слуцкий вывел Куняева в люди. На Куняева, ты же сам это признаешь, положил глаз Твардовский.   Валентина Сорокина, которого ты постоянно пинаешь, оценил сам Василий Федоров. А Станислава Куняева – сам Александр Твордовский. Его именно слово, помню, было решающим, когда в Госкомиздате (я присутствовал на этом заседании) решался вопрос о якобы «слишком раннем» «Избранном» для молодого поэта Куняева. Не подождать ли? Кстати, Твардовский даже дал мне интервью на зарубеж для АПН,  что видит своего поэтического преемника именно в Станиславе Куняеве. Интервью это мы хотели дать в «Вестнике Союзной Информации АПН» и на Советский Союз, но нашлись доброхоты, протрепались Борису Слуцкому, и тот устроил Твардовскому сцену, что тот отбивает у него, у Слуцкого, его лучших учеников. Отдел поэзии был слабым местом в «Новом Мире». Не в пример сильному отделу прозы. Так что, вместо «Знамени», молодому Куняеву светил «Новый мир». Но не сложилось у Куняева с Твардовским, из-за того, что Твардовский решил не обижать, мягко скажем, «приболевшего» Слуцкого. Хотя, на мой взгляд, тут преемственность более напрашивалась. И вообще это не корректно с твоей стороны попрекать Куняева, что он пошел работать к евреям в «Знамя»», а не в  русскую «Молодую гвардию». Не мы выбирали – за нас выбирали. Я вот тоже хотел и мог бы, меня Виктор Чалмаев приглашал,  начинать свой творческий путь членом коллегии в «Молодой гвардии». А потом Анатолий Иванов много раз на критику приглашал. Но негласный «Русский Орден» (назовем это так, хотя знаю, что ты «Русский Орден» не очень признаешь) посчитал, что я буду более полезен, работая в чужом стане. Сначала в сплошь «еврейском» «Московском комсомольце», а затем и вовсе спецкором в «ихнем» АПН, затем главным редактором в «Новом Телявиве» (так в народе всегда называли Останкинский телевизионный городок). У меня одно светлое окно в жизни было, когда я нормально дышал в здоровой обстановке - когда я работал заместителем главного редактора в издательстве «Современник», ставшим тогда при Прокушеве, Сорокине и при мне - при покровительстве Черненко штабом «Русского Ордена». Так что прямолинейных решений и траекторий взлета для наших людей не было. Шла борьба за позиции. Станислав Куняев пишет в своих мемуарах мудро и честно, как всё тогда у нас было. Он ничего не придумывает, он, напротив, искренен даже тогда, когда обстоятельства были явно не в его пользу. Ты молчишь про все свои провалы – как тебя отовсюду выгоняли. Ты себя постоянно обеляешь. Куняев не скрывает, как его пинали. У него задача в воспоминаниях не себя обелить, а время через свое трагическое русское «я» («я» популярного и влиятельного поэта, но не  «deus eх machina», не Бога из машины) нам показать. Причем,  очень ценно, что Станислав Куняев не боится, что с ним сведут счеты наемные киллеры, вроде тебя, «Заградчик», и постоянно приоткрывает даже занавес в Закулису. На том уровне работает, на каком в закулисные игры была посвящена творческая интеллигенция, – не шушера, разменная монета, вроде тебя,  а именно её цвет – её думающие люди. При этом Станислав Куняев не был, как мы с тобой, Владимир Сергеевич, мягко скажем, «людьми номенклатуры». В отличие от нас с тобой, ему не давали закулисных консультаций, а тем более, указаний, как, бывало нам с тобой (признайся уж насчет «Пятки»). Куняев тем замечателен, что  всегда думал сам за себя и за того же Вадима Кожинова, ставшего наперсником его поэтической судьбы. Мы с тобой, Владимир Сергеевич, можем в сторонке выяснить, кто на кого работал. Кто, условно говоря, на русский лагерь, кто на лагерь еврейский? Кто из нас на кого был повязан. И насколько мы сами кого-то «повязывали» - дорогой бывший Главный редактор зарубежного радио (а это высшая номенклатура органов) уже с 50-х годов, вброшенный потом в писательскую среду для деликатных дел. Я тебя не клеймлю клеймом сексота. Признаю, ты искренне пытался на что-то влиять. Тобой скорее манипулировали, но ты сопротивлялся. Признайся – сопротивлялся хоть? Все мы пытались не быть пешками, а на что-то влиять.  Но люди судят нас не по «повязанностям», а по реалиям, кто, что для русского движения сделал. Ты считаешь себя русским, а вот для русских никогда ничего не делал. Хоть одного молодого поэта ты в люди вывел? Кому ты рекомендации в Союз писателей дал? Кого защитил? А ведь молодым всегда очень трудно входить в творческую жизнь. Из трехтомника Станислава Куняева «Поэзия. Судьба. Россия», по крайней мере, молодому поколению есть что почерпнуть, есть поучиться, как делать себя в творчестве. Да, я не оговорился - делать себя! Поэт всегда – пророк. Во всяком случае, в России. Станислав Куняев принял крест поэта, понес его - русским вещим поэтом, пророком стал. Ты нет. Ты всё финтил. У тебя нет языка. Но у Слуцкого тоже никогда не было языка. Он взял другим – образностью, исповедальностью. Ты не стал пророком в поэзии, ты и не стал хотя бы малюсеньким, уровня надутого, как мыльный пузырь, Багрицкого, но поэтом. И нечего тебе Куняеву завидовать – сам ты виноват, что нашел себя только в одних пасквилях. А в последнее время я тебя, Владимир Сергеевич, вообще не понимаю. Кто тебе Куняева заказал? Бобков Филипп Денисович? Бывший начальник 5-го управления КГБ по борьбе с инакомыслящями,  по преемству перешедший обслуживать «Еврейский конгресс» Гусинского? Ты давно с ним встречался? Почему ты вдруг избрал мишенью своей книги «Огонь по своим» мемуарный эпос Куняева «Поэзия. Судьба. Россия»? Кому писательский подвиг Куняева стал поперек горла? У нас же с 60-х годов, когда Эренбург закончил свой тот шеститомный мемуарный эпос – полный вакуум. Никто из крупных писателей не дерзал увидеть себя на фоне эпохи - в зеркале времени. Никто не отваживался попытаться максимально исповедально и обнаженно искренне разобраться, как его собственная поэтическая драма связана с советской государственной исторической трагедией и высокой трагедией русских идей. Станислав Куняев дерзнул. Солидное писательское имя и личное участие во многих политических событиях несомненно дают ему на это святое право. Он никогда не оставался в стороне от пульса общественно-политической жизни. Порой даже задавал тон и определял  общественные настроения. Достаточно вспомнить его суперзнаменитое, ставшее притчей во языцех Письмо в ЦК КПСС по практике внутрисоветского сионизма (1977). Вся страна с замиранием сердца тогда следила – снимут ли поднявшегося во весь рост над бруствером русского поэта Станислава Куняева жидовствующие снайпера? Отправят ли его перевоспитываться в ГУЛАГ, как Леонида Бородина? Вышлют ли, как Солженицына (тот тоже ведь сгорел на том, что написал открытое обращение к советским вождям)? Посоветуют ли тихо уехать – скатертью дорога под присмотром Лубянки! – как Владимиру Максимову и Александру Зиновьеву? Или – вдруг помилуют и только выкинут из секретарей Московского отделения Союза писателей, чтобы не учил уму разуму саму партию? Тогда «Русский Орден внутри КПСС» - я понимаю, что тебе не нравится это название. Оно, конечно, условное. Ну, считай,  проще говоря, что русские люди, сумевшие негласно организоваться внутри правящей «чужой», «интернациональной» (= иудейской) партии… Ну, так вот. Ты же должен помнить,  как удачно мы тогда пропустили копию отчаянного письма Станислава Куняева  через массовый машинописный «русский самиздат», не дали писательский вопль Куняева замолчать, сделали его наивный крик событием в общественной жизни. И - тем самым спасли для нации своего поэта – поэта, ты тут прав,  именно некрасовского уровня. Генсек Брежнев не любил раздувать огонь, предпочитал спускать обострения на тормозах, и Куняева тогда «всего лишь» убрали из  номенклатурных функционеров Союза писателей, даже из партии не исключили. Выходит, практически признали письмо Куняева в ЦК КПСС по содержанию честным и правильным. Вроде бы, в сравнении с Бородиным, или Солженицыным, или Иосифом Бродским, Куняев легко отделался.  Но вот этого-то ему никогда не могли простить. До сих пор не могут простить. Как же это он на Голгофу поднялся, а его не распяли? Ты, - погляди в свою нутро, Бушин, - именно письма Куняева в ЦК КПСС о «сионизме» до сих пор ты  своим русофобским, своим «жидовствующим» нутром не можешь ему простить. Оттого и взбесился, выдал себя с потрохами сборником «Огонь по своим»

- Не правда, я с Куняевым как раз после того его письма дружить начал. Я пытался его ближе понять (интересно бы узнать по чьему заданию? – А.Б). Ты, Александр Иннокентьевич, со всеми твоими претензиями на страгическое мышление поразительно однолинеен. Ты видишь только два лагеря: «своих», русских и «ихних», евреев,  и ты упорно меня, к «ихним», не к «своим»  относишь? Да, мне единственному только поставили на дачу в Красновидово прямой московский телефон. Я всех соседей евреев обошел, они завидуют. Но это не Бобков, как ты подозреваешь, на деньги Гусинского мне его ставил. А кто, не твое дело. Я просто давно выше всех ваших литературных лагерей - парю, как истинный марксист, «последний ленинец» возвышаюсь над групповыми пристрастиями. Читал я твою книгу «Русская партия внутри КПСС». Отношу ее к «Новинкам русской фантастики». Два крыла тайной внутриполитической доктрины Брежнева под кодовым названием «Двуглавый орел». Два крыла орла, условно говоря, две группировки внутри правящей элиты «Иудейская партия внутри КПСС»  и «Русская партия внутри КПСС». Ты прожженый аппаратчик, из главных редакторов не вылезал, к Брежневу на дачу в Заречье с его дочкой Галей вполз на коленках – тебе виднее, может быть, там в вашей клоаке высшей партийной номенклатуры, и были какие скрытные две партии, два крыла. Но это были ваши «партократские» аппаратные сабантуйчики, благодаря которым вы народ и предали.  А я с народом всегда был. И у нас для народа двух партий никогда не было. Для народа у нас всегда была единая партия, единая советская власть. И я это единство честно, искренно и самоотверженно монолитное единство советской власти и монолитное единство партии из всех сил пропагандировал. Наплевав на таких, как ты, подпольщик хренов, как помешавшийся на Боженьке Ганичев  и как «собиратель», как давалка, которая всем давала, Куняев, как еще твой закадычный дружок, профессор жидоедства Семанов, которому ты подобострастно предисловия к историческим монографиям пишешь. Пошли вы все - со всеми вашими русскими, а на деле религиозными, черносотенными замашками. «Трахал» я вас и буду «трахать!

Вот так со мной закончил «Мракобес» Вл. Бушин свой разговор по телефону. Я сознательно оставляю за ним слово. Он ведь сам раскрывает себя в нем предельно ясно.

Вернуться к оглавлению

Здесь читайте:

Александр Байгушев (авторская страница).

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА