|
|
Князева (Тюпина) Вера Михайловна родилась в 1914 г. В 20-е годы семья
переехала в д. Итыкус Промышленновского района Кемеровской области. Живет в п.
Абышево Рассказ записала Тюпина Ольга в октябре 1999 г.
Отец - Михаил, мать - Ольга Степановна имели 6 детей: Анастасия, Ольга, я,
Александр, Михаил, Евдокия. У нас с мужем (Сергеем Ивановичем 1914 г. р.) -
только один Гриша. Была девочка, умерла в войну.
В годы коллективизация я была небольшая. Лет 14 мне было. Но помню, что мы
отдали в колхоз все: и лошадь, и сбрую, и телеги, и плуги. Сначала у нас был
какой-то ТОЗ. Не знаю, что это такое, но работали все вместе (пахали, убирали
хлеб), а лошадей своих домой приводили. Это потом, когда начались колхозы,
лошадей сдали. А в ТОЗах работали на своих лошадях. Эти ТОЗы, наверное, сделали
для того, чтобы люди помаленьку к колхозу привыкали.
Потом в нашей деревне Итыкусе коммуна стала. В неё согнали всех хозяев, забрали
и лошадей, и коров. Звали и нас, но мы в коммуну не заходили. Да и куда
заходить? В коммуне каждая семья получала в день всего по литру молока. Подумать
только! Бабы в коммуне ругались, еды не хватало. Коровы стали дохнуть. Коровы
мычат, бабы кричат и плачут. Разобрали потом каждая свою корову. Увели домой.
Коммуну бросили.
Организовали колхоз. В колхозе сначала было трудно. А потом жизнь наладилась.
Хорошая стала жизнь. Веселая, спокойная. Сильно спокойная. Никто ни у кого не
воровал. Хлеба давали много. Боже упаси, взять чужое. Мы даже ночью не
закрывались на крючки. Потом к нам в колхоз из других мест приезжали. Вступали в
него, работали. Правда, сердцу трудно было, что на твоей лошади кто-то чужой
работал. Он её не жалел, бил.
До колхоза наша семья бедная была. Сильно бедная! Мама нас привезла сюда из
Казани. Там голод был. Кобылка (саранча - ред.) черной тучей пронеслась. Всё
ссекала, всё снесла с земли: и хлеб, и траву. Народ умирал с голоду. Привезла и
заболела тифом. Нас сначала сдали в детский дом. Потом мама выздоровела. Жили на
квартире у вдовушки. Нанимались прясть на богатых людей. Богатые к нам плохо
относились. Работали мы на них, работали… А они нас обратом кормили. Это
обезжиренное молоко такое. Его пропустят через сепаратор, и в нем только водичка
и оставалась. Прядешь, прядешь… Мы маленькими девочками были. Спать охота. Даже
тошнило от этого. Голова кружилась. Мама нам сказки рассказывала, только чтобы
мы не спали. Только приляжем, а мама нас будит. Мол, кто же нас кормить станет,
надо прясть, иначе с голоду умрем. Мы даже помиру ходили. Идешь, побираешься, а
богатые возьмут, собак спустят… Плохо богатые относились к бедным людям.
Помню, что родители сильно не хотели заходить в колхоз. За это нас взяли и
выслали. Хорошо, что хоть в этом же районе. Дали нам землю и разрешили
строиться. Мужики быстро отстроили деревню Она у нас широкая, зеленая
получилась. А потом и в Землянскую пришла коллективизация, людей стали загонять
в колхозы. Куда дальше бежать? Соединили нас с д. Абышевой. И решили мы, что
хватит бегать от коллективизации. Сначала всё нам там дико было. Мы долго не
могли сообразить, - как это так? У нас не будет ни лошади, ни коровы, ни телеги,
ни плуга. Страшно было! Боялись, что войдем в колхоз и будем голодными. Но
ничего! Жизнь направилась. Хорошая стала, спокойная. Народ дружный был. У кого,
какое, бывало, горе случится, сойдемся вместе, погорюем и опять работаем.
Когда раскулачивали, страшно было. Приедут, начинают выселять. У нас спрашивали,
работали ли мы на них. Кто говорил, что работал, а кто скрывал это, говорил, что
не работал. Всё равно жалко их делалось. Куда люди поедут? Куда их повезут? Что
с их детьми будет? Стоим, плачем… . А кто-то и не жалел их. Говорил, что так им
и надо! В деревне сказывали, что их отправляли в какой-то Нарым, в тайгу. Их
там, говорят, много погибло. Ты не знаешь, что за Нарым такой?
Коллективизация прошла, и деревня сильно хорошая стала. Много строиться стали.
Электричество провели, радио. Это хорошо! Никто из крестьян не жалел о
доколхозной жизни. Сейчас, вот, жалеем, что колхоз развалили. Хотя, знаешь! И до
колхоза мы плохо жили, и когда колхозы начались, тоже не сладко. Это потом
наладилось. А так, нищими мы были. Весь народ был расстроенный. Но единолично…,
хуже той жизни не было. Надо было всем всё свое иметь. А здесь всё общее. Купили
всем колхозом, оно и легче. Мы потом даже и не замечали, как новые машины и
трактора приобретали.
Колхоз нам создавать приезжали люди из города. Мы к ним относились со страхом.
Ведь не знали, что они задумали, что они делают, как жизнь нашу повернут?
Человек привык жить по-старому и боится перемен в жизни. Боялись мы тех людей. А
оно оказалось неплохо! К хорошей жизни мы подошли. А сейчас всё развалили. Наш
труд куда-то ушёл. В деревне, вот, полно машин. Запружена деревня машинами. А
мы, старые люди, как заболеем, так нас некому в больницу подвести. И никто на
нас не смотрит, никому мы не нужны.
Мы много работали. Нас, как тогда говорили, на работу гоняли. Никаких детских
ясель не было. Никого не интересовало, с кем остались твои дети. Всех гнали на
работу. Хорошо, если старики в семье были, доглядывали за детьми. Жила у нас в
Абашево одна женщина. Она почему-то не всегда ходила на работу. То ли детей не с
кем оставить, то ли ещё что. Но часто не ходила, не могла выполнять колхозную
работу. Вот её и сослали в тайгу. Там она и погибла. Об этом у нас все говорили.
Председателя и бригадиром мы всегда слушались. Выполняли всё, что они скажут.
Скотина всегда сытая была. Никогда такого не было, чтобы мы скотину бросили
голодной. Дисциплина у нас была. Начальство свое мы очень слушались. Наш
зоотехник до сих пор всем рассказывает про нас, говорит, что очень легко было с
нами работать. А сейчас - до трех суток скотина стоит не кормленная и не
доенная. Пьянки у нас не было. Только на праздники: Новый год, 8 марта, 7
ноября, 1 мая. На эти праздники нам давали отдыхать. Пьяных в деревне не было.
Никто колхозное добро не воровал. Ничего не брали. Возьмешь, отвечать будешь.
Будет время, тебе дадут. А сам не смей брать. Боже спаси! Правда, во время войны
мы на сушилку детишек брали. Нажаришь им зерна, они наедятся. Домой не носили.
Домой идешь, проверят карманы. Не бери! На работу едем с песнями, с работы - с
песнями. Весело нам было! Жизнь направилась. Кто только её сейчас развалил? Как
жалко! Сейчас рабочий материт начальника, на работу не идёт, скотину бросает, не
жалеет её.
Бывало, соберут колхозное собрание. Все люди придут на него. Выступит
председатель, отчитается перед нами. Потом из ревизионной комиссии расскажут,
сколько получили прибыли, куда её потратили. Отчитывались перед народом. А как
же! До коллективизации было плохо. Всё своими руками надо было делать, ткали,
пряли, шили. А теперь товары стали привозить, мы их покупали. Легче стало. Как,
какой год был. Если урожайный, - то на трудодни хорошо получали. А который год,
так, не очень. Деньгами, правда, мы очень мало получали. Мы понимали, что колхоз
надо поднимать. Откуда же он возьмет деньги, чтобы купить для колхоза коров,
свиней, машины, трактора? Откладывать надо было деньги для колхоза. Мы это
понимали. Жили своим трудом. Направили всё. Но оно сейчас разорилось. Куда-то
всё подевалось.
В колхозе жили не все одинаково. Хорошо жили председатель и бригадиры. Они,
конечно, богато жили. Были грамотными, поэтому больше всех и получали. А мы
должны были своим трудовым потом зарабатывать на жизнь.
Пенсионеры у нас были. Правда, - не сразу, а в 60-м году. Когда я пошла на
пенсию, то получала 28 руб. Но на эту пенсию я могла купить фуфайку, галоши,
сахару, мыла, да ещё на хлеб оставалось. Про то, что колхозники не имели
паспортов, я ничего не знаю. У меня его не было, а почему, не знаю. У нас
главным документом была трудовая книжка. Когда у меня украли корову, и я должна
была ехать в город в милицию. Я боялась. Но мне сказали, что с трудовой книжкой
я могу ехать куда хочу. Паспорта не было. Корову тогда мою нашли. Да, чего её
было не найти, когда я знала вора из местного начальства. Он тут всех подмазал,
и правду я найти не могла. Помог военный прокурор из Кемерова (шла война),
который их всех поснимал и корову мне вернули.
Когда началась война, мужики пошли на фронт. Плакали, а шли. Да и как не
пойдешь? Могли сильно наказать. Муж мой тоже пошел. Погиб. Как было мужикам не
плакать? Ведь оставлял жену с маленькими детьми. Без хлеба. Тогда же урожай
плохой был. На рабочего давали в МТС всего 500 гр. хлеба. А семья как жить
будет? В деревне ещё можно было жить. Огород был, картошка. А город совсем
голодный был. Остались одни женщины да дети. У нас на Землянском всех мужиков
забрали. Был один старик, он нами, бабами, и командовал. Я пахала на быках.
Намучалась я с ними. Бык такой упрямый. Ляжет в борозду, мол, устал. Ты с ним
что хочешь делай. Лежит и всё. Пока не отдохнет. Сядешь с ним рядом, плачешь. На
своих коровах по заданию колхоза мы боронили. Дадут три гектара, и борони! Всё
сдавали государству. Мы понимали, что армию надо кормить. Потянули мы горя с
этой войной. Мы много работали. Но я никогда, никуда не ездила отдыхать. Не
знаю, что такое курорт. Всю жизнь в деревне.
После войны только и хорошо стали жить. Правда, по норме жили. Держать можно
было только одну корову. Молоко сдавали государству - по 300 л. с хозяйства.
Мясо сдавали, шерсть. Мы все время проводили на колхозных работах. А себе сено
косили ночами. Ночь светлая, дети спят в траве, а ты косишь. После войны
разрешили и днем косить. Правда, косить можно было только по кочкам. На хорошей
ровной земле косили только колхозу. А сейчас, вот, наступило хорошее время.
Каждому из нас дали свой покос на хороших лугах. Теперь мы знаем, где косить.
Ещё и траву посеют. Только коси! О, это очень хорошо!
В Абышево клуб был. Молодежь в нем танцы под гармошку устраивала. Частушки.
Изба-читальня была. Была часовенка. А вот много ли народу туда ходило, как
относились к священнику, я не знаю. Сама не ходила. Была школа. Дети учились
охотно. Учитель в деревне - большой человек. А как же! Он детей наших учит. С
ним здоровались и старый и малый. Не то, что сейчас, учителя не во что не
ставят.
Я не помню, чтобы люди о политике говорили. Про Ленина говорили, что он
заставлял учиться. Всё трепали его слова - "учитесь, учитесь и учитесь". Про
Сталина боялись что-то сказать. Какой-то нехороший человек услышит про Сталина
плохие слова, сразу же тебя и утопит. Не в реке, конечно… . Ну, ты понимаешь!
Это сейчас говорят про руководителей всё что угодно. И им почему-то за это
ничего не бывает. А тогда боялись. О! Как люди боялись! Вот поэтому и была
дисциплина. Я что-то и выборов не помню. Не было их тогда. Это сейчас всё выборы
да выборы.
Тогда боялись, и поэтому никто не воровал. А сейчас получишь пенсию и боишься.
Внук ещё ничего не сделает, а чужих боишься. Мало сейчас нормальных людей. Шибко
мало нормального народу. Весь народ сгубленный. Как-то порвало у меня воду.
Вызвала слесаря. Пришёл парнишка и говорит, что тебе, мол, бабка, вода не нужна,
помирать пора. Это как же так! Выкабениваются перед старым человеком. Сделал,
как попало! А я ему ещё и деньги заплатила. Сейчас никто не следит, кто сколько
тащит. Всё и разорили. Дисциплина зависит от начальства. А оно не работает. Я
отработала своё. Передала детям. А наши дети вон что сделали. Это наши дети
разорили жизнь. А теперь и внуки "доделывают", то есть все разрушают. Была бы
дисциплина, всё бы было по-другому!
Ничего хорошего эта реформа не дает. Всё хуже и хуже!
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
|
