|
Панкратов Алексей Федорович родился в 1907 г. в Тамбовской губернии,
переехал в д. Покровку Кемеровской области. Рассказ записывался Берестовой
Натальей со слов его сына Юрия Алексеевича в декабре 1999 г.
Отец родился в семье, где кроме него было ещё три сестры и два брата. Когда
он женился, то имел только двух сыновей: Юрия и Виктора. Отец вырос в зажиточной
семье, где все работали, не покладая рук, с утра до вечера.
Годы коллективизации всегда связывались у отца с чем-то горьким и тяжелым.
Рассказывал нам о ней он не очень охотно. Во время таких рассказов часто тяжело
вздыхал и надолго замолкал. Он считал, что коллективизация была направлена на
искоренение истинных тружеников и хозяев своей земли. По его словам, когда в
деревне только-только заговорили о коллективизации, многие в это не поверили. Не
могли даже представить, что такое может быть. Не понимали, для чего это
делается. Всем было страшно потерять своё имущество. И люди спрашивали друг у
друга, что же с нами теперь будет!?
Деревня была разношерстной: бедняки, середняки, зажиточные. К беднякам относили
крестьян, не имевших скота. У них, как правило, семьи были очень большими, с
кучей ребятишек. Бедняки жили тем, что зарабатывали, идя в наем к зажиточным
крестьянам. Отношение к ним в деревне было двояким: одни их жалели, помогали,
чем могли (дадут кусок хлеба, что-нибудь из одежды), другие считали их лодырями
и лентяями.
Эти-то бедняки потом и раскулачивали хозяев. Забирали имущество, скот, зерно,
землю. Никто не смотрел, что у хозяина пять-шесть ребятишек. Раскулаченных в
деревне жалели, так как все знали, что свое имущество они заработали сами, своим
трудом, своими руками.
Семью отца тоже раскулачили по доносу одного предателя. У них отобрали
имущество, но сослали недалеко, в том же районе. Им повезло. Потом их обратно в
деревню вернули и в колхоз приняли. Сказали, что ошиблись. Других же ссылали
куда-то дальше в Сибирь. Везли в вагонах для перевозки скота. С собой разрешали
брать только хлеба кусок, да на себя что-то одеть. Всё их имущество шло прахом.
О раскулаченных мало что знали. Они иногда писали родственникам в селе о том,
как они устроились на новом месте. Но это очень редко случалось.
До коллективизации деревня жила спокойно: поля убраны, скотина ухожена, хлеб в
закромах. Все друг другу доверяли, ни от кого не запирались, никто чужого не
брал. Все, как одна семья, были. И пьяницы у нас были. Да где их только нету?! А
как пришла коллективизация, так всё и смешалось: и скотина, и хлеб общими стали.
Многие дома стояли заколоченными. Дворы - пусты. Всё сразу осиротело. Сначала на
всё это было дико смотреть. Но ничего! Потом попривыкли и к этому.
В колхоз звали обещаниями. Говорили, что все будут жить одинаково хорошо. Те,
кто победней, сразу поверили этим обещаниям, стали вступать в колхоз. Но
зажиточные не доверяли этим словам, боялись потерять своё кровное. Были случаи и
силой загоняли в колхоз. Тогда крику, слез и ругани было полно. Были и такие,
кто колхозам сопротивлялся: скотину травили, зерно жгли, и вообще всякую "порч"
делали. Их потом "врагами народа" назвали, ссылали, а, бывало, и расстреливали.
Это чтобы другим неповадно было колхозам сопротивляться.
Активистами колхозов были, конечно, бедняки. Но встречались и середняки и даже
зажиточные крестьяне. К этим активистам люди по-разному относились. Кто-то их
уважать стал, кто завидовать, а кто презирать и называть "прихвостнями советской
власти".
До коллективизации все одевались примерно одинаково: рубахи да порты самотканные,
лапти да онучи. Кто побогаче, тот имел рубаху понаряднее, да стол помасляннее.
Ну, а после коллективизации, глядишь, босяком был, а сейчас активистом колхоза
стал, в "кулацких" штанах да кушаке щеголяет. Разве такого можно уважать?
Работали в колхозе весь световой день. Трудодни зависели от урожая. На них
получалось от полкилограмма до килограмма хлеба. Но этого, конечно, на семью не
хватало. Поэтому и брали колхозное добро. Воровством это не считали. Считали,
что сам заработал, сам и бери. А нам говорили: "Не смей брать, это не твоё!" Как
же это не твое, когда ты его сам сделал. Потом закон "о колосках" вышел. Его ещё
называли законом о горсте гороха. Если ты идешь с поля и насыпал зерна в карман,
ты сразу же - враг народа. Штраф тебе и арест! В колхозах как-то делалось всё
так, что всем поровну должно доставаться. Но ведь работали по-разному! Лодыри
привыкли за чужой счет жить, не работать, а получать. Вот и портили всем кровь.
Хозяйствовали так, что в 1933-1934 гг., а также в годы войны и после неё был
голод. Вымирали целыми семьями, а то и деревнями. (1)
Мы, конечно, могли бы и уехать. Но куда? Где было лучше? Да и паспортов у нас не
было. Была только трудовая книжка, которая удостоверяла личность колхозника. Не
уезжали мы из деревни и потому, что с детства к земле были приучены. Другого-то
ничего больше делать не умели. Только за землей ухаживать.
На войну люди пошли охотно. Правда, больше, - кто победней. А кто побогаче -
скрывались от набора и дезертировали из армии. За ними по лесам гонялись. Мало
народу вернулось. Из нашей деревни взяли человек сто, а здоровыми вернулись
всего три-четыре человека. Да ещё 5-6 человек - калеками.
Тяжело было и в послевоенные годы. Голод и разруха! Да выкарабкались как-то. В
колхозе стали лучше работать, привыкли, видать. У колхозников уже и свои
хозяйства завелись. Но численность поголовья в наших личных хозяйствах
государство держало под контролем. Налоги большие заставляло платить.
Потом в колхозах неплохо стало. Кто работал, тот и жил справно, а кто
бездельничал, тот и лапу сосал. Но как бы там не было, наш отец своих детей
послал в город учиться. Говорил, что хоть в деревне и лучше жить стало, но
нищета как она была, так и есть и будет.
В деревне грамотных уважали. За советом к ним ходили. Но их было слишком мало.
Самое большое в деревне оканчивали 7 классов. А так, в основном, - один, два
класса. Лишь бы читать да расписаться умел. Когда открыли ликбезы, все охотно в
них ходили. Днем работаешь, а вечером - ликбез. Это было, наверное, как
развлечение.
Раньше в деревне была церковь. В неё люди постоянно ходили. Бывало, придешь в
церковь, а на душе легче становится. Но церковь разрушили. Очень жалко! У нас в
деревне многие забрали церковные иконы к себе домой, и там тайно молились. Для
чего церковь разрушили? Непонятно. А теперь, вот, опять строят.
О политике мы говорили мало. В основном из-за того, что ничего в ней не
понимали. Но к нам приезжали лектора и всё разъясняли. Но на выборы мы ходили
все. Не придти было невозможно. Заставляли.
Потом у нас в деревне клуб построили. Туда собирались все от мала до велика. То
кино покажут, то лекцию прочитают…. Весело было.
А в нынешнее время все колхозы разорились. Власти позабыли про порядок. Каждый
мимо своего кармана не пронесет. В целом в годы реформ жизнь лучше наладилась. К
старым порядкам всё возвращается.
Выходит, мы зря пострадали?!
Примечание:
1) О том, как велось хозяйство в колхозах даёт представление документ:
Информация секретарю Мариинского РК ВКП(б)
о проработке речи тов. Сталина в колхозе "Завет Ленина" Константиновского
сельсовета.
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
Информация секретарю Мариинского РК
ВКП(б) о проработке речи тов. Сталина в колхозе "Завет Ленина"
Константиновского сельсовета. (документ)
|