Вагнер, Николай Петрович |
|
1829-1907 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Николай Петрович Вагнер
Вагнер, Николай Петрович [1829, Богословский завод на Урале, - 22.III(4.IV).1907 Петербург] – русский ученый и писатель. Профессор зоологии Казанского (с 1860), затем Петербургского (с 1871) университетов. Автор трудов по зоологии, организатор и директор (1881-1899) Соловецкой биологической станции, крупный исследователь фауны Белого моря. В 1877-1879 годах издавал научно-популярный журнал «Свет». В. принадлежат статьи, в которых он выступил сторонником спиритизма. В 1891 году был избран президентом Русского общества экспериментальной психологии. В проявил себя и как талантливый писатель. Наибольшую популярность приобрела его книга «Сказки Кота-Мурлыки» (1872), в которую вошло 25 сказок, многократно переиздававшихся. Основная тема их – борьба добра со злом – воплощается в фантастических и аллегорических сюжетах с налетом мистицизма. Для них характерна также философско-психологическая трактовка нравственных вопросов. Сказки Вагнера вызвали в свое время острую полемику в педагогической среде. Вагнер - также автор повестей, рассказов и романа «Темный путь» (т. 1-2, 1890. Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах. Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», т.1, М., 1962. Вагнер Николай Петрович (18[30].07.1829—21.03[3.04]. 1907), ученый и писатель. Родился на Богословском заводе на Урале, закончил Казанский университет. Профессор зоологии Казанского (с 1860), затем Петербургского (с 1871) университетов. Автор трудов по зоологии, организатор и директор (1881—99) Соловецкой биологической станции, крупный исследователь фауны Белого моря. В 1877—79 издавал и редактировал научно-популярный журнал «Свет». В 1891 был избран президентом Русского общества экспериментальной психологии. Вагнер проявил себя и как талантливый писатель. Наибольшую популярность приобрела его книга «Сказки Кота-Мурлыки» (1872), в которую вошло 25 сказок, многократно переиздававшихся. Основная тема их — борьба добра со злом — воплощается в фантастических и аллегорических сюжетах. В яркой и увлекательной форме Вагнер стремится направить ум и чувства читателя в сторону подвига и добра. Добро всегда мистически побеждает зло. Для сказок Вагнера характерна философско-психологическая трактовка нравственных вопросов. Сказки Вагнера вызвали в свое время острую полемику в педагогической среде. Вагнер также автор повестей, рассказов и антинигилистического романа «Темный путь» (Т. 1—2). В романе Вагнера впервые в русской литературе раскрывается международный заговор сионистов, стремящихся к мировому господству и готовых использовать для достижения своих целей самые низкие средства. Абстрактное зло из сказок Кота-Мурлыки в романе «Темный путь» воплощается в конкретное зло мирового сионизма. Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа. И.И. Ясинский про Н.П. ВагнераКстати об атмосфере лжи. Летом дети поехали на дачу в Териоки. Было это уже в 1892 году. Там проживали художники Маттэ 951 и Репин. Они ходили ко мне, мы беседовали о новых направлениях в искусстве. Отзывчивый и чуткий Репин ухватился однажды за тему, которую я наметил ему: время темное, не скажу, чтобы совсем беспросветное, еще не все звезды погасли на русском небе, но наш мир полон каких-то сомнительных призраков, миражей, и наша действительность иногда является сплошным обманом. Не знаешь, куда идти, где поскользнешься, где напорешься на рожон. — Напишите вы, Илья Ефимович, вот какую картину: вокруг стола сидят почтенные люди, положим, генералы, штатские, военные, дамы и занимаются вызовом духов. Темно, а в дверях, откуда чуть брезжит луч света, стоят слуги с недоумением и страхом на лицах. Не знаю, почему Репин не написал такой картины. А между тем и один из натурщиков жил под боком; в нескольких шагах от дачи, занимаемой моими детьми, находилась дача профессора Николая Петровича Вагнера, знаменитого в то время спирита и духовидца. Вагнер производил на меня странное впечатление. Сутуловатый, угрюмый, с тусклым тяжелым взглядом бесцветных глаз, какой-то полинялый и погруженный в себя. Он встретил меня на утренней прогулке и прямо обратился ко мне с приглашением: — Зайдите ко мне сейчас на чашку чая. Я покажу вам кое-что в своем кабинете интересное. Конечно, я воспользовался его приглашением. На веранде жена его, кажется, Татьяна Петровна или Татьяна Алексеевна, высокая плотная дама, приветливо поздоровалась со мною и, угощая, уверенно сказала, по-видимому, нисколько не думая шутить, хотя Вагнер и отнесся к ее словам как к шутке: — Вы только не вздумайте верить Николаю Петровичу. Он наговорит вам чудес в решете. Это все плод его воображения. Он только что убедил меня, что у него в кабинете сидит дух какой-то барышни, умершей в прошлом столетии. Она, изволите видеть, воскресла и воплотилась для него. Да ничего подобного! Там, кроме пауков и ящериц да двух-трех лягушек, ничего нет. Вагнер сделал гримасу, что-то просопел и молча стал втягивать в себя чай с молоком. Незадолго перед этим — может быть, года за два — в «Новом времени» было напечатано странное заявление профессора Вагнера: в его письменном столе лежала какая-то рукопись под замком, лежала всего несколько дней, и когда он захотел познакомиться с нею и выдвинул ящик, то вместо рукописи оказался вяленый сиг. Профессор усмотрел в этом чудо и решил поделиться со всем образованным миром своим замечательным открытием, заключающимся в том, что иногда некоторые рукописи могут превращаться в копченых рыб. Прошел день, и в том же «Новом времени» появилось другое письмо. Гувернантка детей Вагнера, француженка, объяснила чудо следующим образом: она желала подшутить над профессором, вынула рукопись и вместо нее положила копченого сига. Она никак не ожидала, что профессор серьезно отнесется к ее проделке и известит весь образованный мир о мнимом чуде. Опасаясь, что легковерие профессора может дурно отразиться на некоторых тупых головах, она скрепя сердце считает своим долгом публично извиниться и за профессора, и за себя. Когда госпожа Вагнер так сразу же, не стесняясь, заговорила со мною о барышне с того света, пребывание которой в его кабинете профессор Вагнер считал фактом, я подумал, что пером гувернантки руководила она и что между реально настроенной дамой и мистическим спутником жизни происходит вечная война. В кабинете профессора, куда он меня, однако, все-таки увлек, в самом деле ничего не было, кроме пауков с заспиртованными ящерицами, тритонами и головастиками. — Вы хорошенько осмотритесь, — начал профессор, — вглядитесь во все скопления сумрака, которых почему-то много именно в этой комнате. Свет одинаково проникает в нее, как и в другие комнаты, но сумеречных скоплений гораздо больше. Когда всматриваешься в один из них, наиболее плотный, то в конце концов выделяется весьма определенная материальная фигура, которая смотрит, улыбается, движется, выходит, идет к вам навстречу, подает руку, ощущаешь ткань ее одежды, гладкость ее кожи, шелест ее дыхания. Моя жена очень хороший человек и отличная хозяйка, но интеллект ее не воспринимает некоторой высшей имматериальное™. Не думаю, чтобы ее отношение ко мне и к моему учению могло сейчас подействовать на вас, хотя в известной степени это могло быть. Я читал в «Слове» ваши статьи по естествознанию и некоторые ваши рассказы, я бы сказал, с некоторой мистической проникновенностью в бытие, я тоже читал, и мне кажется, что мы с вами сойдемся. Наши углы зрения совпадут в конце концов, если что-нибудь враждебное не оттолкнет нас друг от друга на первых же порах. В числе странных опытов, которые производил над ящерицами профессор Вагнер, оказался экземпляр с веерообразным хвостом. Я вспомнил, что еще гимназистом я добился такой веерообразности у ящериц и что это ужасно просто, но профессор подал мне факт как нечто таинственное и трудно объяснимое. — Я хочу воспитать теперь ящериц о нескольких головах, хотя тут хирургический прием труднее. Когда я родил от профессора, жена его остановила меня и сказала: — Что же, конечно, ничего не видели? Я, конечно, не сомневалась в этом. А в городе Николаю Петровичу легче добыть девицу, которая стала бы разыгрывать роль потустороннего духа. И вы уже, наверное, слышали об этих девицах. Одна Кэтти Кинг чего стоит. Вы представьте, нахалка, которая без церемонии поселяется в кабинете профессора, имеет наглость выходить к утреннему чаю и смотрит на всех такими невинными глазами, точно она в самом деле ангел небесный. То враждебное, чего боялся Вагнер, должно быть, в самом деле помешало моему дальнейшему с ним сближению и даже знакомству. Надо заметить, что столоверчение и дровидение в 90-х годах страшно распространено было в Петербурге. Это была болезнь лжи. Эта странная болезнь, которой не только хотели ввести других в заблуждение, но и самим хотелось обмана во что бы то ни стало, охватила все круги общества. Даже студенчество занималось спиритизмом. В одном почтенном доме я застал в полутемной гостиной за столом в пытливом ожидании таинственных стуков мать семейства, сравнительно очень интеллигентную даму, ее двух сыновей, студента и гимназиста, товарища министра, престарелого генерала, сподвижника Муравьева-Амурского. Все с напряженным вниманием прислушивались к легкому треску в круглой столешнице. Мое появление, по-видимому, прогнало духа, который был уже близок. — Присаживайтесь, пожалуйста, к нам, входите в круг, а то вы мешаете, — сказал мне гимназист. На товарище министра, у которого было чрезвычайно культурное лицо, был надет зеленый колпак из папиросной бумаги, потому что недавно была елка, и такие колпаки разных цветов дети вытаскивают из хлопушек. В качестве человека с слегка преувеличенной наблюдательностью я заметил, что колено министра в зеленом колпаке чересчур прижималось к колену хозяйки дома. Между тем к этому товарищу министра у меня было дело по серьезному литературному вопросу, и на другой день, явившись к нему в департамент, я чувствовал себя неловко. Мне было стыдно разговаривать с ним, и все то, что он наобещал мне, казалось мне обманом, я ничему не поверил, да так и вышло на самом деле: он меня обманул. За этой завесой лжи, лицемерия политического, христианского, семейного и сознания никчемности жизни, посвященной погоне за удовлетворением потребностей, внушаемых инстинктами голода и т.п., совершалась между тем трагедия другой действительности и там совершались невероятные жестокости, кипели кровавые слезы, угасали великие умы в непосильной борьбе с чудовищами деспотизма, и даже не в борьбе, а под гнусным сапогом тирана, под его плеткой, висели на веревках позорной смертью. Было два мира, две действительности, и обе они томились: надпольный мир и подпольный мир, мир «вольный» и мир застеночный. Иногда они протягивали друг другу руки, и казалось, близко время, когда руки эти сомкнутся в общем пожатии, но клубился туман лжи и отравлял трусостью и недоверием друг к другу все русское общество. В армии солдаты боялись друг друга, хотя, если бы они сговорились, никакая офицерская дисциплина не могла бы с ними совладать, и так же во флоте, и так же среди рабочих. Классы естественно враждовали между собою. Крестьяне ненавидели помещиков, помещики боялись крестьян, капиталисты жали рабочих, рабочие ненавидели капиталистов. Все угнетаемые ненавидели угнетателей и обратно, и однако же при встрече друг с другом угнетаемые не смели обнаружить свои чувства, угнетатели расписывались в своей любви к угнетаемым. Правительство видело в дворянах главную опору для себя. Крестьян царь называл своими возлюбленными подданными и даже объявлял себя их отцом. Наверху балы сменялись балами, магазины трещали от обилия товаров, а городские окраины и деревни гнили в нищете, развлечение находили в праздничных драках и в пьянстве. Чувствовалось, что в этом, сколоченном из противоречий, общежитии, в этом государстве, составленном из острых углов, нет не только прочности, но нет и равновесия и оно клонится к падению. В Териоках я жил недолго. На Бассейной, в новой моей квартире, я застал большой беспорядок. Приехал я как раз в самый разгар пира, который задал служащий у меня Григорий своим знакомым. В маленькой комнате мебель была перевернута кверху ногами, обои загажены. — Почему столько стеарину на обоях? — спросил я Григория. Он отвечал: — Развлекались тушением стеариновых огарков. — Что же в этом забавного нашли? — За отсутствием интеллигентности, — мрачно объяснил мне Григорий. За отсутствием интеллигентности, собираясь у меня в следующие дни, не называю их по именам, пьянствовали некоторые писатели. Утром явился Федоров и всех пригласил сотрудничать в журнале «Наше время». А.Р. Кугель сейчас же назвал журнал «Наша пища». Федоров надавал авансов и быстро прекратил издание. Через некоторое время появился другой издатель. Он приехал из Москвы, наприглашал писателей, дал всем большие авансы, толстый, прожорливый, и жадно съел бесчисленное множество бутербродов и всяких закусок, которыми он хотел угощать спешивших домой писателей. Мы спросили: — Для чего же вы издаете газету, в сущности? Какой у вас план, какое направление? — А это уж будет зависеть от вас, господа, я издаю, потому что мне скучно. Никто серьезно к нему не отнесся, авансов ему не возвратили, да он их и не требовал и к изданию газеты или журнала так и не приступил. Из журналов и газет процветали исключительно «Новое время» и «Петербургская газета», не считая иллюстрированных журналов. Худеков справил с некоторой торжественностью юбилей «Петербургской газеты» 952, и все сотрудники получили серебряные подарки, а некоторые золотые. Худеков в конце юбилея стал плакать. —Этакие-то прелести существуют на белом свете, ешь себе, сколько хочешь! Осетрина, семга, ветчина, устрицы, шампанское, а между тем придет смерть и надо будет сложить руки на груди, и понесут тебя на кладбище. Нет справедливости на свете! Ну, пусть умирают другие, зачем же и мне-то умирать? — За дело, свинья, — сказал Лесков по этому поводу, впрочем, не вслух, хотя и невдалеке от Худекова. Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010, с. 472-478. Примечания951. Имеется в виду художник-гравер В.В. Матэ. См. о нем: Лазаревский И.А. В.В. Матэ. М.; Л., 1948; Федоров В.И. В.В. Матэ и его ученики. Л., 1982. 952. 25-летие со дня выхода первого номера газеты было торжественно отмечено 12 января 1892 г.
Далее читайте:Русские писатели и поэты (биографический справочник). Сочинения:Повести, сказки и рассказы Кота-Мурлыки, т. 1-7, СПб, 1887-1899; Романы, повести, сказки и рассказы, т. 1-7, СПб, 1902-1908; Сказки, 7 изд., СПб, 1907; Сказки Кота_Мурлыки, М.-П., 1923. Литература:Венгеров С.А., Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, т. 4, СПб, 1895; О.Л., Кот-Мурлыка (Н.П.Вагнер) как романист, «Русское богатство», 1888, № 11.
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |