|
|
|
Керенский Александр Федорович |
1881-1970 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Александр Федорович Керенский
А.Ф.Керенский с женой Терезой-Нелль на "заслуженном отдыхе", 12 июня 1939 года. М.Вишняк о Керенском:“Хорошо поставленный голос и отличная фразировка, унаследованные еще с того времени, когда Керенский готовился к карьере певца, составляли всегда его силу как оратора. Дефектом была чрезмерная страстность и нервозность, влиявшая на грамматическую структуру речи. В данном же случае речь была не только интересна по содержанию, но и выдержана по форме. Ничего лишнего — от неблагородной “соединительной ткани”, когда, в поисках утерянной мысли или нужного слова, и опытный оратор начинает вращаться всё на том же месте или теряет подлежащее, смешивает мужской род с женским и т. п. Речь была филигранно отточена. Это был не один только блеск, но и подлинное мастерство большого оратора”. Марк Вишняк. Дань прошлому. N.-Y. Изд. им. Чехова. 1954. С.230,231 Бабина о Керенском:“…Я находила очень неудачной кандидатуру Керенского в качестве премьер-министра. Я знала его лично. Он был прекрасный оратор, депутат Думы, великолепный юрист, бескорыстный защитник в политических процессах, субъективно очень честный человек, но чтобы управлять государством, совершенно не годился. Он был позер, болтун, для государственной деятельности у него не было ни воли, ни каких-либо способностей”. Беседа с Б.А. Бабиной. Записал Н. Бармин [Рогинский А.Б.]. Подготовил к публикации Л. Арапов [Добкин А.И]/ Минувшее. 1990. Феникс. Вып. 2. С.371. М.Вишняк о Керенском:“Бледный, изможденный и не только курсистками “обожаемый” Керенский производил огромное впечатление на аудиторию самым своим видом безотносительно к тому, что говорил. В конце концов, он повторял самого себя. Но его напряжение и возбуждение передавалось слушателям, и они переживали его экстаз”. Марк Вишняк. Дань прошлому. N.-Y. Изд. им. Чехова. 1954. С.252. Н.Суханов о Керенском:“…У Керенского были… золотые руки, разумея под этим его сверхъестественную энергию, изумительную работоспособность, неистощимый темперамент. Но у Керенского не было ни надлежащей государственной головы, ни настоящей политической школы…. …Именно Керенский с его “золотыми руками”, с его взглядами и направлением, с его депутатским положением, с его исключительно широкой популярностью волей судеб назначен быть центральной фигурой революции, по крайней мере ее начала. …Я совершенно определенно высказывал, что так или иначе Керенскому придется стать в центре событий. И он не спорил с этим, не ломаясь и не напуская на себя смирения паче гордости. …Я был убежденным политическим противником Керенского со дня первого знакомства с ним; я яростно изо дня в день “травил” Керенского и его политику в дни его высшей власти… И я ни в какой мере до сей минуты… не изменил мнения об этом деятеле. Но с тем большим правом, тем с большим удовольствием, тем с большими надеждами на доверие я могу теперь, после гибели этой “политической репутации”, отметить и подчеркнуть десницу этой личности. И прежде всего… , перед лицом того факта, что керенский по мере сил действительно удушал революцию и больше, чем кто-либо, довел ее довел ее до Бреста, - я утверждаю: Керенский был искренний демократ, борец за торжество революции – как он понимал ее… Он не подозревал, что по своим убеждениям, тяготениям и вкусам он самый настоящий и законченный радикальный буржзуа…”. Н.Н. Суханов. Записки революции. Т.1 (книги 1-2). М.: Изд. политической литературы. 1991. С.67,68. З. Гиппиус о Керенском:“Керенский – тот же Керенский, что кашлял у нас в углу, запускал детский волчок… Тот же Керенский, который говорил речь за моим стулом в религ.-филос. собрании, где дальше, за ним, стоял во весь рост Николай II, а я, в маленьком ручном зеркале, сблизив два лица, смотрела на них. До сих пор они остались у меня в зрительной памяти – рядом. Лицо Керенского – узкое, бледно-белое, с узкими глазками, с ребячески-оттопыренной верхней губой, странное, подвижное, все – живое, чем-то напоминающее лицо Пьеро. Лицо Николая – спокойное, незначительно приятное (и, видно, очень схожее)… Торчащие кверху, короткие, волосы Пьеро-Керенского – и реденькие, гладенько-причесанные волосики приятного офицера. Крамольник – и царь…”. З.И. Гиппиус. Живые лица. Стихи. Дневники. Тбилиси. “Мерани”. 1991. С.313. + + + “…Сегодня – это все тот же Керенский. Тот же… и чем-то неуловимо другой. Он в черной тужурке (министр-товарищ), как никогда не ходил раньше. Раньше он даже был “элегантен”, без всякого внешнего “демократизма”. Он спешит, как всегда, сердится, как всегда… Честное слово, я не могу поймать в словах его перемену, и однако она уже есть. Она чувствуется”. З.И. Гиппиус. Живые лица. Стихи. Дневники. Тбилиси. “Мерани”. 1991. С.314. + + + “Керенский? Я убеждена, что он понимает момент, знает, что именно это нужно: “взять на себя и дать им”, но… я далеко не убеждена, что он: 1) сможет взять на себя и 2) что, если бы смог взять, – тяжесть не раздавила бы слабых плеч. Не сможет потому уже, что, хотя и понимает, – но в нем сидит то же впитанное отвращение к власти, к ее непременно внешним, обязательно насильническим, приемам. Не сможет. Остановится. Испугается”. З.И. Гиппиус. Живые лица. Стихи. Дневники. Тбилиси. “Мерани”. 1991. С.331. М. Палеолог о Керенском:"…Молодой трибун Советов необыкновенно красноречив. Его речи, даже самые импровизированные, замечательны богатством языка, движением идей, ритмом фраз, широтой периодов, лиризмом метафор, блестящим бряцаньем слов. И какое разнообразие тона! Какая гибкость позы и выражения! Он по очереди надменен и прост, льстив и запальчив, повелителен и ласков, сердечен и саркастичен, насмешлив и вдохновенен, ясен и мрачен, тривиален и торжественен. Он играет на всех струнах; его виртуозность располагает всеми силами и всеми ухищрениями. Простое чтение его речей не дает никакого представления о его красноречии, ибо его физическая личность, может быть, самый существенный элемент чарующего действия его на толпу. Надо пойти его послушать на одном из этих митингов, на которых он выступает каждую ночь, как некогда Робеспьер у якобинцев. Ничто не поражает так, как его появление на трибуне с его бледным, лихорадочным, истерическим, изможденным лицом. Взгляд его то притаившийся, убегающий, почти неуловимый за полузакрытыми веками, то острый, вызывающий, молниеносный. Те же контрасты в голосе, который - обычно глухой и хриплый - обладает неожиданными переходами, великолепными по своей пронзительности и звучности. Наконец, временами, таинственное вдохновение, пророческое или апокалипсическое, преобразует оратора и излучается из него магнетическими токами. Пламенное напряженное лицо, неуверенность или порывистость его слов, скачки его мысли, сомнамбулическая медленность его жестов, его остановившийся взгляд, судороги его губ, его торчащие волосы делают его похожим на меломана или галлюцинирующего. Трепет пробегает тогда по аудитории. Всякие перерывы прекращаются; всякое сопротивление исчезает; все индивидуальные воли растворяются; все собрание охвачено каким-то гипнозом. Но что за этим театральным красноречием, за этими подвигами трибуны и эстрады? - Ни чего, кроме утопии, комедианства и самовлюбленности!" М. Палеолог. Царская Россия накануне революции., М.: Международные отношения. 1991. Книга 2. Хитун о Керенском:"Через три месяца после Революции, в Петрограде, по инициативе Совета Рабочих и Солдатских депутатов, был объявлен митинг в Государственной Думе для представителей комитетов гарнизона. Представитель комитета нашей роты, юнкер А. пригласил меня послушать Керенского, который должен был быть главным оратором. Мы опаздывали. Зал был полон массой в солдатских шинелях. С трибуны доносились довольно громкие отрывистые фразы Керенского с ударением на гласных в посылаемых словах. Он говорил об охране так долгожданной свободы, о восстановлении строгой дисциплины, построенной на взаимном уважении между выборным командным составом и подчиненными ему солдатами и о необходимости продолжать войну с немцами до победного конца.... Протолкавшись ближе, мы ясно видели его, хоть усталое, но молодое лицо, коричневый френч и такие же галифе. Вдруг мой спутник, юнкер А., выждав удобный момент, громко крикнул: - Арестуйте Ленина! Очевидно, этот вырвавшийся, наболевший зов по-нравился многим: Арестуйте Ленина! - разнеслось по залу.., но был и чей-то пронзительный свист... Керенский смотрел прямо перед собой; затем, когда крики стихли, подался немного вперед и, отчеканивая каждое слово, сказал: - Ученика, который ведет себя плохо в классе, учитель не высылает, а... (пауза) не замечает! - и сошел с трибуны. Сомнений не было... это не умиротворило обе стороны. Поднялся невообразимый шум. Трудно было разобрать, кто и что кричал: тут были "правильно", "долой" и "ура" (звучало как "вра") и тот же свист и все заглушающие аплодисменты." Хитун Сергей Е. Дворянские поросята. Сакраменто. Калифорния. 1974. + + + "На сцену вышел ниже среднего роста, худенький Керенский, совершенно седой, в очках и, чуть-чуть вибрирующей походкой 85-летнего, направился к кафедре. Сопровождавший его профессор представил его аудитории как бывшего Главу Временного Правительства России в 1917 году. … Я вытягивал шею вперед и не спускал напряженных глаз с этой маленькой фигуры с подстриженными ежиком белыми волосами и ждал... ждал какой-то особенной, зажигательной речи, речи - образца искусства ораторского красноречия. К моему удивлению, он читал ее по записи. Его английский был безупречен, но в слабом звуке слов искра отсутствовала. Он читал о трудностях Временного Правительства, перед которым выплыли многочисленные необходимые перемены; как после возникших проблем-разногласиц с Советом Рабочих и Солдатских депутатов, многие министры покинули свои посты и как трудна была их замена. Ему самому пришлось взять на себя звания Премьера, Военного Министра и Главнокомандующего. … Свою речь Керенский закончил, сказав: - С увеличением числа образованных, а не просто грамотных, настоящий Советский строй должен будет изменить свои методы управления страной. Это политическое выздоровление неизбежно. В одном месте его чтения, очевидно для усиления значения своего довода, он поднял свою руку с сжатой в кулак ладонью. Немедленно в провале для оркестра затрещали киноаппараты, защелкали фотокамеры, загудели моторы телевидения. (На следующий день в столичной, Калифорнийской газете "Вее", был портрет Керенского с кулаком над своей головой. В заметке, после краткого отчета о его лекции, было что-то о русских Премьерах, склонных к видимым угрозам. Говорилось также о Хрущеве, барабанившем по столу своим ботинком.)." Хитун Сергей Е. Дворянские поросята. Сакраменто. Калифорния. 1974. Керенский как трибун"Керенский считается главным кумиром петроградской политической трибуны в первые месяцы революции до корниловского переворота, после которого отношение к Керенскому сразу сильно изменилось. Мне, как и всей нашей молодежи, о которой я пишу, пришлось слушать Керенского неоднократно. Впервые это было на одном из крестьянских съездов, не помню точно, на котором именно. "Наполеоновская" поза, резкие повелительные движения, резкий повелительный голос и страстная, исполненная революционного пафоса речь, речь в то же время глубоко патриотическая - все это, вместе взятое и усиленное общим воодушевлением и даже энтузиазмом, произвело на меня сильное впечатление, ярко памятное до сих пор. Когда я потом в эмиграции читал резкие нападки на Керенского, когда слышал его в эмигрантских аудиториях, когда я еще и еще раз убеждался в том, как "отзвучал" пафос этого человека, - я всегда вспоминал мое первое лицезрение кумира "Февраля". Керенскому тогда, как я видел своими глазами, целовали женщины руки, его восторженно выносили и вносили в автомобиль. Его головокружительную карьеру бурно приветствовали разные круги. Помню по этому поводу разговоры очень умеренных и, кажется, трезвых людей, собиравшихся и у нас за обеденным столом в Петрограде, и в усадьбе в Рязанской губернии. Не все эти люди разделяли пафос Керенского, многие уже тогда сокрушенно качали головами по поводу обилия слов и скудости "действий", но все признавали неустранимость этого человека. Потом я понял, что Керенский был подлинным олицетворением "Февраля" со всем его подъемом, порывом, добрыми намерениями, со всей его обреченностью и частой политической детской нелепостью и государственной преступностью. Ненависть лично к Керенскому объясняется, по-моему, не только его бесспорно огромными политическими ошибками, не только тем, что "керенщина" (слово, ставшее употребительным на всех европейских языках) не сумела оказать серьезного сопротивления большевизму, а, наоборот, расчистила ему почву, но и другими, более широкими и общими причинами. В Керенском русская интеллигенция ненавидит самое себя, свое оплеванное прошлое. Так или иначе, но тогда к Керенскому мы не питали того раздражения и неприязни, которые у нас, "буржуазной" молодежи, вызывали иные социалистические деятели. Мы тогда долго совсем не понимали, какую опасную фигуру представляет собой этот вдохновенный трибун, всецело полагающийся на самую ненадежную силу из всех возможных - на силу слова. Мы не понимали еще, что своими вечными оговорками он разрушает, сам того до конца не понимая, такие свои необходимые начинания, как, например, поднятие дисциплины в армии вплоть до введения в ней (увы, теоретически) смертной казни. Молодежь, стоявшая левее нас, особенно, конечно, эсеровская, была Керенскому долгий срок очень предана, только после провала большого наступления и после июльского выступления большевиков настроение начало в этом смысле меняться. Выступление Корнилова ускорило этот перелом настроений, и ко времени Октябрьского переворота Керенский не был для молодежи тем кумиром, за которого она легко бы отдала свою жизнь. Начала уже обозначаться та "пустота", в которую и рухнул герой Февральской революции." Куторга И. Ораторы и массы. Риторика и стиль политического поведения в 1917 году. Источник: Сайт "Фигуры и лица интернет". Карабчевский о Керенском:"Керенский, как судебный оратор не выдавался ни на йоту: истерически-плаксивый тон, много запальчивости и при всем этом, крайнее однообразие и бедность эрудиции. Его адвокатская деятельность не позволяла нам провидеть в нем даже того "словесного" калифа на час, каким он явил себя России в революционные дни." Н. Карабчевский. Что глаза мои видели. Т. II. Революция и Россия. Изд. Ольги Дьяковой и Ко. Берлин. 1921. + + + "В работах министерских комиссий, Керенский лично не принимал участия, но раз он выступил с программною речью в общем собрании всех этих комиссий. Появился он с помпой, в сопровождении двух, очень молодых военных адъютантов, которые став по его бокам, старались выразительно делать "стойку", поднимая и опуская глаза в том же темпе, как делал это он, произнося свою речь. Я с А. Ф. Кони иногда невольно переглядывались при грубых "lapsus-ах", в юридических экскурсиях нового министра. Но тон его был искренен и благие намерения очевидны. Он требовал немедленного устранения всех дефектов, частью устарелого, частью испещренного тенденциозными новеллами законодательства, и все это в возможно ближайший срок. Он хотел, чтобы к созыву Учредительного Собрания, все проекты были бы уже выработаны. Его проводили аплодисментами." Н. Карабчевский. Что глаза мои видели. Т. II. Революция и Россия. Изд. Ольги Дьяковой и Ко. Берлин. 1921. + + + "Костюмироваться по маскарадному Керенский вообще любил, и был на это мастер. Как мне в свое время передавали, он однажды в масляницу явился в квартиру одного думца, где собрались гости, в облачении древнего римлянина времен республики, с мечом в руках. Все нашли, что в шлеме, из под которого торчали его характерно-растопыренные уши, и с мечом в руках, на своих тонких ногах, он весьма удачно выразил стойкую храбрость русского революционера." Н. Карабчевский. Что глаза мои видели. Т. II. Революция и Россия. Изд. Ольги Дьяковой и Ко. Берлин. 1921. + + + "Для меня (да я думаю; и не для меня одного) остается еще только вопрос был ли Керенский только честолюбивым ничтожеством, голова которого пошла кругом от первых глотков власти, или он был похуже этого? Как ни постыдно признаться в этом, но приходится признать, что разыгравшаяся не во время, антипатриотическая революция наша, явившаяся результатом многосторонних своекорыстных побуждений, к тому же и нечистоплотная. И Керенский, в этом отношении стоит передо мною мучительной загадкой. Думаю, однако, что в этом, по крайней мере, он чист. Деньги на революцию плыли не от одних противников и, во всяком случае, не к нему лично. "Собрать революционные силы", т. е. организовать планомерный подкуп или даже наладить интенсивную пропаганду среди темных элементов в войске Керенский едва ли бы мог уже в силу того, что его "политическая неблагонадежность" была слишком на виду, и его подпольная миссия была бы обнаружена. И революционировал он, главным образом, интеллигентные круги и Государственную Думу, слепую, но не продажную, и не был продажен сам. Н. Карабчевский. Что глаза мои видели. Т. II. Революция и Россия. Изд. Ольги Дьяковой и Ко. Берлин. 1921. Милюков о Керенском:"Керенский - та "национальная" ось, около которой совершаются все эти перемены, постепенно усиливает титулы своей власти - по мере того как падает его авторитет. Пост министра юстиции в первом составе правительства он меняет на пост военного и морского министра первой коалиции; во второй он становится премьером вместо кн. Львова, а после победы над ген. Корниловым, во время второго кризиса, принимает звание Верховного главнокомандующего и окружает себя "директорией" ближайших приверженцев; наконец, в третьей - и последней - коалиции он тщетно ищет поддержки "цензовых" элементов и создает искусственное представительство партий. Борьба с Корниловым за диктатуру составляет кульминационный пункт его усилий удержаться у власти - и крутой переход к сдаче большевикам.". П.Н. Милюков. Воспоминания. (1859-1917). Т. 2. Нью-Йорк. 1955. + + + "Керенский … 29 апреля произносил перед фронтовым съездом свои известные слова: "Неужели русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся рабов!.. Я жалею, что не умер два месяца назад. Я бы умер с великой мечтой, что... мы умеем без хлыста и палки... управлять своим государством". Теперь эта истерика обернулась... энтузиазмом: единственное средство, остававшееся в распоряжении военного министра "революционной демократии". На самых высоких нотах своего регистра он кричал толпам солдат с свободной трибуны, что вот он, никогда не учившийся военному делу, пошел командовать ими; что, ведя их "на почетную смерть на глазах всего мира", он "пойдет с ружьем в руках впереди" их (со ссылкой на "товарищей с.-р.'ов"). Истошным голосом он выкрикивал слова: свобода, свет, правда, революция - и очень много напоминал им о долге, о дисциплине, - о том, что они... "свободные люди". Солдаты кричали в ответ: "пойдем", "докажем", "не выдадим". Что происходило за линией, до которой долетали отдельные восклицания министра, оставалось, конечно, неизвестно. Было бы, однако, несправедливо не отметить, что между ближайшим окружением Керенского и толпой любопытствующих создалась прослойка энтузиастов, действительно увлекшихся идеей наступления, как из офицерских, так и из левоинтеллигентских кругов - и вообще из молодежи. Из этих кругов вышли "комиссары" и "председатели комитетов" Керенского. В этой же связи сложились некоторые организации офицерских союзов, сочувствовавших новому строю." П.Н. Милюков. Воспоминания. (1859-1917). Т. 2. Нью-Йорк. 1955. ldn-knigi.narod.ru Подборка цитат перепечатывается с сайта http://socialist.memo.ru/ Вернуться на основную страницу материалов о Керенском.
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
