Грановский Тимофей Николаевич

1813-1855

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Тимофей Николаевич Грановский

«Авторитет добра и истины»

ГРАНОВСКИЙ Тимофей Николаевич (9 марта 1813, Орел – 4 октября 1855, Москва) – просветитель, историк, один из идеологов западничества. Из дворянской семьи среднего достатка. После начального обучения дома, несвязного и недостаточного, около двух лет учился в Мо­скве (с 1826), в частном пансионе доктора прав Ф.И. Кистера. Романтически настроенный юноша проявлял повышенный интерес скорее к словесности, чем к истории, активно участвуя в литературных вечерах, занима­ясь пере­во­дами, пробуя силы в поэзии. Учение, однако, завершено не было: после летних вакаций 1828 г., его «задержали» в отчем доме на три года (!) В январе 1831 г. Грановский уехал в незнакомый ему Петер­бург; на сле­дую­щий год поступил в столичный университет, на юри­ди­ческий фа­куль­тет, который и окончил в 1835 г. Стесненный мате­ри­ально, он мог при дальнейшем жизненном обустройстве рассчитывать лишь на собст­венные силы. Важную роль сыграло зна­ком­ство, а в по­следующем и дружба с Н.В. Станкевичем – литерато­ром и филосо­фом, московский кружок кото­рого притяги­вал моло­дежь, обеспокоен­ную судьбами России. При поддержке В.К. Ржев­ского, близкого к этому кружку «европейцев» и служив­шего при попечи­теле Москов­ского учебного округа и уни­верситета графе С.Г. Стро­ганове, Гранов­ский в начале 1836 г. по­лучил предло­же­ние отпра­виться в Германию для усовершенствования в ис­торических науках. Давая со­гласие, – других перспек­тивных ва­риантов и не было – Гра­новский сделал свой профессиональ­ный вы­бор. Счастливый для себя и для России.

 Стажировка в Берлинском университете (1836 – 1839), слыв­шем в то время царством европейской учености, имела важнейшее значение не только для формирования Гранов­ского как историка, но и для определения его гражданских по­зи­ций, во многом базировавшихся на постулатах о важности разума и просвеще­ния, свободы мысли и творчества, прав лю­дей. В это же время, во многом под влия­нием Станкевича, он ув­лекается Г. Гегелем, диалек­тика которого вела к утверждению идей раз­вития, по­рождала веру в разумную целесообраз­ность ис­торического процесса и давала возмож­ность ретроспективно оце­нивать путь, пройден­ный циви­лизацией, от­дельными стра­нами и на­родами. Находясь на чужбине, Грановский вместе с И.С. Тургеневым, Я.М. Не­веровым, Станке­вичем, географом и жур­налистом Н.Г. Фроло­вым и его супругой Е.П. Фроловой (се­стра за­падника И.П. Галахова) участвует в дискуссиях о важности распространения просвещения, же­лательности и путях от­мены крепостного права, возможностях участия разных сословий в го­сударственной и обществен­ной жизни России. Па­радокс со­стоял в том, что серьезно и свободно обсуждать настоящее и бу­дущее родной страны было легче и плодотворнее за ее преде­лами, применяя новые знания, взращенные на почве новых ев­ропейских идей. Вероятно, Гра­новский мог продлить пребыва­ние за границей (в последний год ста­жировки он много болел), но мо­лодой историк стремится на родину, чтобы работать, быть по­лез­ным другим своими знаниями. «Пока я вне России, этого нельзя сде­лать» – утверждает он.

По возвращении на родину, с августа 1830 г. и до конца дней, Гра­новский работал в Московском университете. «В него, – заме­чал А.И. Герцен, подчер­кивая значение университета, – как в общий резервуар вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев» (Г е р ц е н А.И. Собр. соч. В 8 т. М., 1975. Т. 4. С. 102). С самого начала Грановский занял видное место среди «образо­ванного меньшинства», передовой профессуры, кото­рая про­тиво­стояла ученым-охранителям николаевского ре­жима, идеологии «официальной народ­ности». Гра­новский пола­гал, что исторические зна­ния должны помогать понима­нию «бы­тия», на­стоящего и будущего. Ученый никогда не был отвле­чен­ным мыс­лителем; «живая действительность», главным образом, обуслав­ли­вала его интерес к истории. Наука для него – предмет профес­сио­нальных занятий, но они, эти занятия, опосредованы за­дачами про­све­ти­тельства. «Распространение гума­низма – вот цель», – за­яв­лял ученый. «Грановский думал историей; учился ис­торией и исто­рией впоследствии делал пропаганду» (Г е р ц е н А.И. Там же. Т. 5. С. 203). Грановский – пуб­личный историк, активно участвующий в общественной жизни, реализую­щий себя прежде всего на уни­верси­тетской кафедре и посредством публи­цистики. Первый универ­ситет­ский курс западноевропейской «средней исто­рии» читался им с сен­тября 1839 по апрель 1840 г.; в последую­щем курс обогащался но­выми материалами, уточнялись концеп­ту­альные поло­жения и вы­воды. Стре­мясь, чтобы наука «была воспи­та­тельницей и руко­води­тельницей не только одной учащейся мо­лодежи, но и всего на­шего общества» (К а­ р е е в Н.И. Историче­ское миросозерцание Грановского. СПб., 1905. С. 2), Гра­новский по собственному по­чину провел первые в России публичные чте­ния по истории (но­ябрь 1843 – апрель 1844). Чтения, ожи­вившие умственную и об­щественную жизнь Москвы, были про­должены в 1845 – 1846 и в 1851 гг.

В феврале 1845 г. Грановский защитил магистерскую дис­серта­цию, посвя­щенную исследова­ниям норманнского поселе­ния Йомсбург и существовавшего в том же районе балтийского по­бережья славян­ского города Волин. Его доктор­ская диссерта­ция (1649) о Сугерии, на­стоятеле аббатства Сен-Дени под Пари­жем, раскрывала роль церкви в строитель­стве французского го­сударства в первой половине XII в.

Одна из особенностей развития общественной мысли 1840 – нач. 1850-х гг. состояла в том, что не было готового, ранее вы­ра­ботанного ми­ровоз­зрения, с кото­рым могла солидаризироваться растущая интелли­ген­ция, выступавшая за обновле­ние России, про­тив деспотизма и крепо­стни­чества. Российский интеллекту­аль­ный ли­берализм только начинал формироваться, и Грановский как исто­рик и просвети­тель способство­вал обоснованию некоторых по­ложений либе­рального западниче­ства. Так, серьезное внима­ние он уделял осмыслению закономерностей исто­рии, судеб России с уче­том опыта исторического развития других стран. В этой связи его интересовала не прагматичная «всемирная исто­рия» как тако­вая, претен­дующая на описание прошлого всех стран и народов, а «всеобщая история», которая «имеет по поня­тию своему пред­ме­том не весь род человеческий, а только об­щее, сущест­венное в нем» (Лекции Т.Н. Грановского по истории средневековья. М., 1961. С. 47). Используя построения Гегеля, Тимофей Нико­лаевич показывал в лекциях, как конкретно, в то или иное истори­ческое время, совершенный в своей мно­го­образии «абсолютный дух» выражает себя в «духе народном», благо­даря ко­торому исто­рия двигается вперед, обогащаются но­выми достиже­ниями не только отдельные страны, но и все чело­вечество. Таким образом история развивается поступа­тельно, хотя и не­равномерно. Подоб­ные ут­верждения, несмотря на их идеалистиче­ское об­рамление, имели прогрес­сивное значе­ние. Если история не терпит незыбле­мости форм и устоев (в том числе средневековых), если, к примеру, односторонний личный эго­изм феодалов в Европе уже преодолен, то может ли быть неизменным рос­сийское бытие? На примерах западной истории Грановский показывал прояв­ления «тяже­лого и безобразного деспотизма», который тяготел над кре­стьянами, тру­дившимися «не для себя, а для человека чуждого и ненавист­ного» (Там же. С. 8). Гранов­ский не ссылался прямо на современную ему Россию, но его слу­шате­лям вполне была ясна общая антикрепостническая направленность по­добных заключений. Принципиальное значение имели выводы ученого о том, что абсолют творит историю через людей, через на­род. При этом он критико­вал просве­тителей XVIII в., видевших в ис­тории лишь результат приложе­ния извечных и стоя­щих вне ис­тории законов, и особенно сенсуалистов, утверждавших, что «че­ловек сам по себе собст­венно ничто, без содержа­ния и на­правле­ния, без оп­ределения, простой ма­те­риал, который получает форму и все из­вне». (Там же. С. 39). В отли­чие от многих других западни­ков, Гранов­ский смотрел на народ не как на некую толпу, а подчеркивал его потенци­ально важ­ную роль для достижения целей духа, для развития истори­ческого процесса. Но для того, чтобы тот или иной народ стал историческим, он должен возмужать, иметь возможность «сво­бодно и обду­манно создать и расширить свое бытие…» (Там же. С. 45).

Что касается России, то Грановский считал, что абсолют­ный дух в долж­ной мере еще не осенил ее, страна пока не вне­сла весомого вклада на по­прище истории человечества. Пока­зательна в этой связи дискуссия, которая состоялась еще ле­том 1837 г., когда Тимофей Ни­колаевич во время стажи­ровки совершал поездку по славянским зем­лям Австро-Венгрии. Встречаясь в Чехии с П.Й. Шафариком, он оспа­ривал тезис этого лидера культурного движе­ния властенцев об особой роли славян в истории. Спор имел очевидную идейно-политическую подкладку: Грановского больше интересуют рубежи, ко­торых уже достигла Европа и на которые еще только предстоит выйти России. Необходимо продолжить дело Петра I, при котором Россия начала «входить в Европу». И в последующем ученый критиковал проявления подчеркнутого русофильства, избегал излишних славословий в адрес России, славянских стран, и, в противовес сла­вянофилам, обосновывал единый «правильный путь развития» для всех стран, включая Россию. Для своих вы­водов он прибегал к сравнительному анализу фактов и явлений русской и западноевро­пейской истории, к аналогиям. В статье «О родовом быте у древних германцев» (1855), т.е. задолго до Г. Мэйна и М.М. Ковалевского, уче­ный доказывал, что русская община явление отнюдь не уникальное, что общинный строй на определенной стадии развития был свойствен не только сла­вянским, но и германским, а также кельтским и многим азиат­ским народам.

Подчеркивая общие моменты в развитии разных народов, Гра­новский по­вышенное внимание уделял опыту их взаимо­влияния. Ученый отмечал значи­тельное воздействие на исто­рию России гуннов в период великого пере­селе­ния народов, а позднее норманнов, аваров, монголов. В то же время Русь влияла на своих соседей, осо­бенно на востоке. Положениям об особых исто­рических судьбах сла­вянства Грановский противо­поставляет тему о том, какой вклад в бу­дущем смогут внести Россия и другие славянские страны в сокро­вища цивилизации, чем обогатят человечество. В ответ славянофилы не­редко ви­нили Грановского в том, что он не почитает Русь, не видит ее особость, мало уделяет внимания пра­вославию. Не­смотря на теоретические и идейные разно­гласия, Грановский, как никто другой из западников, умел поддерживать от­ношения со славянофилами (особенно К.С. Аксаковым, братьями И.В. и П.В. Киреевскими), ценя, прежде всего, общую позицию о необ­хо­димости устране­ния крепостничества в Рос­сии. В 1844 г. обсу­ждалась даже идея совместного журнала за­падников и славя­нофилов под ре­дакцией Тимофея Николаевича, однако этот проект не был реализован.

 Грановский выступал умеренным западником, и в этой связи показа­тельны обобщения Герцена, писавшего в «Былом и думах», что «Грановский по всему строению своей души, по ее романтическому складу, по нелюбви к крайностям скорее был бы гугенот и жирондист, чем анабаптист или мон­таньяр» (Г е р­ ц е н А.И. Там же. Т. 5. С. 201). До середины 1840-х гг. он был весьма близок к В.Г. Белинскому, Н.П. Огареву, Герцену, но по­степенно усили­вались разногласия «в нашем», собственно за­падническом кругу. Грановский был среди тех, кто отстаивал в спорах с Герценом догмат о бессмертии души, кто был чужд ув­лечению материализмом и социализмом. Он всегда оста­вался приверженцем исходных посылов объективного идеализма. Это, однако, не вело к отрицанию ученым значения «матери­ального фактора» в развитии исторического процесса. Так, 12 января 1852 г. в актовой лекции «О современ­ном состоянии и значении всеобщей ис­тории» в Московском университете уче­ный выступил за сближение истории с естественными науками, за учет незави­симых от духа чело­веческого «данных природой условий его деятельности»

(Г р а н о в с к и й Т.Н. Сочинения. М., 1900. С. 26). Стремление ввести «матери­аль­ный фактор» в об­щую ткань исторического процесса не означает, однако, что проявлялись некие материалистические тенденции в его миро­со­зерцании.

Грановский, не отрицая в принципе насилия и даже рево­люций в истории, показывал, со ссылками на исторический опыт, предпочти­тельность разумных и постепенных преобразований и пре­достерегал против необдуманных поры­вов, ибо слишком весо­мой может быть цена си­ловых, разрушительных дейст­вий. Его смущал, например, радикализм Т. Мюнцера во время Кре­стьян­ской войны в Германии в 1524 – 1526 гг., негативно отно­сился он и к опыту анабап­тистской Мюнстерской коммуны 1534 – 1535 гг. Весьма точные оценки в этой связи дал А.В. Станке­вич: «Не­сомненно, что Грановский любил свободу, но ему были дороги также и все другие начала и цели гражданского и поли­тиче­ского общества. Ему были дороги все интересы и успехи человека, все условия его развития, все, в чем выражается его сознание духа и природы – религия, искусство, наука» (Т.Н.Грановский и его переписка. М., 1897. Т. I. С. 283).

Повышенный интерес Грановский проявлял к роли государ­ства в истории зарубежных стран и России, особо выделяя значение мо­нархии. Высшая власть, доказывал он, в перелом­ные времена нередко консолидировала народы и общества, поддерживала «в пользу всех и против всех справедли­вость и порядок». В записке к программе учебника по всеобщей исто­рии (1850, опубликована посмертно) ученый подчеркивал зна­чение монархической власти в России: «Самодержавие нало­жило свою печать на все важные явления русской жизни: мы приняли христианство от Владимира, го­сударственное един­ство от Иоаннов, образование от Петра, полити­ческое значение в Европе от его преемников» (Г р а н о в с к и й Т.Н. Сочинения. С. 591). Историк надеялся, что ликвида­ция крепостничества, другие назревшие реформы произойдут сверху. Неслучаен поэтому разрыв с более радикальными по взглядам Герце­ном и Н.П. Огаревым – он был порожден даль­нейшим процессом самоопреде­ления различных групп интел­лигенции. После отъезда Герцена за границу в начале 1847 г., Грановский стал неформальным лидером московских западни­ков. «Около него, – сви­детельствовал И.И. Панаев, – группиру­ются все осталь­ные. Автори­тет его доходит в это время до своей высшей ступени» (П а н а е в И.И. Ли­тературные воспоми­нания. М., 1988. С. 248).

В годы «мрачного семилетия» (1848 – 1855) власти стре­мились прибли­зить ученого к себе: он выполнял ряд правитель­ственных по­ручений, в 1855 г. получил звание коллежского со­ветника, был награжден орденом Анны II сте­пени. Грановский, однако, прекрасно понимал обстановку в стране. В июне 1849 г. он писал Герцену: «Положение наше становится нетерпимее день от дня. Всякое движение на Западе (имеются в виду рево­люционные события в Ев­ропе. – А.С.) отзывается у нас новою стеснительною мерою. Доносы идут тысячами. Обо мне в тече­ние трех месяцев два раза собирали справки. Но что значит личная опасность в сравнении с общим страданием и гнетом» (цит. по: Г е р ц е н А.И. Там же. Т. 7. С. 500). Грановский не из­менил своим убежде­ниям, сохранил независимый образ мыс­лей, но его начали покидать надежды на близкие преобра­зова­ния сверху, на скорое и успешное приобщение России к всеоб­щему творчеству цивилизованных стран. Тяжело воспри­нял Гранов­ский неудачи России в Крымской войне. Все больше проявля­лись у него апатия и усталь. Только в будущем, стал думать он, примирятся неразрешимые в настоящее время про­тиворечия жизни. Человече­ство должно пережить века труда и учения, века подвига, прежде чем достигнет цели своих стрем­лений (см. Т.Н. Грановский и его пере­писка. Т. I. С. 221).

Преждевременная смерть обострила внимание к личности и наследию Грановского. Уже в 1856 г. усилиями С.М. Соловьева и П.Н. Кудрявцева издали два тома его сочинений. Приветствуя их появление, Н.Г. Чернышевский отмечал в журнале «Современник», что Грановский был «авторитетом добра и истины»; «одним из силь­нейших посредни­ков между наукою и нашим общест­вом; очень немногие лица в нашей истории имели такое могуществен­ное влияние на пробуждение у нас сочувствия к высшим человече­ским интере­сам…» (Ч е р н ы ш е в с к и й Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1947. Т. 3. С. 352 – 353). С этим выводом Черны­шевского в по­следующем вполне соглашались и буржу­аз­ные консерваторы и особенно либералы. Представители более ра­дикаль­ных, рево­люционных кругов, отмечая важную роль Гра­новского в «дви­жении 40-х годов», прежде всего подчеркивали направленность его выступлений против крепостничества и деспотизма. Оче­видно, что Грановский, и это главное, – был одним из первых сознательных и активных Граждан в истории России.

Александр Свалов

Вернуться на главную страницу Грановского

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС