|
|
|
Эль Греко |
1541-1614 |
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ |
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫРЕЛИГИИ МИРАСТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ |
Эль Греко. Апостолы Петр и Павел. Эль Греко (1541-1614). В лице Доменико Теотокопули, прозванного Эль Греко, остров Крит вторично со времен отдаленной древности стал родиной беспримерного новаторства. Доменико родился в 1541 году близ Кандии, столицы острова, в селении Фоделе, в небогатой, но просвещенной греческой семье. Гористый суровый ландшафт Крита впоследствии сделался частью его картин, а в палитре навсегда сохранился отблеск иконного золота архаической критской школы вместе с византийской удлиненностью фигур. Рано постигнув азы мастерства, Доменико оставляет обедневшую родину ради богатой Венеции, где, поступив в мастерскую прославленного Тициана, быстро осваивает его блистательный колоризм и свободу кисти, не обходя и открытий драматического Тинторетто. Стремительно развивавшийся ученик помогал дряхлеющему Тициану в исполнении "Мученичества св. Лаврентия", заказанного королем Испании Филиппом II, а заодно исполнил первые собственные композиции "Изгнание торгующих из храма" и "Исцеление слепого", которые, по своему обыкновению, впоследствии не раз повторит. Нетерпеливые надежды вместе с настоятельной потребностью самоопределения уводят критянина в Парму, где еще одной ступенью к его творческой раскованности становится знакомство с трепетной светотенью Корреджо. Оказавшись в 1570 году в Риме, молодой чужестранец вскоре приобрел там известность под именем "Грека, ученика Тициана", обзавелся влиятельными заказчиками при папском дворе и начал, с успехом писать портреты. Он получил возможность утолять свою интеллектуальную жажду в богатых библиотеках и даже начал собирать свою собственную, когда внезапно одна-единственная фраза разрушила столь успешное начало. В период буквального обожествления Микеланджело Греко позволил себе критическое замечание о его фресках, чем возбудил против себя римских коллег, и без того ревнивых к независимости характера и растущим успехам чужака. Поэтому его отъезд из Рима походил на бегство, хотя еще будучи в мастерской Тициана, 25 лет исполнявшего заказы Габсбургов, Доменико подумывал о поездке в Испанию.
В 1579 году, добившись наконец заказа от Эскориала, мастер создал картину "Видение Филиппа II" - первую из множества загадок, заданных живописью Эль Греко. В ней впер вые проявилась особая оригинальность его мировидения - как бы между явью и сном, где разнообразие и беспредельная глубина пространства определяются исключительно силой и глубиной чувства. Такая безудержность художнического произвола не могла прийтись по вкусу Филиппу II - после "Мученичества св. Маврикия", исполненного в той же манере, королевские заказы прекратились. В "Похоронах графа Оргаса" (1586), наиболее законченно воплотивших характерное для Греко сплетение земного с небесным, где персонажи видения кажутся реальней живых друзей художника, толедская знать раскрывается во всей своей сущности, горделивой и странной. Духовная весомость так же типична для этих современников Дон Кихота, как эфемерность реального их бытия. С этого времени каждое произведение Греко становится подступом к тайне. Этому служит весь комплекс средств - смелость контрастов светотени, виртуозность живописи, почти осязательная ощутимость деталей и полная субъективность целого. Специфический стиль утверждается мастером через небольшие картины из жизни Христа и Марии, которые во множестве неуловимо меняющихся авторских повторений разрастаются в целые серии. Все их персонажи одержимы идеей духовного поиска и подвижничества, как сам автор. Таковы герои его "апостолад" - кроткий Петр и воинствующий Павел, как две стороны собственной души Греко, однако душа эта вмещает целый космос. Оттого и Христос его "Распятий" не столько повисает, сколько возносится над миром, а фигуры апостолов в "Сошествии св. Духа" напоминают колеблемые ветром огромные свечи.
Отбросив помыслы о Мадриде, Греко всецело сжился с Толедо, сделав его центром своего, перенасыщенного страстями, мира. Не случайно даже его единственный античный герой Лаокоон умирает на фоне Толедо. Полюбившийся город он писал много раз, произвольно пересоздавая, меняя местами собор и крепость, преображая изгибы реки и рельеф местности, но при этом всегда сохраняя главное - неповторимость своего Толедо. Итоговая в этой серии картина "Толедо в грозу" с блистательной неожиданностью сочетает в себе драматизм, монументальность целого и проникновенный лиризм автора. Ибо бури его небес - зримое воплощение душевных бурь. Это подтверждает последний шедевр семидесятилетнего Эль Греко "Снятие пятой печати" - апокалиптический сюжет, где воспрянувшие тела, как раскрученные пружины, снизу вверх словно ввинчиваются в устрашающе грозное небо последнего дня мира. Не напрасно младший друг Эль Греко - поэт и проповедник Ортенсио Феликс Парависино называет портретировавшего его живописца "божественным соперником Прометея". Но и не приемлющий новаций Греко учитель Веласкеса Пачеко при знакомстве признал его "человеком удивительным", "великим философом", поражавшим несокрушимой логикой в спорах и даже обладавшим собственной вполне законченной эстетической системой. Он изложил ее в нескольких трактатах, посвященных живописи, архитектуре и скульптуре. Умер Доменико Эль Греко 7 апреля 1614 года, завещав сыну остатки былой роскоши - скудный гардероб и мебель, коллекцию гравюр и библиотеку - единственное, что не растратил, предпочитая впроголодь доживать вместе с книгами и картинами в единственной остававшейся жилой комнате из анфилады пришедшего в полное запущение дворца. Нарушения привычного, заключенные в художественных прозрениях Эль Греко, были так велики, что, когда вместе с жизнью оборвалась магия непосредственного воздействия его личности, имя его поначалу окружило осуждение, а затем поглотило забвение. Два-три ученика, при жизни прилежно имитировавшие мастера, теперь примкнули к маньеризму, а Хорхе Мануэль Теотокопули вообще оставил живопись ради занятий архитектурой. Только гениальный Веласкес, оценивший пронзительность портретных характеристик Греко, по-своему развил ее в портрете папы Иннокентия X. Даже великолепный порфировый саркофаг, в котором Греко был похоронен, оплаканный и воспетый в стихах одаренным Парависино и великим Луисом де Гонгорой, бесследно исчез, как и теоретические труды художника. Настоящая оценка неподражаемого новаторства Доменико Эль Греко, заново "открытого" в конце XIX столетия, пришла только в XX веке. Использованы материалы статьи О.Петрочук в кн.: 1989. Сто памятных дат. Художественный календарь. Ежегодное иллюстрированное издание. М. 1988.
IGDA/M. Carrieri ЭЛЬ ГРЕКО (El Greco) (ок. 1541–1614), испанский художник греческого происхождения, родился на острове Крит, находившемся в то время под властью Венеции; его настоящее имя – Доменико Теотокопули. Учился у иконописцев на Крите, а ок. 1565 переехал в Венецию. Здесь он учился у Тициана и художника-миниатюриста Джулио Кловио. На его творчество оказали влияние произведения Микеланджело, а также Тинторетто, Веронезе и других, менее значительных венецианских мастеров. В Риме в 1570 он поступил на службу к кардиналу Фарнезе. В 1576, привлеченный известием о строительстве Эскориала, Эль Греко предпринял путешествие в Испанию. Однако испанскому королю пришлась не по вкусу новизна и необычность искусства Эль Греко, и художник отправился в Толедо, где прожил с 1577 вплоть до самой смерти 7 апреля 1614. Оказавшись сначала в орбите влияния Тициана и Микеланджело, а затем вступив на путь маньеризма, Эль Греко стал провозвестником искусства барокко. Стремление выйти за пределы обыденного человеческого опыта роднит его с испанскими мистиками – поэтом Хуаном де ла Крусом, св. Терезой и св. Игнатием Лойолой. Именно поэтому Испания стала благодатной почвой для творчества Эль Греко, которое, в свою очередь, было с готовностью усвоено испанским искусством. Со временем научные знания и занятия математикой стали приобретать все большее значение в его творчестве. Это помогает датировать поздние работы мастера. Параболы, гиперболы и эллипсы, направленные вовне и уходящие в глубину бесконечного иллюзорного пространства его картин, служат символическим обозначением связи земного мира с потусторонним. Последние произведения мастера – вершина его творческих поисков. Удлиненные фигуры изгибаются и мерцают подобно языкам пламени, свободные от земного притяжения; в этих образах Эль Греко сумел выразить идею духовного растворения человека в Боге. Сюжеты его произведений, проникнутых глубоким религиозным чувством, варьировались мало, но оттенки их интерпретации менялись вместе с изменением стиля мастера. Крупнейшие работы Эль Греко: образы для алтаря церкви Санто Доминго эль Антигуо (1577–1579, Толедо); Мученичество св. Маврикия (1580–1582, Эскориал); Похороны графа Оргаса (1586–1588, церковь Санто Томе, Толедо); образы для главного алтаря церкви коллегии Марии Арагонской в Мадриде (1596–1600); главный алтарь госпиталя Каридад в Ильескасе (1603–1604); Распятие (1596, Прадо); Воскресение (1608–1610, Прадо); Портрет инквизитора Ниньо де Гевара (ок. 1600, Нью-Йорк, музей Метрополитен) и Вид Толедо (ок. 1610, там же). Использованы материалы энциклопедии "Мир вокруг нас".
IGDA/G. Dagli Orti ЭЛЬ ГРЕКО (1541—1614). Трудно сказать, какой стране принадлежал он. Родился в греческой семье на острове Крит, в то время венецианской провинции. Его подлинное имя Доменико Теокопулос. В детстве обучался иконописи, а в юности переехал в Венецию, где в мастерской Якопо Тинторетто осваивал классическую манеру живописи и рисунка. В Италии работало немало признанных мастеров изобразительного искусства. Доменико оказался в ряду «середнячков». Его картины не пользовались успехом. Перебравшись из Венеции в 1570 году в Рим, набрался знаний и мастерства. За эти 10—12 лет известным художником он стал, хотя и не особенно знаменитым. Итальянские художественные школы его не устраивали, так же как подражание признанным стилям. По-видимому, он обладал сильным и независимым характером. В 1577 году Доменико переехал в Мадрид. С этого началась новая полоса не только в его жизни, но и в творчестве. Имя его тоже изменилось: его называли здесь Эль Греко. За несколько лет произошло чудесное превращение средней руки итальянского живописца в гениального испанского. Он окончательно обосновался в Толедо, который, правда, уже стал терять недавнее могущество. Восприятие произведений искусства всегда индивидуально. Сказываются вдобавок социальные и политические факторы. И дело не только в содержании, скажем, картины, но и в стиле художника. Эль Греко выработал настолько своеобразную манеру письма, что она вызывала споры даже в XX веке. Например, в Большой Советской энциклопедии 1952 года Эль Греко посвящена небольшая статья, где сказано: «Первые написанные в Испании картины Греко еще обладали жизненными чертами, свойственными его работам итальянского периода («Снятие одежд с Христа», 1579... и др.). Но искусство Греко, особенно его религиозные картины, приобретало все более и более отвлеченно-идеалистический характер; образы становились далекими от жизни, фигуры — бесплотными, их пропорции — подчеркнуто вытянутыми, краски — холодными и мерцающими, линия рисунка — изломанной и беспокойной. Но в те же годы в том же СССР искусствовед Т. Каптерева иначе осмыслила творения этого живописца: «Позднее творчество мастера — период приблизительно с 1605 года до его смерти в 1614 году представляет, по существу, принципиальную антитезу новой эпохе и довольно редкий пример искусства, которое не имело почвы для дальнейшего развития. В поздних произведениях Греко углубляется его трагическое и экспрессивное мироощущение, а субъективное заостряется... Нельзя согласиться с мнением некоторых исследователей, что субъективизм его творчеств вел лишь к мистическим «прозрениям» души. Поздние произведения мастера обладают гораздо более сложным содержанием, отражая в косвенной форме трагические противоречия кризисной эпохи. Он достиг в них огромной впечатляющей образной силы. В своем искусстве Эль Греко дал пример дальнейшего развития субъективного восприятия мира и в предельном заострении исчерпал его до конца, найдя при этом возможности для выражения истинной красоты. Не случайно Греко словно сжигал себя в своем искусстве: его мировосприятие все сильнее окрашивалось чувством безысходности, изобразительные приемы принимали все более фантастический, ирреальный характер. Художественный язык позднего Греко кажется порой совершенно необычным для позднего времени. Деформированные фигуры то напоминают взвивающиеся к небу языки пламени, то уподобляются вытягивающимся отражениям в воде или удлиненным расплывчатым теням. Мастер особенно широко пользуется резкими, неожиданными ракурсами, приемом стремительного изменения масштаба фигур, то внезапно вырастающих, то исчезающих в беспредельной глубине, где стерты грани между землей и небом. Вихревое, взмывающее вверх движение в картинах Греко ничего общего не имеет с иллюзионистическими эффектами барочной живописи, подчиняясь стихии иного, воображаемого мира...» Почему бывают столь разные, подчас противоположные оценки одного и того же явления в искусстве? Многое зависит от личности и вкуса зрителя (или слушателя). Некоторым людям нравится видеть предельно точное отражение объекта, подобно фотографии. И в этом нет ничего особенного или плохого. Ведь иные фотографии улавливают очень характерную ситуацию или мимику человека. Подобный натурализм бывает очень выразительным. Однако есть художники стремящиеся преодолеть ограничения зримой реальности; так на плоскости создают иллюзию объема, перспективы. Таким был переход от плоскостных, двухмерных рисунков Средневековья к трехмерным изображениям эпохи Возрождения. Эль Греко осваивает четвертое измерение живописи — в цвете и линиях передавая душевное состояние, впечатление от тех событий, которые запечатлены на картине. Вот как пересказывает Т. Каптерева содержание — смысловое и эмоциональное — одной из самых смелых картин Эль Греко «Снятие пятой печати», написанной между 1610—1614 годами и изображающей сцену из Апокалипсиса: «...Картина, излучающая сверкающее сияние красок, действует буквально гипнотически. На огромном полотне в бездонном пустом пространстве, окутанном вихревым движением перламутрово-голубых, серо-серебристых и розово-сиреневых облаков, изображены мятущиеся бестелесные, безликие существа, судорожно вытянутые фигуры которых словно колеблет движение ветра. Среди этого мира теней на переднем плане до грандиозных размеров вырастает фигура коленопреклоненного евангелиста, который воздевает руки к небу в страстном пророческом экстазе. Редкая красота и как будто превосходящая возможности масляной живописи звучность красок имеют в своей основе глубокое эмоциональное содержание. Каждый образ здесь словно раскрывает в цвете свою внутреннюю тему. Уже само по себе поразительно изображение пророка Иоанна-евангелиста. Его фигура, одновременно вдохновенная и кажущаяся нелепой, напоминающая ствол огромного обрубленного фантастического дерева с тянущимися в небо ветвями рук, окутана громоздящимися складками одежды. Ее пронзительный светлый, типичный для палитры Греко голубовато-серо-стальной тон — воплощение почти астрального холода, чистоты и одухотворенности. Это цветовое решение выделяет образ пророка как существа высшего и в то же время по контрасту еще сильнее оттеняет экстатический порыв, его неистощимую духовную силу. Напротив, фигуры мучеников — мужчин и женщин, которые, согласно Апокалипсису, в день Страшного суда встают из разверзшихся могил, хотя и призрачны, но в цвете более телесны, как бы вырастают из тона коричневато-розовой почвы. Четыре из них в центре, более светлые и более спокойные, изображены на фоне развеваемого ветром ярко-желтого плаща. Звучание этого тона, сияющего ярче золота, приобретает повышенно-драматический оттенок. В правой части полотна свечение красок гаснет, и отблески желтого мерцают в складках зеленовато-оливковой ткани, поддерживаемой двумя коленопреклоненными мучениками, смуглые тела которых полны трепетного движения. Ирреальность изображенного, резкое искажение форм, интенсивность колорита, тревожное движение скользящего света, то загорающегося вспышками и обесцвечивающего краски добела, то сгущающего их в тени до сумрачной темноты, — все подчинено созданию незабываемого, исполненного страстного внутреннего напряжения художественного образа. Зритель, даже не зная ни названия картины, ни ее автора, не улавливая до конца смысл изображенного, сразу же захвачен трагизмом этого произведения, воплощенным в нем чувством обреченности, смятения, скорби и душевного излома». Трудно сказать, чем объясняется смелое новаторство Эль Греко. Возможно, тем, что он был сначала воспитан на традициях греческой иконописи, пренебрегающей детальностью и натурализмом изображения во имя идеи, для наиболее полного раскрытия духовной сущности образа. Позже Эль Греко освоил технику итальянских мастеров. А в старинном испанском городе Толедо он словно вспомнил свои детские и юношеские впечатления от икон, обогатив эту манеру художественными достижениями новой эпохи. Так мог окончательно оформиться его ярко индивидуальный стиль. Резкие световые контрасты, изломанные линии, удлиненные тела, отсутствие деталировки и ярких красок придают его картинам суровую сосредоточенность (заставляющую вспомнить и экзальтацию святых пустынников, и жестокость инквизиции). В поздние годы он порой смело отходил от канонов реализма внешнего, стремясь наиболее полно передать реальность переживаний. Например, в сцене гибели Лакоона и его сыновей тревожные бело-голубые сполохи на небе странно гармонируют с причудливыми бликами на телах людей. Единственно устойчивое, непризрачное в этом мире — земля и на ней каменные строения города. ...В XX веке была высказана «медицинская» версия особенностей манеры художника: усиливавшийся с возрастом дефект зрения, искажавший (якобы) пропорции фигур и цветовую гамму. Таков, можно сказать, физиологический подход к творчеству, слишком прямолинейно связывающий телесный, духовный, интеллектуальный миры личности. Если, скажем, Брейгель нередко изображал калек, это еще не значит, что он сам был внешне или внутренне ущербен. Телесный инвалид нередко бывает сильный духом и умом, а физически здоровый человек может оказаться нравственным уродом и умственным калекой. Красота души не столь зрима, как телесная. Советский русский поэт Николай Заболоцкий, отметив младенческую грацию отзывчивой души у некрасивой девочки, спрашивал: ...А если это так, то что есть красота, И почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде? Эль Греко имел в виду именно этот незримый огонь, отличающий человека от других земных тварей. Художник передавал устремленность к высшему, полет воображения, неутолимую жажду добра и совершенства. Без всего этого жизнь человеческая теряет смысл и значение. Присущие Эль Греко эмоциональное напряжение, умение видеть духовным взором и передавать в звучных линиях и красках свое впечатление от увиденного наиболее полно воплотились в полотне «Толедо перед грозой». Быть может, кого-то из современных зрителей оно не поразит: мы уже привыкли к импрессионизму XIX века и экспрессивной манере мастеров XX века. Но никто из них, пожалуй, не был настолько искренним, непосредственным, естественным в своих исканиях, как Эль Греко. Баландин Р.К. Сто великих гениев / Р.К. Баландин. - М.: Вече, 2012. Далее читайте:Художники (биографический справочник). Литература:Каптерева Т. П. Эль Греко М., 1965 Малицкая К.М. Истоки творчества Эль Греко. – В сб.: Сообщения Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, т. 5. М., 1975 Каптерева Т.П. Искусство Испании. М., 1989
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |
Около 1575 года в поисках наибольшей свободы самовыражения Эль Греко
приехал в Мадрид, но здесь ему также не удалось прижиться. Желанный приют он
обретает только в старинном Толедо - бывшей столице, утратившей политическое
значение, но сохранившей обаяние аристократизма и культуры. Сразу
включившись в работу, Эль Греко и в образе жизни не пожелал отстать от
толедской знати, арендовав бывший дворец маркиза де Вильена с темной славой
пристанища духов. Сам не чуждый всяческой магии, художник зажил на широкую
ногу в королевских апартаментах, где завел богатейшую библиотеку и домашний
оркестр, услаждавший на пышных приемах новых друзей из местной духовной и
светской элиты. Сведущий во многих областях знаний, Эль Греко и в искусстве
своем был универсален и нередко сам исполнял не только роспись, но
архитектурную конструкцию и скульптурный декор многих алтарей в толедских и
мадридских церквах. Монастыри и прелаты Толедо засыпали Эль Греко заказами,
хотя плату с прижимистых церковников не однажды приходилось взимать в
судебном порядке, поскольку долги и траты художника всегда превышали его
доходы. Своевольный, он вынудил чопорное духовенство цитадели католицизма
примириться с наличием незаконной жены и внебрачного сына, которому,
впрочем, дал свое имя.
Во имя откровения и
потрясения душ Греко воспламеняет краски и придает густоту беспокойному
цвету, форсирует динамику мазка, фигуры, пространства. Живший отнюдь не
отшельником, он избрал одинокую дорогу в искусстве, ибо учеников почти не
имел, а сын его Хорхе Мануэль, подавленный мощной индивидуальностью отца,
был только старательным эпигоном. Тем не менее за десять лет, прошедшие
после создания "Оргаса", Греко совершил настоящий переворот в живописи. Со
смертью не любившего художника Филиппа II, последовавшей в 1598 году,
живопись Греко получает официальное признание. Отныне, когда ему
покровительствует новоназначенный архиепископ Толедо, ничто не мешает
горячим поклонникам критянина провозглашать его "Апеллесом нашего времени".
Он исполняет множество портретов влиятельных лиц, среди которых по праву
наиболее выразительным считается изображение великого инквизитора, кардинала
дона Фернандо Нуньо де Гевара. Автор сумел уловить тайные бури за
великолепной сдержанностью монументального, как памятник, прелата. Но даже
после успеха его портрета Эль Греко не удостоился звания придворного
художника. Ибо по-настоящему его новаторство ценили только люди независимых
вкусов, к которым парадоксальным образом принадлежал и Нуньо де Гевара, чье
правление, впрочем, могло считаться мягким в сравнении с другими
инквизиторами.
