Чехов Антон Павлович

1860-1904

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Антон Павлович Чехов

А. П. Чехов. Петербург. 1899 год.

Чехов Антон Павлович (17[29].01.1860—2[15].07.1904), писатель. Родился в Таганроге. Дед Чехова по отцу, крепостной из Воронежской губ., выкупил себя с семьей на волю и в конце жизни служил управляющим имением (отдельные его черты отражены в образе Фирса из «Вишневого сада»); детские впечатления Чехова от поездки к деду через приазовскую степь отразились в рассказах «Красавицы», «Счастье», повести «Степь». Отец Чехова владел в Таганроге небольшой бакалейной лавкой. В его натуре соединились стремление «выйти в люди» с непрактичностью и неумением вести дела, художественная одаренность — с властностью и деспотичностью по отношению к домашним. У Чехова было четыре брата и сестра. Сыновья должны были помогать отцу в торговле, а также петь в организованном им церковном хоре. Наказания розгой, семейный деспотизм рано выработали в Чехове отвращение к несправедливости и насилию, обостренное чувство достоинства, стремление к независимости. Мать Чехова, также внучка выкупившегося на волю крестьянина-крепостного, вносила в семью начала мягкости и человечности. «Талант в нас со стороны отца, а душа — со стороны матери», — говорил впоследствии Чехов. Из радостей детства ему навсегда запомнились купание в море, рыбалка, ранняя весна на Дону, ловля щеглов. Яркая способность к импровизации и подражаниям проявлялась в сценках, домашних представлениях, которые Чехов сочинял и разыгрывал с братьями. Учение вначале в греческой школе, а затем в классической гимназии особого интереса у Чехова не вызывало. Гораздо большее влияние на его духовное становление оказали театр и библиотека. Завсегдатаем галерки Таганрогского театра Чехов становится с 13-летнего возраста; в исполнении местных трупп и заезжих знаменитостей он имел возможность увидеть на сцене русский классический репертуар, пьесы Шекспира, современные водевили и мелодрамы. В обширный круг чтения юного Чехова вошли Сервантес, Гюго, Тургенев, Гончаров, естествоиспытатель Гумбольдт, философ Бокль и наряду с ними разнообразные юмористические журналы и сборники. В 1876 отец Чехова, окончательно разорившись, бежал от долговой тюрьмы в Москву, туда же уехала мать с младшими детьми. Антон остался в Таганроге и должен был зарабатывать уроками средства на жизнь и учение и еще высылать небольшие денежные переводы семье. К этим годам относятся известные нам лишь по названиям литературные опыты Чехова. Гимназистом он выпускает рукописный журнал с карикатурами «Заика», какие-то юморески посылает под псевдонимами в столичные журналы (печататься Чехов начал, очевидно, не позже 1878), пишет несохранившиеся комедии «Нашла коса на камень» и «Недаром курица пела» и создает большую драму «Безотцовщина».

Родители А.П. Чехова
Евгения Яковлевна и Павел Егорович Чеховы. 1892 год.

В 1879 Чехов поступает на медицинский факультет Московского университета. Сразу по приезде в Москву Чехов принимает на себя заботы о родителях и младших, почти единственным средством существования семьи становятся его литературные заработки. Занятия в университете Чехов соединяет с разнообразной и непрерывной литературной работой.

Серьезные надежды Чехов связывал с привезенной в Москву (и, возможно, здесь переработанной) своей большой драмой. Сохранился единственный список этой пьесы, без титульного листа; в наши дни в разных изданиях и постановках она получала заглавия «Платонов» (по имени главного героя), «Пьеса без названия», «Безотцовщина». Первая пьеса Чехова построена как проблемное произведение о современном человеке. Главный ее персонаж, провинциальный учитель, наделен нравственной неустойчивостью и одновременно потребностью осознать свое назначение. В своих монологах Платонов вершит суд над собой и окружающими. В пьесе много разговоров о проблемах и событиях эпохи, она чрезвычайно велика по объему и наполнена внешними эффектами, но в ней уже угадываются многие мотивы, прошедшие потом через все творчество Чехова. Посланная ведущей актрисе Малого театра М. Н. Ермоловой, пьеса была возвращена, очевидно, непрочитанной; после этого Чехов предал ее забвению, а при его жизни она оставалась никому не известной. Попытка войти в русскую литературу с серьезным, проблемным произведением оказалась неудачной. Но изначальные особенности таланта Чехова — юмор и наблюдательность — позволили ему не отступить, а пойти иным путем, завоевав сначала юмористические журналы и газеты.

Первые известные опубликованные произведения Чехова «Письмо к ученому соседу» и «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.?» (Стрекоза. 1880, 9 марта) — пародии, излюбленный жанр юмористических журналов. Пародии составляют приблизительно половину первого сборника произведений Чехова «Шалость», подготовленного им к печати в сер. 1882, но не увидевшего свет. Выбирая свою позицию в литературе, нащупывая свою тему, молодой Чехов пробует себя одновременно и в серьезных, и в юмористических жанрах. Опытом психологического повествования стали повести «Живой товар» и «Цветы запоздалые» (герой последней доктор Топорков, интеллигент-приобретатель, дальний предшественник Ионыча). Чехов откликается на «деревенскую тему», одну из главных в русской литературе 80-х (рассказ «За яблочки», связанный с традициями еще антикрепостнической сатиры; в ином социально-психологическом ключе — рассказ «Барыня»), задумывает цикл «Сельские картинки» (рассказ «Суд»). Особенно интересует Чехова мир артистов: 6 рассказов на эту тему составили его сборник «Сказки Мельпомены» (1884); и здесь комическая и серьезная установки распределяются приблизительно поровну. Два наиболее крупных по объему произведения Чехова первых лет — повесть «Ненужная победа» (1882) и «уголовный» роман «Драма на охоте» (1885), имея внешние признаки пародий, перерастают чисто пародийную задачу, содержат начатки психологизма, жанровых и пейзажных описаний. Но при всем стилевом разнообразии ранних произведений Чехова в них преобладает стихия юмора. В рассказе «Марья Ивановна» (1884), своего рода автокомментарии к раннему творчеству, Чехов относит себя к числу «литературных поденщиков», «завсегдатаев юмористических журналов», «пишущих по смешной части». Все эти произведения печатаются под псевдонимами «Антоша Чехонте», «Человек без селезенки», «Брат моего брата» и др. — всего известно свыше 50 чеховских псевдонимов.

Количественно самое большое место в юмористике Чехова занимают шуточные афоризмы, подписи к рисункам, пародийные календари, отчеты, словари, руководства, объявления — все, что подходит под широкую жанровую рубрику юмористической «мелочишки» («Контора объявлений Антоши Ч.», «И то, и сё», «Задачи сумасшедшего математика», «Календарь “Будильника” на 1882 год», «Философские определения жизни», «Перепутанные объявления», «Краткая анатомия человека», «Несообразные мысли» и мн. др.). Задолго до начала сотрудничества Чехова в «Стрекозе», «Зрителе», «Будильнике» сложились каноны этого жанра, которые он быстро освоил и превзошел, создав такие шедевры юморески, как «Письмо к ученому соседу», «Жалобная книга», «Жизнь прекрасна! (Покушающимся на самоубийство)» и др. С к. 1882 Чехов начинает сотрудничать в петербургском журнале «Осколки», который под руководством Н. А. Лейкина завоевал ведущее положение в юмористической прессе. В отдельных произведениях Чехов использует щедринские темы, образы, словарь. Прибегая в жанре «мелочишки», адресованной массовому читателю, к некоторой стилизации «под Щедрина», Чехов добивался особой выразительности сатирических приемов.

Усвоение традиций классической литературы одновременно с решительным переосмыслением многих из них станет определяющей чертой литературной позиции Чехова. Так, в раннем чеховском творчестве была переосмыслена ситуация, восходящая еще к гоголевской «Шинели»: маленький чиновник в столкновении с «начальством», «значительным лицом». Серию рассказов на эту тему: «Двое в одном», «На гвозде», «Рассказ, которому трудно подобрать название», «Депутат, или Повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало», «Сущая правда» — Чехов завершил «Смертью чиновника» и «Толстым и тонким». В первой редакции рассказа «Толстый и тонкий» (1883) мотивировка поведения «тонкого» была традиционной: он раболепствовал и унижался, т. к. «толстый» оказывался его прямым начальником и распекал за опоздание на службу. Включая рассказ в 1886 в сборник «Пестрые рассказы», Чехов переработал его, сняв подробную мотивировку. Теперь «толстый» изображен нейтрально, главным объектом осмеяния стал маленький чиновник, который подличает и пресмыкается, когда его к этому никто не вынуждает. Показывая, как сам объект унижения становится его глашатаем, Чехов утверждал более трезвый взгляд на природу психологии чиновника.

Памятник А.П. Чехову в Томске. Фото Андрея Савельева.
На бронзовом постаменте написано:
"Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку»"

«Толстый и тонкий» написан в жанре «сценки»; основные достижения Чехова — юмориста и сатирика относятся именно к этому жанру. Сценка — короткий юмористический рассказ, картинка с натуры, комизм которого состоит в передаче разговора персонажей, — восходит к традициям Гоголя, Островского, Н. Успенского, Слепцова. Приобретя к н. 80-х под пером Лейкина черты жанровой завершенности, сценка стала главенствовать в «Осколках». Чехов виртуозно овладел техникой «осколочной» сценки и поднял ее до уровня большой литературы. В духе поэтики сценки у Чехова — особые приемы краткости, сводящие к минимуму описания и пояснения; заглавия — простые и незатейливые, называющие место действия, или действующих лиц, или предмет, вокруг которого строится действие («В Москве на Трубной площади», «В бане», «Справка», «Налим», «Жених и папенька», «Гость», «Утопленник»), реже — иронические или пародийные заглавия («Злоумышленник», «Хамелеон», «Дипломат», «Счастливчик», «Сирена», «Интеллигентное бревно»), говорящие и забавные фамилии (дьячки Вонмигласов и Отлукавин, мастер Хрюкин, полицейский надзиратель Очумелов, городовой Елдырин, авторша драмы Мурашкина, француз Шампунь, староста Шельма, генералы Булдеев и Запупырин, купцы Ескимосов и Пятирылов, актеры Унылов и Дикобразов и т. п.). Главное в сценке — речь персонажей, одновременно правдоподобно-бытовая и смешная. Установка сценки — писать непременно смешно и непременно коротко — ограничивала Чехова, но и позволяла ему пройти школу краткости и особой выразительности деталей. Значительно расширились традиционные представления о возможных источниках тем и сюжетов литературных произведений.

В основе юмора чеховских сценок лежит не просто наблюдательность, меткость деталей, живость языка и т. п. Искра смешного высекается, когда в густонаселенном мире Чехова сталкивается несовместимое — разные представления, застывшие формы поведения, системы понятий, правил, мнений. Уже в юмористических сценках и рассказах присутствуют темы поздних произведений Чехова. Он смеется над несуразностями мышления и поведения, пустыми претензиями, безуспешными попытками подогнать под какой-нибудь шаблон непредвиденную сложность жизни («Хирургия», «Канитель», «Экзамен на чин», «Хороший конец»). Герои чеховских сценок не в силах безошибочно ориентироваться в иерархическом мире разных чинов, званий, орденов, состояний, и социальная пестрота и неравенство то и дело ведут к столкновениям и недоразумениям («Орден», «Свадьба с генералом», «Винт», «В бане», «Маска»). Чехов-юморист пишет о бесконечном множестве и разнообразии путей жизненного поведения, о непонимании друг друга («Антрепренер под диваном», «Конь и трепетная лань», «Контрабас и флейта», «Иван Матвеевич»). Теплый юмор рассказов Чехова о детях также основан на столкновении разных типов сознания. В детском восприятии и мышлении мир как бы увиден заново, сопоставлен с неожиданной шкалой мер и ценностей; то, что привычно и узаконено во взрослом мире, обнаруживает свою относительность в детском («Гриша», «Кухарка женится», «Детвора», «Событие»).

Использование Чеховым отдельных особенностей поэтики «осколочной» сценки сопровождалось постепенным выходом за пределы задач и возможностей жанра. Под давлением свирепевшей цензуры редактор «Осколков» Лейкин предпочел «сократиться», избегая сколько-нибудь серьезных тем, «осколочная» юмористика лишалась общественного и литературного значения. С 1885 Чехов, продолжая сотрудничать в «Осколках», начинает печататься в разделе «летучие заметки» «Петербургской газеты», где поместил такие произведения, как «Лошадиная фамилия», «Егерь», «Унтер Пришибеев», «Тоска», «Ванька», «Беглец», «Мальчики» и др. Среди них есть типично «осколочные» рассказы, однако в большинстве из них трактовка действительности перестает быть исключительно юмористической. В произведениях Чехова намечается чрезвычайное разнообразие тональности. Юмор не исчезнет никогда из творчества Чехова, но приобретет новые оттенки, соединится с иным пафосом. «На деревню дедушке» («Ванька») — такой адрес нелеп, а потому смешон уже сам по себе. Но столкновение иллюзии, ложного представления с живой болью, состраданием полуграмотному Ваньке Жукову рассчитано на более сложную читательскую реакцию. Ионе Потапову, схоронившему сына («Тоска»), некому поведать печаль свою среди толп большого города. Сам он, как это станет обычным для героев Чехова, не в силах правильно понять причины своей тоски, и единственным слушателем его оказывается лошаденка. Но авторская усмешка по поводу ложности представлений или несуразности поведения героя растворяется в сочувствии к нему — обыкновенному, заурядному человеку. Рождается тот эффект «теплоты», о котором в эти годы не раз пишет Чехов.

Свои юмористические произведения Чехов объединил в сборники «Пестрые рассказы» (1886) и «Невинные речи» (1887). Критика, признав талантливость Чехова, увидела в его рассказах лишь внешний комизм, сочла его «безыдейным, легкомысленно равнодушным к серьезным вопросам жизни» автором «эфемерных шаржей» (А. М. Скабичевский). Но наиболее чутким читателям уже стала ясна значительность творчества Чехова. Большие надежды на него возлагает Н. С. Лесков. «Переворотом в литературе» называет рассказы Чехова Д. В. Григорович. Его письмо к Чехову в марте 1886 сыграло для писателя важную роль, заставив его поверить в себя. С 1886 он пишет рассказы для «субботников» — беллетристического раздела газеты «Новое время», подписываясь уже своим настоящим именем. Впоследствии, в 90-х, Чехов порвет с «Новым временем», от большинства его реакционных и беспринципных авторов он отделит себя с самого начала, но сотрудничество в самой большой общерусской газете дало Чехову возможность впервые обратиться к широкому кругу новых для себя читателей, интересующихся в беллетристике не просто легким чтением, но размышлениями о жизни, психологией персонажей. Рассказы, помещенные Чеховым в «Новом времени»: «Ведьма», «Агафья», «Тайный советник», «Учитель», «Враги», «Верочка», «Счастье», «Поцелуй» и др. Созревший художественный и человеческий талант Чехова обусловил переход его от насмешки — к анализу, от характеров смешных — к сложным, противоречивым, к изучению и воспроизведению жизни во всей ее полноте.

Жизненный опыт Чехова в эти годы значительно расширился. По окончании университета в 1884 он работает врачом в Воскресенске, Звенигороде; там он не только лечит больных, но и ездит на вскрытия, выступает экспертом в суде и т. д. Много наблюдений продолжает давать ему работа постоянного московского корреспондента «Осколков» (фельетоны «Осколки московской жизни»). Летние месяцы с семьей он проводит в подмосковной усадьбе Бабкино; расширились знакомства Чехова среди молодых художников, литераторов.

С сер. 1884, времени окончания университета, до выхода повести «Степь» в н. 1888 Чехов создал более 350 произведений. Это период «многописания». Значительная их часть относится к жанру, который сам Чехов, в отличие от «мелочишки» и «сценки», называл «серьезным этюдом». В газетных рассказах окончательно складывались поэтика и стилистика чеховского художественного мира. Исследование жизни в рассказах-этюдах ведется в разных направлениях. В некоторых из них Чехов решает задачу описания разнообразных жизненных положений, бытовых явлений, психологических состояний. Тут в большинстве случаев сами названия говорят о себе: «Его первая любовь (Володя)», «Страхи», «Сильные ощущения», «Тиф», «Скука жизни», «Горе», «Свадьба», «Старость», «Поцелуй». Др. группу составляют исследования разнообразных характеров, темпераментов, психологических типов («Отец», «Почта», «Задача», «Холодная кровь», «Необыкновенный», «Обыватели»). Нередко такие зарисовки разновидностей и оттенков человеческой психологии Чехов выполняет в юмористическом, «осколочном» ключе («Сирена», «Длинный язык», «Тссс!», «Мыслитель», «Розовый чулок»), в др. случаях отношение автора к героям объективно-исследовательское («Тайный советник», «Тина», «Учитель»). Еще один круг рассказов-этюдов посвящен изучению тех или иных социальных групп, сословий, слоев населения. В первую очередь это рассказы, где главные действующие лица — крестьяне: «Егерь», «Злоумышленник», «Свирель», «Счастье», «Ты и вы», «Темнота», «Мечты». Разнообразные типы людей из народа, коллективная народная психология, колоритная речь — все это передано Чеховым со всесторонней осведомленностью и тонкой проникновенностью. Особые группы рассказов этого типа составляют рассказы об актерах и художниках («Первый любовник», «Юбилей», «Талант», «Критик», «Актерская гибель»), рассказы о детях («Мальчики», «Беглец»).

Чехов не специализируется на изображении какой-либо социальной группы или психологического типа, в этом он видит свое отличие от Гаршина, Короленко и др. литературных сверстников и современников. В рассказах Чехова 1885—87 окончательно определился тип чеховского героя, а также основной объект изображения. Это «средний человек» и повседневная, обыденная жизнь. В творчестве Чехова своеобразно отразился поворот, проделанный всей русской литературой в 80-х. Л. Толстой, Салтыков-Щедрин в произведениях этих лет пишут о самых обыкновенных людях, их быте и психологии. Литературные спутники Чехова этих лет И. Потапенко, К. Баранцевич, И. Ясинский, И. Леонтьев-Щеглов (которых Чехов назвал «артелью восьмидесятников», не отделяя себя от них) также изображали «среднего человека» и обыденную жизнь. «Средний человек» — у Чехова это инженер, врач, учитель, адвокат, студент, офицер, статистик, немец (а также и помещик, и крестьянин, и чиновник, и священник, но показанные иначе, чем в литературе предшествующих десятилетий) — понимается теперь как представитель массы, как всякий человек. В нем отсутствует какая-нибудь необычность, незаурядность, главное в нем — обыкновенность, распространенность. Такое понимание Чехов разделяет с писателями своей эпохи.

Объединяющим началом произведений Чехова становится новый тип события, связанный с интересом писателя к сознанию героя, его попыткам «ориентироваться в жизни». Новую трактовку события Чехов предлагает в рассказах сер. 80-х («Тапер», «Переполох», «Знакомый мужчина», «Кошмар», «Следователь», «Хористка», «Житейская мелочь» и др.). Главное событие в них — сдвиг в сознании героя, открытие им для себя жизни с новой, неожиданной стороны, осознание враждебности жизни, невозможность разобраться в ней. А описанные в них происшествия — скандал на купеческой свадьбе, неожиданный визит жены к любовнице мужа, смерть от отравления и т. п. — лишь повод к этому открытию. В результате создается иллюзия «бессобытийности» в чеховских произведениях, тогда как изменился сам характер события: не столько какое-то «происшествие», «случай», сколько его восприятие, переживание и осмысление героем, переход от «казалось» к «оказалось». В отличие от героев Достоевского, Толстого среди героев Чехова почти нет идеологов, философов, носителей стройных систем знаний и убеждений. Чаще всего Чехов изучает работу самого заурядного, обыкновенного сознания, наблюдает характерные для него ошибки, ловушки, обманы. Это позволяет увидеть общие основы тех перемен, которые происходили в массовом сознании эпохи.

В эти годы Чехов вырабатывает и своеобразные способы исследования сознания, психики своих героев. Чехов — первый крупный русский писатель, мировосприятие и творческие принципы которого сложились под решающим воздействием естественных наук. Позже в автобиографии он напишет о серьезном влиянии на его литературную деятельность занятий медициной: «они значительно раздвинули область моих наблюдений… они имели также и направляющее влияние». Чехов не раз упоминает в письмах и рассказах о методе «индивидуализации отдельного случая»: всякая болезнь интересна прежде всего своими осложнениями: не существует болезни «вообще», есть конкретные больные. Подобный метод индивидуализации Чехов стремился распространить и на исследование жизненных ситуаций, психических процессов, человеческого сознания в литературе. В своих рассказах-этюдах он прослеживает, как соотносятся повседневный быт, окружающий человека, и формы его сознания, какое выражение психические и мыслительные процессы находят в речи и поведении. Мелочи, штрихи, внешние случайные черты обстановки Чехов вводит в описания, чтобы показать многообразие факторов, обусловливающих настроение и поступки человека («Рассказ без конца», «Задача», «Его первая любовь», «Мечты», «Верочка», «Поцелуй»).

Среди слагаемых картин жизни в произведениях Чехова этого времени непременно присутствует красота в разнообразных ее проявлениях. Красота свободной, ничего не боящейся страсти («Агафья») и красота творчества безвестного поэта-монаха («Святою ночью»), женская красота («Ведьма», «Красавицы») и та «тонкая, едва уловимая красота человеческого горя, которую нескоро еще научатся понимать и описывать и которую умеет передавать, кажется, одна только музыка» («Враги»). Постоянен для Чехова вопрос о месте красоты в сознании и поведении людей. Чаще всего это гибнущая, пропадающая (как в «Ведьме», «Панихиде»), преследуемая, несущая наказание (в «Агафье») или не замечаемая людьми красота («Святою ночью», «Припадок»). Правда и красота неразрывны в произведениях Чехова.

Опробованный в прозе единый идейно-философский угол рассмотрения действительности Чехов переносит и в драматургию. Осенью 1887 он пишет комедию «Иванов» — первую увидевшую свет рампы. Поставленная в Московском театре Корша, пьеса возбудила «всеобщее аплодисменто-шиканье» и вызвала разноречивые отзывы критики. В «Иванове», как и в юношеской драме, в центре пока один главный герой, но по характеру события, сюжета эта пьеса содержала уже черты нового театра. Основные события здесь происходят в сфере сознания героев. Событие, определившее судьбу Иванова, невидимо, но вполне определенно: это переход его из одного мировоззренческого состояния в другое. Иванов разлюбил жену, запутался в хозяйстве, устал от собственных затей и реформ, «стал брюзгой». Прежняя система ориентации и поведения, в правильность которой еще за год до начала действия Иванов верил, теперь кажется ему ложной, он «готов уже отрицать» все, что вчера утверждал. В письмах Чехов указывал, что он стремился охватить единым осмыслением самые различные виды перемены убеждений и настроений. В «Иванове» Чехов откликается на ситуацию, прямо подсказанную эпохой 80-х. Как герой его пьесы, Чехов считал, что все русское интеллигентное общество от «возбуждения» двух предшествующих десятилетий пришло в 80-е к «утомлению», утрате прежних верований. Через год Чехов переработал «Иванова» для постановки в Петербургском Александринском театре и дал пьесе, кончающейся самоубийством героя, подзаголовок «драма». Вступил в действие еще один, типично чеховский, принцип художественного мышления: то комическая, то драматическая трактовка одних и тех же явлений, единая основа комического и драматического.

Вслед за «Ивановым» Чехов пишет водевили «Гамлет, принц Датский» (не окончен, сохранился лишь план), «Медведь», «Предложение» (оба — 1888). В этих водевилях, как и в более поздних: «Свадьбе» (1890) и «Юбилее» (1891), тот же тип события, что и во многих рассказах Чехова: столкновение носителей разных взглядов и типов жизненного поведения, при этом форма такого столкновения — «скандал и общий кавардак». Яркий комизм, неподдельная веселость обеспечивали чеховским водевилям неизменный успех при постановках на столичных и провинциальных сценах.

1887 — последний год чеховского «многописания». В этом году он написал 65 рассказов, в 1888 — только 9. В дек. 1887 Чехов прекращает постоянное сотрудничество в «Осколках», в следующем году — в «Петербургской газете». В 1887 в письмах Чехова появляются упоминания о его работе над романом: замысел романа остался незавершенным, написанные главы, видимо, в переработанном виде вошли в поздние произведения. В 1887 выходит сборник рассказов Чехова «В сумерках», за который Академия наук присуждает ему половинную Пушкинскую премию. В ближайшие годы выходят сборники «Рассказы» (1888), «Хмурые люди» (1890). Завязываются и расширяются связи Чехова с А. Н. Плещеевым и Н. К. Михайловским, Г. И. Успенским, В. Г. Короленко, П. И. Чайковским. В марте 1888 повестью «Степь» Чехов дебютировал в «толстом» журнале «Северный вестник». «Степь» явилась своего рода итогом раннего творчества Чехова: в ней соединились юмор, лиризм, мастерство бытовой зарисовки и пейзажа. Задачу своей повести Чехов видел в том, чтобы показать, «какое богатство, какие залежи красоты остаются еще не тронутыми и как еще не тесно русскому художнику». В «Степи» есть новое качество, которое будет отличать многие поздние произведения писателя: картина жизни вырастает в ней до обобщения, до символа. В поэтическом описании поездки через степь мальчика Егорушки Князева вставал образ «суровой и прекрасной Родины». Чехов собирался писать продолжение «Степи» и формулировал основную мысль, которую думал положить в основу этого неосуществленного замысла: «Русская жизнь бьет русского человека так, что мокрого места не остается, бьет на манер тысячепудового камня… Простора так много, что маленькому человечку нет сил ориентироваться». Этой концепцией русской жизни объединены произведения Чехова к. 80-х. Герои «Степи» и написанных вслед за нею повести «Огни», рассказов «Неприятность», «Припадок» пытаются «решить вопрос», найти ориентиры для понимания жизни, и у каждого «нет сил ориентироваться»; все они чувствуют себя беспомощными в «чужом, непонятном мире».

К к. 80-х складывается особый чеховский тип авторской позиции: в письмах этого времени Чехов формулирует принцип объективности творчества. Повествование в рассказе или повести, считает Чехов, необходимо «строить в тоне и духе» героя; мир предстает в произведении не «вообще», а преломленный в конкретном воспринимающем сознании. Описание природы, обстановки приобретает, т. о., особую компактность: оно и включает в себя картину мира, и характеризует воспринимающего героя, и воплощает его эмоциональное отношение к миру. Так описываются гроза в «Степи», первый снег в «Припадке», компания гостей в «Именинах» и т. д. В тех случаях, когда герои в своих спорах, размышлениях касаются мировоззренческих, этических проблем, Чехов не предлагает непреложного авторского их решения: «Художник должен быть не судьею своих персонажей и того, о чем говорят они, а только беспристрастным свидетелем», задача художника не решение, а «правильная постановка» вопроса. Чехов отказывается от традиционного выражения авторской точки зрения «устами героя», от авторских деклараций, от проповеди. Ложность, непоследовательность или иллюзорность взгляда героя раскрываются через логику его судьбы, объективную иронию действительности — так создается впечатление, что в произведении говорит сама жизнь, не скованная авторской предвзятостью. Дело было не в отказе Чехова от определенной авторской позиции, как предполагала критика, а в коренном ее изменении. Читатель чеховских произведений приходит к выводу без подсказки автора, но лишь благодаря тому, что проведена четкая граница между правильной и ложной постановкой вопроса.

Крупное проблемное произведение — повесть «Скучная история» (1889) — Чехов создал в месяцы, последовавшие за смертью его брата — художника Николая. Горечь первой семейной утраты, раздумья над исканиями русской интеллигенции, над важными проблемами человеческого бытия отразились в повести. Ее герой, старый профессор-медик, переживает душевную драму, во многом сходную с той, которую переживал герой «Иванова». Не в силах решить множество жизненных вопросов, нахлынувших на него в последние месяцы, герой приходит к выводу о том, что ему недостает «общей идеи». Чехов предупреждал, что в мнениях, которые высказывает профессор, нельзя искать его, чеховских мнений. Но читатель «Скучной истории» чувствовал заинтересованность автора раздумьями персонажа. Авторская позиция в «Скучной истории» включает невозможность удовлетвориться всеми известными «общими идеями» и одновременно жажду жизни осмысленной и одухотворенной. Главный герой пьесы «Леший» (1889) помещик и врач Хрущов в отличие от героя «Иванова» — «человек неноющий», увлеченный живым делом, спасением и насаждением лесов. Но вновь речь идет о вреде, который вносит в человеческие отношения привычка судить друг о друге предвзято, наклеивать ярлыки, выносить безапелляционные приговоры. Среди всех чеховских пьес «Леший» выделяется своим светлым, умиротворенным концом, герои ее приходят к конечному выводу о ценности жизни, любви, человечности. Поставленный в частном московском театре, «Леший» успеха не имел и впоследствии был переработан в пьесу «Дядя Ваня».

В 1888, отозвавшись на смерть путешественника Н. М. Пржевальского, Чехов написал короткую статью о «людях подвига, веры и ясно осознанной цели», в которой говорил о «громадном воспитательном значении» деятельности таких людей и о том, что «подвижники нужны как солнце». Подвигом самого Чехова стала поездка на Сахалин в 1890. Чехов решил ехать на Сахалин как раз тогда, когда к нему пришел прочный читательский успех и он был признан самым талантливым среди нового поколений русских писателей. Но роль популярного беллетриста, произведения которого нравятся публике, уже не могла его удовлетворить. Как художник и гражданин, он созрел для того, чтобы говорить современникам суровые истины о действительности, бросить вызов иллюзиям, разделяемым всеми в «образованном обществе». Для этого он решил взвалить на себя «непрерывный полугодовой труд, физический и умственный», взглянуть на Россию с ее каторжной окраины, на места «невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек вольный и подневольный». Чехов преодолевает нелегкий путь через всю Россию, на Сахалине за 3 месяца проводит огромную работу по переписи и обследованию каторжного населения, заполняет ок. 10 тыс. статистических карточек. Поездка на Сахалин обострила туберкулезный процесс, первые признаки которого дали о себе знать еще в студенческие годы. Обратный путь Чехов проделал на пароходе через Индийский океан, о. Цейлон, Красное море. В следующем, 1891, Чехов получил возможность еще раз взглянуть на русскую жизнь со стороны: во время поездки в Европу он посещает Вену, города Италии и Франции. Зимой 1891—92 Чехов участвует в помощи голодающим крестьянам Воронежской губ. Общественной деятельностью Чехов занимается с первых месяцев его жизни в небольшом подмосковном имении Мелихово, где он поселился с родителями весной 1892. В мелиховский период Чехов лечит крестьян, в холерные 1892 и 1893 заведует врачебным участком, открывает медицинский пункт, строит несколько школ, пишет.

Сахалинская поездка углубила принципы, уже утвердившиеся в творчестве Чехова к к. 80-х. Еще во время подготовки к путешествию Чехов пришел к выводу, что русское общество убаюкивает себя ложными представлениями, считая, что всю вину за Сахалин можно возложить на «тюремных красноносых смотрителей»: нет, утверждал Чехов, «виноваты не смотрители, а все мы». Книга «Остров Сахалин» (1894) внешне спокойна, почти академична, но проникнута пафосом опровержения всеобщих иллюзий. Число произведений Чехова, действие которых так или иначе связано с каторгой и ссылкой, невелико: «Гусев», «Бабы», «В ссылке», «Рассказ неизвестного человека», «Убийство».

В повести «Дуэль» (1891), по месту действия совсем далекой от Сахалина, основной конфликт строится вокруг проблемы правильных оценок человеческого поведения — проблемы, занимавшей Чехова в прежних произведениях, но обретшей особое значение после поездки на каторгу. Герой повести — зоолог, социал-дарвинист фон Корен, выступающий как прокурор нравственного закона, в запальчивости готов физически уничтожить безвольного, изолгавшегося чиновника Лаевского. Каковы основания для справедливой оценки человека? Можно ли на основе чувства ненависти или какой-либо «общей теории» (в данном случае — социал-дарвинизма) окончательно осудить человека? На этот вопрос Чехов ответил отрицательно самим сюжетом повести, ее развязкой, где автор заставляет бывших противников пожать друг другу руки и сказать: «никто не знает настоящей правды».

В пору самых безрадостных раздумий писателя написана повесть «Палата № 6» (1892) — история двух жителей провинциального городка Рагина и Громова, врача и пациента, которые неизбежно, хотя и совершенно разными путями, попадают в палату для умалишенных, откуда им уже не выбраться.

В послесахалинские годы Чехов освобождается от того влияния, которое имела на него моральная проповедь Л. Толстого. Повесть Толстого «Крейцерова соната», до поездки на Сахалин восхищавшая Чехова, в н. 90-х вызывает полемику в его произведениях, связанных с проблемами любви, брака, семейных отношений: «Дуэль», «Жена» (1892), «Три года», «Супруга», «Ариадна» (все — 1895). Восхищаясь художественным гением Толстого, поддерживая толстовскую критику современного общества, Чехов не соглашался с догматичностью и доктринерством толстовской проповеди. Там, где Толстой генерализировал, провозглашал общеобязательные истины, Чехов предпочитал «индивидуализировать», показывая, что жизнь в ее реальной сложности может вести к непредсказуемым поворотам в человеческих судьбах («Дуэль», «Жена», «Три года»). Толстовской «простой истине», общей для всех, Чехов противопоставляет множество случаев и обстоятельств, осложняющих эту истину, делающих ее не универсальной и не абсолютной. Сам Толстой ценил талант Чехова-прозаика, считая, что тот создал «новые, совершенно новые для всего мира формы письма», любил его (личное знакомство между ними состоялось в 1895), но не принимал чеховского отказа от морального учительства.

Основная тема рассказов, повестей, пьес, написанных Чеховым в 90-х — жизнь обыкновенных русских людей, современников писателя. Чаще всего Чехов пишет об иллюзиях, заблуждениях, неадекватности поступков и несостоятельности жизненных программ («Попрыгунья», 1892; «Скрипка Ротшильда», 1894; «Учитель словесности», 1894; «Убийство», 1895; «Чайка», 1895; «Дядя Ваня», 1896). О ложных представлениях, овладевающих людьми и определяющих их судьбы, повествует каждый из рассказов «маленькой трилогии» (1898). Герои ее связаны скрытой общностью: гимназический учитель Беликов, который свел свою жизнь к следованию инструкциям и правилам, с его девизом «как бы чего не вышло» («Человек в футляре»), чиновник Чимша-Гималайский, который подчинил всю жизнь покупке имения с крыжовником («Крыжовник»), помещик Алехин, который, будучи влюблен, позволил сдерживающим соображениям настолько овладеть собой, что погибла сама любовь («О любви»), — каждый из них пытается подчинить жизнь какой-либо узкой программе, заключить ее в некий футляр. В первом рассказе трилогии футляр носит явно социально-политическую окраску: в «Человеке в футляре» Чехов дает краткую, точную, сатирическую, порой гротескную характеристику жизни всей космополитической интеллигенции. Чехов видит сковывающую силу «футляра» и там, где, казалось бы, каждый человек свободен, сам выбирает программу собственной жизни. В последней главке рассказа «Ионыч» (1898) изображена еще одна разновидность «футляра», когда главной и единственной целью бытия становится приобретательство. Чехов не предлагает читателю никаких утешений, спасительных рецептов, счастливых развязок. Писатель показывает иллюзорность, непрочность и таких, казалось бы, бесспорных и общепризнанных жизненных программ, как труд, семья, приобщение к искусству. Культура, интеллигентность — ни одна из них не служит в художественном мире Чехова спасением или окончательным прибежищем героя, не обладает абсолютной ценностью. Ни здоровье, ни работа, ни влюбленность, ни презрение к обывателям не оказались достаточным противоядием против превращения Дмитрий Старцева в Ионыча. Немного стоит, показывает Чехов, и словесный протест, не способный поколебать зло и кончающийся плачевно для самого протестующего («Гусев», «Палата № 6»). Такая авторская позиция, беспощадно правдивая и чуждая утешительству, вызывала неприятие критиков и протест части читателей, требовавших от Чехова «мажорных аккордов», «более жизнерадостных вещей».

Авторская позиция определила и характер конфликта в произведениях Чехова. Врагами чеховских героев нередко оказываются пошлость, царящие вокруг них обывательские нравы и порядки. Но, считая конфликты героя со средой («среда заела») или благородного героя с негодяями безнадежно устаревшими, Чехов предпочитает строить столкновения и сопоставления своих героев на иной основе. Среда, окружение играют в чеховских произведениях роль лишь усугубляющих факторов, основная же причина несчастия героев — в них самих, в характере их взаимоотношений. В рассказах и повестях, в которых друг другу противостоят 2 персонажа («Враги», «Именины», «Дуэль»), наиболее распространенный вид антагонизма — непонимание людьми друг друга в силу поглощенности каждого своим «вопросом», своей «правдой» или своим «ложным представлением». И это позволяет Чехову указать на сходство между противостоящими друг другу персонажами, увидеть общее там, где другим виделась бы лишь непримиримость и противоположность. В «Палате № 6» Рагин и Громов противоположны только до известного предела, за которым начинаются их разительное сходство и общая судьба. Герои «Черного монаха» (1894) совершают ошибки, ломая судьбу друг друга и обвиняя в своей жизненной трагедии другого, и здесь герои уравнены скрытой общностью, одинаковой страдательной зависимостью от враждебной им жизни. Особенно наглядно новизна конфликта проявилась в чеховских пьесах. В «Чайке» то же равнораспределенное построение конфликта, персонажи, казалось бы, полярно разведенные в своем отношении к любви и искусству, на деле обнаруживают скрытую общность. Это ведет к тому, что авторские представления о жизни раскрывает не один центральный герой пьесы, а в равной степени несколько или сразу все действующие лица. Внимательных читателей «Чайки» поражали «скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы» (Вл. Немирович-Данченко).

Помимо разоблачения иллюзий, не менее важна другая сторона чеховского мира: постоянные поиски его героями «правды». Пытающиеся «разобрать», «решить вопрос» герои произведений к. 80-х — н. 90-х («Неприятность», «Припадок», «В ссылке») сродни неудовлетворенным, взбудораженным, устремленным от настоящего к будущему мечтателям из поздних произведений писателя — Ярцеву («Три года»), художнику («Дом с мезонином»), Ивану Иванычу («Крыжовник»), Тузенбаху и Вершинину («Три сестры»), Саше («Невеста»), Трофимову («Вишневый сад»). Объединяют людей в чеховском мире не только иллюзии и заблуждения, но и постоянное стремление к «настоящей правде». Отсюда — двойное освещение фигур таких героев, когда ирония сочетается с пониманием неизбежности и обоснованности их позиции.

Не ставя задачей поучать читателя, давать общие рецепты, Чехов, тем не менее, всегда позволяет почувствовать критерии «настоящей правды», условия, которым должна, по его убеждению, удовлетворять «правильная постановка вопросов» о жизни. Часто такую функцию выполняет мотив красоты. В «Палате № 6», где символ действительности — утыканный гвоздями забор и сумасшедший дом и где нет места ни одному светлому пятну, вдруг в конце, в предсмертном видении Рагина проносится «стадо оленей, необыкновенно красивых и грациозных». Красота и единство человеческой культуры выражены в предании об ап. Петре («Студент», 1894), в образе прекрасного сада («Черный монах»), в безмолвной красоте кладбища под лунным светом («Ионыч»). В пьесах, где описания отсутствуют, Чехов использует реалистическую символику, вводя такие многозначные образы, как чайка, вишневый сад и др.

Критерии «настоящей правды» в произведениях Чехова менялись, эволюционировали. В 90-х в творчестве писателя появляются новые точки отсчета. Переход от эпохи «мысли и разума» к эпохе кануна русской смуты оставил глубокий след в самом характере постановки Чеховым вопроса о «настоящей правде». Критерии, с которыми соотносятся попытки героев «сориентироваться», «понять», теперь нередко имеют отчетливо социальную окраску («Бабье царство», 1893; «Моя жизнь», «Дом с мезонином», оба — 1896; «В родном углу», 1897; «Случай из практики», 1898).

На какое-то время Чехов подпадает под влияние социал-демократической и либеральной точки зрения в отношении русского народа и прежде всего крестьянства. Непонимание Чеховым крестьянской культуры отразилось в изображении деревни в повести «Мужики» (1897). Здесь крестьяне наделены самыми отрицательными чертами, какие можно найти в человеческой природе. Крестьянские труженики представлены в рассказе безнадежно грубыми, тупыми, нечестными, грязными, нетрезвыми, безнравственными, живущими несогласно, постоянно ссорящимися, подозревающими друг друга. Рассказ вызвал восторг марксистов и интеллигентов либерального толка и резкий протест патриотически настроенных деятелей русской культуры. Крайняя тенденциозность, односторонность и ошибочность оценок образа русского крестьянства отмечалась еще в момент выхода этого рассказа; тем не менее написанный талантливым писателем, он стал своего рода хрестоматийной иллюстрацией и всегда приводится в пример людьми, враждебными русской культуре, когда заходит речь о российской дореволюционной деревне. Подобный показ крестьянской жизни вызывал у многих желание идти и учить крестьянина, как ему жить. «Почитайте “Мужиков” А. Чехова, — писал критик Фингал, — и вы в миллионный раз убедитесь, что в деревню идти надо, но не за тем, чтобы учиться, а чтобы учить…»

Повесть «Мужики» вызвала резкий протест в русском обществе. Л. Толстой оценивал рассказ Чехова «Мужики» как «грех перед народом. Он (Чехов) не знает народа». «Из 120 млн русских мужиков Чехов взял только темные черты. Если бы русские мужики были действительно таковы, то все мы давно перестали бы существовать».

А. П. Чехов с артистами Московского Художественного театра.

В 1898 состоялась встреча Чехова с вновь созданным К. С. Станиславским и Вл. Немировичем-Данченко Московским Художественным театром. «“Чайка” — единственная современная пьеса, захватывающая меня как режиссера, а ты — единственный современный писатель, который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром», — писал Немирович-Данченко Чехову. После триумфального успеха «Чайки» в дек. 1898 Художественный театр поставит в 1899 «Дядю Ваню» и приедет со своими спектаклями в Ялту, где Чехов жил с матерью после смерти отца и продажи Мелихова. Приезд «художественников» побудил Чехова вернуться к драматургии. Две последние его пьесы — «Три сестры» (1901) и «Вишневый сад» (1903) написаны специально для Художественного театра. Еще на первых репетициях в этом театре Чехов встретился с актрисой О. Книппер, ставшей в 1901 его женой.

О. Л. Книппер.

О. Л. Книппер.

В последние годы Чехов занят подготовкой своего собрания сочинений, вышедшего двумя изданиями (1899—1902 и 1903) в издательстве А. Ф. Маркса. Проявив исключительную требовательность к отбору своих сочинений, Чехов включил в собрание менее половины напечатанного при его жизни. Новые произведения Чехова, созданные им в последние годы, хранят прочную связь с родовыми чертами его уже сложившегося художественного мира писателя. Чехов до конца не изменил принципу объективного анализа идей и мнений героев, в т. ч. и тех, которые говорят о необходимости «перескочить через ров» («Крыжовник»), «перевернуть» свою жизнь («Невеста»), «насадить новый сад» («Вишневый сад»). Символом высших, конечных целей «переворота», ведущего к новой жизни, символом красоты этой новой жизни стал образ Нади, героини рассказа «Невеста» (1903). Надя и герои др. последних чеховских произведения («Случай из практики», «У знакомых», «Архиерей», «Вишневый сад») уходят из изживших себя ложных форм бытия.

В последних пьесах Чехова воплотились его уже сложившиеся драматургические принципы. В «Трех сестрах» основная чеховская тема «ориентирования» человека в жизни звучит отчетливо на протяжении всей пьесы, повторяется почти каждым героем — в размышлениях, спорах или поступках.

Внешним сюжетом пьесы «Вишневый сад», которую Чехов писал, уже преодолевая смертельный недуг, служит продажа за долги имения Раневской, конец сложившегося жизненного уклада. Ситуация из жизни отдельных людей внутренне соотнесена в пьесе с ситуацией в жизни страны — так уже было у Чехова в «Степи», «Палате № 6». Прекрасный сад, на фоне которого показаны герои, не понимающие хода вещей или понимающие его ограниченно, связан с судьбами нескольких поколений — прошлых, настоящих и будущих. Многогранно символическое наполнение этого образа: красота, прошлая культура, наконец, вся Россия. Гибнущий сад и несостоявшаяся, даже не замеченная любовь — две сквозные, внутренне связанные темы — придают пьесе грустно-поэтический характер. Однако Чехов настаивал на том, что создал «не драму, а комедию, местами даже фарс». Комичны в пьесе не отдельные персонажи, такие, как Шарлотта, Епиходов, Варя. Взаимоотношения, диалоги буквально всех героев обнаруживают непонимание друг друга, разнобой мнений, алогизм умозаключений, реплики и ответы невпопад, комические повторы и перипетии — все эти несовершенства мышления и поведения дают возможность комического представления. Пьесу, рассчитанную на квалифицированного, искушенного зрителя, способного уловить ее лирический, символический подтекст, Чехов наполнил приемами площадного театра, балагана — падениями с лестницы, обжорством, ударами палкой по голове, фокусами и т. д. После патетических взволнованных монологов, которые есть практически у всех персонажей пьесы — от Раневской, Лопахина, Трофимова до Пищика, Дуняши, Фирса, сразу следует фарсовое снижение, затем вновь возникает лирическая нота, позволяющая понять субъективную убежденность, взволнованность героев, и опять его самопоглощенность оборачивается насмешкой над ними.

Все творчество Чехова, хотя и в высшей степени объективное и чуждое какому-либо доктринерству, является последовательным и бескомпромиссным осуждением духовного мещанства, будь то в лице грубого мужика Лопахина, вырубающего вишневый сад, или под гримом ученой воблы в образе педанта-профессора Серебрякова, или в комической фигуре занимающегося добровольным сыском унтера Пришибеева.

Согласно Чехову, корень духовного мещанства — не в какой-либо социальной прослойке, образовавшейся в ту или иную эпоху промышленного развития, а в безнадежной и неизлечимой мелочности человеческой природы вообще, превращающей всю нашу жизнь, независимо от географических зон и экономических перегородок, в сплошную мещанскую драму. В этом подходе к патологическому явлению вульгарности Чехов сходен и с Гоголем, и с Достоевским, создавшими извечные типы пошляков и духовных хамов — Хлестакова, Чичикова и Смердякова.

Чехов обостренно сознавал, как западная материалистическая, антидуховная цивилизация, выхолащивая душу человека, обезличивает его. Писателя удручала беспощадная переоценка всех ценностей. Все критерии — этические, социальные, эстетические, философские и религиозные — подвергались сомнению или отвергались критическим разумом. Равновесие было нарушено, цельность, да и самый смысл общественного бытия, были разрушены, а между тем ни распространение образования, вернее, полуграмотности, ни завоевания науки, ни блестящие триумфы техники не внесли ничего облагораживающего, ничего светлого и нравственно-устойчивого в общую сумму человеческого существования. Цивилизация не только не уничтожила духовного варварства, но сама больше, чем когда-либо, сделалась варварской. Вдумчивый и неподкупно честный в своих взглядах, Чехов не мог не сознавать, что люди очутились на краю бездонной, зияющей бездны: Чехов не видел выхода и не знал, суждено ли культуре пережить страшное нашествие цивилизованных дикарей.

Чехов верил в неисповедимые пути Господни, которые как-то, чудом, быть может, выведут родину нашу из того тупика, в котором волею судеб она оказалась. В заключительном монологе Сони, успокаивающей измученного жизнью дядю Ваню, Чехов устами своего героя говорит: «Мы будем жить. Проживем длинный ряд дней, долгих вечеров… будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там, за гробом, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою... милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся, и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой, и отдохнем… Мы услышим ангелов, и увидим все небо в алмазах… и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка… Мы отдохнем».

В творчестве Чехова отразились черты русского национального характера — мягкость, задушевность и простота, при совершенном отсутствии лицемерия, позы и ханжества. Чеховские заветы любви к людям, отзывчивости на их горести и милосердия к их недостаткам, заветы, бесчеловечно попранные вождями антирусской революции, тем не менее, живы в наших сердцах, как воспоминанья о чем-то очень дорогом и нужном, бесконечно близком, пусть даже невозвратном.

Чехов — это трогательная страница подлинно нашей культуры, нежной и изящной, которой мы справедливо гордимся, как драгоценным и неотъемлемым достоянием русского духа и русского народного гения.

В. К., Б. Б.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru  

Вернуться на главную страницу А.П. Чехова.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС