Чехов Антон Павлович

1860-1904

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

XPOHOC

ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ЭТНОНИМЫ

РЕЛИГИИ МИРА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Родственные проекты:

РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ

ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ

ПРАВИТЕЛИ МИРА

ВОЙНА 1812 ГОДА

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

СЛАВЯНСТВО

ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ

АПСУАРА

РУССКОЕ ПОЛЕ

Антон Павлович Чехов

Памятник А.П. Чехову в Камергерском пер. (Москва).

Осенью 1893 года я по литературным делам уехал в Москву. Шеллер-Михайлов просил меня, между прочим, переговорить с Сытиным об издании полного собрания его сочинений 953. В сущности, это было уже второе издание. Первое разошлось еще в 70-х годах  954. В Москве мне пришлось остановиться там, где останавливались все писатели по традиции, в «Лоскутной» гостинице, а номер мой пришелся как раз против номера, где остановился Чехов.

С Чеховым я знаком был уже несколько лет. Мы даже чувствовали друг к другу приязнь 955. Вообще он появился впервые в «Новом времени» под своей фамилией, а не под псевдонимом. В качестве рассказчика он сейчас же обратил на себя пристальное внимание всех литературных кругов.

Утром по делу Литературного фонда я был у Евгения Утина в тот день, когда в «Новом времени» взошла звезда Чехова.

— Обратите внимание, — вскричал Утин и стал вслух читать рассказ Чехова о священнике, который, придя в гости, украл бублик, так он был голоден, чтобы принести его домой детям 956, — как свежо. Чисто гоголевское дарование. А вот принеси такой рассказ моему уважаемому родственнику (Стасюлевичу) 957 в «Вестник Европы», пожалуй, не принял бы. У этого Суворина все-таки, надо заметить, большое литературное чутье — нашел Чехова!

Между прочим, о том, как нашел Суворин Чехова, рассказал мне как-то Сергей Атава, о котором я еще буду говорить в скором времени отдельно. По словам Атавы, он всегда увлекался рассказами начинающего писателя, пописывающего свои крохотные рассказики в «Петербургской газете» — А. Чехонте 958. Как-то вечером к нему приехал Маслов, сотрудник «Нового времени» 959 (офицер необыкновенного роста и грациозной тончавости). Атава стал нахваливать Чехонте, а Маслов от него отправился к Суворину, который по вечерам лежал у себя в кабинете на кушетке и выслушивал от сотрудников, посещавших его, разные новости и советы, что предпринять в «Новом времени», что писать, чтобы заинтересовать публику, и кого привлечь к сотрудничеству из новых сил. Суворин потребовал «Петербургскую газету», прочитал рассказ Чехонте и послал ему пригласительное письмо. Результатом такого косвенного влияния Атавы на Суворина и явился дебют Чехова.

Утин позвонил по телефону Урусову, Кони, Андреевскому и всем рекомендовал прочесть рассказ Чехова о голодном священнике. В один день упрочилась слава Чехова.

Ко мне приехали на другой день писатель Еорленко и Щеглов. Щеглов, оказалось, уже хорошо был знаком с Чеховым. Они уговорили меня поехать к новому писателю и поддержать его на первых порах. Для каждого начинающего писателя важно, чтобы старшие товарищи не относились к нему равнодушно. Горленко отстал на полдороге, а мы приехали к Чехову, который, оказалось, приехал из Москвы и остановился у Суворина. Ему была отведена особая комната. После обмена нашими впечатлениями и литературными мнениями по поводу текущего журнального момента Чехов признался нам, что в «Петербургской газете» он чувствует себя, по крайней мере до сих пор чувствовал, не одиноким, потому что был с опущенным забралом.

—           Когда пишешь под псевдонимом, который все считают за таковой, как-то не совестно. С позволения сказать, все равно, что под плотной маской раздеться донага и показаться перед публикой. Но извольте-ка раздеться и открыть лицо, да еще в газете с установившейся репутацией, как «Новое время»; по правде сказать, мурашки забегают. Но я сознательно стал писать в «Новом времени»: авось кто-нибудь поддержит меня в моем одиночестве. Суворин сам по себе очень хороший человек, и к тому же даже Буренин, которого все не прочь повесить на первой осине, писатель с большим литературным влиянием, похвалит он или обругает, в особенности если обругает — карьера писателя обеспечена 960. Худо, когда злой критик молчит о писателе, а когда он о нем звонит — в ноги ему надо кланяться.

Чехов несколько раз после того видался со мною, был у меня, у Шеллера, у Быкова. Стали все чаще и чаще появляться его рассказы.

— Услужите, — сказал он мне, — будьте товарищем, дайте какой-нибудь рассказ в «Новое время» 961.

Мне, разумеется, не было ни малейшей надобности и ни малейшей выгоды появляться в «Новом времени» после того, как я писал в «Отечественных записках» и в особенности в либеральном «Вестнике Европы», который всеми силами души ненавидел «Новое время». Вообще в «Новом времени», по крайней мере на первых порах, являлись: Салтыков, Тургенев 962 и другие тузы, а Стасюлевич не переваривал Суворина в особенности после фельетонов Буренина. Но мне ужасно не нравилось по временам, с какой тупой и естественной, впрочем, в кружках ненавистью говорили о своих партийных врагах либералы, в свою очередь, если к ним хорошенько присмотреться, весьма не отличавшиеся ни чистотою своих нравов, ни строгостью отношения к своим обязанностям и явно поддерживавшие интересы эксплуататоров, на вид чрезвычайно культурных, а тем не менее со стальными когтями. Эта либерально-чиновничья, адвокатская и банкирская среда благообразных и лицемерно улыбающихся хищников, поющих о страданиях простого народа, была противна нашему тогдашнему молодому поколению писателей, вышедших из-под крыла «Отечественных записок». Даже в этом журнале слово «либерал» не употребляли в ругательном смысле, а в кружке Стасюлевича, Утина, Спасовича, Андреевского малейший протест против либеральной лжи вменялся нам в вину. Читаешь, бывало, новую повесть в рукописи, ее хвалят, даже чересчур, и тут же сыплются со всех сторон замечания: «Только, пожалуйста, уберите ваши выходки против либералов. Пора нам сомкнуть ряды, эдак мы никогда не дождемся конституции, если будем выступать против свободы».

У них свобода и либерализм умышленно смешивались, и классовые про-тиворечия смазывались жалобами на правительственные прижимки, одинаково тягостные для всех.

Таким образом, когда случайно по знакомству с профессором Праховым я познакомился с музыкальным критиком «Нового времени» Ивановым и очутился на его литературном вечере, Суворин и Буренин уселись за ужином около меня и передали мне просьбу «моего приятеля», они так и назвали его, Чехова, дать хоть один рассказ для «Нового времени», который мог бы появиться вместе с его рассказом. Я постеснялся отказать им, а потом вспомнил либеральные прижимки, на которые пожаловался мне также и большой Салтыков, отвергнутый, между прочим, «Неделею» «страха ради иудейска» 963, и хотя принятый, но очень побледневший в «Вестнике Европы» 964.

Рассказ мой, который я отдал в «Новое время», назывался «Пожар».

— Да вас теперь съедят, — сказал мне с хохотом Чехов, приехавший ко мне и крепко пожимая мне руку, — тем более что рассказ... — тут он расхвалил его.

Да и Утин, также приехавший ко мне, только уже не с благодарностью, а с порицанием, отозвался о рассказе как о таком, за который Стасюлевич заплатил бы мне втрое больший гонорар, лишь бы он не появился в «Новом времени». Вскоре после этого я напечатал еще несколько рассказов в «Новом времени». Суворин обещал мне полную свободу писать, что хочу, ругать, кого хочу и что хочу, хотя бы самого Буренина. Но тем не менее я прекратил сотрудничество в этой газете, так как стал вчитываться в нее и убедился, что в самом деле кто чересчур увязнет в «Новом времени», тот должен «оставить надежду навсегда». К этому заключению пришел в конце концов и Чехов 965. И я, и он прекратили давать рассказы Суворину, и разница между нами была лишь в том, что Чехов начал в «Новом времени» свою литературную карьеру, а я уже пользовался крупным именем, когда спустился до этой газеты. Здесь не было литературной ошибки, но был, несомненно, политический проступок. Как бы я ни был критически настроен по отношению к либералам, все-таки к нововременцам у меня должно было быть другое отношение, и мне надо было по-прежнему сторониться от них. Справедливо упрекнул меня покойный Лемке на моем 50-летнем юбилее в клубе Государственного издательства в Е1етрограде в 1921 году, когда он, перечисляя в весьма повышенном тоне пройденные мною литературные этапы и восхваляя мои художественные произведения, отметил появление мое в «Новом времени» как нечто, лежащее пятном на мне 966. Кстати, он должен был бы присоединить к этому и появление моих рассказов и двух романов в «Русском вестнике» 967, который, хотя после смерти Каткова и принял более умеренный характер, все же принадлежал к тем органам, где я не должен был выступать с самыми безразличными художественными вещами, невзирая на лесть, с которой ко мне обращался новый редактор 968, сравнивая меня с Достоевским по силе таланта (мы, писатели, к сожалению, легко поддаемся на издательский фимиам).

В «Лоскутной» я первым делом зашел к Чехову.

За несколько лет, что я не видался с ним, он мало изменился, только лицо как-то стало землистее. Мы вместе сели за обед, и Чехов начал мне жаловаться на Суворина.

— Конечно, что и говорить, Суворин называется моим благодетелем, он вывел меня в свет, он издавал и издает мои книжки и платит все по четыреста рублей за томик, я, должно быть, получил уже от него тысяч сорок за эти годы. Но сколько нажил на мне Суворин? 969 Мне до сих пор трудно отскрестись от «Нового времени», это на мне на всю жизнь останется. Москва только разве поддержит, а в Петербурге какой-нибудь «Вестник Европы» отказался меня печатать. «В степи» пришлось отдать в «Северный вестник» 970, правда, хороший журнал, но подписчиков там мало, а хочется публики. Даже во «Всемирную иллюстрацию» я насилу пролез... 971

— Да нет, что вы! — вскричал я.

— Да, ведь только благодаря вашему содействию.

— Да вы забыли, должно быть, — повторил я, — в вашу честь редактор Быков даже пломбир необыкновенный закатил и гостей обидел, а все на вашу тарелку выложил. Нет, вы там были желанным, и гонорар большой заплатили.

— Нуда, но Стасюлевич так и не взял ни одной моей повести. Я особенно не убивался, но, кажется, я все-таки писатель. Я слыхал от Утина, что Стасюлевич из-за «сукина сына» клялся на всю свою жизнь не допускать меня на страницы своего журнала, а «сукин сын» только однажды и про-скользнул в «В степи» 972; да и как из песни выкинешь такое красочное выражение. Нет, я решил больше не издаваться у Суворина. Перекочевал я в «Русскую мысль», здесь ребята хорошие 973, как будто даже социализмом попахивают, так что я начинаю мечтать, что у нас лет через двести начнется коммунизм.

Чехов подшучивал обыкновенно над всем, и прежде всего над самим собою, шутил как-то кротко, но умно, что обыватели называют юмором и не всегда могут раскусить, в чем дело и в чем соль.

— Знаете, что я иногда думаю; хорошо бы нам, писателям-беллетристам, не участвовать совсем ни в каком журнале, чтобы быть независимыми. Отчего у нас никак не привьется книжная система? Вот светские писатели, как Апраксин и Голицын-Муравлин, те ухитрились все-таки создать себе имя, выпуская романы отдельными книгами. Правда, у них определенный круг читателей. Может быть, тогда у нас и деньги водиться будут, а то тяжело без денег сидеть. Издатель бахвалится, что он тебя создал, взрастил, взлелеял, накормил, одел, а на самом деле десятки нас от чахотки погибают, а издатель до ста лет доживает в благополучии. Я вообще заговорил о чахотке еще и потому, что у меня явные признаки этой проклятой немочи, полагаю, что мне больше десяти лет не прожить. Вы не спорьте, это для меня аксиома, хотел бы до того времени обзавестись хуторком, а еще приятнее было бы на берегу моря что-нибудь соорудить и так умереть, смотря, как в море лазурное погружается солнце пурпурное 974.

У Чехова в самом деле от времени до времени случались припадки каш-ля, но вообще он не производил впечатление больного. Так многие кашляли до 70 лет, что называется, скрипят и не умирают.

Одиночество Чехова часто разделяли молодые барышни, которые приходили к нему, сидели у него, что-нибудь вслух декламировали, большею частью филармонички, увлекали его на концерты. Он был любезным молодым человеком с той положительной складкой в обращении, какая обличает обыкновенно врача, изучающего мир сквозь реальные очки. Последнее обстоятельство не помешало Чехову, однако, написать, как раз во время нашего пребывания в «Лоскутной», почти мистический рассказ «Черный монах» 975.

— Вы мне как-то рассказали о каком-то адвокате, — признался мне Чехов, — который страдал тем, что мушволант 976 разрасталась по временам в целую призрачную тень. Никогда не следует делиться нам друг с другом своими замыслами; положим, у вас был не замысел, а факт в запасе, но видите, я из этого факта сочинил целое произведение. Я подложил под этот факт медицинскую теорию. Вообще меня крайне интересуют всякие уклоны так называемой души. Если бы я не сделался писателем, вероятно, из меня вышел бы психиатр, но, должно быть, второстепенный, а я психиатром предпочел бы стать первостепенным.

— Вы, Антон Павлович, — возразил присутствующий тут при этом Говоруха-Отрок, он же критик «Московских ведомостей», только что расхваливший в ряде фельетонов рассказы Короленко (между прочим, за то, что он, рисуя даже полицейских чинов, не лишает их человеческого образа), — вы ведь первоклассный писатель.

— Не очень-то меня считают первоклассным, а происходит от того, что этот первоклассный писатель, о котором вы свидетельствуете с такой само-отверженностью, весьма и весьма сомневается в своих силах и работает не столько потому, что работается, сколько потому, что надобно.

— А вот, — продолжал Говоруха-Отрок, — Шеллер-Михайлов, из дружбы к которому приехал хлопотать в Москву Иероним Иеронимович, такой писатель, которого следовало бы взять да положить на диван вместе со всеми его сочинениями, и пусть себе лежит так до второго пришествия. Или вот еще Потапенко. Когда читаешь его романы и повести, то так и кажется, будто кто-то сейчас разулся.

Не успел кончить злобный критик своих слов, как вошел сам Потапенко, который явился для того, чтобы пригласить Чехова и меня на вечер в отдельный кабинет к Тестову 977, куда он уже привлек Апраксина как знатока по части еды и, так сказать, прирожденного метрдотеля.

— Может быть, и вас можно было бы сопричислить, Юрий Николаевич? — обратился он к Говорухе-Отроку.

— Нет, уж я и так пришел к Чехову не без внутреннего трепета: а что, думаю, если не примет? Он только что сломал решетку в «Новом времени» и переселился в больницу «Русской мысли» 978, а на первых порах ужасно, как люди чисто плюют; да и повредить могу Чехову. Ясинский — тот уже обтерпелся, а что запоют Вукол Лавров и Гольцев да еще либеральнейший Муромцев, когда дойдут до них слухи или кто-нибудь напечатает в «Московском листке», что такие-то и такие-то знаменитейшие писатели, краса и гордость левой литературы, кутили у Тестова с мытарем и грешником из «Московских ведомостей»?

Говоруха-Отрок истерически рассмеялся стонущим, плачущим смехом.

У Тестова ужинали с нами еще сестра Чехова Мария Павловна, если не ошибаюсь в имени, и должен был быть Левитан, у которого были какие-то недоразумения с правом жительства в Москве.

Этакий удивительный русский художник 979, даже с симпатией к колокольному звону и к тихим обителям — и тот терпел в Москве в качестве еврея! 980 Кстати, вспомню о другом художнике — скульпторе Аронсоне, которому дозволялся приезд в Петербург на время выставки его произведений только на месяц, а писатель Шолом Аш совсем не допускался в Петербург, и когда кончился срок его, кажется, трехдневного пребывания (не помню, сколько дней полагалось для евреев оставаться в столице российского царства), спасался у меня на Черной речке, чтобы иметь возможность закончить свои литературные дела.

Вечер у Тестова прошел весело, но, по мнению Чехова, не по-московски, потому что мало было выпито. Первый признак литературной и всякой московской пирушки выражается в том, что лезут друг к другу целоваться, а иногда пробуют бороться, причем и порядочные люди напиваются, но, однако, не дерутся и не дебоширят, потому что у порядочных мало денег. Это не то, что какие-нибудь Морозовы, которые ворочают миллионами и считают себя вправе портить в ресторанах рояли, бить зеркала и рубить пальмовые деревья. Какой-то Тит Титыч выпорол даже знаменитого в Москве издателя уличной газетки и заплатил за это большие деньги. Еще кто-то несколько лет тому назад, когда издатель был еще просто редактором, он вымазал ему горчицей физиономию всего за 25 рублей.

Не помню, кто еще присоединился к нашей компании уже под конец; помню то, что он убеждал нас отправиться в игорный дом, в какой-то клуб, где играют богачи и где только что вошла в моду «железная дорога», или попросту «железка».

На следующий день Чехов поехал со мною взглянуть, что делается у Яра 981. Ночь была зверски морозная. У меня меховой шубы не было. У Чехова была русская шуба с высоким воротником. Я порядком озяб. Мы с Чеховым выпили бутылку теплого лафита 982. Румянец выступил на его лице, но от двух стаканов вина он стал как-то еще трезвее и делал остроумные характеристики проходившим мимо кутилам и завсегдатаям Яра. По неуловимым для меня признакам узнавал он, кто из них занимается торговлей, кто комиссионерством, кто темным делом.

— А вот этот, наверное, торгует живым товаром, — указал он на одного солидного барина с накрашенными усами и с чересчур черной бородой, увешанного золотыми цепочками и сверкающего бриллиантовыми пальцами.

— Послушай, — обратился он к лакею, подававшему нам ужин, — скажи, братец, кто это такой, не бандер?

— Так точно, — ухмыльнулся лакей, — а вы что же, забыли их обличье?

— Да я никогда и не видал его; куда нам, студентам, было знакомиться с такими важными птицами!

Бродившие по ресторану в ожидании добычи безработные певички, или цыганки с черно-алмазными глазами и в пестрых нарядах, вплоть до парчового сарафана, внезапно набросились на нас, обсели наш столик и заказали  себе несколько блюд. Лакей вопросительно посмотрел на меня и на Антона Павловича.

— Мы, — сухо проговорил Чехов, — денег не делаем, поищите себе других благодетелей, мы благодетельствуем только издателям, а не прекрасным девицам.

Это было сказано таким тоном и так решительно, что девицы нас сейчас же оставили в покое.

— Увидеть какого-нибудь Савву Ивановича или Нохим Борисовича, подражающего ему, как он рубит паркет, разувается и моет ноги шампанским, не всегда можно удостоиться. Это дело случая, хотя гораздо скорее можно напороться на такую сцену, чем встретить здесь добродетельную женщину... Да и к черту добродетель. Со временем о ней составится совсем иное представление.

В конце концов посетили мы и игорный дом. Невероятная скука охватила нас, как только мы вошли в пресловутый клуб и услышали шелест игральных карт. Я обратил внимание Чехова на физиономии игроков: каждый по- своему выражал присущую коммерческим душам жадность, но и это нас не очень развлекло.

Большею частью мы проводили время то у меня, когда приехала ко мне жена с обоими мальчиками, то в театре, то в номере у Чехова, где преобладала женская молодежь. Мне показалось, что Чехов как бы присматривается, на ком ему жениться.

Как-то зашел разговор о литературных меценатах.

— А что, если бы я попросил вас, Антон Павлович, исследовать почву в богатых купеческих домах, где вас, по слухам, усердно принимают, не нашлось ли бы издателя для Шеллера? Ему и нужно-то каких-нибудь всего тысяч пятнадцать-двадцать для первого издания.

Чехов набросился на меня:

— Не советую вам обращаться к меценатам. Это самый гнусный народ, и всегда вся скверна из него вылезает, станет бахвалиться, требует унизительного поклонения ему, чуть ли не чтения вслух по утрам, когда он лежит в постели, готовых повестей. Меценат потому покровительствует писателю, что хочет подняться над ним, купить его и распоряжаться даже его личностью. Я знаком с некоей Варварой Алексеевной, богатейшей купчихой, но я не взял, вот на столько, одолжения от нее. Она готова была найти мне невесту с приданым и даже хорошенькую, но я только рассмеялся. Довольно уже с меня и такого мецената, как Суворин.

— Ведь вы же с ним в дружбе, Антон Павлович!

— Да, и считаю его умнейшим циником, который со мною вдвоем становится искренним и хорошим человеком, но — все-таки тяжело. В его глазах я читаю, что без его помощи я не сделался бы Чеховым. Мне же стало с некоторых пор казаться, что некоторая доля морального воздействия на Суворина последнее время принадлежит мне, то есть он так или иначе и мне обязан. Конечно, он меня любит, и я также его люблю за его ум и любовь ко мне. Так уж устроена душа человеческая, что любовь порождает любовь. Ну, а все-таки, если человек начинает на тебе ездить верхом, приятнее отделаться от него в том смысле, чтобы он не ездил. Пускай любит, но не ездит.

Я завел наконец переговоры с Сытиным о сочинениях Михайлова.

— Так-то так, имя почтенное, — сказал мне Сытин, — но устарел для нашего времени. Вы сами знаете, что народился новый писатель, а издавать таких, как Михайлов, дело не мое, а, например, Глазунова. Глазунов все классиков издает; Михайлов, положим, не подошел к классикам, но вроде. Ранняя молодежь, может быть, еще будет его читать. А вот я бы что-нибудь вас попросил мне продать. Недавно «Наташку» вашу «Посредник» переиздал. Сколько вы с него получили?

— Я ничего не получил. «Посредник» 983 издал без моего разрешения.

— Вы можете с него теперь взять, что хотите.

— Что вы, я ничего не возьму. «Посредник» издает с благой целью!

— Я тоже с благой целью издаю, — возразил Сытин, — я у Никольских ворот начал 984. Меня Дорошевич (тогдашний популярный московский фельетонист) как малограмотного не раз надувал и, так сказать, обучал. Принесет что-нибудь из Пушкина, за свое выдаст, я и издам 985. За «Тараса Бульбу» еще заплатил ему двадцать пять, за дешевкой гнался, по правде сказать, и показалось интересным. Пришел квартальный в лавочку, я и похвастай: вот какой писатель выискался, далеко, говорю, пойдет, а он взял рукопись, про-читал, да и говорит: «В арестантское отделение угодит». За что, говорю? За то, говорит, что это Гоголя, а это Пушкина. Пришлось одно издание совсем уничтожить, а другое разобрать в типографии. Ну а рукописи на память оставил. Дорошевич теперь знаменитостью сделался. Только я как читаю его фельетон, все думается: откуда он это слямзил? Моя неграмотность заставила меня между тем за ум взяться, и я за свой счет стал заводить в деревнях школы просвещения. Я чуть не тысячу книгоношей воспитал так и разослал по всем концам; и, знаете, не ошибся, потому что чем больше затрачено было на просвещение, тем больше мне было дохода, так что я могу в настоящее

время ворочать уже и солидными предприятиями; может быть, газету осную, так что буду богат, потому что объявлениями можно запрудить всю Россию; того же Дорошевича возьму за жабры, так что и на вас, между прочим, надежда.

— А вот что, Иван Дмитриевич, — вспомнил я, — Чехов здесь, в Москве!

— Кто-то мне говорил об этом, — оживился Сытин, — пошлите-ка его ко мне, сварю я с ним пива. У меня в запасе есть несколько свободных тысяч, попробую и я. Суворин его здорово использовал, да авось на мою долю хоть немножко еще осталось.

В «Лоскутной» я передал Чехову предложение издателя, начинающего богатеть.

Чехов повеселел:

— Сказал, что есть несколько свободных тысяч? Как раз мне нужно тысяч семь на хуторок. Сплю и вижу. Кстати и земской медициной можно заняться в глуши. Как-никак, все же я врач. Иногда начинает под ложечкой сосать. Ну, спасибо за приятное известие.

На другой день утром я поехал за покупками по поручению жены. Стояли все такие же страшные морозы. Вдруг мои санки на Никольской улице чуть не сцепились со встречными санками, в которых сидел, высоко поднявши воротник своей русской шубы, Чехов. Он замахал мне рукой и весело закричал, хлопая себя по груди:

— А хуторок уже здесь! Я Сытина выдоил, он клялся, что последние деньги отдал, врет. Говорит, что не расположен больше ничего покупать, пока на мне не наживет: я, говорит, пробный шар пускаю. Сегодня вечером у вас чай пью, а завтра уезжаю совсем из Москвы! Еще раз — спасибо! 986

С тех пор лично я уже не встречался с Чеховым. Иногда мы переписывались. Кое-какие письма его были напечатаны мною по просьбе биографов Чехова, когда он умер 987. Одни письма хранятся еще у меня, а остальные автографы я подарил собирателям литературных документов Фидлеру, Юргенсону да еще Измайлову.

В одном письме Чехов, узнавши, что я купил на Черной речке кусочек земли и построил дом, спрашивает меня: «Завелись ли у вас уже собственные домовые?» 988 Он писал о своем хуторе и был доволен. Письма его дышали удовлетворением собственника.

— А чертовская вещь эта собственность, — писал он, — увязнешь в собственности, как муха в меду, и отделаться от нее не можешь.

Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. Том I. М., 2010, с. 478-488.

Примечания

953. Полное собрание сочинений в 15 т. А.К. Шеллера (Михайлова)  было издано в Петербурге в 1894—1895 гг.

954         См.: Михайлов А. Соч.: В 6 т. СПб.: А.И. Бортневский, 1873-1875.

955         В 1892 г. Ясинский опубликовал положительную рецензию на издания чеховских произведений начала 1890-х гг. См.: Труд. 1892. № 2. С. 478—479. Подп.: Максим Белинский; републикована в кн.: Чехов А.П. В сумерках. Очерки и рассказы. М., 1986. С. 373—377. Позднейшие рецензии Ясинского также обычно содержат высокую оценку Чехова. См.: Я. Чеховские «Мужики» // Биржевые ведомости. 1897. 2-е изд. № 119. 4 мая; Чуносов М. Новый рассказ: [Рец. на рассказ Чехова «Архиерей») // Почтальон. 1902. № 3. Май. С. 154.0 взаимоотношениях Чехова и Ясинского см.: Толстая Е. Мерцанье и бурленье: Чехов и декаденты в изображении И. Ясинского // Чеховский сборник. М., 1999. С. 34—57. См. также некролог, опубликованный Ясинским в журнале «Беседа» за 1904 г. Там Ясинский несколько неожиданно отнес Чехова к числу «счастливых» литераторов: «Деньги, слава, независимость, личная счастливая жизнь — все было у Чехова. <...> Смело можно сказать, что в старину и в наше время нельзя указать более счастливого русского писателя с такой цельной законченной литературной карьерой, которого окружало счастье в самом благородном и утонченном смысле этого слова <...>. Чехов, как в начале своей литературной деятельности, так и в конце, мог печататься в каком угодно лагере. <...> Поэт, даже не гениальный, обладает благородной силой сопротивления сторонним влияниям» (Литературная хроника. Умер Антон Чехов // Беседа. 1904. № 9. С. 943—944. Без подписи). О специфике восприятия Ясинским личности и творчества Чехова см.: Нымм Е. И.И. Ясинский о литературном статусе А.П. Чехова // Блоковский сборник XVII. Тарту, 2006. Вып. 17. С. 90-101.

Чехов общался и переписывался с Ясинским, но к его романам относился скептически. 9 апреля 1888 г. он писал А.Н. Плещееву, что Ясинский «обратился в поставщика балласта» (Чехов А.П. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1975. Т. 2. С. 230), а 3 апреля 1888 г. — А.С. Суворину, что «Ясинский непонятен (это или добросовестный мусорщик, или же умный пройдоха) <...>» (Там же. С. 230), о некоторых его произведениях малой формы Чехов отзывался положительно, см., например, в письме к А.С. Суворину от 13 февраля 1893 г.: «Есть два журнала теперь, которые весело читать: "Историч(еский) вестник" и "Книжки Недели". В первом интересны Дуров, Полторацкий, Жудра, статья про Сабинину, Ясинский и проч.» (Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1977. Т. 5. С. 172). Ср. также в письме Суворину от 26 июня 1894 г.: «"Дача на Черной речке" Ясинского очень милая вещь. <...> Щеглов теперь скажет, что Ясинский подражает ему, но куда Ясинский выше Щеглова» (Чехов А.П. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1977. Т. 5. С. 302).

956         Чехов дебютировал в «Новом времени» рассказом «Панихида» (1886. № 3581. 15 февр.). Однако речь, по-видимому, идет об одном из героев рассказа Чехова «Кошмар» (впервые — Новое время. 1886. № 2621. 29 марта) — священнике Якове Смирнове. Ср.: «Далее Кунин видел, как его гость взял из сухарницы один кренделек, откусил от него кусочек, потом повертел в руках и быстро сунул его себе в карман» (Чехов А.П. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. М., 1984. Т. 5. С. 62).

957         М.М. Стасюлевич был женат на сестре Утина Любови Исааковне.

958         В «Петербургской газете» Чехов начал сотрудничать в мае 1885 г.

959         А.Н. Маслов (псевд. Бежецкий) начал печататься в газете «Новое время» в 1877 г.

960         В.П. Буренин, литературный обозреватель «Нового времени», был автором хвалебной рецензии на сборник Чехова «В сумерках» (1887). Отзыв Буренина был написан спустя несколько месяцев после начала сотрудничества Чехова в «Новом времени». См.: Буренин В.П. Рассказы г. Чехова // Новое время. 1887. № 4157. 25 сент. (перепечатано в кн.: Чехов А.П. В сумерках. М., 1986. С. 274—286).

Ясинский в «Литературных воспоминаниях» писал: «Получил я огненное крещение и в ядовитой критической купели В.П. Буренина. Он посвятил мне несколько фельетонов и написал на меня несколько пародий. Не очень приятно было читать их. Но, положа руку на сердце, скажу, что большая половина его замечаний и насмешек были резонны и значительно способствовали осторожности, с какою я начал писать свои последующие повести» (с. 54 II тома данного издания).

961         Это заявление вызывает большие сомнения. Появление произведений Ясинского в газете Суворина «Новое время» удивило Чехова. В письме к Ал.П. Чехову от 15 февраля 1888 г. он писал: «М. Белинский сотрудник подходящий. Но <...> своим появлением в "Новом времени" он плюнул себе в лицо. Ни одна кошка во всем мире не издевалась так над мышью, как Буренин издевался над Ясинским, и... и что же? Всякому безобразию есть свое приличие, а посему на месте Ясинского я не показывал бы носа не только в "Нов[ое) время", но даже на Малую Итальянскую [где находилась редакция "Нового времени"]» (Чехов А.П. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: в 12 т. М., 1977. Т. 2. С. 203). Ср. его высказывание в письме к И.Л. Леонтьеву-Щеглову от 4 февраля 1888 г.: «Появление г. Ясинского в "Новом времени" — это большое литературное свинство. Он плюнул себе в лицо» (Там же. С. 188). Письмо, адресованное Щеглову-Леонтьеву, с некоторыми купюрами было опубликовано Ясинским уже в 1906 г. См.: Переписка Ант. Чехова // Беседа. 1906. Март. № 4. С. 14—18. В первой из приведенных цитат слово «свинство» Ясинский заменил на «недоразумение».

962         В «Новом времени» были опубликованы очерк М.Е. Салтыкова-Щедрина «Тяжелый год» (1876. № 112—114. 22—24 июня) и рассказ И.С. Тургенева «Сон» (1877. № 303—304. 1—2 янв). Обстоятельства появления этих публикаций в «Новом времени» описаны в книге Е.А. Динерштейна «А.С. Суворин: Человек, сделавший карьеру» (М„ 1998. С. 60-61, 210).

963         Иоанн 19: 38.

964         См. примеч. 444.

965         О взаимоотношениях Чехова и Суворина см.: Амфитеатров А.В. Антон Чехов и А.С. Суворин. Ответные мысли // Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. М„ 2004. Т. 1. С. 465—483; Измайлов А.А. Чехов. 1860— 1904. Жизнь. Личность. Творчество. М„ 1916. С. 232-280, 343-376, 396-475; Динерштейн Е.А. А.С. Суворин: Человек, сделавший карьеру. М., 1998. С. 243—267; Нымм Е. А.П. Чехов и А.С. Суворин: Дис. на соиск. ученой степени magister artium по русской литературе. Тарту, 1998.

966         В архиве Ясинского сохранилась афиша: «В воскресенье, 30 января в 4 ч. дня 1921 года Политуправление Балтийского флота и Петроградское отделение Государственного издательства устраивают чествование пятидесятилетия литературной деятельности Иеронима Иеронимовича Ясинского в помещении Дома Книги (Невский пр., 28). Вход для всех открытый» (ИРДИ. Ф. 352. Оп. 3. Ед. хр. 47). О юбилее см.: Новый путь (Рига). 1921. 8 февр.

В архиве Ясинского также сохранилась вырезка из журнала «Красный балтиец» (1921. № 1. С. 41—44) со статьей Ив. Егорова «Иер. Иер. Ясинский (к 50-летию литературной деятельности)»: «8-го января исполнилось пятьдесят лет литературной деятельности лектора Побалта и нашего сотрудника Иеронима Иеронимовича Ясинского. <...> Длинный путь пройден писателем, отразившим великие заветы русской литературы времен Салтыкова-Щедрина и Некрасова. Наука, эстетика, техника, общественность, литературная критика (он написал множество литературных этюдов под псевдонимом М. Чуносов) нашли отражение в творчестве т. Ясинского. Со времени Октябрьской революции он много работал в Петроградском Пролеткульте, Государственном издательстве и Военно-морском ведомстве. Среди военных моряков Иер. Иер. прочел несколько десятков блестящих лекций. Ныне он читает курс по истории революционного движения в России в Училище Комсостава флота, руководит литературным кружком в Учебном отряде подводного плавания и участвует в организационных работах Клубной секции Увмуза. Работает тов. Ясинский с живой энергией и энтузиазмом. Свою литературную деятельность юбиляр начал и развил в тесном литературном содружестве с корифеями нашей литературы: Салтыковым-Щедриным, Гончаровым, Некрасовым, Всеволодом Гаршиным, Полонским и Чеховым. Теперь в таком же тесном содружестве он продолжает ее с молодыми творцами новой культуры. Два раза в неделю писатель работает среди начинающих литераторов при 2-ом Городском районе. <...> В торжественные для писателя дни мы приветствуем его как члена Российской Коммунистической партии, как поэта и как деятеля просвещения в массах военных моряков. Он заслужил признательность революционного народа, во имя которого работает самоотверженно все три года пролетарской революции и достойно несет обязанности участника революционного авангарда — нашей славной Коммунистической партии» (РО ИРЛИ. Ф. 352. Оп. 3. Ед. хр. 9).

967         В «Русском вестнике» был опубликован роман Ясинского «Прекрасные уроды» (1900. № 1—6), а также его рассказы и очерки: «Дремайловский недород» (№ 1. С. 157-179); «Одинокая душа» (1898. № 1.С. 121-154); «Зеленый змий» (1899. № 1. С. 159-172); «Облака» (1899. № 10. С. 492-501); «Черная кучерь» (1899. № 11. С. 175-198); «Приказчики смерти» (1899. № 12. С. 557-562).

968         С 1896 г. журнал редактировал М.М. Катков.

969         Ср.: «Суворин издавал Чехова на следующих условиях: писатель оплачивал полностью затраты на издание и книготорговую скидку (обычно в 30%, в отдельных случаях до 40%), получая после продажи тиража издания всю оставшуюся после вычетов сумму. <...> Все книги печатались из расчета на несколько изданий <...>. Цену книги устанавливал Суворин. Автор был заинтересован в реализации каждого выпуска своей книги, так как лишь с переизданий получал доход. Однако повторные издания шли хуже первых, поскольку к моменту их реализации появлялся новый сборник писателя. Такая практика была более выгодна издательству, чем автору. К тому же магазины "Нового времени" не проявляли особого рвения в распространении книг Чехова» (Динерштейн Е.А. А.С. Суворин: Человек, сделавший карьеру. С. 253—254).

970         Название повести Чехова, напечатанной в журнале «Северный вестник», — «Степь» (1888. № 3). К сотрудничеству в «Северном вестнике» Чехова привлек А.Н. Плещеев.

971         В журнале «Всемирная иллюстрация» был напечатан только один рассказ Чехова — «В ссыпке» (1892. Т. XLVI1. № 20). Чехову не понравился способ анонсирования рассказа. См. его письмо к П.В. Быкову от 4 мая 1892 г.: «Иероним Иеронимович писал мне, что Вы близко стоите к редакции "Всемирной иллюстрации". Будьте добры, при случае передайте в редакции, что анонс, в котором она величает меня "высокоталантливый" и заглавие моего рассказа печатает буквами аршинного размера, — этот анонс произвел на меня самое неприятное впечатление. Это похоже на рекламу зубного врача или массажистки и во всяком случае неинтеллигентную» (Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1977. Т. 5. С. 59).

972         Речь идет о словах Егорушки Дымову: «Мерзавец! Сукин сын!» (Чехов А.П. Степь // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 18 т. М„ 1985. Т. 7. С. 58).

973         В 1890 г. у писателя с редакцией «Русской мысли» произошел конфликт. Чехов писал 10 апреля 1890 г. редактору «Русской мысли» В.М. Лаврову: «В мартовской книжке "Русской мысли" <...> я случайно прочел такую фразу: "Еще вчера даже жрецы беспринципного писания, как гг. Ясинский и Чехов, имена которых" и т.д. <...> На критики обыкновенно не отвечают, но в данном случае речь может быть не о критике, а просто о клевете <...>. Беспринципным писателем или, что одно и то же, прохвостом я никогда не был» (Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М„ 1976. Т. 4. С. 54—56). Отношения с редакцией были прерваны более чем на два года. В 1892—1894 гг. Чехов поместил несколько произведений в «Русской мысли».

974         Неточная цитата из стихотворения Некрасова «Размышления у парадного подъезда» (1858). У Некрасова: Созерцая, как солнце пурпурное Погружается в море лазурное.

975         Рассказ Чехова «Черный монах» был опубликован в № 1 журнала «Артист» за 1894 г.

976         Мушволант (Une mouche volante — фр.) — летающая муха, черная точка перед глазами.

977         Большой Патрикеевский трактир И.Я. Тестова, находившийся на углу Воскресенской и Театральной площадей (д. 1; не сохранился), славился русской кухней и цыганским хором.

978         По-видимому, намек на повесть Чехова «Палата № 6», опубликованную в журнале «Русская мысль» (1892. № 11).

979         О Левитане Ясинский в 1913 г. написал статью: Ясинский И. Левитан // Биржевые ведомости. Веч. вып. 1913. № 13784. 3 окт. П. Васильковский в статье, приуроченной к 40-летнему литературному юбилею Ясинского, высказал мнение о том, что его любительская живопись была близка манере Левитана: «...автор "Спящей красавицы" не только художник пера, но и художник кисти. Его прелестные этюды масляными красками, <...> могли бы сделать честь любому пейзажисту. Тонко прочувствованные и виртуозно написанные, они так близки по духу и исполнению Левитану, что многие принимают живопись И.И. Ясинского за живопись Левитана» (Васильковский П. Неувядаемый талант. К юбилею И.И. Ясинского // Светоч и дневник писателя. 1911. № 2. С. 100).

980         В 1891—1892 гг. из Москвы было выселено около 20 тыс. евреев, в том числе и Левитан. Через некоторое время благодаря хлопотам друзей и знакомых ему разрешили вернуться.

981         Яр — известный московский ресторан; открыт в 1826 г. на ул. Кузнецкий Мост французом Т. Яром. В 1830-х гг. филиал «Яра» был открыт в Петровском парке, на Петербургском шоссе, д. 32 (ныне Ленинградский пр., д. 32/2). Вскоре ресторан на Кузнецком Мосту был закрыт, и «Яром» стал называться бывший филиал. В «Яре» пели лучшие московские цыганские хоры. В 1950—1952 гг. здание перестроено для гостиницы «Советская» (ныне «Отель Советский»).

982         Лафит — красное бордосское вино.

983         «Посредник» — издательство, основанное в Петербурге в 1884 г. при содействии Л.Н. Толстого. В 1892 г. переведено в Москву. Основная цель «Посредника» — издание доступной для народа по цене художественной и нравоучительной литературы. Печатались книги в типографии И.Д. Сытина, взявшего на себя также и распространение изданий «Посредника».

984         Об издательской карьере И.Д. Сытина см.: Динерштейн Е.А. И.Д. Сытин. М., 1983. С. 6-27.

985         Дорошевич написал для издателей лубочной литературы следующие книги: Д-ч В.М. Кузнец Вакула или договор с дьяволом: Повесть из малороссийской жизни. М.: И.А. Морозов, 1884; Дорошкевич В.М. Тарас Бульба: Повесть из казачьей жизни запорожцев. М.: И.А. Морозов, 1884; Б. п. Страшный колдун, или Кровавое мщенье: Старинная повесть из казачьей жизни. М.: И.Д. Сытин, 1884 (по «Страшной мести» Гоголя).

986         Здесь Ясинский неточен. Имение Мелихово, которое мемуарист называет «хуторком», было куплено Чеховым в 1892 г., договор же с Сытиным заключен позже. Встреча Чехова с Сытиным состоялась 16 декабря 1893 г. Чехов продал Сытину право на издание сборника своих произведений за 2300 руб. (см.: Динерштейн Е.А. И.Д. Сытин. М., 1983. С. 119). В 1894 г. в издательстве И.Д. Сытина вышли «Повести и рассказы» Чехова.

987         См. письма Чехова к И. Щеглову (Леонтьеву), опубликованные Ясинским в № 1 «Исторического журнала для всех» за 1908 г.

988         Речь идет о письме Чехова Ясинскому от 8 ноября 1894 г.: «Впрочем, если Вы живете теперь в новом доме и наслаждаетесь по ночам криком собственных сверчков и таинственным шорохом собственных домовых, то Вас в Москву не скоро затянешь. Собственность — это канальская штука; затягивает в себя, как варенье муху» (Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. М., 1977. Т. 5. С. 334).

Вернуться на главную страницу А.П. Чехова.

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС